10

ПРОТИВОБОРСТВУЮЩИЕ СТОРОНЫ



Немо пошевелил головой, заставив себя очнуться. Лицо ему царапала грубая мешковина, на голову ему по-прежнему был надет мешок без прорезей для глаз, плотно завязанный на горле, отчего он почти задыхался.


Он попытался потянуться, вернув ощущения в конечности, перед тем, как встать. Между кандалами у него на лодыжках оказалась десятидюймовая цепь, продетая сквозь железное кольцо в полу, и она звякнула, туго натянувшись, когда Немо попытался пошевелиться, не пуская его, прикованного к полу.


Вагон дернулся на сторону, колеса взвыли сталью о сталь, и поезд вошел в поворот по изогнутой кривой. Движение это было резким и стремительным, и Немо посчитал, что сможет им воспользоваться, подняв руки, скованные наручниками, когда почувствовал, что провисание цепей это позволяет, предоставляя ему определенную свободу движений.


Прямо рядом с его ухом, сквозь мешок, раздался голос комендор-сержанта: «Что, очнулся? Башка у тебя там не раскололась еще окончательно, видать?»


«Далеко еще до моего корабля?»


Сержант ответил: «Близко уже, и я тебя туда доставлю, потому что такие я получил указания, но в них ничего не говорится о твоем физическом состоянии, когда ты там окажешься. Ты думаешь, наверное, что я просто дубина в форме полицая. Знаешь, сколько профессиональных боев я выиграл? Сколько мужиков я превратил в месиво?»


Он несильно ударил Немо в грудь стволом винтовки: «Если ты представляешь угрозу моей жизни, я имею полное право защищаться от пытающегося меня убить заключенного».


«У которого огнестрельное ранение и который скован цепями», сказал Немо, почувствовав, как поезд набирает скорость, и дуло винтовки, прижатое к телу. И считая варианты.


Сержант тихо заржал, еще ближе к нему наклонившись: «Лучшего варианта и не придумаешь».


Немо опустил голову, прижав подбородок к груди, спланировав следующее свои движения, а затем резко дернувшись, с силой ударил головой сержанту в челюсть, разбив ему зубы через нижние десны. Изо рта сержанта на мешок брызнула кровь, и в этот момент Немо схватился за ствол винтовки, вырвав ее у него.


Товарный вагон резко накренился на сторону, выполняя резкий поворот в горной местности. Сержант, потеряв равновесие, ударился в стену, плюясь зубами и кровавой пеной, и прошепелявил: «Смеешься? Это з-значит, п-победа за мной!»


Он выхватил из-за пояса штык, бросился было вперед, но потерял равновесие, затем снова бросился вперед, истекая кровью. Немо обхватил Ремингтон руками посередине, придав тем самым вес обеим сторонам винтовки и держа ее, словно какую-то боевую дубину, после чего широко замахнулся ею на звук шагов сержанта, заставив того отойти назад. Даже действуя вслепую, его движения были уверенными. И точными.


С закрытым мешком лицом Немо все равно следил за движениями комендор-сержанта, чувствуя их, когда тот, держась за стены вагона, стал пробираться по сену и по какой-то древесине к загрузочным дверям вагона.


Немо мог двигать лишь верхней частью тела, начиная с пояса, с прикованными к полу ногами, но он бдительно следил за противником, прислушиваясь и стараясь отделять звуки тормозов и сцеплений поезда от шагов сержанта, чтобы быть готовым в любой момент защититься или уклониться от удара.


Эту науку он изучил в совершенстве: мысленно представляя себе то, что ему не было видно, как он это уже делал раньше, двигаясь по глубоководным каньонам, порой в нескольких милях под поверхностью воды. Вокруг ничего, кроме сплошного черного мрака, и он вел свой корабль, руководствуясь лишь интуицией.


Немо прислушался, после чего принял решение, опустив плечо и еще крепче сжав в руках винтовку, почуяв шаркнувший по деревянному полу сапог. Рядом с собой, чуть левее.


Он подождал три секунды – три удара сердца, дав сержанту приблизиться на расстояние вытянутого старого штыка, а затем ударил ему в грудь прикладом винтовки, сломав какую-то кость. И сбив сержанта с ног.


Вагон качнулся, отбросив Немо в сторону, он выпрямился, приставив винтовку к плечу. Он перевернул ее, направив дуло прямо себе под ноги и целясь вниз, в цепь между лодыжками. Приставив к курку большой палец, он стал вслепую искать стволом свою цель, поймав прицелом звенья цепи. Он выстрелил, разбил их, и они разлетелись на части.


Вырвавшись, Немо вскочил с лавки, держа винтовку скованными руками над головой. Сержант нанес удар, сделав яростный выпад штыком, держа его за коленчатый изгиб, как кинжал. Стальной его конец задел руку Немо. Брызнула красная струя, и сквозь мешок раздался крик, но не крик боли.


А боевой клич.


Замелькали яростные удары ног Немо, которыми он начал бить комендор-сержанта в живот, и тот сложился вдвое; молниеносные, как удары хлыстом, движения древнего боевого стиля. Развернувшись на каблуках, Немо занял позицию в центре вагона, зачистив периметр вокруг себя взмахами винтовки.


Сержант сделал новый выпад штыком, на сей раз рубящий.


Удар словно ножницами в челюсть развернул и с силой отбросил его в стену вагона. Ничего не видя из-за мешка на голове, Немо не стал останавливаться, забивая ногами сержанта в угол. Левой ногой, затем правой, затем снова левой.


Сержант вскрикнул, харкая кровью и замахнувшись штыком. Нанеся колющий удар. Немо интуитивно уклонился, клинок скользнул по стволу винтовки, высекая искру, после чего был выбит из рук сержанта.


Он размахнулся, придя в ярость оттого, что остался без оружия, и со всей силы ударил гигантским своим кулаком Немо в лицо через мешок.


Немо принял удар, развернувшись в идеальном ответном ударе наотмашь и выбросив вперед ноги, словно стрелы, выпущенные из арбалета. Сила удара сбила сержанта с ног, и он, пролетев через весь вагон и свернувшись в воздухе, врезался в дерево и ржавое железо. С хрустом сломанных костей.


И остался лежать на полу, мучительно воя от боли. Над ним нависло бесформенное лицо в мешке, совсем близко от него, в липкой крови. Он попробовал что-то разбитым языком. «И что т-теперь – убьешь м-меня?»


«Штык».


«Н-но… ты же ничего не должен видеть…»


Сквозь мешок раздался голос Немо: «Я вижу, но в том смысле, который тебе все равно не понять».


Комендор-сержант вытащил штык из тюка сена, в котором застряло оружие, а затем схватил его за конец гнезда и направил узкий клинок Немо в живот, на расстоянии менее дюйма.


«Тебе что, мало? Воспользуйся хоть этим шансом», сказал Немо. «Я сейчас просто сжалился над тобой, чего ты, вообще-то, не заслуживаешь».


Сержант вложил штык в одну из скованных рук Немо, и тут товарный вагон заполнился шипением пара тормозов локомотива. Поезд дернулся, затормозив, и остановился. Немо вонзил штык в веревку, разорвав его концом узел. Освободившись от петли, он сорвал, наконец, с головы мешок.


Он стащил его с себя, частично с кровавым потом. Залипшее копотью и кровью, его лицо вспухло, но Немо сделал глубокий вдох, ощутив полной грудью небольшую свою победу над болью.


После полного мрака глаза Немо стали привыкать к лучам света, пронзавшим щели досок товарного вагона и высветившим обломки, оставшиеся после схватки: ящики, бочки и самого комендор-сержанта, все это было разбросано вокруг, разбито или погнуто.


«Ключи», потребовал Немо.


Тут кто-то сбросил запор на дверях вагона, и внутренности его наполнились ярким солнечным светом, когда ее открыли. На железнодорожной платформе стоял Дункан, почти растворившийся в ярком свете солнца, светившего у него за спиной, с Дерринджером [короткоствольный карманный пистолет] в руке, наведенным внутрь вагона. Он сказал: «Я ожидал чего-то подобного, но не мог угадать, кто же окажется победителем».


Немо стоял с наручниками на руках: «Все это в целях самообороны».


«Верю». Дункан посмотрел на комендор-сержанта, держа его под прицелом пистолета: «Сержант, вы в сознании? Отдаете себе отчет, где вы находитесь, и какова ситуация?»


«Д-да».


«Освободите заключенного. Ваше задание на этом завершено».


Сержант закачал головой: «Продажные глисты… предатели!...», сказал он, шаря в кармане сломанными пальцами, еле ворочая языком, вываливавшимся из угла рта.


«Побыстрее, пожалуйста», сказал Дункан. «И достаньте только ключи, иначе получите пулю в глаз».


Сержант сказал: «Это дамский пистолет, он к лицу проститутке, но не м-мужчине!»


«Держу пари, мистер Дункан – меткий стрелок», сказал Немо. «Независимо от калибра и намерений».


Сержант вставил ключ в замок, раскрыв тиски наручников Адамса. Они упали на пол, после чего Дункан сказал: «Кандалы. Похоже, вам кто-то чуток настучал по голове, поэтому вы, кажется, немного не в себе».


Он вытащил из сюртука сложенную бумагу: «Это смягчение наказания для капитана Немо, подписанное Президентом Соединенных Штатов, и полномочия освободить его условно-досрочно под федеральный надзор».


«Я никогда не отрубаюсь, в этом моя беда». Комендор-сержант вскрыл кандалы, с перекошенным от боли лицом, сказав Немо: «Берегитесь этих дверей, предатели! Вы рассчитывали, что мы сгорим, погребенные под завалами, но у вас это не вышло! Вы все ненавидите нашу страну, но мы сильнее вас!»


Немо взмахнул Ремингтоном и раскрошил его пополам об опорную стойку у головы комендор-сержанта. «Вы сами всё подожгли».


Он бросил ствол с прикладом сержанту на колени, после чего перешагнул через металлическое кольцо, в котором крепились его цепи, и вышел из раскрытых дверей вагона на яркое солнце Норфолка.


Избавившись от оков и отбросив их в сторону, Немо сказал: «Все эти разорения и разрушения оттого, что братья сражались с братьями. Вам стоит об этом задуматься».


Сержант вытер рот и язык мокрой тряпкой: «О чем это, черт, “задуматься”?»


Дункан держал Немо под прицелом своего Дерринджера, когда тот, взявшись за поручни, спрыгнул на грузовую платформу неподалеку у железнодорожной ветки. Они отошли с путей проехавшей мимо шеффилдской дрезины, перевозившей людей с бревнами на пассажирский вокзал Норфолка – вернее, на то, что от него осталось.


Дункан сунул свой пистолет в карман пальто: «Вообще-то, он не мой».


«Это показывает вас с самой лучшей стороны».


«Я оценил ваш блеф о моей меткой стрельбе».


Немо ответил: «Это было необходимо, учитывая сложившуюся ситуацию». Они пошли вместе по дороге вокруг станции, мимо наёмных телег и извозчиков, их загружавших, выйдя на улицу, где разбомбленные витрины в зданиях соседствовали с новыми.


Пепел и свежая краска, рядом друг с другом.


«Способность восстанавливаться поражает меня не меньше, чем те побоища», сказал Немо. «Несмотря на возможность наслаждаться этим свежим воздухом, мне кажется, что я обменял один цепи на другие».


«У вас всегда сохраняется возможность вернуться в Либби, подождать до завтра и насладиться последней в своей жизни трапезой».


«Это предостережение генерала Гранта».


«Ваше окончательное освобождение зависит от того, насколько хорошо вы будете выполнять порученное вам задание––»


«––в соответствии с вашими указаниями», закончил Немо.


«Вы согласились с определенными условиями».


«Боюсь, что совесть моя заставляет меня делать только то, что является справедливым».


«Завидное самомнение». Дункан умерил свой словесный напор: «Президент считает, что я подтолкнул его к ужасной ошибке; хорошо, что он не видел того, что здесь произошло. Итак, вы обучались рукопашному бою Каларипаятту? Я правильно произнес это слово?»

- - - - - - - - - - - - - - - -

* Каларипаятту (малаял. കളരിപയറ്റ്) — традиционное для Южной Индии боевое искусство, возникшее на территории современных штатов Керала и Тамилнаду. Слово Каларипаятту состоит из двух частей: Калари означает священное место, паятту — бой. То есть каларипаятту — это бой в священном месте. Собственно на родине, в Индии, тренировки традиционно проводятся в специально построенных для этой цели храмах — храмах Калари. Эти храмы строятся согласно древней науке Васту. (Подробнее см. в Википедии).

- - - - - - - - - - - - - - - -


«Это не обучение, а искусство. Все правительства стараются так тщательно за всеми следить, даже когда выясняется, что сами они слепы».


Дункан ответил: «Учитывая поставленное на карту, я бы не стал недооценивать ваших новых союзников, капитан».


Немо коснулся своих синяков: «Посмотрим, что ждет нас в будущем, мистер Дункан. Что оно приготовит для нас обоих».


* * *


Сабля молниеносно опустилась вниз, рассекая раскаленный ею воздух, и ударила по острому краю Большого Королевского боевого меча, раскалывая сталь. Франц Зигель* нанес удар изогнутым лезвием своего оружия, изготовленного в Пруссии, теперь уже не справа, а слева, позолоченной гардой эфеса сверху, наступая на лейтенанта, сражавшегося Большим Королевским мечом.

- - - - - - - - - - - - - - - -

* Франц Зигель (нем. Franz Sigel; 1824-1902) — немецкий офицер, участник революции в Германии в 1848-1849 годах, позднее эмигрировавший в США. Был учителем, газетчиком, политиком, а также в чине генерал-майора воевал в армии Союза во время Гражданской войны в Америке.

- - - - - - - - - - - - - - - -


Следующий удар рассек Королевский Меч пополам и поверг лейтенанта на землю. Он поднял руки: «Признаюсь, вы убили меня в честном бою, сэр!»


Зигель помог ему подняться: «Ты отлично бился, мой мальчик, но твоя школа боя устарела, как и твое оружие».


Зигель, показав свою изогнутую саблю, осмотрел ее полированную поверхность на предмет наличия рубцов. Их не оказалось.


Он сказал: «Эта сталь в три раза прочнее того, что мы производили раньше. Острый, как алмаз, клинок».


На поверхности лезвия он увидел искаженное изображение фигуры мужчины. Он сказал: «Sei semper pronti per la guerra, Generale» [«Вы всегда готовы к войне, генерал» (ит.)]


Голос этот был обличен властью, он раздался из затемненной части гимнастической залы, неподалеку от небольшого боксерского ринга. Там в кресле первого ряда сидел епископ Фальконе. В окружении двух священников, которые сами, однако, не сидели.


Зигель быстро поклонился человеку, которого он увидел в отражении клинка: «Нет, io sono pronto per la pace, quando si tratta» [«Нет, я всегда готов к миру, если дело доходит до этого» (ит.)].


Один из священников сказал: «Благодарю вас, генерал. Непривычно слышать речь на нашем языке с немецким акцентом».


Епископ сказал: «Tutti dovrebbero sapere Italiano» («Итальянский должны знать все»).


«Согласен, Ваше Высокопреосвященство. В современном мире все должны уметь говорить со всеми». Генерал Зигель застегнул на все пуговицы свою форму Союзной армии. «Прошу прощения, господа, не ожидал вас здесь сегодня встретить».


Священник сказал: «Его Высокопреосвященство считает, что достижение истины возможно лишь в отсутствии формальностей».


Зигель пригладил волосы и усы. Епископ Фальконе, в плаще, из-под которого был виден его пасторский воротник, посмотрел на него и, взвесив слова, сказал ему: «Ваша страна готовится к войне с Францией».


«Германия? Да». Зигель подошел к епископу, встав перед ним и сложив руки на груди: «Да, сэр. Уже через несколько недель».


«Что сделает Папское государство уязвимым со стороны короля Эммануила. В Европе готовится вспыхнуть пожар большой войны, но появился общий враг, дьявольский враг. Кто это, или что это, как вы полагаете, генерал?»


«Вы имеете в виду океанские воды Соединенных Штатов?»


«В них гибнут наши люди. И ваши тоже».


Епископ ни на секунду не отрывал взгляда от Зигеля: «Но винят в этом вымыслы и фантазии. Монстров».


Зигель сказал: «Но все эти смерти – это далеко не фантазии».


Щелчок пальца, и рядом с ним оказался лейтенант с кожаным саквояжем в руках: «Письмо Отто фон Бисмарка президенту Гранту, информирующее его об официальной позиции Германии относительно этих кораблекрушений. Оно полностью возлагает всю ответственность за них на Соединенные Штаты и их флот. Полностью».


Священник сказал: «Вы сражались вместе с Грантом, командовали – более 30 тысячами солдат».


«Да, тридцать тысяч человек из немецких полков, от Нью-Йорка до Индианы».


Епископ сказал: «Вы с честью сражались, но… “scopo”? Почему? С какой целью?»


«Я сражался за воссоединение этой страны; и я не могу просто так взять и начать ее уничтожать».


«А г-н фон Бисмарк?»


Зигель сделал паузу, перед тем как задать вопрос: «Ваше Высокопреосвященство, а какова позиция вашего правительства?»


Епископ Фальконе сказал: «Даже находясь на грани гражданской войны, там готовы к конфронтации с Соединенными Штатами. Останется ли папское государство, или же Италия объединится, но она не намерена становиться жертвой этих нападений. Наши прихожане здесь крайне возмущены. Члены их семей самым жестоким образом убиты той самой страной, которую они восприняли как свою родину. Это предательство».


Зигель сказал: «Но в точности неизвестно, что именно происходит в водах США, святой отец. Неизвестно, кто это делает».


«Или что? Чудовища или люди?»


«Нельзя подливать огонь в масло истерии», сказал епископ Фальконе, «но эта земля должна была стать местом надежд, благословенной Господом. И если она становится чем-то адским, демоническим, тогда Церковь, как Мать, должна стать для всех защитницей».


Зигель ответил: «Я уверен, что ответ не лежит в демонической сфере».


«В любом случае, пролилась кровь», сказал священник. «Существует и всегда действует Божественный, высший замысел, испытывающий людей в их вере, и мир должен быть готов на это ответить».


Лейтенант проследил взглядом за действиями епископа, когда тот поднял свой перст с драгоценным перстнем, показывая на изысканно оформленный меч, стоявший в углу гимнастической залы, и сказал: «Anche il male creato dall'uomo può essere demoniaco».


Даже зло, созданное человеком, тоже может быть бесовским.


_______________________________________________

_______________________________________

________________________________

_________________________

__________________

_____________


Загрузка...