Время бежало. Самодержавие свергли. В Москве с марта семнадцатого года, как и во всём государстве, началось что-то немыслимое.
Яшка и Барин ещё при проклятом царизме за ограбление купца Озерова получили срока громадные — по десять лет каторжных работ.
Они сидели в Бутырке, которая была пересыльной тюрьмой. Теперь соседом по камере оказался еврей-политик из эсеров. Он учил Яшку немецкому языку, ещё хотел преподать идиш, но бандит-полиглот отказался.
Яшка и Барин ждали отправки на каторгу и строили планы: как «сделать ноги» и вновь оказаться на свободе?
Но Яшка был везунчиком, а счастье рядом. Благодетельное Временное правительство вдруг объявило амнистию всеобщую — ворам, хипесникам (вор, обкрадывающий посетителей проститутки при её участии), медвежатникам (взломщикам сейфоф), скокар̀ям (вор, занимающийся квартирными кражами со взломом), кладбищенским ворам-могильщикам, растлителям малолетних и даже самым ужасным — политическим.
Яшка и Барин оказались на свободе. Живи и радуйся! Их приятно удивила неразбериха, творившаяся в Москве. Полицейские куда-то исчезли. Улицы перестали убирать. Среди белого дня хорошо одетых прохожих затаскивали в подъезды и раздевали до нижнего белья. Щипачи в наглую чистили карманы.
Яшка и Барин сменили профессию. Раньше были домушниками, теперь стали налётчиками. Дело весело шло.
А тут власть опять сменилась, пришли большевики и Ленин-Ульянов с Троцким-Бронштейном. Прежде о них никто слыхом не слыхал. Новая власть решила порядок наводить: аресты, расстрелы, обыски — всюду и каждый день.
Казалось бы, что в этом хорошего для разбойников?
Ан нет, если котелком покумекать, в этом была польза, и весьма серьёзная.
Барин завёл «швабру», а та — счастье невероятное! — в губернской прокуратуре служила уборщицей. «Швабра» стащила бланки на обыск, выемку и арест. Эти бумажки знакомый фармазон украсил печатями и подписями.
Наши ребята уже самостоятельно обзавелись удостоверениями милиционеров, пришили на шапки красные звёзды и пошли к тем, кто побогаче, — обыскивать и изымать, зато никого не арестовывали — ни разу.
При этом Яшка был исключительно любезен. Потерпевших всегда называл на «вы» и выражал им сочувствие. Никто из пострадавших не жаловался: спасибо, дескать, большевикам за их гуманность. Хоть обобрали до нитки, зато не арестовали и не расстреляли!