Кажется, его шутливое замечание в карете оказалось не в шутку, а всерьез, подумал Алекс, задержавшись у входа в приватную гостиную в семейном крыле здания. Традиционный стакан шерри перед обедом собирал всю семью. К этой формальности он привык с детства, но никогда раньше не думал, как грозно могут выглядеть его домашние, собравшись разом в одной комнате. Возле одного из каминов его отец и Джон, оба высокие, черноволосые, беседовали с дядей Эдуардом. Бабушка сидела на обитой шелком оттоманке рядом с тетей Летицией. Диана, усевшись на стуле неподалеку, болтала с Джоулом, который также прибыл из Лондона после венчания. Это означало, что ни его брак, ни личность невесты больше не были тайной.
Действительно, львиный прайд. Его появление под руку с Эмилией заставило смолкнуть все разговоры разом. Головы всех присутствующих обратились в их сторону. Как будто почуяли запах добычи!
От него не укрылось, как резко перехватило дыхание у Эмилии, как задрожали тонкие пальцы, лежащие на его рукаве.
— Спокойно, любимая, — прошептал он. — Всегда смотрите противнику прямо в глаза с твердой решимостью, что схватка пойдет по вашим правилам.
— Тебе не страшно? — едва слышно спросила она, так тихо, что ему пришлось нагнуться, за что и был вознагражден. Цветочный запах духов, который источали ее волосы, закружил ему голову, как и чудесный вид ее декольте — интригующий подъем грудей, едва прикрытых вырезом модного платья; серебристое кружево и розовый шелк, прилегающие к коже цвета сливок. Осененные длинными ресницами прекрасные глаза смотрели робко, и ему захотелось немедленно утащить ее наверх, в постель, где, забыв про обед, он мог бы показать ей — нет, ему совсем не страшно.
— Бояться незачем, — заверил он Эмилию, молясь в душе, чтобы хорошие манеры, которые у герцогов Беркли в крови, проявили себя сегодня вечером. Позже он был уверен; что отцу есть что сказать на тему женитьбы на дочке графа Хатауэя, но это должно было случиться наедине, без свидетелей.
Молчание.
По крайней мере не враждебное, скорее, выжидательное. Поскольку это он женился на девушке, которую до этого никто из семьи не видел, значит, ему и говорить первым.
— Добрый вечер. Прошу прощения за поздний приезд. — Повернувшись к Эмилии, он взял ее руку и поднес к губам. — Я хочу, чтобы вы познакомились с моей женой, Эмилией.
Жена брата Джона, Диана, грациозно поднялась со своего места и подошла к ним, сияя теплой, одобрительной улыбкой. Вместо того чтобы протянуть руку для приветствия, она сердечно обняла Эмилию.
— Мы все просто в восторге от того, что Алекс женился!
Благослови, Господь, его великодушную невестку, подумал Алекс с радостью и благодарностью одновременно.
Как ни желал он приободрить жену, что ее примут с распростертыми объятиями, Алекс знал — особенно после краткой, но исключительно неприятной встречи с графом, — насколько сильна пропасть между отцом и Хатауэем.
Обычная холодная бесстрастность герцога Беркли не позволяла догадываться, что творилось в его душе, когда он разглядывал дочь врага — теперь собственную невестку. С другой стороны, Джон улыбался своей знаменитой улыбкой ценителя женских прелестей. Конечно, думал Алекс с некоторой ревностью счастливого обладателя, ее бесспорная красота и должна была произвести на брата впечатление.
— Мой отец, герцог Беркли. Мой брат Джон, маркиз Бушэм. — Он смело выдержал отцовский взгляд. — Моя жена, Эмилия Сент-Джеймс.
К его радости, отец не колеблясь взял руку Эмилии и склонился к ней в учтивейшем из поцелуев.
— Извините наше удивление. Добро пожаловать в Беркли.
Разумеется, никакой сентиментальной сердечности, однако его отец и в лучших из обстоятельств не был сентиментален. Эмилия с заметным облегчением тихо сказала что-то в ответ и даже нервно рассмеялась, когда Джон, озорно подмигнув, поцеловал ее руку с куда большим жаром.
— Я очарован, — с самым серьезным видом сообщил старший брат.
— Надеюсь, что не окончательно, — сухо пробормотал Алекс и увел ее прочь от брата, чтобы познакомить со всеми остальными. К счастью, даже бабушка сумела воздержаться от обычного ледяного тона. Однако почтенная дама одарила-таки его обвиняющим взглядом в память о том вечере в опере, когда она указала Алексу на исключительную красоту Эмилии, а он, легко согласившись, не пожелал сообщить, что давно знаком с этой девушкой.
Когда с формальностями было покончено, подошла Диана. Взяв Эмилию под руку, заговорщицки зашептала:
— По моему мнению, все прошло очень хорошо. Уверена, Алексу захочется выпить. Пойдемте посидим вместе.
Джон заставил Алекса взять стакан. Они стояли возле маленького, украшенного причудливой резьбой персидского столика, уставленного графинами и стаканами. Слегка усмехнувшись, брат сказал:
— Никто не укусит твою красавицу жену, брат. Иначе, будь уверен, Диана покусает их в ответ. Когда родился Маркус, у нее появился инстинкт матери-защитницы. И она очень тебя любит.
— Я обещал Эмилии, что это не будет судом инквизиции. — Алекс сделал внушительный глоток. Сейчас бы чего-нибудь покрепче! Однако странно то, как семья приняла Эмилию оказалось для него гораздо важнее, чем он предполагал. Инстинкт защитника проснулся не только у Дианы.
— И не было бы, окажись на ее месте кто-нибудь другой, — философски рассудил Джон, поразительно элегантный в черном и крахмально-белом. — Но я не забыл, как родители Дианы стояли насмерть — я настаиваю на этом слове, — запрещая мне жениться на любимой дочке. Согласно их методистским воззрениям, мое состояние и титул ничего не значат в сравнении с репутацией греховодника, столь противной их благочестию. Поверь, я был в том же положении, что и твоя прекрасная женушка сейчас.
В то время Алекс был в Испании, так что о подробностях сватовства знал очень мало.
— Однако они в конце концов уступили.
Джон наблюдал, как его жена ведет Эмилию к оттоманке возле окна. Диана не умолкала ни на минуту.
— Отдаю должное дару убеждения, коим наделена моя супруга. Я до сих пор не понимаю, как влюбился в единственную девушку в Англии, которой были безразличны и мой титул, и мои деньги. Но я чертовски рад, что так вышло.
— Думаю, что понимаю тебя.
Практичный Джон сказал:
— Твой выбор небесспорен, как ни крути! Мы с тестем по крайней мере не воюем. Не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь сказать то же про себя.
У Алекса были свои сомнения.
— Я не собираюсь рассчитывать на благоволение Хатауэя. Не знаю, смилостивится ли он когда-нибудь хотя бы к Эмилии.
— Ему же хуже, — заметил Джон.
— Совершенно с тобой согласен.
— Она ослепляет красотой, мой маленький братец. Вот везунчик! А я совершенно покончил с моими былыми привычками волокиты и счастливо женат.
Алекс тихо сказал:
— В этом мы с тобой схожи, брат.
— В твоей постели или в моей?
Эмилия и не услышала, как отворилась дверь, разделяющая их спальни. Держа в руке щетку для волос, она обернулась и увидела Алекса, который стоял, небрежно прислонясь к косяку двери. Темно-синий халат был небрежно схвачен на талии. На губах играла дразнящая, многообещающая улыбка.
— Мне просто интересно, — сказал он, не двигаясь, но оглядывая ее с головы до пят жадным взглядом, — не захочешь ли ты отметить бурной ночью любви тот факт, что тебе удалось пережить знакомство с семейством Сент-Джеймсов.
— Правильно ли так говорить — «отметить»? — Она неторопливо вернула серебряную с позолотой щетку на полированную поверхность туалетного столика, не уверенная, что ее губы не дрожат. — Твои отец с бабкой удостоили меня нескольких убийственно любезных фраз при официальном знакомстве, а больше за целый вечер не сказали ни слова.
— Нелегко вести беседу, если сидишь за столом размером с патагонскую равнину. Приходится либо разговаривать с соседями, либо повышать голос до неприличного крика. Но ни отец, ни бабушка никогда не допустят ничего неприличного.
Алекс был прав, однако в голову Эмилии закралась мысль: может быть, герцог специально распорядился посадить их с мужем в дальнем конце стола, так, чтобы ни ему, ни вдовствующей герцогине не пришлось разговаривать с ней.
— Полагаю, я по наивности надеялась, что все пройдет не так плохо, как я ожидала.
Даже на ее собственный слух, эти слова звучали очень жалко.
— Скорее, как мой в высшей степени неудачный визит к твоему отцу. Видишь, как мы похожи?
— Однако вряд ли кто сочтет тебя наивным.
Напротив, он был воплощенный соблазн, с взъерошенными черными блестящими волосами и дразнящей улыбкой.
— Однако никто не додумался бы, что романтические отношения свяжут меня с молодой невинной девушкой… Хотя, должен признать, я не обманул ожиданий света и ты оказалась не совсем невинна, когда я действительно заключил наш романтический союз.
Его губы сложились в скорбную гримасу.
— Полагаю, вы виноваты в этом ничуть не меньше меня. — Она навсегда запомнит ту ночь в Кембриджшире, в своей спальне. Однако это она храбро предложила ему отправиться в спальню, не он!
И что случилось потом…
Его темная бровь поползла вверх. Небрежная поза не скрывала впечатляющего размаха плеч. Она видела его грудь между полами халата, и, несмотря на грустный вечер, ее пульс вдруг учащенно забился. Потом Алекс задал очень разумный вопрос:
— Что до отца с бабкой… Неужели ты думала, что им будет так легко отбросить предрассудок двух поколений? Я — нет, хотя мне было радостно видеть, что моя вера в их непоколебимую приверженность любезности и хорошим манерам оказалась не напрасной. И я полагаю, что их сомнения растают, когда они поймут, что твоя внутренняя красота не уступает красоте внешней и одно дополняет другое. Уверен — сейчас они думают, что я выбрал тебя за красоту. Когда они поймут, что я женился на изысканно прекрасной женщине с прекрасной душой, их отношение к тебе переменится.
— Какой чудесный комплимент! — тихо сказала она.
— Какая чудесная правда! И как мне повезло!
Он был слишком уверен в себе, слишком красив, слишком близко — его близость кружила ей голову. Эмилия почувствовала, как напряглись груди — физическая реакция на то, что сейчас произойдет. Она была растрогана его заботой, хотя, конечно, надеялась на более теплый прием. Зато оба брата и Диана оказались изумительными людьми.
Достаточно. Она не позволит грусти испортить весь вечер.
— Не помню, чтобы меня раньше называли изысканной.
От Алекса не укрылась перемена в ее голосе. Он выпрямился, загадочно улыбаясь.
— Все эти стишки, что ты получала, где их авторы воспевали цвет твоих глаз, сравнивали твои волосы с медом или янтарем глубочайшего тона, — какой еще бред они сочиняли, так и не додумавшись до слова «изысканный», отдавая дань твоей красоте? Мне стыдно за английских джентльменов, где бы они ни жили.
Смех пришелся очень кстати, разгоняя тягостное впечатление, которое осталось у нее после обеда.
— Но ты никогда не писал мне стихов, — ворчливо заметила Эмилия, наблюдая, как он идет к ней поступью хищника, не скрывая плотоядных намерений.
— За всю жизнь не написал ни одного стихотворения. — Черные как смоль брови скептически приподнялись.
— А мне бы хотелось получить хотя бы одно, — поддразнила она, — от скандально известного лорда Александра Сент-Джеймса. Вот была бы неожиданность.
— Не думаю, что литературные опыты — мой конек. — Алекс поймал ее руки, заставил встать и привлек к себе. — Но, признаюсь, мне вдруг захотелось попробовать.
Его внушительная фигура давала ей ощущение силы и безопасности и, что еще важнее, мужественности, которую она уже научилась ценить. Сквозь ткань халата она угадывала его возбуждение. Теплое дыхание щекотало ей ухо, и от этого все тело вдруг пришло в волнение.
— Как же мне начать? Может, так? Твой волосы сияют, как освещенная солнцем роза в саду, сладкие и мягкие, как нежнейший лепесток.
— Хорошее начало, — поддразнила она.
Его пальцы перебирали пряди, медленно, ласково. Алекс продолжал тем же хрипловатым шепотом:
— Твоя кожа как гладкий теплый атлас.
— Неоригинально, но приятно.
Его ладонь проникла под халат и медленно погладила закругление бедра, живот, ребра и обняла грудь. Большой палец начал мучительную игру с соском…
— Твои груди — само совершенство, сотворенное, чтобы ублажить мои фантазии. Полные, твердые и такие женственные.
— Признаюсь, что подобного еще не слышала. — Приподнявшись на цыпочках, Эмилия поцеловала его шею, наслаждаясь солоноватым вкусом его кожи. Ей становилось жарко, особенно внизу живота, где температура была явно на несколько градусов выше, чем во всем теле. Она провела пальцами вдоль его груди. Закрыла глаза, когда он легонько сжал сосок.
— Как у меня получается? — Алекс поцеловал ее в висок. — Достаточно ли поэтических сравнений?
— В твоей постели, — почти беззвучно шепнула она, отвечая на самый первый вопрос. Не будет ли излишней сентиментальностью сказать, что в первую ночь они воспользовались ее постелью, а теперь ей хотелось лечь с ним в его постель? Может быть, но не стоило трудиться, пускаясь в объяснения, потому что он послушно схватил ее на руки и широко улыбнулся.
— Все равно у меня закончились слова, — сообщил он, толкая дверь плечом. — Я лучше покажу.
Его комната была некой противоположностью ее спальне. Никаких бледных расцветок или каменных розочек, украшающих каминную полку. Зато огромную кровать закрывали занавеси темно-зеленого бархата, в углу стоял лакированный шкаф, а возле окна — письменный стол со стопкой книг. Рассматривать в подробностях она не могла. Так, мимолетное впечатление, потому что Алекс уложил ее на постель и сбросил халат. Глаза Алекса блестели. Мужская плоть, твердая, влажно блестящая на конце, выдавала силу его желания.
Он не стал гасить свечи, что, по ее мнению, следовало сделать мужу или любовнику. Иногда ей удавалось подслушать, о чем шепчутся подруги тети Софи, и она знала: большинство мужчин гасят свет, или по крайней мере их жены предпочитают заниматься любовью в темноте.
Но ей больше нравилось так. Исполненная любовного томления, она медленно развязала пояс своего халата. При свете она могла любоваться очертаниями его мускулатуры, игрой мышц при каждом движении и его восхитительной улыбкой, от которой замирало сердце.
Она дразняще опустила ресницы. В конце концов, он был хорошим учителем.
Постель скрипнула, когда он лег с ней рядом, огромный, уверенный и не стыдящийся своей наготы.
— Мне нравится видеть тебя, как сейчас, полуобнаженной, для меня одного… Ты знала, что я ревновал тебя к каждому мужчине, с которым ты танцевала, с тех пор как встретил тебя?
— Наверное, я что-то заподозрила в тот вечер, когда ты чуть не силой увел меня из танцевального зала на глазах у всего света.
— Что стало пищей для невероятных домыслов. Мне жаль.
— Не стоит жалеть. Я привыкну, что нас постоянно преследуют скандалы. — Эмилия игриво провела пальцем по его подбородку. — Кроме того, я думаю, что сама привлекла всеобщее внимание, когда чуть не силой заставила тебя протанцевать со мной вальс. Оглядываясь назад, можно точно сказать — это была моя затея.
— Я старше. Мне бы следовало…
Она коснулась пальцами его губ.
— Все это как-то ускользает от моего понимания, потому что сейчас мне неинтересно, кто виноват, но очень интересно кое-что другое.
Он погладил ее щеку, не скрывая веселого удивления и восхищения.
— Может, лучше займемся любовью, чем спорить?
— Прекрасная замена, — шепнула Эмилия и потянулась к нему, чтобы поцеловать.
Поразительно — как женщина, совсем неопытная в постели, умела разжечь его пыл до невероятного градуса? Не прерывая поцелуя, он лег на нее сверху — на ее мягкое, уступчивое тело. Она сгорала от нетерпения. Он знал это, потому что ее бедра беспокойно двигались, а ногти впились в плечо. Глаза скрылись за завесой полуопущенных ресниц.
— Алекс.
— Я должен быть уверен, что ты готова, любимая. — Пальцы коснулись маленького треугольника волос, и он был рад обнаружить, что она истекает влагой, готовая его принять. В ответ на движение пальца Эмилия слабо вскрикнула. — Горячий атлас, тугой, но податливый…
— Очень мило, — сказала она со вздохом. — Но я знаю, вы можете лучше.
Алекс все больше убеждался в том, что его молодая жена оказалась смелой и пылкой в постели. И он был счастлив.
Ее лоно приняло его легко и естественно. Он вошел в нее медленно, наблюдая, как разгораются румянцем щеки Эмилии. Осторожно, сдерживая себя — его целью было отнюдь не быстрое утоление страсти, но полное слияние, и не только телесное.
Он нежно поцеловал Эмилию в губы, как раз в тот миг, когда она застонала, ощутив давление именно там, где было нужно.
— Тебе это нравится…
— Очень. Сделай так еще раз. — Она откинула голову на подушку, когда он охотно выполнил просьбу. — Да!
— Еще?
— Перестань меня дразнить! Да, еще!
— Может быть, тебе понравится верховодить?
Он приподнялся, опираясь на локоть. Его заинтриговало выражение ее лица. Эмилия смотрела на него не понимая.
— Вот так. — Одним движением Алекс перекатился на спину, и она оседлала его. Пышные волосы рассыпались по спине, щекоча его пальцы, сжимающие ее талию. Очень возбуждающе!
Как будто он и без того не сходил с ума от вожделения! Алекс сдерживался из последних сил, видя перед собой эту великолепную наготу, пышные груди, казавшиеся еще тяжелее в неярком свете лампы. Маленькие руки обнимали его плечи. Он мог бы любоваться ею целый день! Алекс судорожно вздохнул.
— Скачи на мне. — Он приподнял ее стройные бедра, затем усадил обратно. — Вот так.
— О-о…
Было одно преимущество — нет, гораздо больше, хотя сейчас его волновало лишь сексуальное, — в том, чтобы иметь в постели женщину, не испорченную представлением о том, что лишь мужчины могут получать удовольствие от физической любви. Эмилия начала двигаться, пока неуверенно, однако очень скоро поймала нужный ритм, при котором ее собственное удовольствие казалось наивысшим. Он помогал ей, позволяя самой задавать темп, сжав зубы, — Эмилия первой должна была достичь вершины.
Это произошло гораздо быстрее, чем он ожидал. Тихий вскрик, сокращение мышц вокруг его пульсирующего ствола. Этого было достаточно, чтобы исторгнуть вопль из его груди. Наслаждение подхватило его, словно могучий водоворот нестерпимо блестящих и жарких искр, и больше ничто не могло сдержать его извержения, которое она приняла на пике страсти.
Она рухнула ему на грудь, и Алекс обрел новую отраду — ласкать изгиб позвоночника, наслаждаясь ощущением тонких косточек и влажной кожи под собственной ладонью.
— Думаю, — пробормотала она сонно, уткнувшись носом в его шею, — нам нужно выяснить, что произошло. Может быть, это решит… все.
Умиротворенный, счастливый Алекс, сам чуть не засыпая, вскинул бровь, не понимая смысла ее заявления.
— Что произошло?
Из-за оконных занавесей, которыми играл ночной ветерок, в комнату проникал смутный свет луны. Он был безумно, неописуемо счастлив. Его жена рядом, в его объятиях…
Подняв голову, Эмилия с укоризной в голосе пояснила:
— Между Анной и моим дедом. Почему мой отец ненавидит твоего, а твой отвечает взаимностью? Кто посылал нам письма? Что бы ты ни искал, мы обязаны найти это вместе.
— Ты думаешь об этом сейчас? — Он не знал, смеяться ему или сердиться. — Я надеялся, что мне удалось отвлечь тебя от всех бед, связанных с нашими семьями.
Эмилия — роскошная, обнаженная, с поблескивающими от пролитого семени бедрами! Любому мужчине она показалась бы Венерой, но уже не ускользающей…
— Самое время подумать об этом, — сказала она просто. — А наши дети? Неужели мы хотим, чтобы они росли в обстановке вражды, незатухающей войны между нашими семьями?
Она совершенно права, вынужден был признать Алекс. Он заглянул в прекрасные глаза жены:
— Мы ведь пошли на уступки в ущерб праву на независимые поступки, не так ли?
— У меня его никогда не было. — Она провела пальцем по линии его бровей. — Поэтому я лучше тебя знаю, как это важно — семья, которая не только принимает, но и любит тебя.
Алексу вдруг пришла в голову глупая мысль, что его отец начнет презирать собственных внуков. Выбросить ее из головы не получалось. Тогда он тихо сказал:
— Думаю, ты права.