Немного скандала

Глава 11

Тишину комнаты время от времени нарушал только звон чашки, передвигаемой на блюдце, да шорох газеты, когда отец переворачивал страницу. Воздух наполнял чудесный аромат свежевыпеченных булочек со смородиной, щедро политых растопленным маслом. На буфете стояли подносы с яйцами, ветчиной и копченой рыбой. Появлялись лакеи, чтобы унести тарелку или предложить еще кофе; если бы не они, единственным постоянным звуковым фоном было бы щебетанье птиц за окнами.

Порядок был заведен раз и навсегда. Ее отец любил читать газету без помех, но в это утро Эмилия решилась ему помешать. Они с отцом, как двое чужих под одной крышей. Он, похоже, не имел ни малейшего желания стать ей ближе. Может быть, ей стоит попробовать самой? До сего дня ей не приходило в голову, что у нее есть на это право. Однако почему бы нет?

Обычно комната для завтрака, с ее обитыми шелком стенами, в лимонно-желтую и кремовую полоску, натертым до блеска полом и окнами в сад, приводила Эмилию в восхищение. Залитое солнцем пространство за окнами должно было бы поднять ей настроение — только не сегодня!

— Я получаю любовные письма, — объявила она, помешивая ложечкой шоколад, который предпочитала пить вместо кофе.

Даже в этот ранний час на отце красовался завязанный прихотливым узлом галстук: темно-желтого цвета, украшенный крошечными перламутровыми пуговицами, ярко выделялся на фоне темно-коричневого, лично подогнанного по фигуре сюртука. Выдержав заметную паузу, демонстрирующую раздражение, он наконец взглянул на дочь с умеренным интересом:

— Вот как?

— Уже три письма, — сообщила она. — Поразительно подробных. Можно даже сказать… страстных.

И это было еще мягко сказано. Казалось, читать их — все равно что подглядывать. Но для Эмилии эти письма были словно окно в жизнь незнакомой молодой женщины, постигающей первые уроки истинной страсти.

«…мне приходит в голову, что мы преступно небрежны к тому священному месту, где вы впервые овладели мною. Я помню тепло солнечных лучей, томительное ощущение моих собственных волос, рассыпавшихся на траве, ощущение вас, когда это произошло. Боль, потом наслаждение… Я не знала. Полагаю, мать рассказала бы кое-что накануне моей первой брачной ночи, но все, что я понимала, — это взгляд ваших глаз, ваши прикосновения и то, как сильно я вас хотела».

Отец опустил газету.

— От кого?

— Я не знаю, кто их посылает. Правда.

— Они без подписи? — Он взял чашку кофе и поднес к губам.

— Нет, они подписаны. Но я не знаю, кто посылает их мне.

Брови отца сошлись на переносице.

— Какого чер… То есть что это значит? Если там есть подпись, Эмилия, вы должны знать, кто их вам присылает.

— Они подписаны Анной Сент-Джеймс, которая написала их много лет назад.

— Сент-Джеймс! — Чашка опустилась на блюдце, звякнув с такой силой, что Эмилия даже удивилась, как оно не треснуло. — Что?

Он почти кричал, и на шум прибежал лакей, но отец отослал его прочь взмахом руки.

— Я бы предпочел, чтобы ты в моем присутствии не упоминала имени этой шлюхи, — сухо заявил он.

Нежные, хоть и шокирующие фразы, написанные плавным женским почерком, никак не вязались у Эмилии со словом «шлюха». Но, судя по выражению на отцовском лице, спорить было бесполезно.

— Я просто подумала — может быть, вы знаете, кто бы мог послать мне эти письма?

— Воображаю — какой-то любитель грязных шуток, — сурово отрезал отец.

— Мне бы хотелось знать, что тогда произошло.

Бросив салфетку на стол, отец вскочил на ноги.

— Нет. Не твое дело. Грязная история, и ни к чему вспоминать.

В лучах утреннего солнца его лицо казалось холодным и отчужденным.

— Многие мужчины заводят любовниц. — Эмилия выдержала его суровый взгляд, не желая отступать. — Понимаю, что они, как правило, не являются дочерьми герцогов. Анна многим пожертвовала во имя любви.

— Меня вряд ли может порадовать слово «любовница», произнесенное моей собственной дочерью. Кроме того, вижу, что ты воспринимаешь эту историю в романтическом свете. Выбрось из головы.

Сухие, жестокие слова приводили ее в раздражение.

Анна вставала перед ней как живая, через мысли и чувства, которые она доверила бумаге.

— Простите меня, я вовсе не хочу доставить вам удовольствие или, напротив, разочаровать вас. Но это касается нашей семьи, значит, меня тоже. И я уже не ребенок, — напомнила Эмилия, вызывая в своем предательском воображении жар и восторг поцелуя Алекса Сент-Джеймса. — Я достаточно созрела для замужества, следовательно, готова понять, как устроено наше общество. Мужские привилегии — это вовсе не секрет.

— А зря, — процедил он, но она тем не менее расслышала.

— Почему?

Он заговорил громче:

— Секрет или не секрет, но есть вещи, о которых леди не говорят.

— Вроде того, зачем мой дед соблазнил невинную девушку?

Наверное, ей не стоило заходить столь далеко. Лицо отца приобрело странный красноватый оттенок. С видимым усилием он взял себя в руки и спокойно поинтересовался:

— Кто тебе это рассказал?

Она не собиралась впутывать сюда Алекса, поэтому просто покачала головой:

— Не важно. Так это правда?

— Если это София наболтала тебе…

— Разумеется, нет, — поспешила заверить его Эмилия. Тетя София была несколько необычной, и все же она очень ответственно подходила к своей роли опекунши.

По крайней, мере отец, похоже, решил, что она не лжет.

— Эмилия, это случилось десятки лет назад. Лучше всего забыть эту историю, и это мое последнее слово на данную тему. Сожги письма и забудь.

Она продолжала рассеянно помешивать шоколад, нежный звон ложечки о тонкий фарфор казался громом в наступившей тишине. Она робко сказала:

— Я ни за что их не сожгу.

— Почему?

Эти ломкие желтоватые листки таили столько чувства! Может быть, она безнадежно сентиментальна? Может, слишком увлечена этой историей, представляя, каково это — отдаться запретной любви? Но она знала, что не сможет уничтожить эти трогательные свидетельства чужой любви.

— Могу я попросить вас их прочесть? Тогда, возможно, вы по-другому…

— Ты можешь просить что хочешь, но я не собираюсь обсуждать с тобой столь неделикатную тему. — Повернувшись на каблуках, отец вышел, бросив на столе недочитанную газету — такого с ним еще не бывало!

Очевидно, он не забыл, печально размышляла она. Не забыла и другая сторона, ведь приходят же эти письма от кого-то! Эмилия пила остывший шоколад и задумчиво смотрела в синее небо и на залитый солнцем сад. Может быть, ей следовало молчать. Однако реакция отца говорила о многом. Десятки лет назад эта история наделала шуму.

У нее было нехорошее предчувствие, что эта история наделает шуму и в ближайшем будущем.

Кулак обрушился на челюсть с достаточной силой, чтобы вернуть его к действительности, и Алекс зашатался, бормоча проклятия и чувствуя на губах вкус крови.

Майкл, обнаженный по пояс, с поднятыми кулаками, недовольно хмурился, удивляясь его невнимательности.

— Что с тобой творится, черт возьми? Мог бы по крайней мере хоть сейчас сосредоточиться.

— Прости. Немного отвлекся.

Сейчас он уже прочно держался на ногах. Немного пригнулся, принимая боевую стойку, так способствующую ясности мышления. Маленький ринг был в их полном распоряжении. В это раннее утро здесь было тихо, лишь слуги тихо сновали туда-сюда.

— Ну. Будь внимательней. Не хочу попортить твое смазливое личико. — Майкл сделал ложный выпад, затем попытался нанести прямой удар в корпус, который Алекс успешно парировал. — Твоя рассеянность связана с теми старыми любовными письмами?

— Нет. — Алекс, также без рубашки, увернулся влево.

— Да, разумеется, — возразил Майкл, слегка улыбнувшись. Мускулистый торс поблескивал от пота. — Не стать тебе шпионом, Алекс. Тебя видно насквозь.

— А зачем мне быть шпионом, черт возьми? — Алекс сделал выпад, но Майкл отскочил назад, и кулак соперника едва задел его подбородок.

— Верное замечание, однако все мы выполняем свой долг. Спроси Веллингтона или Ливерпуля.

— Как выполняли его солдаты, однако я не настолько выжил из ума, чтобы снова отправиться на войну. — Алекс глухо зарычал, получив удар в живот, но сумел, к собственному удовлетворению, хорошенько заехать Майклу, поквитавшись за нанесенный ранее чувствительный удар и исторгнув цветистую фразу из уст друга.

— Кажется, что сейчас ты в большей опасности, чем в Испании.

Алекс развернулся, чуть не пропустив прямой удар, который мог бы украсить его приличным синяком под глазом.

— Как это?

— Леди Эмилия.

— И что с ней? — Алекс увернулся от кулака Майкла, тяжело дыша.

— К сожалению, я видел безрассудный поцелуй в ту ночь, когда мы вторглись в дом лорда Хатауэя. Я слышал ваши голоса, и дверь была приоткрыта.

Вспомнив, как тетка Эмилии застала их во второй раз, Алекс зарычал в бессильной ярости.

— Очевидно, во всем Лондоне не найти больше укромного уголка!

— А тебе нужен укромный уголок?

Деликатно заданный вопрос плохо вязался с их поднятыми кулаками, готовыми нанести сокрушительный удар.

— О чем ты толкуешь, забери тебя дьявол?

— У моей тети был небольшой дом на берегу Темзы, недалеко от Лондона. Я унаследовал его после ее смерти. Домик просто очарователен… и стоит уединенно. Если тебе нужно провести время с леди Эмилией, чтобы определить, скажем так, степень твоей страстной одержимости. Прошу, можешь им располагать. Там нет слуг, лишь раз в неделю приходит женщина проветривать и вытирать пыль.

— Ты в своем уме? Предлагаешь устроить тайное свидание? — Алекс даже остановился, изумленно глядя на друга.

Это было его ошибкой, потому что Майкл сделал выпад и не промахнулся. Алекс очутился ничком на полу, и от точного удара у него звенело в ушах. Он сел, потирая челюсть, определяя, не сломана ли; потом принял протянутую руку и поднялся на ноги.

— Интересная тактика, — мрачно сказал он Майклу, вытирая со лба пот.

— Но это не я сохну по невинной девице, — с безмятежным видом заметил Майкл. — Так кто из нас сошел с ума? И не я заявился на днях на музыкальный вечер, где обычно собираются молодые леди и их мамаши. Отклонение в твоем поведении было должным образом отмечено в светской хронике в газетах.

Алекс предполагал, что так и будет, но не мог же он игнорировать записку Эмилии! К тому же положа руку на сердце, она имела серьезное основание, чтобы ее послать.

— Она сказала, что ей нужно со мной поговорить. Естественно, мне стало любопытно.

— Если ей еще раз захочется с тобой побеседовать, почему бы не отправиться в укромный домик, вместо того чтобы рисковать в общественном месте?

— И предоставить Хатауэю основание отрезать мне кое-что? — сухо возразил Алекс, стаскивая боксерские перчатки. — Мы оба знаем, что он будет вправе устроить скандал, если мы с ней тайно встретимся. Даже если я и пальцем ее не трону.

— Тем не менее предложение остается в силе.

— Твое предложение, Майкл, меня вовсе не радует. — Было слишком легко представить себе Эмилию, себя самого и удобную постель. Взрывоопасное сочетание, на его вкус.

— Судя по раздражению в твоем голосе, я бы сказал, что это правда. Ну, и насколько это серьезно?

Алекс взял полотенце у одного из лакеев и вытер лицо.

— Никакого «этого» нет, — ровным голосом сообщил он. — Эмилия то, что она есть, а я — это я. Все очень просто. Если бы я увлекся всерьез, возникла бы проблема в виде наших семей. Если бы мое отношение к женитьбе изменилось, ситуация все равно стала бы для меня препятствием.

— Вижу, ты уже думал об этом.

Замечание Майкла раздосадовало его до глубины души, просто потому, что друг был прав.

Майкл тем временем продолжал:

— Помимо всего прочего, в моем домике ты сможешь обсудить вместе с ней вашего таинственного отправителя, если он снова даст о себе знать, вместо того чтобы обмениваться записками. Это куда опасней, чем тайная встреча! Слово, доверенное бумаге, имеет свойство обнаруживаться в самый неподходящий момент, чтобы преследовать жертву. Ваши загадочные письма — лучшее тому доказательство.

Убедительный довод. Может быть, если бы они встретились, у них были бы не жалкие две минуты, а гораздо больше времени, чтобы попытаться вместе установить, кто за всем этим стоит…

«О черт! Кого я хочу обмануть?» Алекс был преисполнен отвращения к самому себе. Он был бы счастлив остаться с ней наедине, в этом-то и беда. Все слишком очевидно.

— Ты любил когда-нибудь? — спросил он у Майкла. Слова вырвались у него непроизвольно, потому что было в Майкле нечто такое, куда постороннему хода не было.

Любовь! Она подразумевала лепестки роз, торжественные клятвы и бог знает какие прочие фокусы, способные перевернуть жизнь. Они обратят в бегство любого здравомыслящего мужчину, и его тоже. Или он ослабил оборону? Златовласая дочка графа казалась ему слишком соблазнительной. Чтобы думать о любовнице все время? Такого с ним не бывало.

А об Эмилии он думал слишком часто, и это выводило его из себя. Он пытался убедить себя — это оттого, что его к ней тянет, но получить ее он не может. С другой стороны, иногда ему казалось, что тут кроется что-то посерьезнее.

— Ага, значит мы уже рассуждаем о любви, не так ли? — тихо поинтересовался Майкл с ноткой лукавства в голосе.

— Просто отвечай на вопрос, — прошипел Алекс.

Слуга подал полотенце Майклу, и он начал обтирать плечи и грудь. Его лицо оставалось непроницаемым.

— Нет. А ты?

Помолчав немного, Алекс признался:

— Однажды мне показалось, что да. Там, в Испании. Мне было двадцать два. А она была… так вот, она была женой одного из офицеров. В том-то и дело. Совесть не позволила мне забыть о ее супружеских клятвах. — Он мрачно улыбнулся: — Поверь, я хотел бы этого, но не смог! В целом опыт вышел неудачный. Я попросил о переводе в другой полк.

Майкл посмотрел на друга испытующе:

— А леди была готова тебе услужить?

— Теперь уже не узнать. — Алекс бросил полотенце. — Этот случай ставит под сомнение мое умение различать любовь и плотское влечение. Не забывай — о плотской страсти я все-таки кое-что знаю. И сейчас меня влечет страсть, тут нет сомнений, — добавил он. — А насчет всего остального — не знаю. И не хочу, чтобы это произошло.

— Думаешь, что можешь приказывать сердцу? — Майкл недоверчиво хмыкнул, откидывая упавшую на глаза прядь каштановых волос. — С тем же успехом ты можешь распоряжаться погодой или приказать звездам — пусть выстроятся в новые созвездия! Другими словами, это невозможно, друг мой. И не обязательно, что любовь поражает человека внезапно, как удар молнии. Судя по моим наблюдениям, она может подкрасться, как вор в темном переулке. И ты это прекрасно знаешь, взгляни, что с тобой творится! Куда более удивительный пример — твой брат. Все были уверены, что Джон никогда не поддастся этому коварному чувству!

И он был прав. Кто бы мог подумать, что его старший брат, известный повеса, уступит сентиментальной привязанности! Более того, выберет такую женщину, как, Диана. Она была хорошенькой, но не отличалась ослепительной красотой, не имела знатной родни и видов на огромное наследство. Этот невероятный союз был главной темой светских сплетен многие месяцы после того, как объявили о помолвке.

Если подобное могло произойти с Джоном, значит, может произойти с кем угодно. Джон превратился в верного, заботливого мужа, более того — стал гордым отцом. Алекс потер ушибленную челюсть.

— Думаю, ты прав. После перевода в другой полк я лез на рожон, ища смерти. Не то чтобы это было сознательное решение. Однако, оглядываясь назад, я часто задаюсь вопросом — наверное, многие из подвигов, которые люди приписывали моей храбрости, проистекали скорее из фатальной убежденности, что единственная женщина, которую я могу любить, отдана другому.

Они шли плечом к плечу мимо других джентльменов, упражняющихся в боксе или фехтовании. Время от времени воздух пронзал звон металла, слышалось нечаянное проклятие.

— Я отправился на войну с уверенностью, что встречу смерть на испанской земле. — Как всегда, Майкл казался бесстрастным, хотя Алекс чувствовал — его друг вовсе не был лишен страстей. Майкл бросил на него взгляд из-под ресниц, прикрывающих его ореховые глаза. — Но хотел ли я умереть? Нет, хотя во время выполнения особо опасных заданий это казалось неизбежным. Однажды ты попал в плен к французам. Меня брали дважды как шпиона. В тот, последний, раз я с радостью бы умер под пыткой одного особо изобретательного палача, и я до сих пор благодарен судьбе, что лишился сознания раньше, чем успел рассказать им все, что они хотели знать.

Алекс отлично помнил грязную, удушливую камеру в осыпающейся крепости, где враги держали Майкла, и в каком ужасном состоянии он был, когда британские силы под его командованием нанесли неожиданный удар и захватили арсенал. По молчаливому уговору они никогда не говорили о том, что пришлось испытать Майклу в плену. Сам Алекс, попав в плен, пользовался некоторой долей уважения как высокопоставленный офицер. Но занятие шпиона всегда считалось делом грязным. Не подоспей они вовремя, Майкла, несомненно, вздернули бы или он умер бы от ран.

— Я рад, что ты остался в живых, — сообщил Алекс. — Ради Англии, а не только как твой друг.

— И я рад, — усмехнулся Майкл. — Умри я тогда, не узнал бы удовольствия отправить тебе в нокдаун, как сегодня.

— Берегись следующего матча через неделю, потому что ты ушиб мне не только задницу, — предостерег его Алекс с невеселым смешком. — Реванша требует также моя уязвленная гордость.

— Упоминание о домике на Темзе послужило отличным отвлекающим приемом. — Майкл вопросительно вскинул бровь: — Дать тебе адрес?