Непал без вранья

Глава 17 В непальском доме

По окончании фестиваля Досаин мяса в каждом доме остается еще навалом. Что такое холодильник, в непальской деревне даже не знают, готовят всё на раз. И поэтому (но не забудем и о чувстве глубокой симпатии, чтобы сделать наши встречи приятнее) нас приглашают всю неделю, и каждый вечер мы посещаем новый дом. За это время я успеваю разглядеть его, этот самый непальский дом, в деталях и теперь хочу рассказать об этом подробнее.

* * *

Начать, наверное, следует с того, что оград здесь нет. Да и пятачка перед домом — того, что мы называем двором, — тут не оставляют. Есть один, перед нашей хижиной, но здесь это скорее центральная площадь. Она обнимает сразу несколько домов, собравшихся вокруг единственной лавки округи. Тут можно и выпить, и потанцевать, и даже позвать шаманов — словом, разгуляться.

«Огород» — а здесь аккуратно уложенные в геометрию лестницы плантации — к домам не прилегает. Нередко это единое полотно, поделенное деревенскими на части, чуть ниже крутого склона нашей вершины. Здесь и рис выращивают, и коров пасут. Вся жизнь крестьянина проходит именно тут, на необъятных просторах высокогорья. Поэтому и смысла отделять себе кусочек личного пространства непальцы не видят, а может, и потому, что об этом самом личном пространстве здесь никто и не слышал.

Дома в деревне строят обычно в два этажа. Нижнюю часть отдают под кухню, а верхние комнаты заняты спальнями — чаще всего одной, где спит вся семья. Здесь можно отыскать только пару лавок-кроватей и стул для одежды. Минимализм не разрешает даже бытовых мелочей, и всё покупают тоже на раз — шампуни, порошок и крошечные тюбики зубной пасты. Остальные комнаты верхнего этажа отдают урожаю — кукурузе, пшенице и прочей снеди. Или вот нам, бездомным волонтерам, которые не против кукурузного соседства. Но иногда семья укладывается прямо в кухне — так теплее. Как делают это, например, Макармама, Фупу и два их сына, Сабин и Суман, которые спят на одной лавке (в той же, кстати, одежде, в которой ходят днем) у самого очага.

Системы отопления в непальском доме, как нетрудно догадаться, нет. Привычные, непальцы ходят раздетыми (или по крайней мере разутыми) даже зимой. А в самый лютый мороз на этой высоте (нулевая температура в начале года) непальцы сидят у очага, к которому привязаны натуральным образом: целиком и полностью. Огонь в Непале — и тепло, и пища, и свет. От него, как тысячи лет назад, зависит здесь жизнь и деревенских, и волонтеров — наша с Асей, например. Поэтому огонь горит, почти не прекращая, а вот вытяжек тут нет. Невыносимый поначалу, но привычный нам уже смог — обязательный гость любого «застолья». Спасаться от него можно лишь присев. Весь дым оседает сверху. Вот только «верх» еле дотягивает до человеческого роста: потолки здесь крайне низкие. Хотя невысокие непальцы не жалуются.

И в большей степени из-за огня, а еще, пожалуй, потому, что жители здесь — люди непритязательные, кухня — почти единственное место обитания в доме. А выглядит она обычно так: голые, обмазанные коровьим навозом стены, земляной непокрытый пол и очаг посреди — два камня или глиняная люлька. Рядом — что-то вроде шкафа, в котором хранят посуду, а также сушат продукты. Соломенные тюфяки и подстилки разбрасывают по полу для гостей и убирают, когда те уходят. В углу можно отыскать кувшины с водой и перевернутые плетеные корзины, куда на ночь прячут кур и цыплят. И лавка для сна в глубине каморки. Вот, пожалуй, вся мебель. Ни столов, ни стульев, ни шкафчиков, ни занавесок. Да и покрывать ими нечего. Окна в непальских домах напоминают скорее бойницы, и почти всегда их прячут за ставнями. Дверь зато не закрывают — и гостеприимство тебе, и вентиляция.

Дома побогаче могут позволить себе лампочку, напитавшую заряд от солнечной батареи, и металлическую крышу. Бедняки же кроют дома соломой, справляют нужду в джунглях и спят на полу, вот и вся разница.

Едят в Непале[74], сидя на тюфяках, придерживая рукой тарелку и черпая ладонью рис — четыре пальца на захват, а пятый, большой, помогает проталкивать еду в рот. Кости складывают прямо на пол, где их терпеливо дожидаются тараканы. До еды, как правило, руки не моют, зато после споласкивают — воду льют в ту же тарелку, из которой ели; даже если там что-то осталось, не страшно: все объедки отправятся свиньям. Или собакам: Кали, если черная, и Рати, если рыжая, — дословный перевод. Другие имена здесь не приветствуются. А кошек в непальской деревне почти и нет какой в них смысл? Возиться с ними не нравится даже детям, и когда у нашей кошки появляется котенок, играем с ним только мы с Асей.

***

Гостей принимать в Непале любят, и делают это особенно. О времени тут, например, никто не беспокоится, приглашают обычно «на глаз». И нередко бывает, что приходишь, когда хозяйка только начинает готовить, а иногда еще даже не вернулась с полей. В этом случае просто сидишь и ждешь на ступеньках, развлекая себя, как умеешь. Приглашают, как правило, всю деревню, а за неимением достаточного пространства по очереди: провожают одних и зовут других. Поэтому весь праздник сводится обычно к трапезе: поел — уступи другому. Иногда, правда, приносят барабаны, и начинаются песни, но редко — хозяева, которые традиционно едят последними, не приветствуют длительных празднеств. Приходят непальцы обычно с детьми, даже поздним вечером. В Непале дети укладываются спать, когда захотят, никто их специально не гонит. Поэтому крошка Айсма и хвостатый Бибас[75] могут гулять до поздней ночи. Хотя ночь в нашей деревне — понятие относительное, и к девяти обычно все уже спят.

Когда же приглашают нас, вечер начинается каждый раз одинаково. Нам наливают огромный стакан рокси, местного самогона, и сажают в ожидании ужина. Отказываться от выпивки здесь смысла нет, уговаривать будут до тех пор, пока не согласишься. А остальные гости с удовольствием понаблюдают за развернувшейся драмой.

— Рокси, мисс.

— Но, даньяват. (Нет, спасибо.)

— Тори-тори, мисс. (Чуть-чуть, мисс.)

— Но, даньяват, Макромама.

— Тори-тори рокси.

— Но-но-но.

— Тори-тори.

— О'кей, ла, тори-тори, — вздыхаешь ты и забираешь стакан-самобранку: рокси в нем не кончается никогда. Стоит сделать глоток, как сразу же его восполняют.

Я решаю не пить вообще и оставляю стакан нетронутым. Увидев это, деревенские идут на компромисс.

— Рокси или джар, Энни-мисс? — встречают они с порога. В переводе на российские реалии, как метко подметила Ася, это звучало бы следующим образом: «Водка или вино, Анастасия Вадимовна?» Так здесь приветствуют учителя.

Джар, молочный коктейль из забродившей пшеницы, за алкоголь здесь и не принимают. Наливают его целыми мисками и дают даже детям, которые, шатаясь после, врезаются в стенки. «Полезен для желудка», оправдываются деревенские, и даже грудничкам дают джар, замешанный с рисом. «Когда женщине нужно в поле, а ребенка оставить не с кем. Так засыпает быстрее», — рассказывает нам Асис. Да и непьющим кастам удобно — меняя рокси на джар, они выходят из положения вроде бы честно. Вот только крепостью джар не уступает, скажем, «Изабелле». Добавьте сюда пропорции, и вы получите полное уравнение непальской изворотливости.

Когда ужин наконец готов, его раскладывают в порядке старшинства. В Непале это целая система, очень сложная. Как-то раз я попыталась в ней разобраться, не без труда, признаюсь. По имени здесь почти никого не зовут — разве что «сэров» и «мисс», иностранцев от школы. Между собой же непальцы общаются иначе. Мамми и буха — обращаются тут к матери и отцу. Дай — обычно к мужчине, который старше тебя, что переводится здесь «старший брат»; и бай — к мужчине младше, что, соответственно, «младший брат». Богана в Непале — младшая сестра, диди — старшая, но не все так просто. В категории диди есть, например, своя градация: дзет — старшая диди, майли — средняя и канси — младшая. Поэтому я здесь либо богини, либо майли, между Яной и Асей. Старшего брата отца называют бадабау, его жену — бодиама. Старшую сестру отца — фупу, а ее мужа — фупазу. Младший брат отца — каш, жена его — каки; старший брат матери — мама, его жена — майзу; старшая сестра матери — тулиама, муж ее — тулибуха. Младшая сестра матери — саниама, муж — санубуха. Это я еще не вдаюсь в разбор веток азурама (бабушки) и азурбуха (дедушки). Достаточно, думаю, для наглядности.

И вот когда всех этих даев, диди и фупазу кормят, мы ждем. Когда начинают, однако, кормить и детей, мы удивляемся — может быть, тарелок не хватает? Но когда мы, голодные, провожаем взглядом несколько сменивших друг друга гостей, тут уж выходим из себя. Неужели эти кастовые заморочки велят им кормить нас, иностранцев, почти низшую касту в непальской системе, последними?

Мы посещаем несколько домов и везде встречаем одно и то же: гости едят, мы с жадностью следим за их размеренной трапезой, и голод наш негодует. А непальцы посматривают украдкой, словно посмеиваясь над нашей беспомощностью, — знайте, мол, свое место. Еды накладывают вдоволь, но всегда в последнюю очередь. А потом, в один из вечеров, когда Асис объявляет о еще одном приглашении, я отвечаю отказом.

— А в чем же дело? — спрашивает он.

— Надоело быть голодной, — отвечаю я с укором. — Приходится все время ждать своей очереди. Иностранцы тоже любят поесть.

Асис виновато улыбается, разводит руками и говорит:

— Так что же ты молчала? Я-то специально оттягивал с едой, чтобы посидеть, пообщаться. Так и говорил — накладывайте последними. Думал, хорошо сидим.