Немного скандала

Глава 21

Подняв руку, чтобы постучать, София вдруг задержалась в нерешительности и прошептала своему спутнику:

— Говорила ли я, как я рада, что вы согласились меня сопровождать?

— Несколько раз, моя дорогая. — Ричард, как всегда, был само спокойствие. И выглядел он, как всегда, светски утонченным в черных бриджах и сером сюртуке. Усы расчесаны, седые волосы безупречно уложены. — Естественно, я бы держал вашу сторону в любом суде, в любом несчастье, не говоря уж о том, чтобы уберечь вас от вероятного гнева вашего зятя.

— Вероятного? — мрачно усмехнулась София. — Это все равно что сказать: «Вероятно, завтра настанет новый день». Да он убьет меня от ярости.

— Тогда не будем тянуть. Позвольте мне. — Ричард решительно постучал, и через минуту их провели в кабинет Хатауэя.

Все это хорошо и мило — изображать добрую сваху. София все еще сожалела, что отпустила Эмилию с Сент-Джеймсом без особых возражений — если честно, она ее очень даже поощряла. Однако как же было нелегко сообщить Стивену Паттону, что его дочь сбежала, чтобы выйти замуж вопреки его воле!

Ее назначили, компаньонкой, и, несмотря на блестящее начало, она все же умудрилась допустить, чтобы ее подопечная влюбилась в человека, который меньше всех в Лондоне годился ей в женихи — по мнению отца! К тому же Александр Сент-Джеймс скомпрометировал девушку, и она была рада с ним сбежать!

У Хатауэя есть все основания гневаться.

Но если бы ей выпал шанс начать все сначала… Вероятно, она последовала бы тем же курсом. Ей было достаточно увидеть, как Эмилия протягивает руку и ласково отводит непокорную прядь ему за ухо. Ее лицо в этот миг, сияющее от счастья… И София расправила плечи, приветствуя зятя решительным взглядом.

— Надеюсь, мы не отрываем вас от важных дел, Стивен?

Хатауэй поднял глаза, отмечая присутствие Ричарда, и нахмурился, откладывая в сторону перо.

— Я отвечаю на письма. Но, думаю, это может подождать. — Он скупо улыбнулся: — Кажется, сегодня день вторжений.

Он намекал на визит Сент-Джеймса, и это не обнадеживало.

София выбрала кресло, куда не добирались солнечные лучи, и сложила руки на коленях. Ричард предпочел встать рядом. Хатауэй выжидающе смотрел на них, переводя взгляд с Софии на Ричарда.

— Итак?

— Эмилия сбежала.

— Что?

Она выпалила:

— Я чувствовала, что это мой долг — по крайней мере сказать тебе, прежде чем ты начнешь тревожиться из-за ее отсутствия.

— Как мило. — Он говорил с такой ледяной холодностью, что ей начало казаться: она где-то в приполярной Америке. Хотя там сейчас было бы безопаснее. Стивен снова сел, его лицо оставалось невозмутимым. — Сент-Джеймс, разумеется?

Разве могла она отрицать? Кроме того, лишь полный дурак не связал бы визит Алекса и отказ Стивена с последующим побегом. Молодой человек тоже рассудил верно, потому что так Эмилия избежала участи быть запертой или насильно выданной за угодного отцу жениха.

Зато София оказалась в чертовски неудобном положении.

Хатауэй сварливо продолжал:

— Я понимаю так: поскольку вы, мадам, знаете о катастрофе, она случилась при вашем участии?

— Я ей не способствовала, — строго ответила она, выпрямляясь в своем кресле. В ее возрасте выслушивать брань, будто она провинившаяся школьница! София начинала сердиться.

— Но очевидно, не сделали ничего, чтобы ее предотвратить.

— Он дожидался нас на улице возле модного магазина. — Благодаря наблюдательной леди Друри Хатауэй в любом случае узнает эту часть истории, поэтому лучше всего признаться честно.

— И вы просто позволили ему ее уговорить?

— Ее не пришлось уговаривать.

— Почему вы их не остановили? — Хатауэй уже почти кричал.

— Вы видели Александра Сент-Джеймса, милорд? — Она старалась, чтобы голос не выдал ее сарказм. — Это высокий, могучего сложения молодой человек. Объясните, как, по-вашему, я могла его остановить?

— Я не имел в виду — в физическом смысле, мадам, и вы это знаете. К моему прискорбию, Эмилия, кажется, прислушивается к вам. Если, конечно, он не принудил ее силой…

— Он ее не принуждал. Она в него влюблена. Сомневаюсь, что могла бы найти такие слова, чтобы убедить ее остаться.

Воцарилась тишина, которая, казалось, грозила взорваться, как вулкан.

После нескольких минут напряженного молчания ее зять сказал тоном едкой насмешки:

— Могу я теперь сообщить, что все это время тревожился, как бы вы не оказали на мою дочь дурного влияния?

Обидно, но этого следовало ожидать. София даже радовалась, что он это сказал. Она вздернула подбородок.

— Могу я сказать сейчас, — ответила она упреком на упрек, — что у вас на нее вообще не было влияния?

— Что вы хотите этим сказать?

— Вы имеете хотя бы малейшее представление о том, чего она хочет?

— Я охотно предоставил ей выбирать самой — только не Сент-Джеймса.

— Но она как раз хочет его.

— Она может выбрать кого-нибудь другого. Боже правый, женщина, что вы наделали?! — Хатауэй вскочил, его лицо побледнело. — Ваши нелепые наряды, пренебрежение условностями! Но я закрывал на это глаза ради памяти моей покойной жены. Однако позволить, нет, поощрять столь скандальное поведение моей дочери, не заботясь о ее будущем…

София предполагала, что разговор будет не из легких, но подвергать сомнению ее любовь к Эмилии не собиралась. Она сухо перебила:

— Я ее обожаю. И она это знает. Можете ли вы сказать то же о себе?

— Как вы смеете?!

— Смею, потому что имею на это право — ведь я знаю ответ на этот вопрос. Она не знала, питаете ли вы к ней хоть каплю любви или нет. Вам должно быть стыдно…

— Репутация леди Маккей безупречна, — спокойно перебил Ричард, не давая Софии разразиться гневной тирадой. — Надеюсь, вы не станете возлагать на нее вину за произошедшее.

Он мягко дотронулся до ее плеча.

— Я не был бы так в этом уверен. — Стивен сверлил ее гневным взглядом. — Я доверил вам будущее моей дочери! Смотрите, что из этого вышло!

— Она полюбила, — сообщила София, смело встречая его обвиняющий взгляд. — Вероятно, вместо порицания я даже достойна некоторой похвалы.

— Любовь, — презрительно фыркнул он, его щеки побагровели от злости.

— Может, вы слышали, что на свете бывает любовь? Ведь вы были женаты.

Удар попал в цель, и его щека непроизвольно дернулась.

— Эмилия? С сыном Беркли? С тем же успехом вы могли бы отправить ее прямиком в ад, познакомиться со всем дьявольским отродьем. Я прихожу к заключению, что у меня за спиной был организован заговор.

— Бога ради, — устало сказала София, — да они могли бы действовать у вас прямо под носом. Вы бы все равно ничего не заметили.

— Знаю, что вы его недолюбливаете. Однако Беркли — человек достойный. — Пальцы Ричарда успокаивающим жестом сжали ей запястье. — И об Алексе Сент-Джеймсе нельзя судить по делам его семьи. Хотя в глазах большинства, когда речь о браке, подобное родство честь, а не изъян.

— Этот негодяй сбежал с моей дочерью!

— Он любит вашу дочь и намерен сделать ее своей женой. — София продолжала отстаивать выбор племянницы. — В таком аспекте его поступок выглядит по-другому. Как я понимаю, он приходил к вам за разрешением на брак.

— Подобная осведомленность о деталях усугубляет вашу вину. Куда они отправились?

— Понятия не имею. — По крайней мере в этом она могла не лгать. Молодой человек со связями Сент-Джеймса мог увезти ее куда угодно. В Шотландии для заключения брака не требовалось церковного оглашения, но и в Англии, если постараться, можно было обойти существующие ограничения.

— Я разыщу их, и, когда найду…

— Сара одобрила бы свою дочь.

Стивен вздрогнул, словно она ударила его по лицу. Он смертельно побледнел.

— Вы ищете оправдания своему позору.

— Нет, я объясняю свой триумф. — София встала, не обращая внимания на предостерегающий жест Ричарда, и набрала в грудь побольше воздуху. — Ваша ссора с герцогом, несчастья прошлого — это ваши, и только ваши, проблемы. А теперь, с вашего позволения, скажу, что считаю свой долг выполненным.

Не запнись она об уголок ковра, покидая кабинет, ее царственный уход был бы более эффектным. Ричард поймал ее руку, помогая обрести равновесие, и они вместе вышли из дома.

— Вы держались, точно разъяренная львица, защищая своего детеныша, — сказал он ей, когда они спускались по ступенькам к ожидающему экипажу.

Мрачная погода слегка разгулялась, и показался краешек голубого неба, а с ним и солнечный проблеск. Она обреченно вздохнула:

— Неужели и впрямь я презираю условности, а мои наряды столь уж нелепы?

— Отчасти в этом и состоит ваше очарование, — заверил он ее с невозмутимой учтивостью. — А теперь, когда развлечение окончилось, не отобедаете ли со мной?

«Моя дорогая Анна!

День пасмурный, сад умирает, чувствуя приближение зимы. Холодный ветер уносит листья, разбрасывая их на мокрой лужайке в парке. Возможно, это погода виновата в моем унынии: однако, как бы я ни предавался печальным воспоминаниям, мне становится только хуже. Вас нет со мной.

Как просто звучит! И как трудно это осознать!

Я пытаюсь вспомнить время, когда я не любил вас, но не могу. До вас жизни не было, да и после не будет…»

Сегодня тоже выдался пасмурный денек, но, несмотря на менее чем бесполезную встречу с лордом Хатауэем, настроение у Алекса было лучше некуда. Алекс припомнил начальные строки последнего полученного им письма и решил, что вполне понимает чувства автора. Он открыл дверь скромного дома и отступил, пропуская вперед Эмилию.

«Что, если бы вы любили того, кто никогда не стал бы вашим?» Он не верил в измену, но, возможно, начал лучше понимать историю Сэмюела и Анны, хотя по-прежнему был убежден, что правда все еще скрыта — несмотря на помощь писем.

— Но это, — воскликнула Эмилия, обводя взглядом скромно обставленный холл, — не похоже на карету, которая мчится на север! Мне казалось, что мы бежим.

— Так и есть. Но Шотландия довольно далеко, и в этом мире многое решают друзья, — весело сказал он, закрывая дверь. В доме было чисто, мебель простая, но хорошей работы. Старинное кресло-качалка возле сложенного из камня очага так и манило присесть, низкие балки потолка за много лет потемнели, нагреваясь живительным огнем камина; простой тканый коврик был выполнен в нежных оттенках кремового и коричневого. У окна главной комнаты стояла кушетка. Натертый до блеска коридор вел наверх — наверное, там располагалась спальня. Как и уверял Майкл: уединенный дом, недалеко от Лондона, за окнами мирно течет река… Алекс принялся объяснять:

— Особое разрешение, один епископ, которого я знаю лично, и два надежных свидетеля, которые не заикнутся о венчании до тех пор, пока мы не разрешим им говорить. Что ж, если не вышло по-другому, это гораздо лучше, чем скакать в Шотландию. Кроме того, никто не знает, где мы. Ваш отец, возможно, уже снарядил за нами погоню.

Она была ошеломительно прекрасна в этом дневном платье нежно-розового цвета. Эмилия смотрела на Алекса, и ее лазурные глаза сияли.

— Восхитительное уединение. Что за чудесный подарок!

Он хотел ее поцеловать. Нет, ему необходимо было это сделать. Обнять ее.

— Поблагодарите маркиза Лонгхейвена, когда увидите его завтра на венчании, — прошептал он, придвигаюсь ближе, чтобы заключить ее в объятия. — Майкл — мой особенный друг, тем более в данном случае!

Ее волосы были как темный янтарь в приглушенном полуденном свете, который струился сквозь глубоко подсаженные окна, выходящие на Темзу. Она словно таяла, нежась в его объятиях. Губы раскрылись, ожидая поцелуя. Эмилия обняла его за плечи и, глубоко вздохнув, прильнула к нему.

Алекс ни на миг не мог забыть о ночи, которую они провели вместе. Разумеется, теперь он снова воспламенился желанием.

Вспыхнул, как спичка.

Завтра Эмилия станет его женой. Но сегодня им предстоит быть просто любовниками. Однако он был намерен сделать эту ночь перед свадьбой такой же незабываемой, как и самую первую.

— Я слишком много думаю о вас, — признался он, когда прервал поцелуй, чтобы оба могли отдышаться. — Я просто схожу с ума. Клянусь, скажи мне кто-нибудь месяц назад, что я смогу испытать подобное, я бы рассмеялся ему в лицо.

— Вы? — рассмеялась Эмилия, и ее длинные ресницы затрепетали. — А меня силой увезли в Лондон, где заставили расхаживать парадом перед каждым более-менее подходящим женихом, угодным моему отцу! Это было, словно меня заставили играть в дурной пьесе, и я не могла встать и уйти. Назовите меня идеалисткой, но я мечтала вырваться из ловушки. Правда, я никак не предполагала, что решение явится в виде незнакомца на моем балконе…

— Думал ли я, что просьба бабушки приведет меня к вам? К этому? — Он поцеловал ее шею, пальцы прошлись вдоль выреза платья, готовые коснуться роскошной плоти.

— Вашей бабушки?

Алекс замолчал. Страсть не лучший помощник в том, чтобы хранить тайны.

— Я оговорился.

— То есть вы не можете мне сказать. — Эмилия взъерошила его волосы. — Разумеется, когда я стану вашей женой…

— Завтра. — Он легко подхватил девушку на руки.

— Завтра. — Она слабо, робко улыбнулась в знак согласия. — Вы расскажете, почему бабушка отправила вас искать ключ, который вы так и не нашли?

— Разве новое обещание отменяет данное прежде? — Он направился к лестнице, перекинув юбки Эмилии через руку.

— Вопрос этики, — рассмеялась Эмилия, ее легкий смех наполнил весь дом. — Но я не знаю ответа, и, честно говоря, мне все равно. Однако предупреждаю, что утром мое настроение, возможно, переменится.

Он не винил ее за любопытство, но тем не менее не собирался рассуждать на тему, что важнее — сохранить данное бабушке обещание или оказать доверие жене.

— У вас будет прекрасное настроение, — заверил он Эмилию. Подковы его сапог громко стучали по деревянному полу.

Плечом отворил дверь в первую спальню и решил, что Майкл, наверное, гений. Постель под балдахином, простой шкаф, вид на неторопливую реку из окна, луга на другом берегу — сущая благодать!

Эмилия ласково коснулась его щеки подушечками пальцев.

— Кажется, мне нравится, что меня похитили.

— Обещаю, вам понравится еще больше. — Он сверкнул дерзкой улыбкой. От Эмилии исходил аромат, который живо напоминал о жаркой страсти и запретном наслаждении. — Вы всегда были такой несдержанной?

— Испытайте меня.

«Возьмите меня».

Ему был знаком этот женский взгляд, эта деликатная игра глаз. И никогда еще не приводила она его в такой восторг, потому что их с Эмилией связывал не скоротечный флирт, а чувство на всю жизнь.

— Так я и сделаю, — обещал он лукаво, но от чистого сердца.

На этот раз, когда он ее раздевал, она раздевала его — тонкими и проворными, но не очень умелыми пальчиками. Платье первым упало на пол, прошелестев легкой материей. Одним движением плеч был небрежно сброшен сюртук, который тоже очутился на полу. Она расстегивала пуговицы его рубашки, одну за другой, а потом взялась за застежки бриджей. Ему пришлось сдержать стон, когда она задела рукой возбужденную плоть.

— Эмилия…

Она осталась в одной сорочке и чулках. Услышав хриплый стон, удивленно взглянула на него, сражаясь со второй застежкой:

— Да?

— Вы меня убиваете, — честно признался он. — Я сделаю это быстрее.

— У вас больше практики, — сказала она, опуская руки.

— Я каждый день раздеваюсь сам, — с улыбкой согласился он. Ему не хотелось говорить о том, что его бриджи могли расстегивать другие женщины. На самом деле такого не было, по крайней мере он не помнил. Однако сейчас явно возникла тема других женщин. И он тихо объяснил, как будто она в самом деле спросила:

— Я очень закрытый человек. Читаю книги. Управляю отцовскими поместьями, встречаюсь с друзьями и обсуждаю политику. В последнее время я встаю на рассвете, чтобы встретить одну прекрасную леди на конной прогулке. В этом моя жизнь, теперь и вы ее часть. Забудьте все остальное, что вам могли наговорить.

— Отныне мы сможем вставать вместе. — Ее ответная улыбка была как рассветное солнце, радостная, сияющая.

— С одной и той же постели, — согласился он, сбрасывая последнюю одежду. Он не мог больше ждать — ему не терпелось снова ощутить ее под собой, теплую, влажную и покорную.

— Мы не станем традиционной светской четой с раздельными спальнями? — Эмилия рассмеялась. Волосы сияющей волной рассыпались по телу в его восхитительной наготе.

— Мы сможем делать все, что захотим, — пообещал он и заключил ее в объятия.

В первый раз это было приключение, неторопливое, чувственное. Постижение того нового, что вытекало из двух сорванных украдкой поцелуев. На этот раз — на этот раз все было совсем по-другому.

Тетя Софи оказалась настоящим сокровищем. С характером, которому чужды условности, она и глазом не моргнула, отправляя Эмилию с Алексом в неизвестность. Заверила их обоих, что сама уладит дело с ее отцом. Эмилия даже не представляла, каким образом тетя совершит этот подвиг. Но сейчас этот вопрос ее не волновал.

День катился к вечеру, и косые лучи солнца проникли в маленькое окошко, заливая светом уютную спаленку. Главным предметом обстановки здесь была кровать, очень кстати в данном случае. Эмилия никак не думала, что сможет заняться любовью прежде, чем совсем стемнеет, однако отсутствие опыта сполна возместило отчаянное желание.

Знала ли она, что сексуальное влечение может быть таким неодолимым?

«Любовь стремится навстречу любви…»

Если Шекспир прав, считайте ее счастливейшей женщиной на свете. Руки Алекса скользили по ее плечам, губы коснулись ее губ обжигающим поцелуем. От прикосновения его языка Эмилия почувствовала, что тает, и охотно сдалась на милость победителя…

Кольцо его сильных рук служило чудесной колыбелью, и она смело льнула к его обнаженному телу, ощущая сквозь тонкую ткань сорочки всю силу его возбуждения. Та ночь в ее постели была прекрасным прологом. Этой ночью ее ждала страсть.

— Я хочу видеть вас обнаженной, — прошептал ей на ухо Алекс, развязывая ленточки сорочки. — То есть я хочу видеть вас всякой. Но сегодняшняя ночь принадлежит нам. И я хочу, чтобы все было как надо. Сколько раз я говорил вам, что вы прекрасны?

Она тихо рассмеялась:

— Не раз и не два, милорд.

— Хорошо. — Ее сорочка упала к ногам. — Обожаю вашу манеру вздрагивать, когда я вас целую.

И в доказательство поцеловал ее за ухом. Эмилия действительно затрепетала в ответ. Выгнула дугой спину, подставляя его ласкам чувствительную линию шеи.

— Ничего не могу с собой поделать, — шепнула она.

— Прекрасно. — Она кожей почувствовала, что Алекс улыбнулся. Его язык прочертил огненную дорожку вниз. — Давайте договоримся — пусть так останется на всю жизнь, хорошо?

Как будто она могла сказать что-то вразумительное, когда его губы сомкнулись на груди! Несомненно, она снова вздрогнула всем телом, потому что он крепче сжал ее в объятиях. Язык делал свою озорную работу, дарящую наслаждение, которое спускалось к самому животу.

— Алекс…

Он не ответил, но продолжал ласкать грудь, чтобы затем приняться за другую, воспламеняя и без того на все согласное тело.

«Неужели бесстыдные ласки всегда приносят столь чудесные плоды?» — гадала Эмилия, пытаясь представить, что это не Алекс, а кто-то другой трогает ее. Напрасно. Она гладила его волосы, удивляясь, какими бледными кажутся ее пальцы на фоне этого черного шелка.

— Постель, — хрипло сказал он, заставляя ее пятиться назад. — Этого мало.

Ее ягодицы уперлись в жесткий матрас, а потом она почувствовала, как ее подняли и уложили навзничь. Потом была тяжесть его тела, крепкое объятие и ощущение пульсирующей, возбужденной мужской плоти меж ее бедер. Уголок его рта лениво приподнялся.

— Спорим, я смогу вас шокировать, леди Эмилия, но самым приятнейшим образом!

— Однако, — возразила она, протягивая руку, чтобы исследовать его сильную шею осторожными прикосновениями пальцев, — кажется, я уже ложилась с вами в постель, да и сейчас под вами обнаженная. А еще я сбежала с вами вопреки желанию отца — он строил такие планы! Сомневаюсь, что меня можно шокировать еще сильнее.

— Ах, не испытывайте моего терпения, миледи! — Он куснул ее нижнюю губу. Томительный, чудесный момент — ей захотелось погрузиться в самую его глубину, Глаза Алекса скрылись под темными ресницами.

Потом его губы начали медленный спуск. Ямка между ключицами. Ложбинка между грудей. Ребра, живот — мышцы напрягались, впитывая каждый нежный поцелуй, каждое движение его губ. И Эмилия действительно была потрясена, когда он требовательно раздвинул ее бедра и опустил голову, чтобы коснуться языком трепещущей женской плоти.

Ощущение было непередаваемым; но ее первым порывом было защититься. Неужели он в самом деле ласкал ее языком в этом местечке?

Да, так оно и было. Ее глаза закрылись сами собой. Это было скандально, это было порочно. Она не могла поверить!

И как оказалось чуть позже, это был ни с чем несравнимый восторг. Утонченное наслаждение и медленная пытка.

Это был рай. Дождь огненных брызг и стремительный полет.

И когда под ней разверзлась бездна, Алекс был рядом, чтобы поймать ее трепещущее тело в свои сильные объятия и произнести слова, которых она не слышала ни разу в жизни:

— Я люблю вас.