Ненависть вождя и любовь разбойника

ДЕЛО ВРАЧЕЙ

В июне 1919 года ЧК завел дело № 1851 по обвинению сотрудников управления здравоохранения в различных преступлениях: торговле кокаином, подделке документов и пр. Задержали одиннадцать человек. Среди них, арестованная для количества, последняя и страстная любовь Яшки — Ольга Фёдорова.

Ольга с некоторых пор стала изысканно одеваться, украшала себя драгоценностями и питалась из Елисеевского магазина, в котором были самые изысканные продукты, но по большим ценам.

Посидев в душной, набитой несчастными женщинами камере, побывав на жёстких унизительных допросах, Ольга решила: «Яшка — лучший из людей, каких я встречала, я его крепко люблю. Но он всё равно не жилец. Не сегодня так завтра его пристрелят, а я могу спасти свою молодую несчастную жизнь! Господи, прости меня, прости мой грех! Я молода, я хочу жить».

И Ольга сдала Яшку:

— С потрохами!

Ольга сказала ошарашенному следователю:

— Я знаю, как поймать Яшку Кошелькова.

— То есть? — у следователя от удивления едва глаза не выскочили из орбит.

— С Кошельковым я познакомилась ранней весной. Случилось знакомство у нас на даче, что недалеко от железнодорожной станции Владычино — в девяти верстах от Москвы.

— Кто вас познакомил? — у следователя, писавшего протокол допроса, от радостного волнения аж руки тряслись.

— Мой брат Сергей, студент университета, изучает юриспруденцию. Он понятия не имел, чем Кошельков занимается, — у Яши прекрасные манеры, хорошая речь. Он представился комиссаром Караваевым и даже показал удостоверение ЧК. Он строен, красив и очень обходителен, в обращении мягок. Он блестяще образован, владеет несколькими языками — латынью, французским, немецким и татарским. Изучает английский. Мечтает уехать в Америку. Я поняла: ему очень нравлюсь. Яша завоевал мою симпатию. Ночевали мы вместе. Он объяснился в чувствах и честно сказал: «Я тот Яшка Кошельков, который отнял у Ленина авто и которого разыскивает ЧК!»

— Ваше отношение к нему после такого признания изменилось?

— Нет, он сумел меня очаровать. Был ласков и щедр. Мы продолжали встречаться… Он надеялся вместе со мной уехать в Америку. Уверена, Яшенька сейчас очень обо мне тоскует. Если вы меня освободите, то он тут же прибежит ко мне.

Ольгу отправили в камеру, а следователь немедля доложил руководству о потрясающем предложении Ольги Фёдоровой.

Фёдор Мартынов, чей кабинет был в главном здании во втором подъезде, не поверил своим ушам: «Невероятная удача!» Он поднялся на пятый этаж — там внутренняя тюрьма. Вызвал на допрос Ольгу.

Когда её ввели, на столике в дальнем углу, предназначенном для подследственных, стояли бисквиты, ликёр, колбаса, белый хлеб, горячий крепкий чай. Сладким голосом Мартынов завёл песню:

— Ольга Григорьевна, меня зовут Фёдор Яковлевич. Ваше предложение заманчиво. Напишите его… Мы учтём вашу заслугу перед страной Советов. Мы умеем быть благодарными. Помогите нам обезвредить Кошелькова, мы гарантируем вам свободу, жилую площадь в Москве и хорошо оплачиваемую работу.

— Фёдор Яковлевич, я помогу вам. Жилплощадь — хорошо, а пока хотя бы поместите меня в отдельную камеру.

В моей женщины курят, ругаются нецензурно — мне это неприятно. И хорошо было бы, если бы принесли книги, философские произведения Льва Николаевича Толстого. Это чтение меня успокаивает.

— Непременно! И вам будет обеспечен усиленный паёк, из ресторана «Иртыш» будут носить.

«Иртыш» располагался на том месте, где теперь Центральный детский мир.

Сразу после допроса Ольгу отвели в отдельную камеру, надзиратели сами перенесли её вещи. На ужин ей дали бифштекс под яйцом, жульен из птицы, стакан красного вина. Уже незадолго до отбоя (в 22 часа) корпусной (старший надзиратель) открыл в металлических дверях окошко (на уровне пупка) и протянул конволют (сборник, составленный из ранее самостоятельно изданных произведений печати, переплетённых в один том). — 14, 15 и 16 тома полного собрания сочинений Толстого: «Исповедь», «В чём моя вера», «Учение Христа…» и другие религиозные сочинения, изданные в 1913 году в типографии Сытина. По иронии судьбы именно Сытина не так давно обчистили бандиты.

По приказу Мартынова книгу разыскали у старообрядца Ивана Фадеева в книжной лавке, что на Лубянской горе. Чекисты уже успели украсить страницы штампами «Внутренняя тюрьма ГУ ГБ». И строгое предупреждение: «Воспрещается делать на книгах надписи, отчёркивания ногтём, пометки и вырывать листы, за что виновный будет лишаться чтения вплоть до наказания».

На завтрак подали какао, эклеры, омлет с сарделькой.

Потом повели на прогулку. По стёртым тысячами ног ступенькам она поднялась на крышу. Там на огороженном высокими стенами прямоугольнике Ольга целый час глядела на голубое небо и завидовала птицам, высоко летавшим над головой.

Ольга была растрогана вниманием Мартынова, по неопытности поверила его речам. Она попросила бумагу и карандаш, написала:

«Особому Отделу московской ЧК. Заявление. Я предлагаю свои услуги в поиске Кошелькова. Где он скрывается, не знаю, но уверена, что если буду на свободе, он ко мне придёт, поскольку очень в меня влюблён».

Прошло два дня. Ответа не последовало. Её помощь не была больше нужна. «Усиленный паёк» перестали носить и снова перевели в общую камеру, в которой стояла зловонная параша — большой бак, куда опорожнялись несчастные женщины. Бак выносили сами заключённые два раза в сутки — после утреннего подъёма и перед отбоем. В камерах был лишь водопроводный кран с маленькой раковиной и кусочек хозяйственного мыла.

Легче стало, когда перевели в Лефортовскую тюрьму: там кроме водопроводного крана в камере был унитаз. И неплохая библиотека.