Неистовый Роланд. Песни I–XXV

1 Пою дам и рыцарей, пою брани и любовь,[1]

И придворное вежество, и отважные подвиги

Тех времен, когда мавры из заморской Африки

Столько зла обрушили на французский край,

Устремленные гневом и юным пылом

Аграманта, их короля,

Вставшего отмстить за Троянову смерть

Карлу, императору Римскому.

2 И на том я поведаю о Роланде[2]

Сказ, не сказыванный ни в повести, ни в песне:

Как герой, столь славный своею мудростью,

Неистов стал от любви, —

Если только та, от которой

У меня самого заступает ум за разум,

Мне оставит сил

Довести обещанное до края.

3 Благороднейший отпрыск Геркулеса,[3]

Светоч и украшение нашего века,

Снизойди, Ипполит,

К тому малому, что может и хочет смиренный твой слуга!

Отплатить за твои благотворения

Могут лишь слова мои и перо мое;

Не пеняй же, что дар мой необилен —

Сколь могу, столь дарю.

4 А меж доблестных героев, о которых моя хвала,[4]

Ты услышишь

И о том Руджьере,

В коем древний твой корень и славных твоих отцов.

Вышнюю его честь, громкие его подвиги

Ты услышишь, если склонишь ко мне слух

И дашь волю на миг возвышенным своим мыслям,

И вместишь меж ними и этот стих.

5 Роланд,[5]

Издавна влюбленный в прекрасную Анджелику,

И по Индии, Мидии, Татарии

В честь ее сеявший трофеи несметные и бессмертные,

Воротился с нею в пределы Запада,

Где у Пиренейских круч

С воинствами французскими и немецкими

Распростер свой стан император Карл,

6 Чтобы покарать за безумный пыл[6]

Марсилия-царя и Аграманта-царя —

Одного — за то, что ополчил он из Африки

Всех, кому под силу копье и меч,

Другого — за то, что возжег Испанию

К сокрушению престола французских владык.

Во-время приспешил Роланд,

Но невдолге привелось ему раскаяться, —

7 Ибо здесь не стало у него возлюбленной —

(Такова тщета всех умыслов людских!) —

Ибо та, за кого подвизался он мечом

От закатных берегов до восточных берегов,

Отторгнута от него

В родной земле, средь стольких друзей, —

Так повелел премудрый император,

Угасить желая грозящий пожар,

8 Ибо памятовал свежую распрю[7]

Меж Роландом и Ринальдом, двоюродным его,

Которые оба о дивной той красавице

Любовным желанием жглись в душе;

И Карл, противясь раздору,

Лучшим двум грозившему сподвижникам,

Отдал деву, бывшую тому причиною,

Под охрану седому баварскому Наиму,

9 Посуливши руку ее в награду

Тому из двоих, кто в решительном бою

Больше умертвит неверных

И знатнейшим подвигом прославит свой меч.

Но не так сбылось, как желалось:

В бег обращено было крещеное воинство,

Пленным стал баварский князь и его ближние,

И безлюден его княжий шатер.

10 А девица того шатра,

Не желавши стать добычею победившего,

Вскочила в седло и пустилась прочь,

Упреждая побегом поражение:

Верно, чуяла она, что сурова в тот день

Обернется судьба к Христовым верующим.

И вот въезжает она в лес, и на узкой тропе

Пешего она встречает рыцаря.

11 Вкованный в доспех, в шеломе над челом,[8]

С мечом при бедре, со щитом в руке,

Несся он по лесу легче и быстрей,

Чем бегун, налегке соревнуя за красный плащ.

Ах, ни самая робкая пастушка

Не отдернет так ногу перед едкой змеей,

Как рванула поводья Анджелика

Прочь от приближающегося пешего!

12 Это был Ринальд, удалой паладин,[9]

Сын Амона, владетель Монтальбана,

У которого только что скакун его Баярд

Вырвался из крепких рук по воле случая.

Издали,

С первого же взгляда на красавицу

Он признал в лице ее те божественные черты,

Чьими чарами был в любовных путах.

13 А красавица устремляется прочь,

А красавица мчит стремглав

Меж частых стволов, меж редких стволов,

Не разбирая доброго пути:

Бледная, трепещущая, вне себя,

Вверясь скакуну,

Кружит она круги по дикому лесу,

И вот перед нею открывается река.

14 А над тою рекою сарацин Феррагус, [10]

В кровавом поту, в битвенной пыли,

Искал от боевых забот

Отдыха и глотка воды.

Поневоле замедлил он на этом берегу:

В торопливой жажде

Уронил он в струю шишак

И напрасно его отыскивал.

15 С криком, во весь опор

Вынеслась на него перепуганная красавица;

Вскакивает Сарацин на крик,

Смотрит в ее лицо

И узнает

В бледной и смятенной от перепуга

Ту, о которой он так давно не слышал, —

Во всаднице этой — прекрасную Анджелику.

16 Он был рыцарь,

И сердцем горяч, как Ринальд и как Роланд:

Без шлема, как в шлеме

Рьяно он прянул на защиту девицы —

С мечом наголо, с криком на бегу

Против неоробелого Ринальда.

Не раз они видывали друг друга,

Не раз переведывались булатом!

17 Жестокая заварилась сеча:

Нога к ноге и клинок на клинок.

Не латам и не кольчуге —

Наковальне бы не в мочь такие удары.

Длится ратный труд один на один,

А меж тем скакун красавицы помнит свой путь:

Он, пинаемый пятами ее,

Мчит сидящую по лесам и лугам.

18 А когда утомились воители

Тщетно одолевать друг друга,

И ни этот над тем, ни тот над этим

Не явился искусней мечом в руках, —

То первый Ринальд из Монтальбана

К испанцу обратил свое слово,

Горя любовью,

Из-за коей места себе не чуял.

19 Он сказал: «Ты мне чаешь казни —

А со мною и себя ведь казнишь!

Если впрямь это юное солнце

Ясными лучами зажгло твое сердце, —

То к чему тебе со мною тратить время?

Убьешь ты меня или пленишь ты меня —

А красавица не станет твоею:

Мы здесь медлим, а она себе скачет.

20 Так не лучше ли, упрямый влюбленный,

Наперерез

Застичь ее, задержать ее,

Пока вовсе не скрылась она прочь?

А как станет она нашею —

Вот тогда и померяемся мечами:

Иначе, как мы ни силься,

Ничего нам не будет, кроме урона».

21 Басурман не отвергнул предложимого,

И спору пришел конец до поры:

Быстрое настало замирение,

Истребились вражда и гнев,

Да так, что нехристь

Не пустил Ринальда пешим от речной струи:

Убедил его он сесть за седло к себе,

И скорее вскачь вслед красавице.

22 Ах, хороши были старинные эти витязи!

Враги по вере, соперники по любви,

Еще томные всем телом

От боли боевых ударов,

А уж вот они оба с чистым сердцем

Мчат вдвоем по черным чащам и кривым тропам, —

И в четыре шпоры доспевает скакун

До распутья, где дорога раздваивается.

23 И вот, не зная,

По какому пути пустилась красавица,

Ибо на обоих

Одинаков был свежий след, —

Разошлись наудачу

Ринальд направо, сарацин налево.

И долго кружил Феррагус в лесу,

Покамест не пришел, откуда вышел.

24 Пришел он опять к реке,

Куда уронил свой шлем.

Что ж! хоть бы шлем

Из речной похитительной волны

Добыть, не добыв красавицу.

Вот он сходит в том месте на влажный берег —

Но так этот шлем ушел в песок,

Что не просто было его вызволить.

25 Обнаживши древесный сук,

Делает он длинный шест,

Пытает пучину, шарит по дну,

Не минует ни единого места,

Как вдруг

Средь упорных своих хлопот

Видит он: по пояс встает из воды

С пугающим ликом — витязь.

26 Весь в броне, но с открытой головой,

В правой длани держал он тот самый шлем —

Шлем, так долго

Исканный и не сысканный Феррагусом.

«Вероломец! обманщик! —

В гневе он гласит басурману, —

Ты давно мне обещал его, —

Что ж теперь жалеешь оставить?

27 Вспомни, нехристь:[11]

Как сразил ты Анджеликина брата —

(А это я!) —

То оружие мое бросив в реку,

Посулил ты мне бросить за ним и шлем.

За тебя мне это сделала судьба —

Так о чем твое горе?

Не о том ли, как ты неверен слову?

28 Если ж впрямь ты хочешь доброго шлема — [12]

То ищи иного и вздень со славою!

Один такой шлем — на паладине Роланде,

Другой — на Ринальде, еще того отменнее:

Это шлем Альмонта и это шлем Мамбрина —

Доблестью своею стяжай любой,

А сей, обещанный,

По-обещанному мне и оставь!»

29 Внезапен был призрак над водою —

Волосы зашевелились у сарацина,

Побледнело лицо,

Голос в гортани замер.

Аргалий —

Звался тот, кого он убил здесь когда-то;

И Аргалий его корил вероломством,

А он сгорал от стыда и гнева.

30 Cлыша правду[13]

И не чая себе оправданий,

Он не размыкал безответных губ,

Но стыд переламывал его сердце.

И поклялся он Ланфузою, матерью своей,

Что иного не надвинет он шлема,

Нежели который сорвал Роланд

С головы у горделивца Альмонта.

31 И он верен остался этой клятве —

Да, верней, чем прежней, данной Аргалию.

Недовольный едет он прочь,

Угрызаясь и терзаясь вседневно,

С единой целью —

Здесь иль там, но сыскать паладина Роланда.

А меж тем на другой дороге

Славного Ринальда ждали другие приключения.

32 Чуть прошел он, вдруг видит:

Впереди взвился буйный его скакун.

«Стой, мой Баярд, стой!

Худо мне без тебя!» —

Он кричит, но жеребец не слушает,

Быстрым бегом уносясь все дальше.

В ярости мчится за ним Ринальд —

А мы последуем за прекрасной Анджеликой.

33 Скакала Анджелика по чащам

Темным и страшным, безлюдным и диким;

Шелест листьев в ветках

Дубов, тополей и вязов

Внезапным страхом

Гнал ее на окольные тропы,

И всякая тень на всхолмье и во вздолье

Мнилась Ринальдом, мчащимся по пятам.

34 Так козочка, так юная лань[14]

Видит сквозь зелень родной рощи,

Как милую ее мать

Лютый барс, смяв, рвет, вгрызшись в горло, в грудь и в бок,

И летит она из сени в сень,

Трепеща тревогой и страхом,

И хищной пастью

Видится ей каждый задетый куст.

35 День и ночь и новое утро

Носилась Анджелика, не зная, где,

И опомнилась в ласковой дубраве,

Шелестящей под веющим зефиром,

А вокруг журчали два ручья,

Обновляя и лелея мураву,

Неспешными струйками меж круглых камешков

Сладкие разливая созвучия.

36 Здесь-то, полагая себя

В безопасной дали от Ринальда,

Рассудила она отдохнуть

От томящего пути и палящего лета,

И нисходит в цветы, и пускает в травы

От узды избавленного коня,

И он бродит над светлыми волнами,

Где свежею муравою пышны берега.

37 Видит она рядом купу шиповника

В цветущих ветвях и румяных розах

Над зеркалом чистой влаги,

Тенистыми дубами укрытую от полдня,

В глубине своей вместившую

Прохладный приют меж густых теней, —

Так свились там ветки и листья,

Что не мог проникнуть ни луч, ни взгляд.

38 Нежные травы

Там сплетались в ложе, маня вздохнуть, —

И красавица

Там садится, ложится, засыпает, —

Как вдруг

Звук копыт разрывает недолгий ее сон;

И, приподнявшись неслышно,

Видит она у реки рыцаря в латах.

39 Друг ли он? враг ли он?

Сердцем зыблясь меж надеждой и страхом,

Не дыша,

Ждет красавица, что с нею станется.

А рыцарь спускается к берегу,

На ладонь опускает голову,

В тяжкой думе

Недвижимый, как каменная скала.

40 Не час и не два

Скорбный рыцарь не подымал лица,

А потом

Голосом, перехваченным вздохами,

Томные изливает он сетованья.

От которых дрогнул бы камень и смягчился тигр.

Щеки его были, как два ручья,

Грудь — как Этна.

41 «Ах, жестокая дума, лед и пламень моей души

(Так сказал он), ты грызешь меня и точишь!

Что мне делать? Пришел я слишком поздно,

А другой доспешил уже до плода:

Я добился только слова, только взгляда,

А другой стяжал всю добычу.

Ни цветка, ни плода мне на долю, —

Отчего же все о ней крушится сердце?

42 Девушка подобна розе —[15]

В саду, на родимой ветке,

В беспечном, уединенном,

Безопасной от пастуха и стада:

Нежный ветер и роса рассвета

И земля и влага к ней благосклонны;

Только те, кто влюблены и любимы,

На груди и в кудрях ее лелеют;

43 Но едва сорвется

С зеленого стебля материнской ветви —

И красу, и прелесть, и славу пред людьми и богом —

Все она теряет.

Девушка, отдавши другому

Тот цветок, что лучше света и жизни, —

Уже ничто

Для иных сердец, о ней пылавших.

44 Для иных — ничто,

А единым, кому далась она, — любима?!

Ах, судьбина немилостивая и злая:

Другим — торжество, а мне — изнеможенье?

Мне ли она не милее всех,

Мне ли с ней расстаться, как с душою?

Лучше пусть иссякнет моя жизнь,

Если я не в праве любить прекрасную!»

45 Если спросите, кто он был,[16]

Проливавший эти слезы над рекою,

Я скажу вам — это был Сакрипант,

Царь Черкесский и труженик страсти;

И добавлю — только любовь

Есть виною его терзанья.

Он был в сонме влюбленных в Анджелику,

И теперь она его признала.

46 От восточного предела к закатному

Вела рыцаря его любовь.

Он услышал в Индии (с какою болью!),

Что она за Роландом ушла на запад;

И узнал во Франции: император

Наложил на красавицу запрет,

Чтоб сберечь ее лучшему поборнику

Франкских лилий против черных мавров.

47 Он пришел в королевский стан,

Он услышал о битве, плачевной Карлу,

Искал следов Анджелики,

И доселе не мог сыскать.

Новое это горе

Умножило его страстную муку,

И слова его стенаний могли бы

Тронуть солнце на небесной тропе.

48 И вот тут-то,

Между тем, как он сетует и страждет,

И очи его — жарких два потока,

И речи его нет нужды пересказывать, —

Своенравная его судьбина

Их доносит до слуха Анджелики.

Так в час, так в миг

Больше достигается, чем в тысячу лет!

49 Чутко ловила красавица

Слова и вздохи

Неизбывной его любви.

Не впервые она это слышала,

Но, тверда и холодна, как камень,

Не склонялась до жалости,

Гнушаясь всеми,

Никого не почитая ее достойным.

50 Лишь здесь, одна, в лесу —

В нем она увидела провожатого.

Ведь в воде по горло,

Лишь упрямец не закричит о помощи.

Упустив случай,

Где найти ей защитника надежнее?

Знала она давно и долго:

Всех любивших ей вернее был этот царь.

51 Впрочем, не о том она думала,

Чтоб из гложущих мук изнять влюбленного,

И былую боль

Вожделенною воздать ему радостью —

Нет: обманную выдумку сплетает она в уме —

Лишь столько внушить ему йадежды,

Чтобы нынче он послужил ей,

А там вновь она станет горда и тверда.

52 И вот из густых кустов,[17]

Прекрасная и нежданная,

Как на сцене

Диана или Венера из рощи или из грота,

Является она со словами:

«Мир тебе! Ниспошли тебя Всевышний

Быть защитником нашей чести;

А что ложно обо мне ты думал — забудь!»

53 Никогда так изумленно и радостно

Мать на сына не вскидывала глаз,

Оплакав его, как мертвого,

При вести, что не вернулся он с полком, —

Как изумленно, как радостно

Взвидел растерявшийся сарацин

Царский ее вид, нежную ее повадку

И поистине ангельское лицо.

54 Полный нежности и страсти, спешит он

К своей даме, к своей богине,

А она обвивает ему шею,

Как не стала бы, верно, в своем Катае.

Он при ней, и летит ее душа

В отчий край, в родные приюты,

И вновь в ней жива надежда

Воротиться в свой разубранный терем.

55 Поведывает она обо всем[18]

С того дня, как она его послала

Искать подмоги

У царя сериканов и набатеев;

И о том, как хранил ее Роланд

От гибели, от бессчастья и бесчестья;

И о том, что девический ее цвет

Так же свеж, как в первый день рождения.

56 Что ж, быть может, так оно и было —

Хоть и трудно в то поверить здравому толку;

Но все вмочь тому,

Кто метался и не в таких блужданиях.

Любовь зримое скрывает от зрения,

А незримое являет очам.

Сакрипант поверил:

В горькой доле чего ищешь, тому и веришь.

57 «Ежели Роланд Англантский[19]

Был столь прост, что упустил благовременье, —

Тем и хуже для него, ибо впредь

Уж не быть в судьбе столь щедрому зову

(Думал про себя Сакрипант).

Но я подражать ему не стану,

И того, что уступил он, не брошу,

Чтобы после о том не пожалеть.

58 Я сорву эту утреннюю розу,[20]

Чтобы от времени она не увяла —

Ибо знаю, что для женщины нет

Ничего иного желанней и слаще,

Даже ежели на ее лице

Ужас, и боль, и слезы:

Ни отпор, ни притворный гнев

Не помеха моему замыслу и делу».

59 Так сказал он, и уж был наготове

К страстному подступу, — как вдруг

Громкий шум из чащи поражает его слух,

Он с досадой оставляет предприятое,

Вскидывает шлем

(Рыцарь должен быть всечасно при оружии!),

Уздает коня, садится в седло

И хватает копье наперевес.

60 И вот на опушку въезжает всадник,

Вид у него удалой и гордый,

Плащ, как снег,

Над гребнем шлема — белый султан.

Сакрипант, в досаде,

Что пришлец перебил ему дорогу

К лучшей из услад,

Смотрит на него свысока и мрачно.

61 Всадник ближе; наш царь бросает вызов

В жажде ссадить его с седла;

Тот не хочет уступать ему ни на волос

И готов себя показать;

Обрывает его гордые угрозы,

Наставляет копье, шпорит коня;

Сакрипант срывается, как буря,

И они сшибаются лоб в лоб.

62 Ни львы, ни буйволы так

Не бросаются сшибиться и сцепиться,

Как те рыцари в бешеном их напоре,

Копьями друг другу прободая щиты.

Дрогнула от схватки земля

С травянистых низин до нагих вершин;

И кабы не отменные латы,

Ни один бы не вынес целой грудь.

63 Два коня, не кривя на скаку,

Ударились, как баран в барана;

Конь язычника рухнул мертв,

Хоть и добрым конем считался вживе;

Конь врага тоже пал, но встал,

Боками почуяв шпоры, —

А басурманский простерся на земле,

Всею тяжестью придавив хозяина.

64 А неведомый единоборец,

Стоя прям над соперником и конем,

Рассудил, что их спор доспорен,

И не стал обновлять борьбу —

В лес по прямой тропе

Удаляется он, отдав поводья,

И когда язычник вызволился из-под бремени,

Тот был уже за версту.

65 Как пахарь, оглушенный молнией,[21]

Лишь отгрянет гром,

Встает с борозды, куда его бросило

Рядом с его мертвыми волами,

И глядит на сосну, уже без гордой вершины,

Которой он так любовался издали, —

Так спешенный Сакрипант

Поднимается с земли пред Анджеликой.

66 Он вздыхает, он стонет, но не с того,

Что сломал себе ногу или вывихнул руку,

А единственно сгорая стыдом —

Не случалось ему так ни прежде, ни после!

Мало, что он упал, —

Из-под тяжести вызволяла его дама!

Он был без слов;

Но она воротила ему дар речи.

67 «Полно! — молвила она, — не поддайтесь горю!

Что упали вы — не ваша вина,

А коня, которому бы нужнее

Отдых и корм, чем ратные труды.

И соперник ваш не венчался слаэой,

А явил себя проигравшим бой,

Ибо видела я сама —

Первым он оставил поле брани».

68 Но меж этих ее утешений

Подъезжает к ним вскачь на тяжелой лошади,

Рог через плечо, сума на боку, —

Посыльный, утомленный и хмурый,

И поровнясь с Сакрипантом, вопрошает,

Не проехал ли в лесу

Рыцарь с белым щитом

И с белым перьем на гребне шлема?

69 Сакрипант в ответ: «Видишь сам —

Это он свалил меня и скрылся.

Объяви же мне его имя,

Чтоб я знал, от кого я пеш!»

А гонец: «На такой вопрос

Я не задержусь ответом —

Знай: выбила тебя из седла

Доблестная рука прекрасной дамы.

70 Громка ее удаль, громче того красота,[22]

Имя ее знаменито:

Это Брадаманта

Подсекла завоеванную тобою славу».

Так сказав, отпускает он поводья,

А нерадостный сарацин

Не знает, что сказать и что сделать,

И лицо его в пожаре стыда.

71 Тяжко и тщетно

Думает он, что же случилось,

И все видит: победила его женщина,

И чем дальше, тем ему больнее.

Молча, без слов

Взбирается он на Анджеликина коня,

А девицу сажает на круп —

Ждать до лучшего случая и места.

72 Не проехали они и часу,

Как слышат по окрестному лесу

Такой шум и треск,

Что как дрожью задрожала вся чаща;

И явился им могучий конь,

Раззолоченный, в пышном чепраке, —

Он несся вскачь через рвы и ручьи,

И круша стволы, пролагал себе дорогу.

73 «Если пыль и гуща ветвей

Не помеха моим очам, —

Говорит красавица, — то это Баярд

С треском ломит свой путь сквозь чащу.

Да, это Баярд —

Он понял, что мы в нужде

С одной лошадью, неладной для двоих,

И примчался сюда нас вызволить».

74 Черкес, сойдя, подступает к скакуну,

Простирает руку к узде —

Задними ногами тот бьет в ответ,

Переворотясь быстрее молнии;

Но копыта минуют цель —

Не то горе было бы витязю!

Такие копыта были у коня,

Что раздробили бы и медную гору.

75 А конь кротко бежит к красавице,[23]

По-человечьи смирен и повадлив,

Словно пес, что с трех дней разлуки

Скачет, радуясь у хозяйских ног, —

Баярд помнил,

Как в Альбракке он кормился из рук ее,

А она тогда любила Ринальда,

А Ринальд был глух и жесток.

76 Левою рукою берет она повод,

Правой треплет коню гриву и грудь,

И разумный конь

Повинуется ей, как агнец.

Сакрипант не теряет времени —

Он верхом, он взял Баярда в шпоры;

А красавица на своей лошади

Вновь из-за седла собралась в седло.

77 Но случайно оборотясь,

Видит она пешего исполина в гулких латах

И в гневном омерзении

В нем угадывает Амонова сына.

Больше жизни он ее любит и желает,

А она от него прочь, как журавль от сокола.

Прежде он ненавидел, она любила —

Ныне же они обменялись участью.

78 А виною тому были два источника,[24]

Источавшие влагу, по-разному волшебную:

Оба в Арденнах, оба друг близ друга,

Но один льет в душу любовное желанье,

А кто пьет из другого — избывает страсть,

И прежний его жар обращается в лед.

Ринальд пил из одного, и гнетет его любовь,

Анджелика из другого, и гонит ее ненависть.

79 Эта влага, этот тайный яд,

Любящего неволящий к ненависти

Омрачает ясные очи

Анджелики, завидевшей Ринальда, —

И дрожащим стоном, с плачевным ликом

Заклинает она Сакрипанта

Не ждать подступающего героя,

А бежать и спасти ее от плена.

80 «Неужели, — молвит черкешенин, — [25]

Неужели мне так мало веры,

Что я вовсе нехорош и негож

Оберечь вас от вашего гонителя?

Неужели у вас уже не в памяти

И Альбракка, и битвенная ночь,

Где один, без лат,

Был щитом я вам от толп Агрикана?»

81 Та молчит, не зная, как быть,

В страхе видя, что Ринальд уже на подступе

И уж издали грозит сарацину,

Потому что узнал под ним коня

И узнал тот ангельский лик,

От которого сердце его в пламени, —

Но что стало меж двумя гордецами,

Я скажу вам в следующей песне.