Неприкасаемые

ГЛАВА 25

«Моя мать защищала меня от мира, а мой отец угрожал мне им.»

— Квентин Крисп

НИЛ

Было очень мало вещей, которые я ненавидел больше, чем встречу со своим отцом в его старом кабинете. Это вернуло мне во все моменты неудач, глупости и недостойности. Кабинет моего отца значил для каждого из нас что-то свое. Что касается Деклана, то каждый раз, когда его приводили сюда, это было потому, что моему отцу нужна была помощь в подключении чего-то к его компьютеру. Для Лиама это было место, где они сблизились; место, где они потягивали бренди, говорили о делах. Для меня это было место, где мой отец напоминал мне о том, каким огромным разочарованием я был.

После всего дерьма с Оливией я понял, что Лиам не забыл свою обиду; я просто подумал, что у него хватит мужества противостоять мне, вместо того чтобы звонить Седрику. Мне потребовалось все, что у меня было, чтобы не закатить глаза при виде старика, сидящего за еще более старым дубовым столом, окруженного самыми старыми гребаными книгами. Это было похоже на воспоминание о моей юности.

— Ты хотел видеть меня, отец? — Спросил я, не потрудившись сесть. Через мгновение мы вцепимся друг другу в глотки.

Бросив ручку на стол, он откинулся назад и уставился на меня, прежде чем скрестить руки.

— Ты знаешь, кто я? — тихо спросил он.

— Да, сэр.

— Напомни мне.

Я ненавидел, когда он превращался в Йоду.

— Напомнить вам о чем, сэр?

Я видел, как его зубы сжались, когда он поднял руки, указывая на комнату вокруг нас.

— Напомни мне историю, которую я рассказывал тебе в детстве, Нил. Расскажи мне, как я дошел до того, что сижу в этом кресле, в этом доме, ношу эту фамилию.

— В то время тебе было всего двадцать два, ты учился в Чикагском университете имени Лойолы, когда позвонил дедушка и сказал тебе, что пришло время возглавить семью. Твой старший брат был застрелен, мать была беременна, а преступность, связанная с бандой, была на небывало высоком уровне.

— Каждый день Чикаго истекал кровью от рук пяти главных воротил. Они просто ждали шанса убить друг друга. У вас не было ни людей, ни денег, ни влияния, чтобы что-то сделать, но каким-то образом тебе удалось убить всех пятерых и сжечь их тела, но не раньше, чем обезглавил их. В двадцать три года ты захватил Чикаго за одну ночь. — Я знаю наизусть эту историю.

Он захлопал в ладоши, поднимаясь со стула.

— Это история, которую я рассказал тебе как гордый отец. Я избавил тебя от подробностей, и это моя вина. Я постарался, чтобы она звучала весело. Я не рассказал тебе о пулях, которые я получил, обо всех ребрах, которые я сломал, или о шрамах, которые у меня остались. И я чертовски уверен, что не рассказывал тебе, как твоя мать лежала с тобой в ванне, когда сто семьдесят две пули разнесли нашу квартиру в клочья. Она приняла пулю за тебя. Когда я добрался туда, я посадил тебя к себе на колени, прижал твою маму к груди и пообещал вам обоим весь мир на золотом блюде. Я поклялся, что никто из вас никогда ни в чем не будет нуждаться и что вы всегда будете в безопасности.

— Нет, ты мне ничего этого не рассказывал. — И я не был уверен, почему он рассказывает мне сейчас.

— Я не думал, что должен. — Его лицо оставалось бесстрастным. — После всего, что я сделал, я ни разу не был связан с полицией. На самом деле, я предпочитаю, чтобы мое имя никогда не сорвалось с языка представителей голубой крови.

— Я знаю.

— Да? — Он шагнул вперед. — Ты ничего не знаешь, мальчик!

Началось.

— Сегодня я узнал, что твоя жена была причиной того, что одна из наших горничных обратилась в полицию.

— Это была ошибка.

— Это была ошибка? — он взревел, схватив меня за щеку. — Женитьба на ней, вот твоя ошибка! Я знал это. Но я позволил это, потому что по глупости подумал, какой вред может причинить нам одна глупая девка. Я думал, что мой сын будет достаточно умен, чтобы контролировать свою жену. Наши жены — отражение нас самих, и ты подводишь меня! Ты подводишь своего брата, и ты подводишь эту семью.

Я попытался отстраниться от него, но он держал крепче, заставляя меня встретиться с ним взглядом.

— Я бросил все ради этой жизни, этой семьи; все. И ты стоишь передо мной и говоришь, что это была ошибка? Ты моя кровь, мой первенец, и я люблю тебя, но мне нужно разобраться с твоей женой, или, да поможет мне Бог, в следующий я снесу ей голову. — Он оттолкнул меня и повернулся обратно к своему креслу.

— Вам с женой следует собрать вещи. Теперь вы оба присоединитесь к автобусным турам сенатора Коулмена. Ты будешь представлять семью Каллахан далеко отсюда, пока все не уляжется.

Он, блядь, шутит.

— Я нужен Лиаму, Деклан в смятении…

— И все же, даже будучи в смятении, Деклан все равно более полезен. Лиаму нужен был его брат, а ты снова предпочел кого-то другого.

— Оливия — семья!

— У Оливии надело кольцо на ее гребаном пальце и моя фамилия в чертовом свидетельстве о браке; но в ней нет крови Каллаханов. Если бы она умерла завтра, от нее остались бы только старые фотографии и еще более старые воспоминания.

— Ты мог бы сказать то же самое о Коралине или Мелоди! — Он был просто гребаным лицемером.

— Коралина входит в правление шести благотворительных организаций, она организует многочисленные мероприятия, которые мы иногда использовали в качестве прикрытия. Вдобавок ко всему, она управляет многими малыми предприятиями от нашего имени. Она делала это еще до того, как Мелоди пришла в эту семью. Она помогает нам выглядеть чистыми в глазах публики. У Мелоди, помимо всего, что она добавила и подарила этой семье, также будет сын. Она положила начало следующему поколению Каллаханов. Она важна нам. Скажи мне, кроме того факта, что отец Оливии сенатор, что твоя жена предложила этой семье?

Больше сказать было нечего, когда он подошел и налил себе выпить.

— Так что, ты отделяешь нас от семьи, чтобы преподать ей урок? — Наконец спросил я.

— Нет. — Он выпил и подошел к окну. — Этот урок для тебя, сынок. Там, снаружи, они не понимают нас, они ненавидят нас. За их улыбками скрываются стервятники, ожидающие, когда мы упадем, чтобы они могли подобрать объедки. Там, снаружи, ты не можешь быть самим собой. Ты должен фильтровать то, как ты говоришь, смиренно воспринимать все дерьмо, которое они в тебя бросают, и улыбаться в их камеры. Там ты будешь политической марионеткой; и я знаю, что это сведет тебя с ума, потому что ты Каллахан. Так что до тех пор, пока ты не начнешь думать и действовать как Каллахан, ты Лиаму не нужна. Лиам не доверяет тебе, и я тоже. Он не может убить тебя, потому что ни твоя мать, ни я не позволили бы этого. Но когда он будет готов снова увидеть тебя и твою жену, он позвонит. До тех пор, увидимся позже, сынок.

— До свидания, отец.

Прежде чем я дошел до двери, он снова позвал.

— Исправь все, Нил. Я отказываюсь выбирать между сыновьями. Даже если один из них чуть не стоил нам всего.

— Кого бы ты выбрал?

Я уже знал ответ, но хотел услышать его от него.

Ухмыльнувшись мне, он покачал головой.

— Деклана. Он никогда не приносил столько дерьма. К счастью, он больше похож на свою мать, чем на моего брата. Вы с Лиамом слишком похожи на меня; противоположные стороны одной чертовой монеты, пытающиеся стрелять друг в друга.

— Мы с Оливией уедем утром, после того как навестим Коралину. — Больше сказать было нечего; мне с самого начала не следовало заходить в этот кабинет.