Скажу откровенно, естественные науки, если это не о космосе и географии, ужасно скучный предмет. Пусть клянут меня все педагоги мира, но когда мы читаем про строение зуба, компостную яму и многофункциональность коровьих лепешек, я первая на очереди убежать. Как раньше — спрятаться бы в подвале или выдумать революцию. Вот только нельзя теперь, я же учитель. Поэтому приходится изворачиваться — отправлять ребят в джунгли в поисках «новой земли», когда учебник велит нам изучать почву, хватать фотоаппарат и ловить микромир, когда мы говорим о строении лепестка, или седлать всем классом «холм цивилизации» и показывать им — впервые, представьте, детям двенадцати лет, — что такое Интернет. Я рассказываю им о композиции кадра, первых людях в космосе и зодиаке, показываю кадры из фильма «Вудсток», учу линогравюре, иллюстрирую с ними сказки, расспрашиваю о поверьях и распеваю песни — все что угодно, лишь бы не возвращаться к ней, этой строгой надзирательнице любого образования, которая зовется программой.
И именно поэтому, когда мы изучаем «загрязнение среды», я рада предложить им соревнование. Разделяю детей на группы, раздаю мешки и сигналю старт — кто соберет больше мусора, тот и получит приз. «Практическое занятие», — поясняю проходящему мимо Асису, которого дети в спешке за победой чуть не сбивают с ног.
***
Схватка выходит что надо, уже давно я не видела такого азарта. Спортивная площадка расчищается в момент, дети даже расстраиваются, что намусорили так мало. Следующими в ход идут отстойные ямы у каждого класса, потом они захватывают деревню, но и этого оказывается недостаточно. У кого-то пропадают ботинки — слишком, видимо, старые, чтобы продолжать свои странствия, у кого-то — чугунная кочерга. Затем начинаются раскопки — так на свет выходят зарытые кем-то штаны, небывалого размера кроссовка, которая занимает почетное место в коллекции, кусок пластиковой трубы, вилка, велосипедная шина (что для меня остается загадкой, велосипедов я здесь ни разу не видела), собачий череп, несколько бутылок и целый набор проржавевших гвоздей. А самые отчаянные пытаются ограбить школьный бак, но безуспешно — эту часть двора я внимательно патрулирую. Когда же мусор заканчивается полностью, они начинают коситься на мешки друг друга, и тогда я понимаю, что пора подводить итоги.
Победителям вручаю призовые прыгуны, а остальным утешительный подарок, который привезла еще из России. Две пачки наклеек — хиппи-постер и комиксовый «Boom!», по девять и тех, и других. Сомнений в том, что все выберут одинаковые, не возникает, вот только понять, какие именно, заранее не успеваю. Выбор пал на «Boom!», и всю девятку расхватывают не задумываясь.
***
— Интересно, что чувствовали местные, когда наблюдали за нами? — делюсь я позже с Асей. Неужели им не было стыдно за то, что иностранка мешками выгребает их многолетние залежи? И будут ли они теперь поддерживать чистоту?
— Конечно же не будут, — отвечает она. И стыдно им не было, я уверена. А скорее они просто недоумевали: зачем она это делает?
— Но почему?
— Потому что это не согласуется с их картиной мира, — вздыхает Ася. — Ну вот представь, если к нам приедет немка и увидит окна в российской квартире. Я где-то читала, что в Германии женщины моют окна дважды в неделю. Конечно, наши окна приведут их в ужас. Но будешь ли ты, зная это, мыть окна так же часто?
— С ума сойти! Действительно?
— Есть даже история, не знаю, насколько правдивая, но все же. Говорят, что Гитлер очень не любил грязных окон — боялся, что в него из такого могут выстрелить. Поэтому издал указ — стрелять по грязным окнам без предупреждения.
***
На следующий день остальные классы нападают с просьбой устроить новое соревнование. «Погодите, — говорю им я, — еще слишком чисто для этой игры». Выход находится быстро, и уже к обеду дети разбрасывают всё как было.