Непал без вранья

Глава 6 Глазами волонтера

И не выразить, как странно — видеть сны о Москве, выставках и джаз-концертах, а просыпаться от крика петуха и дыма печки из кухни снизу. Мой день теперь начинается рано. Я встаю в шесть утра, снимаю недовольную кошку, выбираюсь из спальника. Всегда в световой клетке: и в щелях по стенам есть свои преимущества. Выхожу на веранду, здороваюсь с Эверестом. Деревня просыпается еще раньше, и к колонке уже выстраивается длинная очередь детей с бидонами. Увидев меня, они расступаются. Немного неловко — еще не привыкла к своим учительским привилегиям.

А потом я иду на самый высокий холм и пишу с Крыши мира прошедшее с его мелкими неурядицами и задачками, какие казались мне когда-то значимым грузом, почти не разглядеть. И отсюда, с высоты полутора тысяч метров, занавешенное джунглями и перекрытое Гималаями, оно и в самом деле кажется каким-то сном, странным и суетным.

Время здесь тоже чувствуешь по-другому. Быть может, потому, что двигаться быстро тут сложно, воздух уже немного разрежен, к тому же постоянно приходится скакать вверх и вниз по тропинкам. А может быть, потому, что в привычном для нас понимании день ото дня ничего не происходит, вчера похоже на завтра, а меняться можешь только ты сам. Вот почему я купила часы — наверное, первые в моей жизни.

***

К завтраку я спускаюсь в кухню и сижу у огня. И несмотря на то, что еда у нас однообразная (а едим мы здесь, кажется, все, что не успели еще съесть юзы, — листья редиса, тыквы, крапиву…), голод чувствуешь постоянно. Удовольствие от еды — еще одно открытие для меня. А иногда появляется что-то новое — например, бананы и гуава, которые приносят школьники из нижних деревень, где уже жарю, субтропики, и растут фрукты. Поверьте, чтобы понять, какая это ценность, стоит забраться в глушь Непала. Ведь сладкого у нас почти нет — только чай с сахаром да имбирь с лимоном. А дети даже едят местный крыжовник амлик — не потому, что вкусно (редкостная дрянь, кислая и горькая), а потому, что слюни потом текут сладкие.

После завтрака утренний круг. Дети всегда стерегут нас у самой кухни, чтобы захватить первыми, а нередко даже дерутся за право держать нас за руку. «Закройте глаза на девяносто секунд, — начинает Асис. — Почувствуйте свое тело, солнце, воздух… Прислушайтесь…» А потом мы говорим «доброе утро» и обнимаемся.

Разминка, песни и чтение сочинений на любом языке — ежедневный утренний ритуал. Учителя здесь могут высказать свои замечания и пожелания, а я пока только наблюдаю за этим. Сказать мне хочется много, но лучше промолчать.

А потом все расходятся по классам, и начинается самое трудное для меня пока время — два часа до и два после обеда. К четырем мы снова предоставлены себе — на пару часов до ужина. В это время я обычно возвращаюсь на холм, где мы с Асей начинаем свои магические упражнения, вызывая вездесущий дух цивилизации — Интернет. Я выучила здесь такие слова, как «трафик» и «килобайт», и за процентом заряда слежу теперь очень строго — все наши устройства кормит солнце, еще капризное в это время года.

Вечерами мы вместе готовим ужин, общаемся, слушаем музыку, порой танцуем и веселимся. Атмосфера нашей свободной интернациональной учительской напоминает детский лагерь — вот только взрослые куда-то подевались. Спать здесь, правда, расходятся рано. Уже к девяти мы возвращаемся в свой домик, где воюем всю ночь с кошкой (Муркой, как мы ее окрестили. Не потому, что мурчит, хотя ей этого, конечно, не занимать, а потому, что глупая, — перевод с непали) и с ее необъяснимой страстью делиться мышами.

А утром просыпаемся с петухами.

И так каждый день. Из развлечений здесь книги, беседы и собственные мысли. И конечно, стратегии, миллионы различных стратегий на тему того, как увлечь ребенка.

***

Еще никогда я не проводила столько времени с детьми, которым нужно твое внимание, терпение и фантазия. И оттого мне, привыкшей жить в своем мире, в первые дни ужасно не хватало личного пространства. Детский крик не давал сконцентрироваться, а от необходимости изображать что-то удивление, участие или укор — передергивало и хотелось поскорее отстраниться. Да, хвастаться здесь нечем.

Как-то раз, когда занятия из-за дождя отменили, но некоторые дети все же пришли в школу и играли в библиотеке, я сидела у печки и писала. Рядом посадили ребенка, и единственное, что я почувствовала тогда, — досаду от того, что опять не могу побыть в одиночестве. Я не сразу разглядела, что девочка насквозь промокла. Она кашляла каждые полминуты и кружку чаю, которую ей сунула Яна, сжимала своими крошечными озябшими ручками, как грелку. Я спросила девочку, как ее зовут. Она ответила, что Бипана и что ей пять лет. Я раздела ее, чтобы просушить одежду, сняла шапочку, а под шапочкой пряталась бритая голова с расчесанными вшивыми воспалениями.

— Господи, ну куда же смотрят ее родители! вырвалось у меня. — Как они вообще позволили ей идти по такой погоде? Сколько они добираются? Час? Полтора?

— А у нее нет родителей, — ответила Яна. Только старая бабка, почти слепая.

— Куда же они делись?

— Мать убежала с другим, отец тоже ушел. Обычная здесь история.

Я смотрела на Бипану, а она стеснительно улыбалась.

***

Да, доктор Спок и Януш Корчак[44] — имена здесь не самые популярные. Тут не задумываются над тем, рожать в больнице или дома, кормить грудью или нет, достаточно ли кальция в пище и хватает ли детям витаминов.

— Ну ладно, у них нет денег на новую одежду, но почему даже ту, что есть, родители не могут поддерживать в порядке? Каждый третий тут в рваном, а каждый первый грязный.

Ася пожимает плечами.

— А почему они везде разбрасываются мусор?

— А эти порядки с обедами!

В расписании школы есть перерыв на ланч, предназначенный скорее для учителей, чем для детей. Дело в том, что детям с собой ничего не дают. Лишь редкие счастливчики приносят лимон с солью и чили-специей или же кульки с битым рисом, который так и едят — сырым, а в основном дети обходятся без ланча. Однажды я сидела на лавочке и обедала, когда ко мне подошла Эмма, девочка из класса малышей. Она смотрела на то, как я ем. Не выдержав, я спросила, почему она не обедает. «Нет еды», — ответила Эмма, продолжая смотреть в мою миску. Как же хотелось накормить ее, но я не могла. Для остальных семидесяти детей еды, не моей к тому же, не хватило бы, поэтому все, что оставалось, уйти в кухню и стыдливо доедать свой рис там.

— И ведь ладно, если бы это было общим правилом — есть дважды в день, — продолжаю я. Так нет же! Сами родители, которые приходят отрабатывать[45], с удовольствием уплетают то, что им предложат.

— Ну, — Ася вздыхает, — не лезть же нам со своим уставом в чужой монастырь. Мы ведь здесь только гости. Это не наши традиции, не наша земля и, в конце концов, не наша жизнь. Пускай нам что-то сейчас дается с трудом, а что-то непривычно, придет время, и мы уедем. А они останутся. И кстати, именно здесь, в этой деревне. Помнишь, Дев писал сочинение про то, что хочет стать фермером? Ты еще спросила, зачем учиться, чтобы вспахивать землю…

На одном из первых занятий мы с Асей устроили в старших классах что-то вроде знакомства. Каждый из нас называл факт из своей биографии, а потом задавал аналогичный вопрос ребенку из класса.

— У меня есть мечта — я хочу стать настоящим путешественником и объездить весь мир, — говорю я.

— Путешественником? — переспрашивает один из мальчишек. — А почему?

— Это ведь невероятно интересно! Бывать в новых местах, знакомиться с новыми людьми… А у тебя есть мечта?

— Я не знаю такого слова, мисс.

— В самом деле? Кто еще не знает?

Весь класс поднимает руки.

Обучаясь в английской школе и бегло разговаривая на этом языке — признаться, гораздо лучше, чем дети их возраста в России, — они не знают такого простого слова, как «мечта». Быть может, такого понятия здесь и вовсе не существует?

— Ну, это самое заветное ваше желание, — пытаюсь объяснить я. — Например, кем вы хотите стать, когда вырастете?

— Доктором!

— Полицейским!

— Водителем! — Учительницей!

Страница 46 учебника естественных наук. Профессии: доктор, учитель, водитель, полицейский.

— Или что бы вы купили, будь у вас много денег? — помогает Ася.

Дети задумываются. Вероятно, этот вопрос никогда не приходил им в голову.

— Самолет, — отвечает наконец мальчик с бусинами джапа-мала на шее.

— Они хотят купить самолет, но летать на нем будут в Гайгат[46] — говорит мне позже Ася.

— И заметь, никаких тебе телефонов или плейстейшн. Хотя о чем я говорю, они и мультиков-то не видели — вспоминаю, как каждое утро малыши уговаривают показать им короткометражку про звездочку и всегда плачут по новой. — Знаешь, Ась, перед отъездом, когда готовила материалы, я нашла интересную серию фотографий. Ее подготовил один британский фотограф, Джеймс Моллисон. Во время своих путешествий он фотографировал детей разных стран и их комнаты. Я хотела устроить такую игру — раздать каждому из школьников по фотографии комнаты и попросить описать ребенка, который там живет. Придумать, сколько ему лет, откуда он, кто его родители и чем увлекается. А недавно пересматривала эти карточки и поняла, что одна из самых бедных комнат у мальчика из Непала. И вот думаю теперь — вправе ли я показывать, как живут другие дети? Все эти американские и японские комнаты, переполненные игрушками, одеждой и электроникой? Ведь вся жизнь непальского ребенка проходит здесь, в этих трех дворах, и он счастлив тем, что имеет.

***

Перед отъездом из школы Бруно, объединив усилия с Элли, собрал небольшую сумму денег на экскурсию. Они решил показать детям Катманду, столицу, которой те никогда еще не видели.

— Конечно, всех их тошнило без остановки, рассказывала Элли, вернувшись из поездки. Ясное дело — впервые в автобусе. Асис к этому заранее подготовился, пакетов набрал. Но, дорогуша, это того стоило, ей-богу! Как же они все обалдели — от этого шума, от всех этих машин, скутеров… И ели, не прекращая, все, что попадалось им на глаза. В первый раз попробовали мороженое, сникерсы всякие. Вы бы слышали, как они визжали, когда мы ехали на эскалаторе! А когда зашли в Пашупатинатх, я растаяла. Вы бы видели их мордашки! Серьезные все такие, тихие. Так мило. Наверное, в это время в их жизни происходило что-то чертовски важное. Да это же была их первая вылазка из Мальбасе, в конце концов. А потом, когда уезжали, ко мне подходит Нисан и говорит: «Я хочу стать большим путешественником и объездить весь мир». Представляете?

Конечно же у меня появились вши. Событие как будто бы незначительное в границах Непала, но важное и волнительное в моей собственной биографии. Я ждала их с самого приезда. К Элли они были особенно благосклонны и посещали ее не раз — что и говорить, она всегда умела наладить контакты с местными. А вот Бруно встречал их бритой головой. Никого они не обошли своим визитом, но ко мне оставались холодны. Я была смущена и не могла понять, в чем же дело. Не раз с глухой надеждой запускала руку в свои короткие крученые волосы в ожидании компании, но тщетно — в наших отношениях они долго сохраняли дистанцию.

Но вот однажды, в особенно прекрасное осеннее утро, я вдруг почувствовала, что они уже близко. У меня зачесалась голова, а это, если верить приметам, был знак надежный и верный. Янемного растерялась, ведь в первый раз всегда волнительно, но решила не уповать на догадки и обратиться к бывалым. И направилась прямиком на урок. «Все верно», — сообщили мне дети и показали крошечного сытого жучка на ладони. И вот так наконец я была посвящена в волонтеры Непала.

***

Деревня этой маленькой, но гордой страны хранит еще много сюрпризов, и вши — лишь малая их доля, безобидная и повсеместная. Копаться в головах друг друга, усевшись в ряд (а иногда и по кругу), развлечение здесь нередкое. Другое дело змеи. Их тут боятся, укусы змей смертельны, а противоядие можно найти лишь в дальней деревне.

— Когда человека кусает змея, — рассказывает Асис, — мы кладем его на носилки из двух бамбуковых палок и одеяла и несем в Чисопани[47]. Бывали случаи, когда укушенные обращались к шаманам, а к доктору не шли. Понятное дело, где они сейчас. Одну девочку, правда, спасти удалось, но с рукой ей пришлось распрощаться.

Лично мне змеи не очень мешают. Существа на редкость тактичные, они, завидев вас издалека, извиняются, сворачивают и уползают по неотложным делам, какие им вдруг припомнились. Встречаются, правда, и невоспитанные — они поджидают тебя за кухонной печкой или срывают урок, завладев классной комнатой, и ни в какую не идут на компромиссы. С такими разговор обычно короткий. Мы зовем деревенского змеелова, а уж он общается с ними совсем в другом тоне.

***

С пауками справляемся сами. Точнее, мы мирно соседствуем. Они не трогают нас, а мы, по возможности, их. Получается, признаюсь, не всегда, ведь пауки тут везде — большие и маленькие, ядовитые и не очень. Один из особенно жирных, например, поселился в туалете, мы забегали в гости и уходили под большим впечатлением. Когда же их стало семь штук, нам было уже все равно.

***

А вот скорпионов не люблю до сих пор. Как-то однажды, в одну из первых недель моей жизни в Непале, один из них умудрился цапнуть меня, извините, за попу. Я провела ночь в глубоких раздумьях, прикидывая свои шансы и сочиняя нелепые некрологи.

А еще есть медведь. До нас он добрался лишь историей о том, как в один из весенних месяцев, когда поспели гранаты, он притопал из джунглей к деревне. Жители, конечно, взялись за вилы, но волонтеры встали грудью: не дадим, сказали, медведя в обиду. И верно, медведь наелся фруктов и ушел, а история вот сохранилась.

***

Я молчу еще о глистах (и профилактиках каждый месяц), бородавках, пиявках, которые оставляют свои неистребимые поцелуи, москитах, термитах, крысах и особенно зубастых непальских шершнях. О том, что кожа ваша испортится от специй, а зубы посыплются — только и успевай ловить — от недостатка кальция. О том, что существует миллион причин не приезжать в Непал или другую азиатскую страну. Причин серьезных и пугающих, взывающих к рассудку и молящих нас ни в коем случае не поцарапать то, что суждено закопать нетронутым.