Непал без вранья

Глава 5 Школа

Maya Universe Academia, частная организация, существующая в основном за счет волонтеров, была открыта в 2010 году Манджилом Рана, молодым непальским энтузиастом, вернувшимся из Америки. Бытует легенда о том, что Манджил был влюблен в девушку, свою сокурсницу-американку. К сожалению, она не относилась к его чувствам серьезно и, когда Манджил сделал ей предложение, отказала ему. Тогда он вернулся в Непал и вложил всю свою любовь и энергию в школу, которую так и назвал — «Майя»[37], в память о своей несчастной любви. Когда девушка узнала об этом, она изменила свое решение, но было уже поздно: Манджил ответил ей, что теперь его любовь навсегда останется здесь, с этими детьми и этой школой.

— Так была организована наша академия, которая начиналась на одном вдохновении, с парой волонтеров и десятком школьников, — рассказывает мне Бруно по дороге в класс. — Теперь же это целая корпорация в три школы по разным частям Непала, с тремя сотнями школьников и парой десятков волонтеров в главном корпусе. Подразделение «Сагарматха» выглядит в сравнении с этими цифрами, конечно, скромнее. Мы имеем разрешение на обучение детей лишь начальной школы, а после они отправляются в главный корпус. Поэтому классов здесь всего шесть, а учителей — не больше семи: три иностранца из волонтеров, три деревенские учительницы-непалки и Асис, он преподает здесь общественные науки. Детей, если не ошибаюсь, около семидесяти. И сейчас я познакомлю тебя кое с кем из них. Все наши классы названы именами животных. Самые старшие, например, у нас «львы». Потом идут «лофофорусы»[38] и «гиппопотамы». Есть еще «кролики» и «инси-винси», паучки такие. А мы с тобой направляемся в самый большой наш класс, к «динозаврам». Ну что, готова?

Мы с Бруно заходим в круглую мазанку с соломенной крышей и земляным полом.

— Доброе утро всем! — громко приветствует он.

— Доброе утро, Бруно-сэр! — кричат дети что есть мочи и с удивлением смотрят на меня.

— Кто знает, как зовут новую мисс?

Тишина.

— Как тебя зовут, новая мисс? — кто-то решается наконец спросить.

— Привет! Меня зовут Энн.

— Пускай лучше Энни, — шепчет Бруно, — так им будет проще.

— Энни. Меня зовут Энни, — поправляюсь я.

— Энни-мисс! Энни-мисс! Здравствуйте, Энни-мисс!

— Как дела, Энни-мисс?

— А сколько тебе лет?

— А у тебя есть братик, Энни-мисс?

— А как зовут твою маму? — наперебой кричат они, прыгая вокруг нас.

Смотрю на Бруно — он просто улыбается. Он привык.

— Не пугайте Энни-мисс, сегодня ее первый день в нашей школе, — говорит он. — На следующей неделе я уезжаю, и она будет вашим новым учителем естественных наук.

***

Все верно, естественные науки. Не английский, как я предполагала, и даже не история с географией. Мне досталось природоведение, и я не имею ни малейшего представления о том, чему буду учить шесть разных классов. А, В, С, D, Е и… F? Не угадали. N, новички, самые маленькие в этой школе, не старше шести лет. Самые взрослые, как не сложно догадаться, класс А — им, как рассказал мне Бруно, от десяти до тринадцати. Смотрю на детей — грязные, лохматые, все, как один, сопливые, они разглядывают меня и с любопытством чего-то ждут. А что я могу им дать? Быть может, немного европейских манер? Как, например: не трогай, будь добр, мой шею, а ты, пожалуйста, верни блокнот. Будем откровенны, я попала сюда не из большого желания передать накопленное, мои склады еще пусты. Меня привела к ним такая же жажда познания, и ответственность, сопровождавшую мое решение, я осознаю в ту самую минуту, когда открываю рот. Слишком тихий голос. Господи, как же я справлюсь с такой толпой своим полушепотом? Но главное, что я им скажу?

***

Смотрю на Бруно и восхищаюсь тем, как ловко он справляется, уверенный в каждом своем слове. Но важно даже не то, что он говорит, а как безо всякой суеты, но с таким увлечением, словно в фотосинтезе и почковании кроется истина мира. Он знает всех по именам, безостановочно шутит и общается, а дети лишь соревнуются в том, кто овладеет его вниманием. Но главное, он добрый.

Длинный, расслабленный парень: большой рот, очки, манерные, несколько, жесты — его невозможно понять, пока он не улыбнется. А улыбается он что надо — не часто встретишь такую безыскусную улыбку. Улыбку, которая напоминает тебе, что это не средство обороны, не показатель успеха или того хуже — жест вежливости. А только то, что улыбка — лучший способ выразить свое счастье. А может быть, дело в том, что я давно не видела этой аттикусовой простоты и доверия в отношении взрослого и детей. Никакой снисходительности, ни малейшего раздражения — я наблюдала за ним и ужасалась тому, как далека я сама от этого.

— Я проверил ваши работы. Пожалуйста, не расстраивайтесь и не злитесь. Ничего страшного в том, что вы допустили ошибки, нет. Без этого не происходит процесс обучения, — говорит Бруно и раздает результаты тестов.

Один из ребят швыряет свою бумажку в окно.

— Где твой тест, Падам? — спрашивает Бруно. Мальчик смеется и указывает на проем в стене.

— В самом деле? — невозмутимо продолжает Бруно. — Очень жаль. Но знаешь, единственный человек, которому ты навредил, это ты сам. Через пару недель у вас будут экзамены, и вопросы там почти те же самые. Так что решайте. Мне вообще-то все равно, что вы сделаете с этими бумажками, они нужны в первую очередь вам.

«Как же правильно! — удивляюсь я. — Лучше и придумать нельзя».

Но тут происходит неожиданное. Дети вскакивают со своих мест и выбрасывают тесты в окно. Для них это веселая игра в нарушение правил. Смотрю на Бруно — как же он отреагирует? Меня бы, скорее всего, это вывело из себя, но он спокойно и с интересом наблюдает за происходящим.

— Они просто устали, — с улыбкой оправдывает он детей и продолжает: — Хорошо, класс. Мы повторим все устно.

— Нет, Бруносар! Фильм, фильм! Рисовать!

— Ну ладно, ваша взяла, — пожимает плечами он. — Поиграем?

Дети радуются и вскакивают с мест. Он выстраивает их в линию и задает все те же вопросы теста. Если правильный ответ — надо прыгать вправо, если ложь — влево[39]. Все прыгают, смеются и все-таки учатся.

— Не бойся, я сам когда-то был на твоем месте, — говорит мне позже Бруно. — До меня здесь работала девушка, настоящий профессионал. А я тогда думал: «Боже, что я вообще здесь делаю?» Просто старайся не забывать, что они дети и к ним нужен особый подход. Если сердиться на них и кричать, это не сработает. Все должно быть добровольно. Твоя задача — заинтересовать их, заинтриговать, может быть. Убедить в том, что они хотят этого не меньше твоего. Конечно же хвалить их, поощрять, но без выкупа. Вся эта система звезд[40], за которые получаешь подарки, я в нее просто не верю. Но решать, конечно, тебе. Оценки я тоже не ставлю, ведь они не ради оценок учатся. На экзамене через две недели — проводить его будешь уже ты — оценки ставить надо, но по большому счету какая разница, кто что получит? Главное ведь, кто что усвоил. А это экзамен не всегда покажет. Поэтому я посоветовал бы тебе отойти от какой-то жесткой схемы — и в оценке, и в самом процессе обучения. Используй все свое воображение. Пой с ними, играй, рисуй. Выходи на природу — все же это естественные науки. Вот, например, я собирал для них карточки Amazing facts[41] из непальской лапши. — Он достает из тетради разноцветные бумажки и с выражением читает: — «Гораздо больше мускулов напрягается, когда мы хмуримся, чем когда улыбаемся». Или вот, знала? «Дельфины спят с одним открытым глазом». А вот еще одна, наша любимая: «Брюс был настолько быстрым, что фильм даже замедляли, чтобы можно было разглядеть, как он двигается». По мне, чушь какая-то, разве нет? Кстати, я собирал карточки все четыре месяца, но так и не использовал на уроках, не знаю почему… Может быть, тебе они пригодятся. А вот еще кое-что. — Он достает из тетради разрисованный листок бумаги. — Игра довольно примитивная, но детям нравится. Не издевайся, знаю, это самая уродливая улитка на свете. Художник из меня никудышный.

Мы смеемся и смотрим на Гималаи.

— Господи, неужели я когда-нибудь смогу привыкнуть? — говорю я. — Как же ты вернешься после всего этого?

— Сам не знаю. Сложно сказать, все меняется. Каждый раз привязываешься, но нельзя стоять на одном месте.

— Сколько лет ты уже путешествуешь?

— Долго, Энни. Уже года два. Слонялся по индийским ашрамам, остальной Азии. Теперь вот поеду в Китай, Уданынан.

— Почему туда?

— Там центр даосизма. — Бруно вздыхает. Это будет последней моей поездкой. Потом я вернусь в Бразилию.

***

«Хороший человек не может быть плохим учителем», — как-то сказала Ася. И все, что я видела, сопровождая Бруно, лишь подтверждало ее слова. Как и многие люди, которые на меня повлияли, он исчез из моей жизни так же внезапно, как и появился в ней, оставшись идеей, рисунками и аккуратными пометками в учительской тетради. Многого Бруно сказать не успел, но за пару дней совместных уроков он оставил бесценный источник развития — свой личный пример. «Вот каких учителей мне самой не хватало и каким наставником я хотела бы стать» — эту мысль я пронесла через всю свою практику, возвращаясь к ней каждый раз, когда попадала в непростые ситуации: как бы поступил на моем месте Бруно? И одной из таких ситуаций, пожалуй самой запоминающейся, был мой первый урок.

Наверное, эту главу я не смогла бы начать иначе, нежели как у Белл Кауфман в книге «Вверх по лестнице, ведущей вниз», если бы знала непальский. Но ситуация, в которой я оказалась, была невероятно похожей на ту, что описала героиня романа много лет назад.

Мой первый самостоятельный урок. Я стою посреди класса, окруженная парой десятков детей, и меня никто не слушает. Ни один ребенок — они просто кричат, прыгают и даже не обращают на меня внимания.

— Пожалуйста, тише! — тонет в общем гуле смеха, жалоб и потасовки мой бесцветный голос. Мне нужно знать вас по именам!

Подходит девочка с челкой в полмизинца и просит мою ручку.

— Нет карандаша, — говорит она. — Не могу писать.

Я отдаю ей ручку на виду у всех — моя первая ошибка. Девочка старше подлетает к Короткой Челке и с силой отнимает ручку. Та падает, начинает реветь, я бросаюсь на помощь. А в это время на грозной завоевательнице уже висят несколько мальчишек. Начинается драка.

Дело в том, что младшие классы в Непале пишут карандашами — для экономии чернил и бумаги. И даже Бруно, как я заметила раньше, но поняла только теперь, писал карандашом, чтобы быть с ними в равных условиях. Ведь ручка здесь действительно знак отличия, а конкуренция за право быть не таким, как все, среди семи десятков детей очень высокая.

Один из мальчиков выходит из класса.

— Пожалуйста, возвращайся! — кричу ему я, но он не слышит.

Пытаюсь завести его, но мальчик вырывается. За ним вылетают еще пара мальчишек и разбегаются по территории. Дети из соседних домиков, выглядывают из окошек, с любопытством наблюдая за моей драмой.

Возвращаюсь в класс, и, пока пытаюсь догнать свою ручку, дети уже забираются в мою сумку и достают планшет.

— Мультики! Мультики! — кричат они со всех углов, и даже мальчишки на улице.

— Ну уж нет, — говорю я, собирая с пола карточки, приготовленные для урока.

Короткая Челочка достает одну изо рта и возвращает, пожеванную, мне. Со стеснительной улыбкой она прячется под стол.

— Ой, Энни-мисс, глаза! Глаза! — подлетает ко мне несколько девочек.

— Что с ними?

— Красивые глаза!

— Красивая Энни-мисс!

Усаживают меня на лавку и начинают гладить по голове.

— Рисуй цветочек, Энни-мисс.

— И домик.

— И воздушного змея.

— И кошку.

— И девочку.

Суют мне тетради, и каждая пытается положить свою сверху. Ручка откуда-то возвращается, но ненадолго — ею уже расписывают мои руки: индуистской свастикой и перечеркнутыми стрелой сердечками с I love you внутри. Мои волосы уже разобрали на части, и каждая девочка пытается заплести свою неповторимую косичку.

Беглецы возвращаются. Один из них с победным видом вручает мне зуб и показывает дырку во рту. Для пущего эффекта он плюет через дырку в окошко, но мажет, и его слюна медленно стекает по стенке. Короткая челочка застенчиво дарит мне ветку малины. И вот я сижу со своими королевскими трофеями — зубом в одной руке и малиной — в другой, — атакованная армией девчонок, раздирающих мои волосы, и чуть не плачу — наверное, худший учитель на свете.

Первые дни нашей учительской практики мы с Асей провели как в страшном сне — уставали даже раньше, чем приступали к занятиям, а к концу дня сил не хватало и на книгу. Хотя единственное, что нужно было делать, — это повторять пройденное к большому экзамену. Мой предмет дети знали отлично, гораздо лучше, чем я сама, поэтому первые дни я не расставалась со словарем, разучивая такие слова, как pollination, fertilization, vertebrates…[42] И главной проблемой, которую я обнаружила с первой же попытки, была отложенная реакция. Английский, каким я владела, не позволял говорить беспрерывно. Порой приходилось задумываться, а с первой же паузой внимание детей рассеивалось. И их можно понять — замечания и требования на иностранном языке воспринимаются с гораздо меньшим участием, а иногда и не понимаются вовсе.

Помню, в один из первых дней я выбежала из класса и столкнулась с Элли.

— Они совсем не хотят меня слушать! — в сердцах воскликнула я.

— Тэта, они просто не понимают тебя. — Она ласково потрепала меня по плечу и зашла в класс.

А дальше — практическая магия: Элли разговаривала с детьми, обращаясь отдельно к каждому, и подбирала слова простые и ясные — только те, какие они могли понять. Потом она запела и сразу же овладела их полным вниманием. Дети успокоились и старательно выводили куплеты. И первое, что я сделала, вернувшись домой, это полностью прописала свою речь и выучила имена.

***

Второй моей проблемой был тихий голос. Мне приходилось постоянно кричать, и через пару минут эмоционально и физически я была уже вымотана.

— Каждый из нас с этим справляется по-своему, — наставляла Элли. — Я, например, пришла в школу с большим желанием обходиться без грубостей. Ведь я противник всяких физических воздействий, но Господь свидетель, в какой-то момент, я просто взорвалась и разоралась. Но вуаля! — с тех пор тишина. А еще я организовала систему звезд — меня так в детстве поощряла мама, мне очень нравилось. За каждое достижение я даю им по звезде, а когда они собирают десяток, получают подарок — карандаш там, точилку… Ну а если чертята не выполняют заданий и не слушают тебя, они этих звезд лишаются. Суперпросто, работает безотказно. Но Бруно, например, это не нравилось, у него был свой подход, творческий. Он старался увлечь детей играми, а когда они кричали, сам повышал голос — благо есть что там повышать. Но что делать, если так не умеешь? До вас тут была девочка из Германии, Инна, так вот, когда дети у нее бесились, она начинала рисовать на доске линию. А если класс не успокаивался до того, как она эту линию заканчивала, Инна просто у каждого отбирала по звезде.

***

Меня же спас свисток. Я купила его как примитивное средство самозащиты за день до отъезда в Непал — кто бы мог подумать, что он действительно мне понадобится, и как раз в этом качестве? Когда я свистнула в первый раз, класс замер, а последующему восторгу не было предела.

— Можно я? Можно я? — облепили ребята меня, пытаясь засунуть свисток себе в рот.

— Еще чего! Сами не умеете, что ли?

— Умею! — воскликнул мальчуган, висевший на моей руке, и засвистел простенький местный мотив.

— А я вот так, — подскочил другой и засунул большой и указательный пальцы в рот.

— А я лучше! — Третий обошелся двумя указательными.

— Вот это да! — смогла я наконец выдать, когда они замолчали. — Научите меня?

— Конечно! Это вот так…

***

Третья проблема для меня была в том, что говорили дети всегда одновременно, и невозможно было разобрать ни слова. На помощь пришел старый добрый Голдинг, но вместо ракушки[43] я взяла мяч для регби, а правила оставила те же — говорит только тот, у кого в руках «кубок». Мяч стал вторым моим союзником и другом, стоило мне открыть безграничные возможности его помощи. С ним можно было, например, разучивать новый материал — по принципу «горячей картошки»: кидаешь мяч — задаешь вопрос, ребенок отвечает и возвращает мяч тебе. Быстро, весело и результативно. И все хотят ответить, стараясь даже обойти свою очередь.

— Кришал, назови предмет, созданный руками человека. А ты, Сунита, одно отличие живого от неживого. Сангам — тебе летающее насекомое.

С мячом можно и отдыхать — в какой-то момент я отстранилась, сказав, что дальше дети должны справляться без моей помощи. Что сделали они, к моему стыду, великолепно — настолько, что после всех этих «насекомых» я чувствовала себя первоклассником.

— Ниса, назови элементы структуры клетки!

— Упендра, как происходит репродукция листьев?

— Энни-мисс, всегда ли млекопитающие дают молоко?

Я смотрела на «кубок», свидетель моего невежества, ругая себя за то, что не сбежала раньше. «Всегда ли млекопитающие дают молоко?» — судорожно соображаю я. Должно быть, на то они и млекопитающие. А если нет?

— Конечно же всегда! — блефую я, подавляя уверенностью чужие сомнения.

Во избежание новой угрозы позора я начала культивировать самообразование. Раз вы знаете лучше меня, решила я, проверяйте себя сами. Так, написав новый тест, они обменялись тетрадками. А я, учитель-бездельник, была одарена наивной благодарностью — детям эта идея страшно понравилась.

***

Но если со старшими классами я видела какие-то успехи, с малышами был полный провал. Они ныли — одно только это выводило из равновесия — и каждый день изобретали новые способы свести счеты с жизнью: сброситься, например, с обрыва, отравиться дикими ягодами и поиграть с ядовитой змеей. Старались и меня не обделить вниманием — я уходила с уроков с ощипанной шеей и низко опущенной головой.

— Ты должна все время менять активность, советовала Элли, — каждые десять минут что-то новое.

Но я и так держалась этой схемы с самого начала — в первый же день отправилась в библиотеку и изучила все игры и книги, какие там были. Мы угадывали шарады, рисовали, танцевали и разучивали песни, но все было впустую, пока на помощь не пришла Рака-мисс.

Я долго старалась избежать нашей встречи, но обстоятельства оказались сильнее меня. Рака-мисс — это флисовая кукла-перчатка, которую сшил когда-то Бруно. Не знаю, думал ли он о Нине Симон, когда делал ее, или нет, но каждый раз, когда я вижу Раку-мисс, мне хочется запеть «… and Гт feeling good». Рака-мисс была моей последней надеждой и в то же время крайним средством — надевая ее на руку, я чувствовала себя клоуном. Она же смотрела с укоризной, оценивая мои хилые компетенции.

Но вот однажды она запрыгнула в класс, оставив меня наблюдать за дверью, и показала непревзойденное обаяние и мастерство своей недюжей практики, а мне только и оставалось, что учиться.

С тех пор стало легче. Я смогла наконец наблюдать за детьми, каждый день оставляя новые заметки и строго им следуя.

«Никогда не дари ничего одному классу, остальные пять будут ждать того же».

«В особенности не дари ничего разного» вспоминаю, как раздала карточки с животными и как закончилось это истериками и дракой. Каждый хотел ту карточку, что получил другой, не успев даже заглянуть в свою.

«Никогда не делай поблажек!» — в один из последних уроков я разрешила классу «С» погонять мяч оставшиеся пятнадцать минут. Стоит ли продолжать — всю последующую неделю мне пришлось сражаться с возмущением остальных пяти классов.

— Вы «С» разрешили, а нам нет, это нечестно!

Что же, действительно несправедливо, сама виновата.

— Вы разрешили «С» и «D», а нам нет?

В конце концов на свой страх и риск мне пришлось отпускать украдкой один за одним все шесть классов, благо заговор наш оказался успешным. Иначе не избежать бы мне еще одного возмущения — Асиса.

«Ничего не давай в руки» — эту заметку я оставила даже не после нескольких порванных книг, а тогда, когда Раке-мисс оторвали голову. «Не позволяй себя трогать» — надо ли объяснять почему?

***

Однажды после занятий расстроенная Ася рассказала, как кто-то из мальчишек убрал ее стул и она чуть не упала. «А самое ужасное, что все смеялись, — делилась она, — надеюсь, они это не специально».

Вероятно, Асис им что-то сказал, а может быть, и сами додумались, поскольку один за другим дети заходили на кухню, просили прощения и дергали себя за уши — непальское «извините». Я смотрела на них, и мне казалось, что сделали они это по глупости, но никак не со зла. Хотя бы потому, что отношение к учителю здесь другое, как я успела заметить. Оно совсем не похоже на то, какое я видела в своей собственной школе или слышала от друзей. Учителя здесь не боятся и не «чтят», это правда. Но в то же время не избегают, не воспринимают за врага и не хотят его обидеть. От него ждут помощи, на него полагаются, и действительно, как я успела заметить в отношениях Бруно, учителя здесь любят.

— Но это лишь в нашей школе, — возражает мне Ася, вернувшись из Чисопани. — Когда мы с Яной покупали продукты, нас подозвал один непалец. Оказалось, он учитель английского в местной государственной школе и решил устроить классам занятие с иностранцами. И что, как ты думаешь, мы там увидели? Переполненные классы, девочки отдельно от мальчиков и орущие учителя с палками в руках.

— С палками? — поражаюсь я. — Которые для битья?

— Ага, — кивает Ася. — Я сама была потрясена. На первой парте сидит лучший ученик среди мальчиков, на другой половине класса, тоже на первой парте, лучшая ученица. Аутсайдеры, похоже, теснятся на последних, и им вместо внимания учителя достаются одни крики, что само по себе отвратительно. Учитель поднимает лучшего ученика и просит его представиться. После минуты стеснительного переминания он что-то бубнит под нос, я толком не разобрала А что же у нас? Да здесь одиннадцатилетки говорят по-английски лучше, чем мы с тобой. Не только учатся, но и бесятся, орут и шутят — все это тоже на английском, ведь непали в классах запрещен. Никто никого не ругает за ошибки и — боже упаси — не бьет. Мы играем с детьми, хвалим их и стимулируем учиться. В школу приходят — да, я правда верю в это из удовольствия. Ведь за несделанную домашку тебе ничего не будет, а молодые и активные волонтеры наизнанку вывернутся, чтобы заинтересовать тебя.

— Не зря же наша школа зовется альтернативной, — улыбаюсь я.

— Да я просто в шоке от этого контраста! Нашим детям дается столько возможностей. Уехать в столицу. Поступить в колледж. После начальных классов они едут в Поккару, в главную школу. Вырываются из своей деревни, живут в общежитии, понимают свои перспективы. Это же прекрасно. Ничего на свете я не желаю так же, как нормального образования для всех детей. И вот же повезло, — говорит с улыбкой Ася, — сама того не осознавая, я влезла в замечательный проект…