Ненависть вождя и любовь разбойника

ДОНОС

Мартынов уже три недели сидел в большом кабинете на Лубянке. Чертыхаясь, пытался разобраться в бумагах с грифом «Совершенно секретно». Образование и впрямь у него было не шибко высоким, самоучкой лишь выучился читать и писать.

Как и все хорошие практики, люто ненавидел бумажные дела. Однако секретные материалы не имел права поручить никому из своих сотрудников, ибо на конвертах теперь писали: «Секретно. Лично тов. Мартынову Ф.Я.»

Задребезжал телефон. В трубке он услышал таинственный полушёпот:

— Фёдор Яковлевич, это вы? Таракан вам звонит. Докладаю: Конёк, Лягушка и Чёрный в трактире армяшки гуляют.

— Кто такие?

— Это пацаны Яшки Кошелька.

— Адрес?

— А, как его? Ну, Большая Пресня, дом четырнадцать, в подвале. Трактир Гришки Асматьянца. Только что пришли, ещё небось посидят.

— Приметы?

— В дальнем углу сидят, справа. У Лягушки фингал под глазом и голова тряпкой замотана — вчера в драке получил. Меж своих поцапались. Херувим его уделал, а Херувиму голову Цыган проломил. Фёдор Яковлевич, у меня на служебные расходы деньги кончились. Когда получить можно?

Таракан был завербован недавно, Мартынов ему не шибко доверял. Три судимости, свой человек в воровской среде. Чекисты приедут брать бандитов, а там засада ждёт, жертвы будут большие. Так уже случалось, и не раз.

Крепко чекист задумался. Надо сказать, Мартынов действительно отличался исключительной храбростью. И вдруг пришла шальная мысль: «Если рисковать, так одному!»

Мартынов обычно ходил в сапогах со скрипом, фуражке со сломанным козырьком и обтёрханном пальтишке, чтоб не выделяться. Его не раз патрули задерживали: по одежде ничем от бандита не отличался. На недоумённые вопросы сослуживцев отвечал:

— Так безопасней, чем в форменной одежде светиться! Да и удобней… У меня не только соседи, даже домашние не знают, где я служу. Сказал: «разнорабочим в Гинекологическом институте на Большой Царицынской». Пусть проверяют! Ге-ге!

И вот теперь важнейшее сообщение. Счастливый шанс упускать было нельзя! Мартынову было двадцать шесть лет. Он был из тех, кто свято верил в идеалы партии и служил им беззаветно.

В декабре 1937 года его приговорят как врага народа к десяти годам концлагеря. Через пять лет он помрёт за колючей проволокой, ужаснувшись тому, во что превратились бредовые идеалы «светлого будущего».

А пока что у этого бесстрашного человека созрел боевой план. Он в соседнем кабинете сам себе оформил справку об освобождении, из сейфа вынул три казённых николаевских золотых червонца, поймал на Кузнецком Мосту извозчика и понёсся на Большую Пресню.