Немного скандала

Глава 2

Парламентская сессия была в разгаре, поэтому голоса звучали громче обычного — в повестке дня значились политические вопросы. И это было на руку, поскольку в общем шуме их очень личной беседы никому не услышать. Алекс бросил насквозь промокшее пальто на руки лакею: тепло сменилось типичным для весны моросящим, дождем. Увидел, что Люк и Майкл уже тут, на их любимом месте в углу. На столе бутылка отличного виски и третий стакан, очевидно, предназначенный для него.

Он не стал терять времени даром и плеснул себе щедрую порцию, прежде чем плюхнуться на стул. Уголок его рта приподнялся в ленивой улыбке.

— Я немного припозднился, но на то есть уважительная причина.

— И как же ее зовут? — сухо поинтересовался Люк Доде, виконт Олти. — Да нужно ли спрашивать? Ходят слухи, что одна весьма темпераментная певичка из итальянской оперы готова исполнять арии для твоего личного удовольствия, стоит тебе лишь пальцем поманить.

Итак, слухи все еще ходят? Иногда казалось: угораздило же его иметь старшего брата с подобной репутацией! Разумеется, сам Алекс был далеко не святым, но своей дурной славой был скорее обязан Джону, чем себе. В обществе, казалось, так и ждут, что он последует по стопам распутника брата, особенно теперь, когда Джон связал себя узами брака и бросил карьеру соблазнителя и скандалиста. Алекс не являлся наследником герцога, зато ему досталась дурная репутация брата. Вдобавок ко всему братья были чертовски похожи внешне.

— Нет, я не о Марии. — Алекс поднес бокал к губам и отпил густой ароматной жидкости, веселыми глазами разглядывая приятелей поверх бокала. — Кажется, я стал дядей.

— Ага. — Брови Майкла поползли вверх.

— Красавица жена моего брата произвела на свет здоровое дитя в те самые часы, когда мы с тобой прыгали по скользким крышам. Счастлив сообщить, что и мать, и ребенок чувствуют себя хорошо, хотя брат по неизвестной мне причине сходит с ума. Не понимаю почему. Всю тяжелую работу сделала его жена, а он, по его словам, только ходил туда-сюда и пил виски. Но может быть, и поделом ему, за прошлые грехи. Но, по правде говоря, я никогда еще не видел его таким счастливым. Сегодня рано утром мне принесли приглашение явиться в Беркли-Хаус.

— Конечно, родился мальчик?

— Ребенок будет крещен Маркусом, в честь моего отца. Это событие означает, что в списке завидных женихов я только что скатился на последние места. В отличие от вас двоих. У вас-то перспективы отличные, несмотря на подмоченную репутацию. Я всего лишь четвертый в очереди претендентов на герцогский титул, после брата Джоуля. В то время как ты, Майкл, уже маркиз и когда-нибудь станешь герцогом, если твои нечестивые занятия не угробят тебя раньше времени. А что до Люка, он уже заполучил титул и грандиозное состояние семейства Доде.

— Возражаю против определения «нечестивые», — притворно возмутился Майкл, развалясь на стуле. Темно-рыжего цвета бриджи, синий сюртук; галстук завязан совсем просто, с элегантной небрежностью. Длинные ноги, облаченные в сапоги, вытянуты и скрещены в лодыжках. Но рот кривился в слабой улыбке. Выгоревшие пряди каштановых волос, загорелая кожа свидетельствовали о его недавнем возвращении из Испании. Глаза живого орехового света искрились весельем.

— Не будь ты занудой, черт возьми, Алекс, — подал голос Люк, приподняв бровь в циничной гримасе. — Твое родовое имя все равно отличная приманка для предприимчивых мамаш и их пресных дочек на выданье. Кроме того, по причинам, мне совершенно непонятным, особы женского пола так и млеют от твоей смазливой физиономии.

Алекс рассмеялся:

— Пусть так, но при наличии двух братьев, а теперь еще и законного наследника мне никогда не получить титула, разве что мне его пожалуют. Между достойным и престижным браком большая разница. К сожалению, вы двое как раз второй случай.

— Прискорбная мысль, — усмехнулся Люк, поднимая бокал. — Не имею в виду пресечь бурный поток твоих жалоб, однако позволь заметить — и это вовсе не секрет, — что у тебя есть собственное, вполне внушительное состояние. Так что вряд ли тебя оставят в покое.

Наверное, это соответствовало действительности, но Алекс так радовался, что роды прошли хорошо, и ничто не могло испортить его отличного настроения. Беременность невестки протекала нелегко, и Алекс знал — но хотя вслух об этом не говорилось, — что Джон боится и за жену, и за ребенка. К счастью, трудная беременность завершилась легкими родами. Когда брат влюбился и оставил распутные привычки холостой жизни, он сделался человеком строгих правил, обожал свою жену.

— Кстати, о молодых леди на выданье. Какое объяснение ты предоставишь лорду Хатауэю, если его прекрасная дочка сообщит ему, что ты прятался на ее балконов? — спросил Майкл обманчиво небрежным тоном, но глаза, однако, выдавали напряженный интерес; безразличием тут не пахло. — Лорд имеет полное право разозлиться. Хотя бы потому, что ты не смог закрыть на ключ ящики его письменного стола и он понял, что кто-то побывал в его кабинете. Если же она промолчит, тогда, может быть, граф решит, что сам забыл их закрыть, тем более что ничего не украли. Но если она скажет, что ты был в ее комнате, он быстро поймет, что к чему.

И это было бы сущим несчастьем — по многим причинам. Алекс вынужден был это признать. Была бы беда, если бы его поймали. Он знал об этом еще до того, как попросил Майкла узнать планировку городского дома Хатауэя, а потом и сопровождать его в том злосчастном предприятии. Дело не в том, что это рассорило бы их семью и Паттонов. Он с самого детства знал: их семьи разделяет давняя вражда. Он никогда толком не понимал почему — до того шокирующего признания бабушки. Если Хатауэй прознает об этой истории — знай он хотя бы половину истории, — он придет в ярость, что Алекс посмел коснуться его дочери. Это еще мягко сказано — граф, скорее, захочет его убить.

Поцелуй. Где, черт возьми, была его голова?

Наверное, зов плоти. Другого объяснения не было. Стоило ему коснуться нежного теплого тела этой девушки, почувствовать его в своих руках, вдохнуть слабый аромат розового масла, который источала ее гладкая кожа, и он повел себя как последний дурак.

Да, она была очень красива, но мало ли вокруг красивых женщин? Случившееся было не в его характере.

Все утро он вспоминал вкус ее губ. Эти золотистые волосы, безупречная кожа! Ее манящие глаза были такого необычного льдисто-голубого оттенка…

— Что такое? — всполошился Люк, переводя взгляд с Алекса на Майкла. — Дочка Хатауэя тебя поймала? Помню, как тогда, в Испании, ты прошел мимо часовых-французов, и даже веточка не хрустнула!

— На самом деле это наш друг Алекс ее поймал. В буквальном смысле этого слова. — Майкл снова наполнил свой бокал, и плеск жидкости заглушил громкий хохот сидящего за соседним столиком толстяка, оживленно обсуждавшего тему импорта зерна. — Он говорит, что девица открыла балконную дверь и вроде как собиралась упасть в обморок. Очевидно, хотела глотнуть свежего воздуха. А он всегда готов прийти на помощь прекрасной даме — что, будет мне позволено напомнить, чуть не стоило ему жизни в Бадахосе. Вот он и материализовался из мрака и схватил ее в объятия.

— О, что за чушь! Нельзя материализоваться из ниоткуда. Балкон был совсем небольшой, а я стоял всего в нескольких футах от нее, — проворчал Алекс. — Она все равно бы меня увидела. Что мне, по-вашему, оставалось делать? Смотреть, как она падает к моим ногам? Она закрыла глаза и покачнулась. Вы оба на моем месте сделали бы то же самое. Оказалось, что с ней все в порядке, но я-то этого тогда не знал.

— Но теперь она знает, что ты был там. — Люк взглянул на него скептически. — Искал какой-то таинственный ключ, вот как. Очень интригующе — ты не можешь этого отрицать. И ты должен понимать, что мы с Майклом сгораем от любопытства.

По правде говоря, он и сам знал немного.

— Ключ — фамильная реликвия.

— Тогда почему он у Хатауэя? — в своей вкрадчивой манере поинтересовался Майкл, его каштановые брови вопросительно поползли вверх. — И что еще важнее, почему ты не посвятишь нас в эту историю?

— Справедливое замечание, — согласился Люк.

— У вас обоих полно собственных тайн, — раздраженно ответил Алекс, хотя злился он скорее на себя. Он не только не обнаружил ключ, вдобавок обнаружили его самого. Да еще поддался порыву — а ведь он никогда не действовал под влиянием минутных желаний — и в самом деле поцеловал полураздетую леди Эмилию. Мало того что она была невинной девицей, но еще и последней женщиной в Лондоне, которой ему было позволительно касаться. Между их отцами стояла многолетняя вражда, которая, как предполагал Алекс, была следствием их ссоры в далекой юности. Однако из-за проклятого ключа он и сам увяз в этом деле. Ясно, что леди Эмилия не знала, кто он такой. Но когда узнает — а она узнает, потому что они обречены встречаться на светских собраниях, — ее следующий шаг может повлечь за собой целую лавину бед. Лавина зацепит и его, потому что Хатауэй захочет выяснить, что именно Алекс искал в его доме.

Но она казалась такой хрупкой, такой бледной в лунном сиянии, с голыми плечами и полуобнаженной грудью, ее ресницы сомкнулись…

Что ж, черт возьми, может, он действительно питает слабость к красивым барышням, попавшим в беду. А еще он любил детей, одиночество и астрономию, потому что звезды и безграничное пространство ночного неба его просто завораживали. И поскольку Алекс никогда не знал родной матери, он обожал бабушку, отчего, кстати, и оказался теперь в таком опасном положении. Однако из всего вышеперечисленного сплетники поверили бы лишь в слабость к прекрасным дамам, и не обязательно попавшим в беду.

— Я был бы благодарен за сохранность тайны, потому что это крайне важно для моей бабушки. Я знаю только что много лет назад, точнее десятки лет назад, у сестры деда была незаконная связь с отцом лорда Хатауэя. Она была молода и не замужем. У него уже была семья, и он повел себя бесчестно. Она умерла от несчастного случая, а он погиб на дуэли, от пистолета моего дедушки. При чем здесь этот ключ, — добавил он тихо, — мне и самому не ясно.

— Интересно, — заметил Майкл.

— Согласен, — подумав, кивнул Люк. — Хорошо, в таком случае можешь считать, что тема исчерпана. Когда — или если — захочешь продолжить, я весь к твоим услугам.

Все трое отлично понимали, что такое личная жизнь и ее тайны, и разговор зашел о новой политике лорда Ливерпуля, по большей части в одобрительном тоне, потому что личное мнение приберегалось для той минуты, когда можно будет поговорить с глазу на глаз. Когда опустела вторая бутылка виски, Алекс ушел из клуба. К этому времени он успел забыть соблазнительную дочку графа Хатауэя.

Но может быть, он лишь убеждал себя в том, что забыл?

Должно быть, с ней что-то неладно. Иначе как объяснить, что сборы на бал ее совсем не радуют? Разве не полагается молодым леди часами обдумывать наряды, предвкушая блеск и фривольность бального зала, бесконечную череду светских удовольствий? Какое платье надеть, чтобы выглядеть ослепительно и заставить всех джентльменов вокруг пасть к ее ногам? Но Эмилия перебирала свои платья без всякого интереса.

Она остановила свой выбор на платье небесно-голубого щелка. В угоду тете Софи, потому что та была просто в восторге от цвета, когда портниха разложила этот шелк среди отрезов тканей и мотков кружев. Потом тетя с энтузиазмом помогала снимать мерки — казалось, это будет продолжаться целую вечность.

Эмилия знала, что отец потратил на ее гардероб целое состояние. Однако у нее было неприятное чувство, что в этом экстравагантном поступке им двигала вовсе не отцовская щедрость, а желание устроить выгодный брак.

«Именно так и должно быть», — твердила рациональная сторона ее натуры. Любой отец хочет этого для дочери.

«Как раз так быть не должно», — спорила ее вторая половина. Ведь отец никогда не был частью ее жизни. Как несправедливо с его стороны стремиться сбыть ее с рук как можно скорее, едва она достаточно созрела, чтобы провести в Лондоне свой первый сезон! До недавнего времени она жила в загородном поместье и видела отца лишь во время деловых посещений. Приезд в Лондон ничего не изменил. Они едва разговаривали друг с другом, разве что обменивались учтивыми фразами за трапезой. Да и это бывало редко, потому что отец предпочитал обедать в своем клубе.

Другими словами, он стремился продолжать жить, как будто ее вовсе не было. Не потому ли она не рассказала ему о мужчине, которого обнаружила на балконе?

Возможно, что так. Но может быть, она все еще грезила о волосах цвета воронова крыла, загадочных темных глазах, сверкающей улыбке? А тот поцелуй… Что ж, надо признаться, она не знала, чего ожидать, когда все произошло, но опыт первого поцелуя показался ей интересным.

Нет, не то слово, решила она, направляясь к звонку, чтобы вызвать горничную. Это было… Волшебно. Пленительно. Волнующе.

Нет, не то!

Восхитительно до неприличия.

Она никогда не совершала неприличных поступков. До того, как пришел он.

— Мисс? — В комнату вошла ее горничная Беатрис. Темные волосы забраны в аккуратный узел, форменное платье безукоризненной чистоты и хорошо отглажено. Изящно выполненный реверанс. Эмилия находила, что прислуга в лондонском доме отца держится гораздо официальнее, чем в их поместье в Кембриджшире.

— Вы уже готовы одеваться? — спросила девушка.

Кто бы ни был тот мужчина, который ворвался к ней в спальню, он явно принадлежал к хорошему обществу. Эмилия вдруг оживилась, почувствовав интерес к предстоящему вечеру.

— Думаю, что надену лазурное шелковое, — ответила она. К собственному удивлению, ее ум вдруг лихорадочно заработал: как уложить волосы?

Когда получасом позже Эмилия сошла вниз, она нашла отца в его парадном кабинете. Его лицо было сурово, в руке он держал стакан шерри. Когда она вошла, он обернулся. Отец никогда не выказывал к ней ни любви, ни хотя бы приветливости, но сейчас он показался ей особенно мрачным.

— Не желаете ли стакан шерри, прежде чем мы отправимся на бал, Эмилия?

Его стакан был наполовину пуст. Если ей предстоит сидеть тут и дожидаться, пока он допьет свой шерри, ей лучше всего тоже выпить немного, чтобы было легче поддерживать натянутую беседу. Кивнув, она присела на элегантный обитый бархатом стульчик и тщательно расправила складки платья, и он налил ей шерри в тонкий бокал.

— Вероятно, вам стоит поместить драгоценности вашей матери ко мне в сейф, — сообщил он в обычной сухой манере, подавая ей напиток. — У меня есть все основания полагать, что кто-то из наших слуг нечист на руку.

Такого она не ожидала. Бокал с шерри замер на полпути к губам.

— Что такое… Почему?

— Кто-то побывал в моем кабинете и рылся в ящиках стола. — Он не стал садиться, а подошел к чиппендейлскому столику и принялся мрачно изучать небольшую статуэтку, инкрустированную перламутром. — В этом доме много ценных вещей, хотя их, как правило, не так-то легко вынести. А вот драгоценности занимают мало места, их легко спрятать в карман или мешочек. Например, алмазные серьги-подвески, которые я преподнес вам на день рождения.

Отец имел в виду алмазные серьги, которые послал на семнадцатилетний день рождения с запиской, в которой объяснялось, что он не сможет приехать на праздник в поместье, потому что у него дела в Лондоне.

Темноволосый мужчина на ее балконе…

Вряд ли был еще один незваный посетитель! Она осторожно спросила:

— А он… То есть тот, кто был в кабинете… Он что-нибудь взял?

— Похоже, что нет. Я только заметил — перед тем как идти одеваться к обеду, — что ящики стола не заперты. Я созвал прислугу, но никто не сознался.

По крайней мере ее таинственный восхитительный незнакомец не вор. Но ведь он тайно пробрался в их дом…

— Сомневаюсь, что кто-то из них мог украсть, — заметила Эмилия. — Роберт и Джеймс — братья; они не станут рисковать положением друг друга. Кухарка вполне счастлива, царствуя на кухне, а Перкинс держит в строгости горничных.

— Роберт и Джеймс?

— Лакеи, — иронично подсказала она.

— Вы на короткой ноге со слугами, даже знаете их по именам. — Отец сердито нахмурился.

Да, она была дружна со слугами. По крайней мере пока росла, запертая в отцовском поместье, других друзей у нее не было. Поэтому она была лишена снобизма. Откровенно говоря, слуги были ей куда ближе и роднее, чем собственный отец. Когда Эмилия наконец прибыла в Лондон дебютировать в свете, для нее оказалось само собой разумеющимся, чтобы и здесь обращаться с прислугой в дружеской манере.

— Вероятно, вы забыли закрыть ящики, — предположила она, потягивая золотистый напиток, в душе гадая: зачем джентльмену, аристократу подвергать себя риску, вламываясь в дом отца, чтобы шарить в ящиках стола? Он искал не деньги. Она поверила, когда он сказал, что деньги здесь ни при чем. Его одежда, манера держаться… Нет, он явился в их дом не из-за денежных затруднений.

— Я мог бы забыть запереть один ящик, но оба? — сказал отец раздражительно. Он осушил стакан и отставил его нетерпеливо. — Идем наконец?

Разумеется, подумала она, послушно вставая. Возможно, сегодня вечером ей не придется смертельно скучать, как обычно.