Необузданные желания

Глава 1

Противоречие. Вот что заставляет меня чувствовать Люси Кристиансон, когда я наблюдаю за ней из тени в самом дальнем углу лекционного зала. Она идет с широкой улыбкой, которая озаряет ее лицо. Как будто ее ничто в этом мире не волнует. Но она не знает, какая опасность таится в тени. Я. И при этом она не осознает, что пробудила во мне что-то такое, о существовании чего я даже не подозревал.

Она даже не подозревает, что она — моя.

Ее судьба была предрешена в тот момент, когда я увидел ее. Я почувствовал себя так, словно получил пулю в грудь. Я осмотрел себя, одновременно обыскивая комнату в поисках снайпера. Только когда я шел через кафетерий в ее сторону, до меня дошло, что случилось.

Причина была в Люси. Я пытался добраться до нее. Чтобы защитить. Несмотря на то, что мое сердце бешено колотилось, адреналин струился по венам, а потребность причинить боль была сильнее, чем когда-либо.

Я остановился как вкопанный. Я не хотел причинять боль кому попало. Нет, я хотел причинить боль ей. Потому что именно в тот момент я понял, что если она смогла вызвать во мне прилив чуждых чувств — чувств, которые не должны быть присущи такому мужчине, как я, — то боль, которую она сможет причинить, будет самым сильным очищением, которое я смогу испытать.

Боль. Я жажду ее. Это единственное ощущение, которое когда-либо заставляло меня чувствовать себя живым, а видеть, как страдает Люси, — настоящая агония. Это опасно. Для нее.

В голове продолжали крутиться противоречивые мысли. Мысли о том, что нужно оградить ее от любой опасности, которая находилась в той комнате, и в то же время желание обхватить рукой ее горло и смотреть, как она испускает свой последний вздох.

Но я сделал то, чего никогда не делал. Я ушел. Каким-то образом я развернулся и вышел за ту дверь.

Однако после того дня она была повсюду. Стоит мне только войти в комнату, мой взгляд тут же падает на нее. Я не могу перестать наблюдать за ней, пытаясь понять, что за гребаное магическое проклятие она наложила на меня своей чертовой улыбкой.

Прошло два месяца с тех пор, как я увидел ее в первый раз, и как бы часто она ни смотрела в мою сторону, она никогда не видит меня. Я стараюсь быть невидимым для нее, предпочитая держаться в тени, а не привлекать ее внимание.

Видите ли, я не уверен, что смогу сдержаться, если она проявит ко мне хоть малейший интерес. Я достаю телефон и фотографирую. Она смотрит в мою сторону, как будто знает, что я здесь. Словно знает, что я наблюдаю. Но это не так. Она поворачивает голову, чтобы послушать, что говорит ее подруга, сидящая рядом с ней.

На протяжении всего урока мой взгляд не отрывается от своей цели. С того места, где я нахожусь, мне виден ее профиль. Сказать, что она — чертово совершенство, словно драгоценный камень в изысканной оправе — это значит ничего не сказать. Ее длинные светлые локоны вьются по спине. Когда она наклоняет голову в сторону, обнажая шею, мои пальцы вцепляются в подлокотники кресла. Видение этой шеи, покрытой синяками, зеркально отражающими мою ладонь, делает мой член твердым. И снова чертовы противоречивые эмоции проносятся в моей голове. Как бы сильно я ни хотел причинить ей боль, причинить боль себе, я хочу, блять, спасти ее. Хочу запереть ее в башне и никогда не позволять миру прикасаться к ней.

На ней обрезанные джинсовые шорты и белая прозрачная блузка, которую мне хочется сорвать и слушать, как пуговицы рассыпаются по деревянному полу моей спальни. Мой взгляд скользит по ее стройным ногам, останавливаясь на ступнях, которые в настоящее время обуты в конверсы. Она выглядит как девушка по соседству. Здесь она старается не показывать, кем является на самом деле. Она думает, что сливается с толпой. Но это не так. Она никогда не была создана для того, чтобы сливаться с толпой.

Такие люди, как Люси Кристиансон, были рождены для того, чтобы их видели. И она не осталась незамеченной. Но люди не хотят, чтобы их видел я. Для них это никогда хорошо не заканчивается.

То, что я не прикасался к ней, не трахал ее, не удерживал в заперти в течение последних двух месяцев, — это чертово чудо. Я вырос в семье Маккинли и никогда ни о чем в жизни не мечтал. Она — единственное, чего я страстно желаю, но не могу себе позволить. Но это не значит, что я позволю кому-то другому овладеть ею, и когда придурок, который занимает место рядом с ней, говорит что-то, что заставляет ее смеяться, он автоматически становится моей следующей жертвой.

Ее смех принадлежит не им. Ее улыбки, блять, принадлежат не им. Они мои. Она — моя. Я снова беру телефон, фотографирую этого придурка и отправляю снимок себе на почту. Мне виден только его профиль, но это все, что мне нужно. Я загружаю изображение в свою программу распознавания лиц. Проходит две минуты, и передо мной оказывается все его студенческое досье.

Логан Морган. Я запоминаю его лицо. Этот сопляк вот-вот узнает о последствиях своих действий.

Как только урок заканчивается, я вскакиваю со своего места и выхожу за дверь. Я жду, пока она выйдет из здания. Она что-то шепчет тому парню. Это тот самый парень из ее класса. Ублюдок, который теперь стал номером один в моем списке жертв. Я планировал проследить за своей занятой Пчелкой до ее квартиры. Я знаю, что она зайдет домой принять душ, прежде чем отправиться в библиотеку на несколько часов.

Вместо этого я становлюсь рядом с Логаном.

— Давай прогуляемся, — говорю я ему. Это не вопрос.

Его лицо бледнеет, когда он смотрит на меня. Он знает, кто я. Здесь все знают, кто я, блять, такой. Трудно оставаться незамеченным, когда твое имя красуется на табличках по всему этому гребаному университету. Это словно проклятие — родиться Маккинли. Ты постоянно в центре внимания. Все постоянно наблюдают за тобой, ожидая увидеть, как ведет себя наследник многомиллиардной империи.

— Мне нужно успеть на занятие, — говорит он.

— Нихрена подобного. Пойдем со мной, — снова говорю я ему. А я не люблю повторять.

Он кивает, его кадык дергается, когда он сглатывает. Он знает, что облажался. Все в этом кампусе знают, что к ней нельзя прикасаться. Каждый парень знает, что она, блять, неприкосновенна. Хотя он не первый, кто пытается это сделать, и не последний. Вот почему я всегда начеку, всегда готов к нападению.

Логан следует за мной и выходит через черный ход. Вокруг никого нет. Я останавливаюсь на месте и поворачиваюсь к нему лицом. Я не даю ему шанса заговорить, прежде чем мой правый кулак соприкасается с его лицом. Я слышу хруст ломающейся кости прямо перед тем, как из его носа начинает течь кровь. Мой левый кулак взлетает и бьет его по ребрам. Ублюдок падает на землю, как мешок с дерьмом, коим он и является. Я смотрю на него сверху вниз, его тело извивается, когда он пытается отползти от меня.

Боль. Страх. Это исходит от него, и я впитываю каждую крупицу. Вот ради чего я живу. Боль, причиненная мной. Моими руками. Страх в их глазах от осознания того, кто я.

Я наклоняюсь к его уху.

— В следующий раз, когда увидишь ее, отвернись, блять, в другую сторону. — Я плюю в него, затем снова бью кулаком в лицо, отправляя его в нокаут.

Поднявшись во весь рост, я трусцой бегу вокруг здания к месту, где припаркована моя машина. Залезаю внутрь, достаю ноутбук и открываю запись с камеры, которую я установил в ее квартире. Похоже, она только что вернулась домой. Я наблюдаю, как она с опаской открывает каждый гребаный шкаф в спальнях, на кухне, словно думает, что на нее вот-вот что-то выпрыгнет. Это новая привычка, которую она выработала за последние пару недель.

Такое ощущение, что Люси Кристиансон знает, что я приду за ней.