Неистовый Роланд. Песни I–XXV

1 Все земные твари

Или живут в мире и покое,

Или, если уж ссорятся и враждуют,

То мужской пол с женским — никогда.

Медведица с медведем безопасна в лесу,

Львица льва не боится в логове,

И волчица спокойно бродит с волком,

И корова со своим быком.

2 Какая же напасть, какая Мегера

Так переворотила людские души,

Что мы видим и слышим: мужья и жены

Бранят друг друга злою бранью,

Синяками и кровью метят лица,

Обливают слезами брачные ложа,

И кабы только слезами! —

Кровью не раз их пятнал слепой раздор.

3 Вот и говорю я: не просто зло, а грех

Против естества и против Господа —

Бить красавицу по щекам,

Терзать красавицу за волосы;

А уж кто ей хочет вынуть душу

Удавкой, ножом или зельем, —

Не поверю, чтоб он был человек:

Это черный дух в людском обличий!

4 Верно, таковы были и те

Два разбойника, что умыкнули девушку

В темную ту лощину,

Чтоб о ней уже никто и не слышал.

Отчего случилось такое горе, —

О том будет она теперь рассказывать

Рыцарю Ринальду, спасителю своему.

Здесь я их покинул, отселе и продолжаю.

5 Дама начинает: «Вот повесть[98]

Ужасов, страшнее и громче,

Чем в Микенах, Аргосе, Фивах,

Или где еще злей были злодейства.

Если светлое солнце в своем кругу

Дальше держится от нас, чем от южных стран, —

То не оттого ль, что мерзит ему глядеть

На наше безжалостное племя?

6 Люди беспощадны к врагам —

Это видано во все времена;

Но губить того, кто не жалеет сил и чувств

Для тебя же — это злейшее несчастье.

Чтобы лучше обнажить вам правду,

Почему эти люди, рассудку вопреки,

Рвались смять нерасцветшую мою жизнь, —

Расскажу я вам с самого начала.

7 Ведайте, добрый сударь: с юных лет[99]

Я была в услужении королевны,

С ней росла

И была при дворе в чести и милости.

Но жестокий Амор мне позавидовал —

И велел на мою беду,

Чтоб меж всеми юношами и рыцарями

Краше всех мне стал Альбанский герцог

8 Он являл мне такую любовь,

Что ответною дрогнуло мое сердце.

Мило нам слышать речи и видеть очи,

Трудно знать, что таится на душе.

Веря и любя,

Приняла я его на ложе,

Не подумав, что я была

В тайной той светлице королевны,

9 Где хранила она самое дорогое,

Где не раз почивала сама.

Вход туда был с балкона,

Балкон нависал над стеною,

Этот путь и указала я любовнику,

А веревочную лестницу

Я сама спускала ему с балкона

Всякий раз, как желала его к себе;

10 А бывало это так почасту,

Как была мне воля от королевны —

А она охотна была менять свои спальни,

От жары укрываясь или зимней стужи.

Как взбирался мой друг, никто не видел,

Потому что с той стороны

За дворцом были разваленные хижины,

Где никто не хаживал ни днем, ни ночью.

11 Много длилась дней и много месяцев

Наша тайная любовная игра;

Все сильнее была любовь,

Все внутри у меня горело,

И была я так слепа, что не видела,

Что любил он мало, а лгал много,

Хоть могла бы угадать его обманы

По тысяче самых верных признаков.

12 Но вот сам он вдруг сказал мне, что влюблен

В прекрасную Гиневру. Я не знаю,

Новая ли эта была любовь,

Или ко мне пришел он уже с раненым сердцем.

Но как он ни во что меня не ставил,

Но как знал он свою власть надо мною,

Что сам открылся и сам не устыдился

Просить о помощи — в такой любви!

13 Он сказал, что любовь его к принцессе —

Совсем не то, что ко мне,

А пылает он к ней лишь притворно,

Чтобы справить с ней законную свадьбу:

Будь на это ее согласие —

И король уж верно не станет спорить,

Потому что и родом и саном

Только короля он ниже.

14 Он меня уверил, что если я

Помогу ему стать королевским зятем, —

А вестимо, что никакой тщеславец

Выше этого не взмостится к королю, —

То он вспомнит меня на добром деле,

Не сотрет мою услугу из сердца

И пуще жены и всякой женщины

Вечно будет любить меня.

15 Я была на все для него готова,

Не хотела и не знала ни слова против,

Только я и видела света,

Когда что-то могла ему в угоду;

Каждый ловила я случай

О нем говорить и его выхвалять,

Все заботы мои были о том лишь,

Чтоб любовник мой полюбился Гиневре.

16 Всей силой и всей охотой,

Видит бог, я делала, что могла,

Но напрасно:

Не склонялась Гиневра к моему герцогу.

А все потому, что ее любовь

Всею думой и всею жаждой

Была в ясном милом рыцаре, который

Приплыл в наш край из заморских стран.

17 Из Италии к нашему двору

Он явился с юным своим братом,

И таким показал себя в оружии,

Что отважней никто не слыл в Британии.

А король от большой любви

Лучшие ему дарил

Замки, города и уделы,

Величая его вровень с большою знатью.

18 Таков был Ариодант,

Чудесами рыцарской доблести

Любезный королю, а пуще — королевне.

Но превыше того был он сам в нее влюблен:

Ни Везувий, ни Этна, ни Троя

Не пылали в небо стольким пламенем,

Сколько страстью радел Ариодант,

И Гиневре это было заведомо.

19 И с того, что она его любила

Искренне так и верно, —

Не желала она и слышать герцога,

Не было надежд в ее ответах.

Я ли за него не просила,

Я ли не молила ему о милости, —

Но она к нему делалась все хуже

И все круче и суровей говорила о нем.

20 Я не раз побуждала друга

Отрешиться от тщетных покушений, —

Нет надежды переломить душу,

Где крепка другая любовь.

Я показывала ему яснее дня,

Как она горит по Ариоданту,

И что всеми водами океана

Не залить ни искорки этого огня.

21 Много раз это слышав от меня,

Полинесс (так прозывался герцог)

Понял, наконец, и увидел,

Что любовь его на ложном пути.

Но в своей гордыне

Пред лицом предпочтенного соперника

Он не выветрил любви из сердца,

А оборотил ее в ненависть и месть.

22 Меж Гиневрою и ее влюбленным

Он затеял посеять

Рознь, раздор

И вражду, какой они не вынесут,

А Гиневру ввергнуть в такой позор,

Какового не избыть ни живой, ни мертвой.

Черным этим замыслом не делился он

Ни со мной и ни с кем, а таил про себя.

23 Так порешив, говорит он мне: «Далинда,

(Это я — Далинда), пойми меня:

Как, трижды и четырежды срубленное,

Снова дерево пускает побег,

Так злосчастное мое упорство

Хоть подрублено неуспехом,

Но не вырвано с корнем

И все тянется к цели своих желаний.

24 Не столько мне наслаждение,

Сколько дорога победа:

Непосильная въяве,

Она радует и в воображенье.

И прошу я тебя: когда Гиневра

Отойдет, раздетая, ко сну,

Ты меня встреть,

Одевшись ее одеждою,

25 Разубравшись ее уборами,

Уложивши кудри, как она,

Изощрившись стать ее подобием, —

И тогда явись на балконе с лестницею.

Я увижу мысленною мечтою

В платье — ту, что носила платье,

Обману себя сам

И, быть может, угашу мое желание».

26 Так сказал он. А я,

Вне себя и сама не своя,

Не сумев угадать в его мольбе

Очевидимого обмана,

В одеянье госпожи взошла на балкон,

Сбросила ему привычную лестницу,

А коварство угадала не ранее,

Чем обрушилась беда.

27 Случилось в ту пору герцогу

Собеседовать с Ариодантом

(А они были добрые друзья,

Пока их не развела Гиневра),

И сказал ему мой любовник: «Не странно ли —

Я тебя и чту и люблю

Предо всеми моими сверстными,

А в тебе не обретаю ответа?

28 Я ведь знаю, что тебе небезведома

Меж Гиневрою и мною долгая любовь,

И что я ее добиваюсь в жены

От господина моего, короля.

Отчего же ты мутишь нас? отчего

Тщетно на нее полагаешь сердце?

Видит бог, я не так бы тебя уважил,

Будь я в твоей доле, а ты в моей».

29 «А мне, — отвечал Ариодант, —

От тебя еще и более странно,

Ибо я ее любил много прежде,

Чем ты только ее увидел,

И я знаю, что тебе небезведомо,

Какова между нами горит любовь,

И как жаждет она мне стать женою,

Небезведомо и что тебя она не любит.

30 Отчего же ты мне сам не окажешь

Ради нашей дружбы

То, чего ты ждешь, и что я сделал бы,

Если б ты ей больше был, чем я?

Я ведь тоже жду ее в жены,

Хоть и нет у меня таких богатств,

И для короля я не меньше, чем ты,

А для королевны — и много больше».

31 «Ах, — сказал ему герцог, —

Как слепит тебя безумная любовь!

Ты говоришь — ты любим; и я

Говорю — я любим; посмотрим же на деле.

Открой мне все, что у тебя за душой,

И я открою тебе мои тайны;

Кто из нас увидит, что он — слабее,

Тот уступит и уйдет к другому поиску.

32 Если хочешь клятвы — поклянусь

Никому не сказать того, что скажешь;

Дай залог и ты,

Что мои слова останутся в скрытности!»

Так они согласились о присяге,

Положили ладони на Евангелие,

Поклялись молчать о том, что доверено,

И тогда заговорил Ариодант.

33 Он поведал по чести и по правде

Все, что было меж ним и Гиневрою,

Как она изустно и заручно

Поклялась не быть ни за кем другим, —

Если же король воспрекословит,

То навек остаться затворницею

И на всякое искательство

Отвечать: «нет».

34 И поведал, что он в надежде

Битвенною своею доблестью,

Явленною и явимою много крат

В славу, честь и благо царя и царства,

Так возвыситься в милости государя,

Что почтется от него достойным

Принять его дочь в супруги,

Как откроется, что он ей угоден.

35 «Вот рубеж мой, — сказал Ариодант, —

Кто иной на нем меня настигнет?

Большего мне не надобно,

Лучших знаков любви ее не ищу я,

Пока господь

Не сведет нас в законном браке.

Да иное бы желание и тщетно,

Ибо знаю: нет девиц ее целомудренней».

36 Когда молвил Ариодант по сущей правде,

Какой ждет он награды за труды,

То упорствуя Полинесс

Развести влюбленного с возлюбленною,

Начал так: «До моего рубежа

Далеко тебе: ты сам это скажешь

И, увидев, в чем завязь моего счастья,

Сам признаешь, что нет меня блаженней.

37 Лжет тебе Гиневра: не любит тебя, не ценит

И пасет лишь словами обещаний,

И сама мне говорит,

Что любовь твоя ей в потеху.

Для меня же залог ее приязни —

Не посулы и не обманы:

Под присягой я поведаю мою тайну,

Хоть и лучше бы ей быть скрытой.

38 Что ни месяц, то три или четыре

Или шесть или десять ночей

Я лежу нагой в ее объятиях,

Жар любви растворяя в сладострастье.

Суди сам, сравнить ли

Твою и мою усладу?

Уступи же и ищи себе другую,

Ибо нынче я тебя перевысил».

39 «Не желаю тебе верить, — ответил

Ариодант, — я знаю, ты лжейь,

Ты сам это измыслил

В устрашенье моему намеренью.

Но твой измысел — позорен даме,

Встань же к ответу за твои слова:

Ты — лжец,

И тебе я докажу, что вероломец».

40 Отвечает герцог: «Не пристало

Затевать нам бой:

Если хочешь —

О чем спор, я представлю тебе воочию».

Помутился Ариодант,

Хладный трепет проницает его кости,

И поверь он коварному вполне,

Жизнь по вздоху отлетела бы от тела.

41 С бледным лицом, с пронзенным сердцем,

С дрожью в горле, с горечью в устах

Он сказал: «Если дашь ты мне увидеть

Небывалое это дело —

Я клянусь сойти с следов ее,

Столь щедрой к тебе, столь скупой ко мне.

Но не жди, чтобы я поверил

Иначе, как собственному взору!» —

42 «Час придет — и я тебя вызову», —

Отвечает и уходит Полинесс.

А ночь или две спустя

Когда был уговор ему прийти ко мне,

Порешил герцог захлестнуть тайную свою сеть,

И пришел к сопернику,

И сказал: «Спрячься

Нынче ночью в тех безлюдных хижинах», —

43 И показал напротив

Привычного своего балкона.

Затревожился Ариодант,

Не затем ли его заманивают,

Чтоб в условном месте

Засадить засаду и отнять его жизнь,

Посулив обманно

Показать невозможное от Гиневры.

44 Он решил прийти,

Но прийти не слабей врага:

Случись засада —

Чтоб суметь отбиться от смерти.

Был у него брат, горячий и хитрый,

В битвах лучший меж всех, кто при дворе,

Звали его Лурканий,

И в спутниках был надежней десятерых.

45 Ариодант его кличет, и велит ему быть

С мечом, и ведет с собою,

Но тайны своей не открывает

И ввек не открыл бы ни ему и никому.

Он ставит его от себя в перебросе камня:

«Услышишь крик — беги ко мне, —

Говорит он, — но пока не слышно крика,

Ежели ты любишь меня — ни с места». —

46 «Ступай, не тревожься», — отвечает брат;

И вот во тьме

Идет и укрывается Ариодант

В пустой хижине против тайного балкона.

А с другой стороны уже спешит злой лжец,

Радуясь опозорить Гиневру,

И условный подает меж нами знак

Мне, не чающей этого обмана.

47 В белом платье,

В золотом поясе вкруг стана,

В золотой фате,

Алыми расшитой цветами

(У одной Гиневры такой наряд) —

Заслышав знак,

Выступила я на балкон,

Видная и спереди и сбоку.

48 А Лурканий,

В тревоге ли за участь брата,

В общем ли человеческом желании

Досмотреть, что приключается с ближним,

Тихо тронулся вслед за ним,

В темной улице держась темных мест,

И прокравшись, укрылся в той же хижине,

В десяти от него шагах.

49 Всего этого я не зная,

В сказанном наряде вышла на балкон,

Как не раз и не два

В добрый час выходила навстречу другу.

Платье мое светлелось при луне,

Видом и осанкою

Я довольно сходствовала с Гиневрой,

И принять нас друг за друга было просто.

50 А еще и расстояли не на мало

Тот балкон и те глухие хижины,

Где в тени таились двое братьев, —

И легко внушил обманщик сопернику

Свою ложь.

Представьте же, добрый рыцарь,

Весь ужас Ариоданта, всю муку!

А герцог идет, и лестница ему спущена,

И он подтягивается и вскидывается на балкон.

51 Я встречаю его и обнимаю —

Ведь не знала я, что за мною следят!

Я целую его в лицо и в губы,

Как всегда, когда он со мной;

Он ласкает в ответ, и еще живей,

Чем всегда, это тоже для обмана.

А тот, другой, зритель злого зрелища,

Страждет поодаль и видит все.

52 Таково его горе,

Что он рвется тотчас умереть.

Он вонзает меч рукоятью в землю,

Чтобы сердцем броситься на острие;

Но Лурканий, глядевший с изумлением,

Как взбирался любовник на балкон,

Но не знавший, кто он, —

Замечает беду, бросается к брату

53 И своей рукою

Бешеного спасает от удара в грудь:

Мигом позже или шагом дальше

Он бы не поспел и он бы не помог.

«Брат, несчастный! брат, безумный! —

Он кричит, — до того ли ты сбрел с ума,

Что загубишь себя за женщину?

Всем бы им сгинуть, как тучам в ветре!

54 Если смерть — поделом, то ей, а не тебе;

А себе дождись случая достойнее!

Было тебе любить ее до обмана,

А теперь твое дело — ненавидеть:

Не своими ли ты видел глазами,

Какая и что она за шлюха!

Сбереги свой меч не на себя,

А на уличенье зла пред царским взором!»

55 Увидев себя застигнутым,

Оставляет попытку Ариодант,

Но воля, подвигнувшая его к смерти,

Не уходит из его души.

Он встает, с пронзенным и растерзанным

От безмерного горя сердцем,

Но притворно уверяет брата,

Будто бешеный жар уже погас.

56 Но на следующее утро,

Не сказавши слова ни брату и никому,

Он покинул двор путем отчаяния,

И никто ничего о нем не знал:

Кроме брата и герцога, никто

Не угадывал, что его встревожило,

И при короле, и по всей Шотландии

Разные о нем ходили толки.

57 А на восьмой или девятый день

Ко двору предстал пред Гиневру странник

С недоброй вестью,

Что Ариодант в морской пучине

Принял вольную смерть:

Не борей и не левант его обрушил,

А сам он с приморского утеса

Ринулся головою вниз

58 «А пред этим, — поведал странник, —

Повстречав в пути нечаянного меня,

Он велел мне: «Следуй за мной

И поведай мою участь Гиневре,

И скажи: всему, что ты увидишь,

Единая была причина —

Что сам я слишком многое видел.

Ах, век бы мне лучше быть незрячим!»

59 Были мы на нижнем мысу,

Что глядит в ирландское море;

Он стоял на гребне утеса,

И с этими самыми словами,

Видел я, как пал он в море головой, —

И на этом поспешил к тебе с вестью».

Пораженная, искаженная,

Слушала его Гиневра, едва жива.

60 Боже правый, что она молвила и делала,

Как осталась одна на верном ложе!

Била в грудь, рвала одеянье,

Терзала золотые кудри

И все твердила

Последние слова Ариоданта,

Что причина злой и горькой его гибели —

В том, что слишком многое он видел.

61 Разбегается молва:

Лучший рыцарь казнил себя от горя!

Не просыхают очи

Ни у короля, ни у рыцарей, ни у дам;

Но более всех терзается Лурканий,

И в такой он страсти,

Что готов, как брат,

На себя наложить смертную руку.

62 Вновь и вновь твердит он,

Что Гиневра была брату губительницею,

Что лишь взвидевши ее вероломство,

Тот рванулся в смерть, —

И в такой слепоте он жаждет мести,

Так гнетут его боль и гнев,

Что ему — ничто

И немилость и ненависть царя и царства.

63 Он пришел к государю

В час, когда пред ним был в сборе весь двор,

И сказал: «Государь, узнайте,

Кто свел брата с ума и ввел в погибель:

Это ваша дочь — она одна,

Изъявивши свое нецеломудрие,

Такой болью пронзила его сердце,

Что ему милее стала смерть, чем жизнь.

64 Он любил ее, говорю об этом вслух,

Ибо благороден был его помысел:

Был он в надежде заслужить ее в жены

Доблестью пред вами и верностью.

Но меж тем, как лишь издали вдыхал он аромат,

Он увидел: на хранимое дерево

Взлез другой

И похитил плод, желанный и сладкий».

65 И повел он повесть,

Как увидел он Гиневру на балконе,

И спустила она лестницу, и взошел

К ней любовник, а кто — ему не ведомо,

Ибо тот, чтоб не дать себя узнать,

Сменил платье и скрыл свои волосы.

А что сказанное — не ложь,

Он готов подтвердить оружием.

66 Ах, сударь, представьте себе муки отца

При этом обвинении дочери!

Он слышит о ней такое, о чем

Никогда не думал, и не может опомниться,

И он видит, что принужден

(Ежели не явится защитник

Мечом обличить Луркания во лжи)

Осудить ее и казнить ее смертью.

67 Господин мой, вам уже не новость,

Что закон наш обрекает на казнь

Всякую девицу и даму,

Что не своему далась супругу.

Через месяц уличенную ждет смерть,

Если за нее не встанет поборник,

Сильный доказать лжеобвинителю,

Что она невинна и достойна жить.

68 Чтобы вызволить неправо обвиненную,

Велит король огласить,

Что он выдаст ее, и с большим приданым,

За того, кто с ее имени смоет позор.

Но не слышно пока о таком поборнике,

Все кивают один на другого,

Потому что так силен в оружии

Был Лурканий, что всякому страшно.

69 Не по-доброму рассудила судьба,

Чтоб Зербин, королевнин брат,

Был не здесь, а в рыцарском странствии,

Где он кажет себя славными подвигами.

Будь он ближе, юный удалец,

И доспей к нему тревожная новость,

Он не минул бы на помощь сестре.

70 Но король, взыскуя узнать

Не единым оружным испытанием,

Правда в обвиненье или ложь,

Достойна дочь казни или нет,

Приказал схватить ее служительниц,

Должных знать, что было и чего не было.

И понятно стало: как возьмут и меня —

Худо будет и мне, и герцогу.

71 В ту же ночь я прокралась из дворца

Прямо к герцогу

И открыла, как опасно нам обоим,

Ежели возьмут и меня.

Он сказал «спасибо», он сказал «не бойся»,

И присоветовал

Мне укрыться в ближнем своем замке,

И послал со мной двух своих людей.

72 Теперь вы слышали, сударь,

Доказала ли я любовь мою к Полинессу,

Теперь видите въяве,

Заслужила я его приязнь или нет.

Послушайте ж, как отслужена услуга,

Посудите, можно ли за такую любовь

Женщине чаять быть любимой?

73 Вероломный, неблагодарный, подлый,

Он посмел не верить моей верности,

Испугался, что наконец

Я открою лисьи его хитрости,

Притворился, будто он хочет

Удалить и скрыть меня в своем замке,

Пока минет в короле гнев и ярость, —

А сам меня отправил на прямую смерть:

74 Провожатым моим тайно велел он,

Заведя меня в эту дебрь,

За всю верность мою меня зарезать, —

И так бы оно и сделалось,

Не явись сюда ты на мой крик.

О Амор, вот награда твоим искренним!»

Так Далинда рассказывала рыцарю,

Между тем как кони их шли да шли.

75 А Ринальду радостью из радостей

Было встретить такую спутницу,

От которой он услышал всю повесть

О невинности прекрасной Гиневры.

Он и прежде, он и не уверенный

В чистоте ее, шел ее спасти,

А теперь пылал еще отважней,

Видя въяве, что наговоры — клевета.

76 Ко граду святого Андрея,[100]

Где король и королевский дом,

И где было быть единоборству

За честь дочери того короля,

Поспешил Ринальд всею спешью,

И уже недолог оставался переход,

Как на крайнем привале

Он узнал от щитоносца новые новости:

77 Объявился на защиту Гиневры

Никому не ведомый рыцарь,

Пришелец, с незнакомым гербом,

Всегда под стальным забралом —

И с самого его явленья

Никто его не видел в лицо:

Даже собственный его щитоносец

Клялся, что не знает, кто он такой.

78 Вот немного они проехали и доехали

До столичных стен и ворот;

Дальше страшно стало Далинде,

Но при ней опорою был Ринальд.

Оказались ворота на запоре;

«В чем дело?» — кричит Ринальд,

А ему отвечают: весь народ

Побежал смотреть на поединок

79 Меж Лурканием и неведомым рыцарем

На другом городском конце,

Где есть луг просторный и ровный,

Где они уже затевают бой.

Отворяют ворота монтальбанскому витязю

И тотчас запирают за его спиною.

Вот едет Ринальд по пустому городу,

А Далинду оставляет в гостинице

80 И наказывает ей сидеть и ждать,

Очень скоро он к ней вернется.

А покуда он скачет к битвенному полю,

Где разит и отражает всадник всадника,

И ратной распре не видать конца:

Всей злобою сердца стоит Лурканий

Против королевны, — и так же тверд,

За нее поборая, его соперник.

81 А на страже стоят стеной

Шесть рыцарей, пеших и в броне,

А над ними, верхом, альбанский герцог

На могучем коне первейших кровей.

Как начальный воевода,

Надзирал он над городом и станом,

И смотрел на Гиневрину беду,

Вскинув лоб и ликуя сердцем.

82 Ринальд на лихом Баярде

Прорезается меж людом и людом;

Слыша бурю его явленья,

Все спешат распахнуть ему дорогу:

Он воочию превосходней всех,

В нем сияет цвет рыцарственной удали.

Вот он встал перед царским местом,

И все прихлынули слышать его слова.

83 Он сказал: «Благородный государь,

Прерви бой!

Знай: кто бы из двух ни пал,

Ты его погубишь безвинно.

Один хочет правды, но не видит,

Молвит ложь и не ведает, что ложь:

Под одним и тем же обманом

Брат его погиб, а сам он встал губить.

84 А другой и не знает, правда с ним или нет, —

Из единого веледушия

Он готов на смерть,

Чтоб такой красоте спастись от смерти.

Я пришел с избавленьем для невинности

И с расправой для низкого коварства —

Но сначала во имя Господа,

Разними сраженье, а после выслушай меня!»

85 Важность и достоинство,

Зримые в властном облике Ринальда,

Внушили королю

Подать слово и знак к пресеченью боя.

И тогда пред королем и баронами

И многим рыцарством и несчетным народом

Раскрывает Ринальд всю кознь,

На Гиневру замышленную Полинессом,

86 Вызывается доказать

Правду слов своих бранной сталью, —

Полинесс принимает вызов

И выходит с сумрачным лицом

Но вину отрицая последней наглостью.

«Поглядим!» — говорит Ринальд.

Оба в седлах, поле открыто,

Без помехи зачинается бой.

87 О, как жаждет король и с ним народ,

Чтоб Гиневра предстала невинною!

Вес надежды — что Божий суд

Обнаружит мнимость ее позора.

Слыл Полинесс злым, надменным, скаредным,

Вероломным, неправосудным,

И не в диво было никому,

Что такие им ковались ковы.

88 Стоит Полинесс —

Мрачен вид, бледен лик, трепет в сердце;

С третьей трубой

Вздымает он копье наперевес.

Мчит Ринальд, чтоб кончить одним ударом,

Метит в грудь, чтоб копье прошло насквозь.

По желанному был исход —

Вбилось в грудь копье до полкопья.

89 Вздетого на древко швыряет он наземь —

На шесть локтей в сторону от коня.

Соскакивает Ринальд и срывает с него шлем,

Не давая ему встать и опомниться.

Не в силах биться,

Тот покорно просит пощады

И вслух пред королем и пред всем двором

Кается в обмане, за который погиб.

90 Он не кончил: на полуслове

Оставляют его и голос и вздох.

А король, чья дочь

Вызволена из смерти и недоброй славы,

Утешается, радуется, ликует

Больше, чем если бы

Потерял и вернул себе корону, —

И за это Ринальду — особенная честь.

91 А когда Ринальд снял шишак,

И увидел король знакомое лицо —

Вскинув руки, он благодарит

Небеса за такого вспомогателя.

Между тем другой паладин,

В трудный час представший за Гиневру

И принявший оружный бой,

Стоит в стороне и глядит на все.

92 Просит его король

Открыть имя или хоть лицо,

Чтобы тоже принять награду

По достоинству его доброго помысла.

После долгих просьб вот и он снимает шлем,

И видят все

То, о чем скажу я в другой песне,

Если вам благоугодно послушать.