Улица внизу была грязной, оттуда несло чем-то отвратительным. Лорд Александр Сент-Джеймс был уверен: если он свалится с козырька, то приземлится прямо на здоровенную, упитанную крысу. Подобное развлечение не числилось среди тех, которыми он любил скрашивать досуг. Поэтому Алекс крепче вцепился в карниз, прикидывая на глазок расстояние до следующей крыши. Примерно как от Лондона до Эдинбурга, подумал он; в действительности нужно было преодолеть всего несколько футов.
— Какого черта ты ждешь? — зашипел голос из темноты. — Прыг-скок — и там. Это твоя затея.
— Я не воробей, — бросил Алекс через плечо, отказываясь признавать, что вообще-то побаивается высоты. Так было с ним с той ночи, когда он со своим отрядом пробил брешь в высоких стенах крепости в Бадахосе. Он до сих пор не мог забыть эту картину: нескончаемый дождь, карабкающиеся по лестницам мужчины и большая черная клякса внизу… — Я отлично помню, кто это придумал, — проворчал он.
— Тогда, уверен, ты согласишься, что пора двигать вперед. Если ты, конечно, не мечтаешь о личной камере в Ньюгейтской тюрьме. Кстати, лично я туда не хочу. А рассвет с каждой минутой все ближе.
Ньюгейтская тюрьма! Замкнутые пространства нравились Алексу ничуть не больше, чем высота. Очень жаль, что у него такое живое воображение, если учесть историю, которую ему поведала родная бабушка всего несколько дней назад. Меньше всего ему хотелось очутиться под замком в грязной камере. Но ради тех, кого любишь, стоит пойти на риск, философски заключил он, прикидывая на глаз пропасть, которую предстояло перепрыгнуть. Нужно признать — свою бабушку Алекс обожал.
Эта мысль оказалась весьма вдохновляющей, и он совершил отличный прыжок, с глухим стуком приземлившись на крышу и, слава Богу, умудрившись не поскользнуться на покрытой копотью черепице. Его товарищ уже призывно махал рукой. Пригнувшись, они медленно продвигались в сторону соседнего дома.
Луна казалась размытым пятном среди облаков. Как раз для того, чтобы совершить кражу, но и дороги было толком не разглядеть. Еще два переулка, два прыжка, что давались ему столь мучительно, и вот они на месте. Осталось лишь спуститься на балкон, нависавший над маленьким обнесенным оградой садом.
Майкл Хепберн, маркиз Лонгхейвен, первым спрыгнул на балкон. Легким, изящным прыжком; держа равновесие, как профессиональный танцор. В который раз Алекс задумался, какую именно работу выполняет его приятель для военного министерства. Очутившись на балконе рядом с ним, Алекс поинтересовался:
— Что твой осведомитель говорил о планировке дома?
Майкл всматривался в глубь полутемной комнаты сквозь французское окно — двустворчатые стеклянные двери.
— Сейчас я мог бы сидеть в клубе и наслаждаться крепким виски.
— Прекрати ворчать, — прошипел Алекс. — Ты живешь подобными интригами. К счастью для нас, замок простой. Я открою его, не успеешь и глазом моргнуть.
В подтверждение его слов в следующий миг одна из створок, скрипнув, отворилась. Для ушей Алекса этот тихий звук прозвучал как гром. Он вошел первым, проскользнув в темную спальню, бросив беглый взгляд на смутные очертания покрытой пологом широкой постели и платяного шкафа. На постели было разложено что-то белое, оказавшееся при более внимательном осмотре ночной сорочкой, отороченной изящными кружевами. Одеяло было уже откинуто. Вид девической сорочки заставил его почувствовать себя вором, взломщиком, которым, черт подери, он сейчас и являлся. Все это ради благого дела, твердо сказал он себе.
Майкл кратко пояснил:
— Это спальня дочери лорда Хатауэя. Нам нужно обыскать его кабинет и личные покои с противоположной стороны холла. Поскольку комнаты его светлости выходят окнами на улицу, а кабинет на первом этаже, мы проникли в дом через эту спальню — так безопасней всего. Весьма вероятно, что хозяев не будет дома еще пару часов, это дает время на поиски твоей драгоценной штуковины. А слуги в этот поздний час уже спят.
— Беру на себя кабинет. Скорее всего то, что мне нужно, находится именно там.
— Алекс, ты отдаешь себе отчет — тебе придется наконец сказать мне, что мы ищем. Уж если мне предстоит обыскать спальню его светлости ради тебя!
— Надеюсь, ты будешь действовать деликатно.
— Он и не догадается, что я там побывал, — с уверенностью заявил Майкл. — Но что, черт подери, я должен искать?
— Ключ узорного литья, сделан из серебра, так что наверняка потускнел до черноты. Примерно такой длины. — Алекс раскрыл ладонь, отмеряя расстояние от кончика мизинца до большого пальца. Ключ должен быть в шкатулочке, также из серебра. На крышке выгравирована буква «S».
— От чего сей ключ, могу я спросить, раз уж рискую ради него собственной головой?
Алекс молчал, не желая пускаться в дальнейшие подробности. Но Майкл был прав. К тому же он умел хранить тайны.
— Я точно не знаю, — признался Алекс нерешительно.
Ореховые глаза Майкла зажглись любопытством — это было заметно даже в полутьме.
— Однако мы тут, вломились в чужой дом!
— Это… очень запутанно.
— Так обычно и бывает.
— Язык не поворачивается объяснять кому-то, даже тебе, друг мой, причины, что привели меня сюда. Отсюда и просьба о помощи. В прошлом ты не раз доказал, что способен на многое. Не только быстро соображаешь на ходу и смело встречаешь вражеский огонь. Ты обладаешь исключительным умением держать рот на замке — особенно ценная черта в друге. Короче говоря, я тебе доверяю.
Майкл неопределенно хмыкнул:
— Да ладно тебе, парень.
— Я не собираюсь ничего красть, если тебя это успокоит, — шепотом сообщил Алекс, открывая дверь спальни и всматриваясь в холл. — То, что мне нужно, лорду Хатауэю не принадлежит, хоть он и держит это у себя. Где его кабинет?
— Второй коридор внизу лестницы. Третья дверь направо.
В доме смутно пахло воском и дымком из каминов, которые согревали комнаты в это время поздней весны. Алекс ползком — точнее не скажешь — пробирался через холл, посылая к небесам безмолвную молитву, чтобы их маленькое приключение увенчалось успехом и осталось незамеченным. Впрочем, он не был уверен, что может рассчитывать на божественное заступничество, принимая во внимание собственное распутное прошлое — или прошлое Майкла, если уж на то пошло.
В холле никого не было, зато царил мрак. Но очевидно, Майкл знал, где располагаются личные покои Хатауэя, потому что направился прямо к двери слева. Дверь тихо скрипнула, впуская его внутрь.
Алекс занял удобную позицию, откуда мог видеть верхнюю площадку лестницы, поднимающейся с главного этажа. Даже забавно! Самому не верилось, что он намеренно проник в чужой дом, да еще заручился помощью Майкла в этом предприятии. Он знал Майкла с Итона. Если уж на то пошло, надежнее и преданнее друга у него не было. Он отправился бы с ним хоть в пекло и выбрался бы обратно. А если уж честно, они и побывали вместе в пекле войны в Испании.
Они пережили пламя геенны, но нельзя сказать, что вернулись в Англию невредимыми.
Время шло в тишине, и Алекс немного упокоился, направляясь вниз по ступенькам в полутемный холл. Лишь один раз ободрал себе голень, задев какой-то предмет мебели, который возник, казалось, из ниоткуда. Витиевато выругавшись, он продолжил путь, заметив про себя, что стать профессиональным грабителем ему вряд ли светит.
Кабинет благоухал запахами старого табака и многочисленных бокалов выпитого здесь бренди. Продвигаясь вперед осторожными шагами, Алекс извлек из кармана позаимствованную связку отмычек. Два ящика удалось открыть так, со следующими двумя пришлось повозиться.
Ничего. Ни серебряной шкатулки, ни чертова ключа.
Проклятие!
И первый сигнал беды — тихий, резкий, возбужденный лай. Потом он услышал женский голос. Разговор на приглушенных тонах отчетливо раздавался в безмолвном доме — и Алекса охватила тревога. Голос звучал совсем близко, хотя, быть может, просто городской дом обладал подобным акустическим эффектом. По крайней мере непохоже, чтобы там была крупная собака, сказал он себе, прощупывая выдвижной ящик в поисках фальшивой стенки, прежде чем вернуть на место его содержимое и осторожно его закрыть.
Служанка? Может быть, но вряд ли, учитывая глухую ночную пору. До рассвета еще несколько часов. Как бы рано ни вставали слуги, сомнительно, чтобы кто-нибудь из них был бы сейчас на ногах, разве что по вызову хозяев.
Голос тихо заговорил снова. Слов было не разобрать, однако отсутствие ответа подразумевало, что женщина скорее всего разговаривает с собакой. Он вышел в коридор и увидел у основания лестницы женскую фигуру.
Женщина была светловолосой, стройной и, что куда важнее, одетой в изысканное платье нежных тонов…
Вот вам и несколько драгоценных часов! Черт! Кто-то из семейства лорда Хатауэя вернулся домой слишком рано.
И — неожиданная удача: она поставила лампу на пол и взяла суетливый меховой комочек на руки. Затем, вместо того чтобы подниматься наверх, женщина понесла свое сокровище через дверь на противоположной стороне главного холла в заднюю часть дома, скорее всего на кухню.
Алекс, стараясь ступать как можно тише, бросился наверх, туда, где скрылся Майкл. Со скрипом отворив дверь, он шепнул:
— Там кто-то пришел. Молодая женщина, хотя я толком не разглядел.
— Вот черт! — Майкл умел двигаться бесшумно, точно кошка, и тут же очутился рядом с Алексом. — Я как раз на середине дела. Наверное, придется прийти сюда еще раз.
Алекс представил, как снова скачет по крышам, со страхом преодолевая зияющие провалы вонючих переулков Лондона.
— Предпочел бы покончить с этим сейчас.
— Все в порядке, если леди Эмилия вернулась одна, — пробормотал Майкл. — Вряд ли она явится в отцовскую спальню, а мне нужно всего лишь несколько минут. Попросил бы тебя помочь, да ты не знаешь, где я уже искал. А будем тут ходить, перешептываться — навлечем на себя беду. Выбирайся тем же путем, каким мы сюда пришли. Дождись, пока она не ляжет спать, и не спускай с нее глаз. Увидишь, что она намеревается выйти из спальни, потому что ей что-то послышалось, — делай что хочешь, но отвлеки ее. Иначе мне будет трудно выбраться отсюда, чтобы встретиться с тобой на крыше.
С этими словами он снова исчез в комнате, тихо прикрыв за собой дверь.
Алекс сдавленно выругался. Ему приходилось сражаться в битвах, ползать в грязи, терпеть бесконечный дождь и пронизывающий холод ночи, маршировать со своим батальоном многие и многие мили без отдыха. Но, черт возьми, он не был шпионом! Однако минута колебания могла быть смерти подобна, ведь мисс Паттон, несомненно, сейчас направляется к себе в спальню. А что, если она вдобавок разбудила свою горничную?
Военная жизнь научила его принимать решения быстро. И он верил, что Майкл знает, что делает, черт его подери. Поэтому Алекс быстро вернулся в спальню юной леди и выскользнул на балкон. Друзья выбрали этот путь, потому что здесь их не увидели бы со стороны уединенного частного садика. Не стоило опасаться также зевак на улице — район был фешенебельный.
Едва Алекс успел затворить за собой створку французского окна, как дверь спальни открылась. Он застыл на месте в надежде, что тень скроет его присутствие. Движения могли привлечь к нему внимание молодой женщины, которая только что вошла в комнату. Она принесла с собой маленькую лампу, поставила ее на полированный столик возле постели. Алекс решил, что его трудно будет заметить на темном балконе.
И как раз в этот момент он вдруг понял, насколько девушка красива.
Дочь лорда Хатауэя! Встречал ли он ее раньше? Нет, не встречал. Но теперь, когда Алекс об этом думал, он вспомнил, что слышал ее имя — в последнее время оно упоминалось очень часто. Теперь он понял почему.
Лампа озарила ее отливающие золотом волосы. Точеный женственный профиль лица, изящный носик и нежный подбородок. Он, конечно, не мог видеть, какого цвета у нее глаза, зато заметил, что они обрамлены длинными ресницами, которые бросали легкую тень на ее нежные скулы, когда она нагнулась, чтобы поднять юбки и сбросить туфельки. Потом она начала снимать подвязки, и он успел заметить бледный фарфор кожи ее тонких икр, плавные линии бедер и грациозные округлости ягодиц.
Смотреть на раздевающуюся женщину было изысканным чувственным удовольствием. Хотя обычно, когда это делалось в его присутствии, раздевание было прелюдией к одному из его любимых удовольствий… Тонкие пальчики порхали над застежками платья, и вскоре, зашуршав шелком, оно сползло с ее бледных плеч. Она сделала шаг, выбираясь из вороха ткани. Теперь на ней была только тонкая кружевная сорочка, и в свете мерцающего огня лампы ее тело отливало золотом и слоновой костью.
«Если я джентльмен, — напомнил он себе, — мне следует отвернуться».
Бал оказался скорее кошмаром, чем удовольствием, и леди Эмилия Паттон сбежала, как только представилась возможность, прибегнув к обычному — и довольно честному — предлогу. Она подняла с пола бальное платье, расправила и аккуратно разложила на резном стульчике возле камина. Когда карета привезла ее домой, она решила, что не станет будить горничную и насладится редкой возможностью хоть несколько минут побыть наедине с самой собой, прежде чем лечь спать. Никто не сочтет это за странность: она делала так и раньше.
— Вот убить собственного отца — это преступление, не так ли?
Не то чтобы она действительно вознамерилась его придушить. Просто образное выражение. Но сегодня вечером, когда отец буквально толкнул ее в объятия графа Уэстхопа, она чуть не совершила то, о чем и подумать было страшно. Отказаться танцевать с его сиятельством, тем самым унизив его и бросив вызов отцу на глазах у всего общества!
Вместо этого она, сжав зубы, пошла танцевать с самым красивым, самым богатым и невероятно скучным холостяком, завиднейшим женихом в высшем свете.
Он принял это за поощрение, а ей совсем этого не хотелось.
Графу даже достало наглости — или глупости — переврать цитату из Рабле, когда он принес ей шампанского. Сказал с самодовольной улыбкой, передавая бокал: «Жажда приходит во время еды… но питье прогоняет аппетит».
Единственное, что она могла для него сделать, так это не поправлять его, хотя он все понял не так. У нее засосало под ложечкой при мысли, что он вовсе не хотел показаться невоспитанным. Просто не очень умен! Однако она не смогла удержаться, чтобы не спросить самым учтивым тоном: может быть, он принес ей шампанского потому, что считает ее полноватой? Ее слова так смутили беднягу, что он, извинившись, выбежал из зала. Так что остаток вечера прошел не так уж плохо.
В одной сорочке Эмилия подошла к дверям балкона и распахнула их, чтобы сделать глоток свежего воздуха, хотя на улице было довольно прохладно. Развязала ленты сорочки, спустив ее с плеч. Ночная прохлада заставила отвердеть соски. В бальном зале было невероятно душно, а у нее иногда возникали затруднения с дыханием — это недомогание преследовало ее е детства. Свежий воздух наполнил легкие, и это казалось ей райским блаженством. Так она и стояла, непроизвольно закрыв глаза. Легкое головокружение прекратилось, и сопутствующий ему страх ослабил хватку, но она все еще чувствовала некоторую слабость. Отец настоятельно советовал держать в тайне свое недомогание из убежденности, что никто не захочет жениться на женщине, которая то и дело начинает задыхаться непонятно отчего.
Она сделала медленный вдох, затем выдох. Да, слабость отступала…
Не было ни шума, ни движения, но девушку вдруг пронзило ощущение, внезапное инстинктивное ощущение, что за ней наблюдают. Потом сильная мужская рука схватила ее за локоть.
— Вам нехорошо?
Открыв, глаза, Эмилия увидела, что над ней склонилась высокая фигура. Тихо вскрикнув, она быстро натянула сорочку до самого горла, чтобы закрыть полуобнаженную грудь. К ее изумлению, скрытая в тени фигура заговорила, снова, и у нее оказался звучный голос образованного человека.
— Сожалею, миледи, что напугал вас. Тысяча извинений, но мне показалось, что вы вот-вот упадете в обморок.
Эмилия подняла на него глаза, в равной степени пораженная как его учтивыми манерами и словами, так и тем фактом, что мужчина оказался на ее балконе. У незнакомца были черные как смоль волосы, и даже скудного света луны хватало, чтобы увидеть, какие они блестящие. Темные, как ночь, глаза смотрели прямо на нее.
— Я… я… — начала она заикаясь.
«Тебе следует закричать», — предложил внутренний голос, но тревога и удивление сковали ее. Кажется, закричать она была решительно неспособна.
— Вы пошатнулись, — сообщил загадочный посетитель, как будто это могло хоть что-то объяснить. Темные дуги бровей сошлись, между ними прорезалась морщинка. — Вы нездоровы?
Она наконец обрела голос, хотя бы отчасти, и свистящим шепотом ответила:
— Нет, только голова немного закружилась. Сэр, а вы что здесь делаете?
— Может быть, вам лучше прилечь?
И к ее изумлению и стыду, он подхватил ее на руки так легко, словно она была ребенком, и внес ее в комнату, осторожно уложив на постель.
Наверное, это только странный сон?
— Что вы здесь делаете? Кто вы? — требовательно спросила она. Не очень-то у нее вышло, половину слов она невнятно пробормотала, хотя страх уже уступал место острому любопытству. Даже в этом скудном освещении она видела, что мужчина хорошо одет. Прежде чем он выпрямился, она успела уловить аромат дорогого одеколона. Галстук отсутствовал, но покрой темного сюртука был безупречен, а бриджи в тон и высокие сапоги никак не относились к разряду предметов одежды, которая, по ее мнению, подобало обычному грабителю. Классические черты лица, прямой нос и твердо очерченный подбородок. А таких темных глаз ей еще не приходилось видеть!
Он действительно столь высок, или ей кажется, потому что он стоит, а она лежит, распростертая на постели?
— Я не причиню вам вреда. Не волнуйтесь.
Легко ему говорить! Боже правый, он ведь в ее спальне, ни больше ни меньше!
— Вы забрались в чужой дом.
— Действительно, — согласился он, склонив голову.
Неужели он вор? Непохоже. Смущенная Эмилия села на постели. Она чувствовала себя такой беззащитной, лежа перед ним полураздетая, со спутанными волосами.
— Отец почти не держит денег в сейфе здесь, в доме.
— Разумный человек. Я и сам следую этому правилу. Но мне не нужны его деньги, если вас это успокоит. — Незнакомец сверкнул белоснежной улыбкой.
Вдруг она поняла, что узнала его. Теперь положение обрело совсем уж невероятный поворот. Он не был одним из её хороших знакомых. И не принадлежал к числу тех многочисленных джентльменов, с которыми она успела протанцевать с начала сезона. Тем не менее она его уже видела.
А он наверняка видел ее. И вот теперь она сидит тут, таращит на него глаза как дурочка, и на ней только тонкая кружевная сорочка, вырез которой она придерживает дрожащей рукой. Краска стыда бросилась ей в лицо, шея и щеки жарко запылали. Она чувствовала, как кровь приливает к тыльной сторону ладони, прижатой к груди.
— Я… я не одета, — сказала она неуверенно.
— Причем самым восхитительным образом, — согласился он, явно со знанием дела. Она не могла ошибиться — в его тихом голосе звучали веселые нотки. — Однако я здесь не для того, чтобы вас грабить. Хотя, — добавил он с коварной улыбкой, — мне все-таки следует что-нибудь похитить, как любому уважающему себя грабителю. На ум приходит поцелуй — так по крайней мере я не уйду с пустыми руками.
Поцелуй? Не сошел ли он с ума?
— Вы… этого не сделаете, — сумела она произнести, не веря собственным ушам. Он по-прежнему стоял возле постели, так близко, что она могла бы до него дотронуться, лишь руку протяни.
— Вполне мог бы. — Темные брови чуть приподнялись, а взгляд начал обшаривать ее едва прикрытое тело. Потом он снова взглянул ей в лицо. — Боюсь, я питаю слабость к хорошеньким полуодетым леди, — добавил он мягко.
Несомненно, что они питали ответную слабость к нему. Он просто излучал мужественность и уверенность, что было еще притягательнее, чем его внешняя красота.
Дыхание замерло в ее горле, но привычное недомогание было тут ни при чем. Пусть она была невинной девушкой, но она сразу же поняла, отчего его голос стал хрипловатым, волнующим, подчиняющим ее своей мужской власти. Как птичка, оглушенная дымом, она не могла пошевелиться, даже тогда, когда он склонился над ней. Его длинные пальцы коснулись ее подбородка, чуть приподняли лицо. Он опустил голову, пощекотал губами ее губы — дразняще, всего на несколько мгновений. Но вместо того чтобы ее поцеловать, он погладил ее волосы и осторожно лизнул в углубление под подбородком. Она была поражена: какая дерзость! Но тепло его губ и дразнящей ласки произвело странное ощущение где-то внизу живота.
Вот тут бы ей надменно потребовать, чтобы он остановился, или по крайней мере оттолкнуть его.
Но она этого не сделала. Ее еще ни разу не целовали, и ей стало любопытно. И это несмотря на то, что в ее девических фантазиях не фигурировал загадочный незнакомец, тайком пробравшийся к ней в спальню.
Она трепетала, чувствуя его жаркое дыхание, которое поднималось выше, к подбородку, щеке, пока наконец его губы не накрыли ее рот. Она была потрясена, когда его язык начал тереться о ее собственный быстрыми игривыми движениями.
Она задрожала. Ее рука — совсем непроизвольно — легла ему на плечо.
Что-то очень сокровенное.
Что-то очень волнующее.
А потом все закончилось.
Помоги ей, Боже, но она была разочарована: неужели все?
Он выпрямился с еще более довольным видом, чем раньше, очевидно, забавляясь выражением ее лица, что бы он там ни прочел.
— Поцелуй невинной девы. Действительно удача.
Конечно, он понял, что был у нее первым. Неудивительно — как большинство незамужних молодых леди, она все время находилась под присмотром компаньонки. Она хотела было обидеться, но, странное дело, не чувствовала себя ни обиженной, ни оскорбленной.
— Сэр, вы не джентльмен.
— О нет, я джентльмен, и весьма искушенный. Иначе я не ушел бы, дабы не запятнать вашу репутацию. А она была бы запятнанной, уж поверьте мне. Мой вам совет — никому не рассказывайте о том, что я был здесь этой ночью.
И в подтверждение своих слов в следующий миг он был уже на балконе. Забрался на балюстраду, уцепился за край крыши и одним могучим грациозным прыжком исчез, растворившись во мраке.