Непал без вранья

Глава 9 Трек

Волонтерская помощь и трек — две основные причины, по которым приезжают в Непал. А чаще всего их умудряются совмещать, как это решаем сделать и мы, ведь побывать в Непале и не сходить в горный трек — это просто нелепо. Какая еще страна может похвастаться восьмеркой из четырнадцати мировых восьмитысячников? К тому же время нам выпадает самое подходящее, ведь каникулы приходятся на октябрь, «непальское лето», как сообщает нам Асис.

Октябрь — ноябрь и апрель — май считаются лучшим сезоном для трека. В первом случае муссоны уже заканчиваются, во втором — дожди еще не успевают начаться. Поэтому погода стоит ясная и теплая, лучшее комбо для высокогорья, а в особенности для тех, кто собирается ночевать в палатках. Такое бывает в том случае, если вы предпочитаете экспедиционное, автономное восхождение и останавливаетесь в отдаленных от поселений районах. Но чаще все-таки выбирают тип трека, который называется «ти-хаус»[56], когда можно остановиться на ночь в деревенском приюте, обогреться вечером у общей печки, принять горячий душ, заказать ужин, зарядить свои гаджеты и даже поймать Интернет.

Треки бывают самые разные. Их можно различать по уровню сложности: легкий (Рооп Hill, 3210 м), средний (Annapurna Base Camp, АВС, 4130 м) и сложный (трек к Эвересту, с высшей точкой Кала-Патхар, 5645 м, что на три метра выше Эльбруса). По длительности: от однодневных прогулок до трека вокруг Манаслу в 15–16 дней. По уровню самостоятельности и комфорта: кто-то нанимает для похода специальных носилыциков-портеров и гидов, а кто-то полагается лишь на свои силы. А есть и такая разновидность, как хилитрекинг, когда походников забрасывают на вертолете в наиболее интересные и отдаленные точки маршрута.

Каждый составляет себе ту программу, к которой он физически подготовлен, на какую ему хватает опыта и времени. Мы же, ограниченные сроком каникул и совершенно не имеющие представления о собственных возможностях, решаем остановится на шестидневном любительском маршруте с высшей точкой на торе Рооп № 11. И первое, с чего мы начинаем подготовку, это оформление документов.

В зависимости от высоты и сложности восхождения условия и цены варьируются, но две необходимые бумажки, которые оформляет любой турист для горных прогулок, это специальное разрешение на трекинг-пермит (Trekking permit) и карта TIMS (Trekkers' Information Management System), подстраховка путешественника в случае непредвиденных ситуаций. С условием нашего маршрута оба этих документа обходятся по 19 долларов каждый (2000 непальских рупий). Оформить их можно заранее, еще до приезда в Непал, а также на месте — в отделении Nepal Tourism Board[57] Катманду или Покхары. Открыто это отделение с десяти утра до пяти вечера, мы же приходим к двум. И может быть потому, что это лишь начало сезона и туристов еще немного, а может, нам просто везет, в любом случае, очередей нигде нет и вся процедура отнимает не больше получаса.

Единственное, что требуется принести с собой кроме денег, это конечно же паспорт с визой, а также четыре стандартные цветные фотографии по две для каждого документа. Если фотографий недостаточно, как оказывается в случае с Яной, их сделают на месте и совершенно бесплатно. Но лучше позаботиться об этом заранее, например, ответственная Ася привезла с собой в Непал, не больше и не меньше, целую сотню. Фотографии нужны в Непале на каждом шагу — при оформлении и продлении визы, покупке сим-карты (серьезная процедура с отпечатками пальцев) или аренде скутера.

В первую очередь мы оформляем пермит — заполняем анкету со стандартными вопросами (вроде даты рождения и рода занятий) и вопросами специальными, ответы на которые нужно подготовить заранее: название маршрута, точка начала и конца пути, длительность трека (лучше указывать с запасом). Анкету вместе с документами и оплатой отдаем здесь же и, получив разрешение, переходим к стойке оформления TIMS у входа, где заполняем еще один бланк, очень похожий на предыдущий. На этом подготовка и заканчивается, мы получаем бумаги и отправляемся за покупками.

***

Нет смысла привозить в Непал все вещи для трека, гораздо проще купить (или арендовать) на месте. Здесь можно отыскать и фирменные магазины, но в основном все берут подделки — достаточно качественные и очень дешевые. Например, ботинки для трека я покупаю за 34 доллара, куртку — за 10 и знаменитую джилленхоловскую шапку с косичками[58] всего за доллар. Спальный мешок здесь можно найти за 25 долларов, штаны — от 12 долларов, а еще очень много необходимых атрибутов, о которых я по своему невежеству даже не подозреваю. Вот только торгуются здесь, как я заметила, без особого энтузиазма наверное, потому, что иностранцев в Покхаре гораздо больше, чем в Катманду. Но я не сдаюсь и продолжаю спорить с продавцами.

— Тэта, так нельзя, — подходит ко мне Элли. Здесь так не принято. Я знаю, что в Индии, например, или на Филиппинах торговаться надо как дьявол, но в Непале продавец обижается. Ты ведь вынуждаешь их — а особенно в не сезон — продавать тебе вещь за такую низкую цену. А здесь это крайнее неуважение к продавцу. Торговля в Непале — дело привычное, но рассматривать ее надо скорее как игру, которая должна быть приятна для обеих сторон.

— Но ведь это обман, — возражаю я. — Своим они продают в три раза дешевле.

— Не буду спорить, — пожимает плечами Элли. — Торговля — это схватка между собственной выгодой, которую ты называешь справедливостью, и чувствами других. Решать тебе.

Я выхожу из магазина и размышляю над тем, что вообще здесь считать справедливостью. Сколько бы непальцы ни завышали цену, все это остается дешево, безумно дешево для западных стандартов. Ведь продают товары по себестоимости, а те копейки, которые, пускай, пытаются удвоить, это стоимость труда человека. Многие вещи в Непале сделаны вручную. Сбивая цену, ты тем самым говоришь о том, что ни во что не ставишь местный труд, оценивая его даже ниже, чем делают это сами непальцы. Ну а потом, спрашиваю я себя, выторговав пару рупий, что ты получаешь? Неужели, отправляясь на рынок, как на войну, и оставив продавца (которого воспринимаешь не иначе как врага, который хочет тебя надуть) сердитым и расстроенным — и сэкономив эти злосчастные несколько рупий, — ты чувствуешь удовлетворение?

Мне становится стыдно. Я захожу в следующий магазин и обращаюсь к продавцу, как еще не пробовала — с большой учтивостью. И встречаю там того, с кем повстречаться не ожидала. Я встречаю там человека.

Впервые в жизни я планирую путешествие не сама. Все вопросы организации берет на себя Яна. А все, что я знаю, стартуя из Покхары, это что трек наш называется Рооп Hill — Gorepani Ghandruk, проходит он по горам Аннапурны и длится дней шесть или семь, в зависимости от скорости восхождения.

От Покхары до Наяпул, стартовой точки подъема, мы добираемся местным автобусом — около двух часов скачек с индийской драмой «Султан» на экране. Все лишние вещи вроде нетбука и летних юбок оставляем в хостеле, но даже без них рюкзак каждой из нас весит не меньше семи килограммов. Спальный мешок, бутылка воды, небольшая аптечка, термобелье и куртка, шерстяные носки и шапка, вьетнамки, душевые принадлежности, полотенце, смена белья и пара футболок набор базовый, но увесистый. Из еды мы берем лишь несколько упаковок мюсли-батончиков Mountain Man и орехи, решив не останавливаться на обед и сэкономить тем самым около трети расходов на путешествие.

Все дело в том, что еда, наравне с водой, две самые дорогие вещи в треке. Ночлег, для сравнения, обходится в доллар на человека, еда же — будь то завтрак или ужин — обыкновенно не меньше пяти. В дополнительные траты входят горячий душ, слабосильный Wi-Fi и подзарядка телефона (если это не включено в цену номера) около доллара на каждую опцию. И в среднем, без учета затрат на воду (мы берем с собой обеззараживающие таблетки и набираем воду из источников), но с учетом оформления пермита, TIMS и трехразового питания, скромный недельный трек обходится около полутора сотен долларов на человека.

***

Но хватит о цифрах. С остальными трекерами мы высаживаемся на станции Наяпул, проходим небольшой туристический перевал и пару контрольных пунктов, где наши документы отмечают разноцветными печатями. И сразу же начинаем восхождение. А спустя всего пятнадцать минут подъема я уже плетусь в хвосте, выдумывая оправдания: быть может, дело в том, что накануне я отравилась и была еще не совсем здорова? Да нет, проблема из-за того, что я почти не спала…

Однако действительная причина, я понимаю, лишь в том, что нулевой уровень подготовки не позволяет идти быстрее. Спину нещадно ломит, ноги подводят (тут я осознаю, почему ботинки в треке должны быть высокими), а одежда липнет к телу. Добавьте сюда беспощадное солнце, и вы получите полную картину моих впечатлений. Все, о чем мечтаешь, это вода и отдых, но и эти простые желания теперь под запретом. С каждой остановкой мышцы расслабляются, и продолжать восхождение становится еще сложнее. А вода выходит моментально, и чем больше ты пьешь, тем сильнее, соответственно, потеешь. Даже туалет на подъеме ни к чему — вода тут выходит иначе.

Но больше всего беспокоит то, что мой темп задерживает остальных, и в первую очередь Асю, которая каждые пять минут останавливается и ищет меня глазами. Наконец она дожидается меня и показывает маршрут на карте, чтобы я смогла самостоятельно и без труда отыскать наш первый пункт привала — деревню Тикедунга в четырех часах пешей прогулки от Наяпул.

— Найти ее не сложно, — говорит мне Ася, держись реки и не заблудишься. А встретимся уже на месте.

Перед тем как уйти вперед, Ася поправляет мой рюкзак. Как выясняется, я закрепила его неправильно, и вес распределялся неравномерно. А как же важно, оказывается, уделить этому особое внимание! Идти становится гораздо проще, плечи расслабляются, весь вес берет на себя таз.

***

Теперь я ни от кого не завишу, выбираю собственный темп и могу наконец осмотреться. Природа в начале восхождения не очень отличается от той, что мы видим каждый день среди гор Удайпура, — субтропики низины, пальмы и ступени посевов. Единственное отличие, которое бросается в глаза сразу же, — дома тут гораздо более крепкие, чем в Мальбасе. Построены они уже из кирпича, выкрашенного в белый цвет, крыши застелены черепицей из камня, а на окнах с порывами ветра моргают ставни. Где-то даже виднеются трубы — приманка для туристов, но все-таки. Вспоминаю хижины Мальбасе из бамбука и коровьих лепешек, крытые соломой и безо всяких дымовых отверстий.

Так я и иду, окруженная разноцветными тропическими бабочками, а одиночество разбавляют звуки: шум горной реки, соревнования птиц и насекомых. Радуюсь, что позабыла плеер: соблазна отвлечься не возникает. С каждым шагом ухожу все дальше от искушения вернуться назад, а чем больше удаляюсь, тем роднее становятся пейзажи: все эти лысые скалы, и бешеное течение, и горы, за исключением разве что риса, безумно напоминают наш Кавказ. «Как это похоже на Францию», — скажет мне потом Элли. Для каждой из нас начало трека украшал дорогой сердцу символ, и это помогало забыться.

***

Весь первый день провожу в одиночестве. Попутчики меня не догоняют, навстречу проходит лишь несколько компаний. Чаще всего это парочки, но проводники и навьюченные портеры (с непременной надписью ОАЕУ[59] на кепке) неизменно сопутствуют высокогорной романтике. А я иду и размышляю над тем, как все это мешает проникнуться тем единением с природой и культурой, за которыми, собственно, и едешь черт-те куда, в Непал.

Мы проводников брать не стали, решили обойтись картой и смекалкой, но даже без них заблудиться едва ли вышло бы. И вместе с тем я понимаю, почему люди берут проводника. Когда ты приезжаешь в Непал и собираешься в трек, это кажется очень естественным — нанять человека, который в чужой стране, в незнакомых горах, укажет тебе путь. К тому же предложения подобных услуг сыплются на тебя со всех сторон, и ты прикидываешь — раз их так много, значит, спрос на них высокий[60]. А раз высокий, то, значит, в горах они действительно необходимы. Ведь представляются непролазные чащи, безликие тропы и всевозможные развилки, вывести из которых могут лишь опыт и разве что интуиция. Никому не хочется доверять свою жизнь интуиции, а за опыт приходится платить (и, кстати, немало — от тридцати долларов в день, без учета питания и проживания твоего бесполезного спутника).

На деле же картина выглядит иначе. Есть четкая тропа, она выложена камнем и отмечена «польским флагом»[61], и заплутать, следуя указанному направлению, невозможно. Пару раз за день встречаются перекрестки — в компании конечно же, указателей, которые разрешат любые сомнения. Ну и на крайний случай дорогу можно спросить у встречных путников или же их свиты. Ощущение при этом, правда, такое, словно залез в чужую экскурсию. К тому же по пути встречаются деревни, и всегда остается возможность запасного варианта — объясниться на пальцах. (Если не знаешь непальского.) А еще на каждой вывеске написано название деревни, в которую ты забрел. Неподалеку несложно отыскать и саму карту, где будет белым по черному (непальский дизайн, понимаете) написано: вы здесь. И стрелка. Остается выбрать приглянувшуюся комбинацию, и с большой, поверьте, долей вероятности вы найдете выход самостоятельно.

Но конечно же есть разные ситуации. Когда идешь по дикой местности, помощники необходимы. На высоте 4000 метров деревни уже не встречаются, поэтому надо брать палатки, горелки и прочую амуницию. А самостоятельно с этим подниматься достаточно сложно. Полагаю, и с тропами там уже не все так очевидно, потому и говорить про более серьезные маршруты не стану. Но если планируете обыкновенную любительскую прогулку, то обойтись без лишней помощи просто. К тому же в проводниках есть еще один недостаток: они показатель вашей обеспеченности. А нам же, независимым бродягам, удавалось платить за ночлег гораздо меньше, чем прочим трекерам.

***

Кроме парочек мне встречаются и компании бодрых старичков. Они, словно гномы, весело вышагивают стройными рядами, разве что песен не поют. И мне, стекающей от усталости, удивительно и совестно одновременно. Успокаивает лишь то, что конец маршрута уже близко. Одна из потрясающих особенностей трека — это то, что ты находишь счастье в малом. Идешь, изнемогаешь, проклинаешь все на свете, но ясно понимаешь, что к вечеру будешь счастлив. Хотя бы тем, что вкусно поужинаешь и выспишься. Такое вот простое счастье, примитивное, но неизбежное. И вдруг осознаешь наибанальнейшую вещь на свете, которая остается всего-то цитатой, пока не представится возможность прожить каждую ее букву. Как писал Генри Торо, тот человек богат, что может обойтись наименьшим.

В подтверждение этих слов я доплетаюсь наконец до деревни, до своей спартанской постели, и сразу же забываюсь — одним из самых блаженных снов, каким только награждала себя за упорство.

На следующий день дождь льет стеной, даром что сезон муссонов закончился месяц назад. Мы пробуем переждать пару часов и, изрядно проголодавшись, начинаем засыпать. Выхода не остается. Замотавшись в дождевые накидки и укутав рюкзаки, отправляемся в путь.

На сей раз, выспавшись и вернув бодрость духа, я настроена решительно. Нам предстоит самый тяжелый день трека, рывок в семь часов, три из которых — непрерывный крутой подъем, а оставшиеся четыре — волнообразная прогулка, ничто в сравнении с первой половиной дня. 1320 метров вверх до деревни Горепани, откуда ранним утром мы планируем свой заключительный подъем на пик маршрута — Poon Hill.

Температуру в Горепани обещают низкую, до плюс пяти, к тому же влажную. Поэтому надеваю термобелье — что оказывается, конечно, большой ошибкой. Уже через пару минут восхождения я начинаю чудовищно потеть и не могу подниматься дальше. Приходится задержаться, и, пока я переодеваюсь, девочки уходят далеко вперед.

Снова остаюсь в одиночестве, без надежды отвлечь себя разговором, а впереди — три часа ступеней вверх. Если брать — при лучшем раскладе одну ступень за секунду, то выходит 10 800 ступеней за 180 минут. Поделить это число на 20 — будет здание в 540 этажей высотой. 540 этажей крутых и скользких ступеней в сыром непроглядном облаке и в полном одиночестве. Настроение мое уходит в глубокий минус.

Идти последней психологически сложно. Ты видишь отрезок пути с его препятствиями, которые одолели уже все, кроме тебя, и устаешь заранее. Ползу и переживаю это липкое и омерзительное чувство обиды. Представляю, как девочки идут, помогая друг другу, весело и легко, почти, конечно, на самом верху, а я тут умираю у подножия лестницы. И если упаду, думаю я, никто об этом не узнает прежде вечера. Никто не сможет мне помочь, если вдруг подверну себе ногу или, скажем, моральный дух. Всю тоску мира я влачу за собой на верхушку. Проклинаю решение испытать собственные силы, проклинаю своих скороходных спутников, проклинаю идущих навстречу альпинистов — за их бодрый спуск, но больше всего проклинаю себя — за слабость, нытье и зависимость.

Как поется в песне Высоцкого, «парня в горы тяни, рискни…». Хочешь проверить друга, возьми его с собой на подъем. Так вот, не желала бы я оказаться тем самым другом. Прекрасно понимаю, что, будь девочки рядом, пришлось бы гораздо сложнее: в своих одиноких причитаниях я хотя бы свободна. Мне не нужно подстраиваться под чужой темп, и я избавлена от чувства вины за то, что задерживаю остальных. Но одолеть своих собственных бесов, кажется, не под силу. Я совершенно беспомощна и в то же время раздражена настолько, что чуть не набрасываюсь на идущего навстречу проводника, который весело замечает: «Русская?

Отстаешь». И вдруг я вижу себя со стороны — злая как черт, одинокая, исполненная жалости к себе, — и мне становится противно. Зачем же тогда я вообще поехала в Непал, если не была готова? Зачем отправилась в горы Аннапурны?

И в этот самый момент я ясно осознаю, что, если что-то не поменяю, трек мне не пройти, и начинаю успокаивать себя тем, что миллионы других людей на это даже не решились бы. Сомнительный, знаете, выход — искать помощи у чувства превосходства. Наверное, потому, что так и остаешься на «темной стороне», но также и оттого, что продолжаешь концентрироваться на проблеме. Тогда я просто пытаюсь отвлечься и думать о хорошем. Да, я причитаю, но причитаю и иду, а не стою, и это уже не настолько безнадежно. А с каждым шагом — на ступеньку, на полметра, на метр — я все ближе к концу пути.

И тогда я начинаю, не имея другой поддержки, подбадривать себя самостоятельно и каждые десять ступеней говорю себе: «Молодец». Одно простое слово, совершенно бессмысленное первые полчаса, в какой-то момент вдруг сотворяет чудо: уже достигшая уровня «Супермолодец», подкрепленного от скуки другими эпитетами, я внезапно понимаю, как глупо выгляжу. Я начинаю смеяться как сумасшедшая, не в силах остановиться. И вот тогда становится легче.

Следующее мое решение — здороваться с каждым, идущим навстречу. Действительно с каждым, будь то одинокий путник или же группа в сорок человек. Отделаться хмурым приветствием себе не позволяю, и если поначалу моя улыбка остается фальшивой, то спустя какое-то время я понимаю, что и правда рада новым лицам. А убеждая остальных в своей решимости и оптимизме, я и не замечаю даже, как успеваю уверить в этом саму себя.

Откуда-то берутся силы и на следующий шаг. Я начинаю прикидывать, что дает мне трек. В первую очередь, безусловно, он расставляет все по местам. Что же для нас действительно ценно? Там, на горе, у тебя не остается сил переживать из-за каких-то глупостей, вроде безответных симпатий или неудачной прически.

Безусловно, трек дает выдержку. С недавнего времени я начала мечтать об одолении тропы Святого Иакова сквозь Испанию — пеший маршрут в 900 километров, — но я даже не задумывалась о том, насколько сложно это дается. Теперь же, всего на второй день подъема, я ясно осознаю: романтика подобного приключения скрывает серьезную подготовку. И в этом качестве мой гималайский эксперимент отнюдь не бесполезен. К тому же он дарует мне впечатление — основной источник сюжетов и главную цель моего азиатского путешествия. Конечно же сложно. Но тем ценней представляется опыт, и наконец я беру себя в руки.

— Энни? — спрашивает меня вдруг спускающийся путник.

Я киваю.

— Девушка сверху передает вам привет. Говорит, чтобы вы не унывали, она подождет вас. Незнакомец подмигивает и уже через десять секунд скрывается в тумане.

Оказывается, все это время я была не одна и Ася шла всего в паре десятков метров от меня. Я вижу это, когда поднимаюсь выше облака, затуманившего надежды и сделавшего меня совершенно близорукой. Дальше мы идем уже вместе, сквозь высокогорные деревни на сваях, сказочные джунгли, через реки и водопады, все выше и выше.

До деревни Горепани добираемся поздним вечером. Здесь гораздо холоднее, и мы подсаживаемся к остальным измученным путникам, собравшимся вокруг печки. Радуюсь тому, что прихватила спальный мешок — пускай использовать его мне доведется лишь однажды. «Завтра утром будет болеть все тело», — предупреждают трекеры, и мы с Асей растираем друг друга Tiger balm, местной «Звездочкой». Наскоро поужинав горячим бульоном и чашкой имбирного чая с медом, я доползаю до кровати и засыпаю в полминуты.

А просыпаюсь, как и ожидаю, от боли. Вот только ноги и спина, вопреки нагрузкам, не беспокоят, а что действительно саднит — это легкие. Дышать тяжело и больно, но впереди еще заключительный подъем. Времени на жалость не остается. Забираю из коридора задубевшие ботинки. «Пожалуйста, снимите обувь и используйте сандалии в ванной комнате», — написано на каждой двери номера. Грязные и мокрые ботинки трекеров внутрь не пускают, и они стыдливо дожидаются нового дня в проходе. Так рано (ведь нет еще и четырех) встали только мы. Печь уже, конечно, остыла, и вся одежда, развешанная вокруг нее и не успевшая высохнуть, заледенела. Надевать сырые тряпки — чувство отвратительное, и холодно к тому же настолько, что пар идет изо рта.

Но долго мерзнуть не приходится. Восхождение начинается сразу от нашей гостиницы, и уже через пять минут мы возвращаем обыкновенный для подъема жар тела. Вверху, внизу и сбоку мелькают в темноте огоньки. Мы их не видим, но с нами поднимаются множество путников, решивших, как и мы, встретить рассвет на горе Рооп Hill в компании великанов Аннапурна I (8091 м), Аннапурна Южная (7219 м) и Дхаулагири (8167 м) — трех из четырнадцати самых высоких точек мира. И пускай наш заключительный подъем в сорок минут невыносимо сложный, это того, безусловно, стоит. Подбадривает и то, что на сей раз небо чистое.

На полпути встречается касса. Хочешь увидеть мировое достояние — покупай билет. Цена, правда, символическая: 50 рупий — и в кармане документальное свидетельство твоей целеустремленности.

***

Чтобы ослабить боль в легких, я поднимаюсь, стараясь дышать как можно спокойнее. Дышать спокойно, когда тяжело, когда страдаешь или даже радуешься, — что-то подобное я прочла накануне в книге о йоге и медитации. Что, в общем, пытаюсь практиковать каждый день: не раздражаться от навязчивости окружающих, смотреть на проблемы в перспективе и сверху. Лучшей, чем трек, возможности проверить, чего же ты стоишь и над чем тебе надо работать, назвать непросто. Вспоминаю о том, как мы привыкли себя жалеть, окружая поблажками и снисхождением: работать, например, учиться или даже жить так, словно это наша обязанность. А того, кто от нас этого требует, мы стараемся обмануть, избегая усилий. Хотим всего и сразу, пока не встречаем возможность достигнуть задуманного в слове «работа». Тогда наш энтузиазм и вдохновение гаснут. А так ведь и с характером. Когда же я вдруг решила, спрашиваю себя, что тяжело — это обязательно плохо? Хотелось бы верить в силу собственной выдержки, но откуда же ей взяться, если возможности развивать ее мне раньше не представлялось?

***

Когда мы добредаем до вершины, уже светает[62]. Здесь еще холоднее, однако многие, разгоряченные подъемом, остаются в футболках. Те же, кто пробыл тут больше времени, успевают переодеться в куртки, шарфы и шапки и теперь потягивают кофе из термоса или даже глинтвейн. Так что понять, какая температура, здесь сложно. Природа тоже лукавит. Несмотря на мороз, вокруг все остается зеленым. А спустя, должно быть, минут десять перед нами — рукой подать — вырастают снежные восьмитысячники, рельефные, словно изрезанные смелым стеком Творца или времени. Они окружают меня, и их немое одобрение растворяет все и всех: длинноволосого японца, одетого в перуанское пончо, его коротко стриженную спутницу с татуировкой гор на руке. Раздетых хиппи, укутанных дредами, группу пожилых французов, китайских студентов, пытающихся поймать на ладонь Аннапурну миллионы кадров подряд. Язабываю об Элли, не помню Яну, и даже Ася для меня исчезает. Остаюсь лишь я и Аннапурна I — свидетель моего отчаяния, Аннапурна Южная — компаньон преодоления и Дхаулагири — символ победы. Они всегда были тут, и единственное, что было нужно, это только поднять свою голову.

За какую-то неделю ты успеваешь побывать во всех сезонах года: из дождливой весны Сагарматхи попадаешь в лето Покхары, осеннюю серость Тадопани, в зиму заключительного подъема на Рооп Hill, затем снова в сонную весну Толки. И наконец, петляя между тропических посевов, спускаешься в лето Педи, откуда уже автобусом добираешься до Покхары.

Каждый день ты спишь на новом месте. Каждый день встречаешь новых людей, ешь новую еду и наслаждаешься совершенным непостоянством своей жизни. Но тем очаровательней и роднее становятся повторяющееся моменты. Например, встречи с одними и теми же людьми на разных отрезках маршрута. В Горепани мы с Асей знакомимся с двумя итальянскими студентами и до самого Ландрука соревнуемся с ними в скорости. Порой они нас обгоняют, но мы наверстываем упущенное, стоит им лишь отвлечься на обед. А каждый раз, опережая их на несколько часов, мы оставляем на камнях поддразнивающие послания, вроде Why so slowly, semi doctors?[63] — итальянцы учатся на последних курсах мединститута. Из таких же ребят и Чиаш, моя волшебная палочка. Каждый раз, когда мне нужна помощь, этот бразилец появляется и выручает меня — например, когда в пути я сворачиваю не туда. «Одиночки должны помогать друг другу», — говорит Чиаго, отслеживая мои промахи и указывая верную тропинку.

Ведь теперь, от самого Горепани, я часто ухожу раньше всех и иду впереди. Одиночество меня больше не пугает, и я им даже наслаждаюсь, ведь восхождение — это особый род медитации.

***

— Почему вы отправились в горы? — спрашивает Яна как-то раз за ужином. — Что для вас значит трек? Челлендж?

— Даже не говори мне о челлендже! — восклицает Элли. — Терпеть этого не могу.

— А в чем дело? — удивляется Ася.

— Тэта, мне кажется, что челлендж — это всегда от эгоизма. Ведь что, по сути, дает тебе вызов? Он лишь умножает твои амбиции: я сумел, я добился, посмотрите, какой я классный. А вы что думаете?

— Ну, я слишком ленива, чтобы утруждать себя всякими челленджами, — отвечает Ася. — Но если появляется шанс вроде этого, почему бы не попробовать?

— Ну да, такой челлендж я понимаю, — кивает Элли. — Когда жизнь подбрасывает тебе возможность и остается только решать — ловить ее или нет. Я называю это естественным испытанием. Но есть такие вещи, которые человек себе придумывает самостоятельно, а потом пытается преодолеть. «Если я не пробегу этот марафон, моя жизнь ничто», — сказал мне один знакомый. Ну не бред ли? Сама я буду заниматься чем-то лишь до тех пор, пока наслаждаюсь этим. Думаете, почему, имея три образования[64], я работаю официанткой? Лишь потому, что люблю это, мне приносит огромное удовольствие работать с людьми, и плевала я на статус. Да и трек то же самое. Если бы я поняла, что меня это напрягает, сразу бы развернулась в Покхару. Я не из гордых и ничего доказывать не собираюсь. А в трек отправилась лишь затем, чтобы узнать, нравится мне это или нет. Получается, узнать себя получше.

— Да, и я тоже, — киваю. — Много раз прежде слышала, что путешествия — а особенно трек — это отличный способ изучить себя самого. Но я и представить не могла, как именно это работает. Ведь поначалу трек был для меня лишь новым опытом и возможностью определить свои границы. Но чем выше я забираюсь, тем яснее понимаю, что никаких границ нет. Ты словно выходишь на новый уровень и осознаешь вдруг, что все, что знал о себе прежде, осталось там, внизу. Вместе со всеми привязанностями, задачами, обидами… Сегодня, например, мне вдруг захотелось пообщаться с людьми, с которыми когда-то поссорилась и несколько лет не связывалась. Здесь ты словно перерождаешься, словно с потом и кровью из тебя выходит все отрицательное и остаются лишь доброта и безмятежность. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Прекрасно понимаю тебя, тэта, — смеется Элли. — Сама того не ведая, ты только что пересказала нам основную идею буддизма. Божественная душа в поиске нирваны.

— В самом деле? — Я задумываюсь. — А может, только так человек способен достичь духовности? Ведь здесь это как на ладони — отражение безымянного бога в реальных пропорциях человеческого присутствия: деревня из трех домов и километры дикой природы. Общей и ничьей.

Мы умолкаем и смотрим на горы.

— Все верно, — нарушает тишину Элли. — Рядом с ними ты понимаешь: когда над тобой что-то настолько же величественное, прекрасное, вечное, любые переживания превращаются в ничто. Ты смотришь на воплощение могущества и неприступности — заснеженные вершины, на их фоне создания поменьше — зеленые горы, леса, и еще меньше — ты сам — и чувствуешь себя частью этой грандиозной системы, великого замысла. Ты настолько же ничтожен, как камешек под ногами, и настолько же величественен, как Аннапурна Южная. Здесь нет иерархии.

— Но почему человек не может сохранять это ощущение в городе? — вздыхает Яна. — Ведь даже в Мальбасе в сезон дождей, когда все перекрыто тучами, ты это теряешь.

— Верно писал Ральф Эмерсон, — улыбается Ася. — Здоровое зрение требует, чтобы ему постоянно был открыт горизонт.

* * *

От Горепани мы спускаемся в Тадопани, по ущелью, мимо горной речки и Сада камней[65]. 3атем сквозь волшебные чащи (словно из фильма «Властелин колец») попадаем в настоящие индийские джунгли с лохматым баньяном и извивающимися лианами. Из Гандрука, по самому краю скалы с видом на долину, спускаемся и снова поднимаемся к Толке сквозь несколько этнических деревень. Порой мы идем только три часа в день, а временами — не меньше пяти. Останавливаемся в самых разных местах, от аскетической кельи Толки (которая, кстати, обошлась нам даром[66]) до настоящей белокаменной виллы с лужайкой в Гандруке. Ну а горы сопровождают нас неотступно, поворачивая к нам то один, то другой свой снежный бок. А в конце пути каждый день я встречаю молитвенные флажки, покровительство Будды деревне и маршруту. Шагая по лесу несколько часов в одиночестве и изнывая от усталости, я приветствую флажки ликованием, ведь знаю, что скоро буду на месте. На тропе я рада видеть их как никогда, ведь теперь они для меня — символ надежды и облегчения. Голубой — знак пространства и космоса. Белый — символ воздуха. Красный — огня, зеленый — воды, и желтый — цвет Земли. С мифической лошадью ветра (символ энергии жизни), несущей Будду, дхарму (учение) и сонгах (буддисткую общину), они развеваются, посылая слова мантры и ее мистическую силу в пространство.