«Защита — это наша лучшая атака».
— Джей Уэзерилл
ЛИАМ
— Во сколько нам обойдётся этот мальчик? — Мой отец вздохнул, дымя, как паровой двигатель, прислонившись к моему «Мустангу» 69-го года выпуска.
Я поправил свои перчатки.
— 58,378.23 долларов. Но я заплатил ровно шестьдесят, просто чтобы быстрее покончить с этим.
Боже, я ненавижу холод. Но чего я мог ожидать от зимы в Чикаго? Последние несколько месяцев тянулись мучительно медленно, и вот мы стоим на улице и отмораживаемся ради этой малышки.
— Я мог бы придумать десять разных способов потратить шестьдесят тысяч, и ни одно из них не включала в себя перевозку ребенка через границу.
Шестьдесят тысяч были для нас как песчинка на пляже. Ему было просто скучно, на самом деле так скучно, что этот человек даже занялся писательством.
— Тебе не обязательно было приходить, отец.
— На данный момент твоих братьев нет рядом. Я подумал, что мы могли бы использовать это время сейчас, когда тебе осталось несколько недель до того, как ты сам станешь отцом.
Самой большой бурей дерьма, которая обрушилась на нас за последние пару месяцев, была Коралина, и я едва ли мог винить ее. У нее была гистерэктомия, и каждый день, когда она смотрела на растущий живот Мел, она ломалась. В конце концов, это было уже слишком, и Деклан увез ее обратно в замок в Ирландию. Ей еще предстояли месяцы восстановления в дополнение к очередному курсу химиотерапии. Я бы дал им столько времени, сколько им нужно. Деклан был не просто моим кузеном, он был моим родным братом, а Коралина была его сердцем. Нил и Оливия, с другой стороны, были на шаг позади того, чтобы исчезнуть с лица планеты. После своего изгнания он и Оливия разговаривали со мной только тогда, когда это было необходимо во время предвыборной кампании. Я действительно должен был отдать им должное, они наконец-то были хороши в чем-то. Они улыбались в камеры и поддерживали имидж нашей семьи. Через несколько недель они будут дома, и мне нужно будет поговорить с Нилом, но сейчас мне нужно было убедиться, что все люки закрыты.
Именно по этой причине мы сейчас припарковались за городом, ожидая под мостом мою посылку.
— Ты нервничаешь? — спросил мой отец, протягивая мне свою сигару. Я отмахнулся от нее; она не стоило тех хлопот, которые устроила бы мне Мел, если бы я вернулась домой, пропахшая дымом. Теперь она была более чем чувствительна к запахам.
— Нервничаешь из-за чего?
— Из-за твоего сына. Я понял, почему вы с Мел не хотели говорить об этом, пока все еще был шанс, что она может потерять его. Мы с твоей матерью пытались дать вам обоим немного времени, чтобы осознать это, но мы оба отчасти шокированы тем, что у вас не было больше забот. Никто из вас даже не упомянул детскую, и Мел не хотела устраивать гендерную вечеринку…
— Она не хотела устраивать вечеринку в честь рождения ребенка, потому что мы оба знали, что она бы сорвалась и убила всех нас до единого. — Я прямо сейчас видел ее с детской погремушкой в руке, колотящей молотком по черепу какого-то бедняги придурка. И этим бедным придурком, вероятно, был бы я.
Мы с Мел говорили о ребенке; мы провели большую часть наших вечеров, разговаривая о нем. Как бы мы его назвали, как бы мы справлялись с нашей работой и воспитанием детей. Мел не очень хорошо открывалась людям. Потребовалось два года брака, чтобы она хотя бы по-настоящему была откровенна со мной. Поездка к моим родителям была, как я полагал, не тем, что она могла бы сделать прямо сейчас.
— Я знаю, вы с мамой хотите, чтобы мы больше делились с вами, — сказал я, — но Мел просто не любит доверяться кому-то, ты это знаешь. Она работает над этим, и я не могу на нее давить. Мы думаем назвать его Итан Антонио Каллахан.
— Итан? — Он ухмыльнулся, поворачиваясь ко мне лицом.
— Ага. — Я ухмыльнулся в ответ. — Я хотел чего-нибудь ирландского, а она сказала мне отвалить, потому что у него ирландская фамилия. Она продолжала предлагать итальянские имена, я продолжал спрашивать, было ли это название закуски или основного блюда. Мы дошли в книге имён до буквы «И», и Итан просто попался нам на глаза. Не стесняйтесь передать это маме, чтобы она могла начать вышивать свитера и украшать столовые приборы монограммами. Надеюсь, это удержит ее от того, чтобы устроить вечеринку в честь малыша.
— Насчет этого… — Он замолчал.
— Пожалуйста, скажи мне, что вы этого не делали. Пожалуйста, ради любви к Богу, не говори мне, что мама собирается продолжать в том же духе. — Оттолкнувшись от машины, я повернулся к нему.
Он продолжал курить, изо всех сил стараясь не встречаться со мной взглядом.
— Ты что, издеваешься надо мной? Я делаю все, что в моих гребаных силах, чтобы просто пережить следующие пару недель. Она подумает, что это я придумал.
— Ого, бедный Босс боится своей большой беременной жены? — Он рассмеялся, бросив сигару на землю.
— Говорит мужчина, который, вероятно, пытался отговорить от этого свою жену и потерпел неудачу. И я дам ей знать, что ты назвал ее большой. — Как будто он тоже мог противостоять своей жене. Мы оба были в жопе, и в тот момент, когда у меня появился шанс, я бросил его под автобус.
— Твоя посылка здесь. — Он кивнул в сторону фургона, едущего к нам через небольшой ручей.
Взглянув на мост, я заметил оружие, ожидающее, когда старый фургон остановился прямо перед нами. Я ненавидел иметь дело с торговцами людьми; они вызывали у меня отвращение. То дерьмо, которое мы продавали, покупалось по собственной воле каждого человека. Мы не подносили иглу к венам и порошок к носам. Все это было по их собственному желанию. Торговцы людьми были больны, и они заслуживали всего, что им причиталось, но они все еще знали, как заполучить тело. И мне нужен был этот ребенок.
Четверо мужчин вытащили маленького мальчика из грузовика. Обе его руки были связаны, на глазах повязка. Он все боролся и боролся с мужчинами, и слезы катились по его лицу. Они падали на воротник его рваной, покрытой грязью рубашки.
— Я сказал вам не причиняться вред и то, что он должен был быть проинформирован о том, куда вы его везете, — сказал я.
— Он жив, да? Вам повезло, потому что у нас есть на него другое предложение. Мы ходим на 10 тысяч больше. Или мы увезем его.
Почему люди решили испытать мое терпение, было выше моего понимания. Как будто они хотели, чтобы я неоднократно доказывал, что готов выбить из них все дерьмо. Мой отец взглянул на меня с отвратительной ухмылкой на лице, которая могла сравниться только с моей. Я кивнул, и он понял, что это означало.
— Отпусти мальчика, и ты получишь деньги, о которых мы договорились, вместе со своим оружием, — сказал я.
Они улыбнулись друг другу, прежде чем снова схватить мальчика.
— Нет! Нет! Déjame ir (С исп. Отпустите!). — Мальчик плакал, пытаясь сопротивляться.
Вздохнув, я вытащил стопки из своего пиджака и бросил их в грудь одному из них.
— Это половина, которую я вам должен, — сказал я им, прежде чем бросить ему еще десятку. — И это та самая десятка. А теперь передайте мой товар.
Они все наслаждались тем фактом, что только что жестко обошлись с Каллаханом. Они бросили мальчика на землю, как мешок с картошкой. Подойдя к нему, я снял повязку с глаз и веревки.
— Кто бы мог подумать, что легендарный Каллахан питает слабость к экзотическим маленьким мальчикам? — сказал один из мужчин. — Мы можем превратить это в продолжающееся деловое соглашение.
— Подожди секунду, — сказал я, прежде чем посмотреть вниз. — Ты в безопасности. Estás a salvo (С исп. Ты в безопасности), — прошептал я мальчику на земле. Его карие глаза были широко раскрыты, потрясены, и в них не было ничего, кроме страха. Мне нравилось смотреть на взрослых — на мужчин, — но на детей, у которых даже не было всех зубов, выводило меня из себя.
— Я отвезу тебя к твоей матери, — сказал я. — Я обещаю, сядь в мою машину. — Он посмотрел на моего отца, затем снова на меня.
— Ты отведешь меня к моей маме?
— Я обещаю.
Медленно кивнув, он взял меня за руку и прошел три фута к моей машине, мой отец открыл для него дверь и использовал свое тело, чтобы заслонить окно. Наши взгляды встретились как раз перед тем, как я снял пиджак, позволив им увидеть два пистолета у меня за спиной.
— Что это, черт возьми, такое, Каллахан? — Они закричали, достав все свое оружие, когда две мои машины окружили нас. Один за другим мои люди выходили, все пистолеты были направлены на них.
— Вот, друзья мои, что происходит, когда вы пытаетесь обмануть меня. Когда вы оскорбляете меня. У каждого из моих людей просто руки чешутся снести вам головы. Я бы посоветовал вам бросить оружие.
Их темные глаза посмотрели на девять стволов, направленных им в лица, прежде чем позволить гравитации завладеть их оружием; они уронили их к своим ногам, подняв руки в знак капитуляции.
Скрестив руки на груди, я уставился на последнего мужчину справа, все еще держащего мои деньги в волосатых руках. Протянув руку, маленький человечек вручил мне все деньги, прежде чем вернуться в очередь. Подойдя к своему пиджаку, я бросил деньги и начал насвистывать. Я вытащил свой нож и пистолет, прежде чем повернуться обратно.
— Раздевайтесь, — потребовал я.
— Твою мать… — Прежде чем он смог закончить, я всадил свой нож прямо ему в нос. Его тело откинулось назад, когда он захлебнулся собственной кровью, отчаянно хватая ртом воздух, крича от боли, пока не перестал плакать.
Остальные начали раздеваться.
— Я не испытываю никакого уважения к вам, свиньям, но я был готов пустить это на самотек ради бизнеса. Потом вы приходите ко мне, опоздав, неблагодарные. Мне больно. — Я вздохнул, медленно заряжая шесть пуль в свой револьвер. Мне нравилось наблюдать, как они паникуют, пока я это делал. — И когда мне больно, кто-то другой должен чувствовать мою боль. Это то, что заставляет мой мир вращаться.
Улыбаясь, я выстрелил первому мужчине в пах. Он кричал так громко, что я уверен, у него лопнула вена на шее.
— Ты чувствуешь, как мир вращается? — Я ухмыльнулся.
МЕЛОДИ
Я чувствую себя жирной Джеки Кеннеди.
Я вздохнула, поправляя дурацкую красную шляпу на голове прямо перед тем, как Федель и Монте открыли мне дверь.
В тот момент, когда моя нога пересекла черту и дверь за мной закрылась, я оказалась на вражеской территории и выделялась, как мужчина средних лет на весенних каникулах. Каждый офицер повернулся ко мне, некоторые широко раскрыли глаза, другие выпрямились и поправили галстуки. Я чувствовала себя так, словно меня выставили напоказ, но в этом-то и был смысл. Вот почему я надела это пальто в горошек с перчатками и шляпой. Я хотела, чтобы каждый чертов офицер в этом департаменте заметил меня, когда я войду в их дом.
— Могу я вам чем-нибудь помочь, миссис Каллахан? — Спросил молодой светловолосый офицер, быстро подходя.
— Ты знаешь, кто я? — Я улыбнулась.
— Все знают, кто вы, мэм. Имя вашего мужа есть здесь практически на всем. Могу я вам чем-нибудь помочь? — Мне не понравилось, как он упомянул Лиама, в его голосе слышалась резкость, но прямо сейчас я не была Мел. Я должна была быть Мелоди Каллахан, милой женой чикагского миллионера-толстосума. Прошло некоторое время с тех пор, как мы убрали Первую леди, и все было тихо. Слишком, блядь, тихо. И поскольку выборы не за горами, я была уверена, что в ноябре этого года больше не будет сюрпризов; мы вышли на финишную прямую.
— Да, офицер…
— Офицер Скутер.
— Что ж, офицер, я ищу мисс Моралес. Она была горничной в моем доме. Я уже некоторое время не могу до нее дозвониться и очень волнуюсь.
Весь язык его тела изменился. Его руки легли на талию, и выражение его лица, вместе с челюстью, ожесточилось.
— Ну, мэм, нет никаких причин для беспокойства. Если не считать того, что она безработная и без сына, с ней все в порядке. В связи с недавними событиями с президентом мы держим нашего свидетеля под защитой.
Этот ублюдок только что попытался отделаться от меня?
— Я только недавно узнала о том, что она потеряла работу, — сказала я. — Если бы вы могли, пожалуйста, сообщить ей, что она может вернуться обратно, как только все это уляжется, я была бы благодарна. — И я не перережу тебе горло.
Он нахмурился, внимательно оглядывая меня, прежде чем перевести взгляд на Феделя и Монте.
— У вас так много охранников только для того, чтобы увидеть горничную. Я уверен, что вы, ребята, сможете найти новую горничную в два счета.
— Кто, они? — спросила я. Я указал на Феделя и Монте. — Мой муж иногда такой параноик, а теперь, когда я беременна, он просто сошел с ума. Мисс Моралес работает на нас уже много лет. Она пыталась привести сюда своего сына. Когда я услышала, что моя невестка уволила ее, я почувствовала себя ужасно. Она не только так много сделала для нас, но теперь она выступила против несправедливости, против самой могущественной женщины в стране. Обладая такой силой, я хотела бы сделать для нее все возможное. Я действительно хочу дать ей понять, что Каллаханы всегда на ее стороне, если ей что-нибудь понадобится. Вы можете это сделать, верно, офицер? Я же не взламываю какой-нибудь суперсекретный полицейский код, верно?
— Да. — Он кивнул. — Я передам это, как только она даст показания завтра.
— Спасибо вам, офицер Скотти…
— Скутер.
— Мне так жаль. Я ужасно запоминаю новые имена. Это все беременный мозг. Можете ли вы поверить, что я уже почти на восьмом месяце? Ну что ж, я пойду. Еще раз спасибо вам. — Потянувшись, чтобы взять его за руку, он улыбнулся, пожимая мою.
— Вам тоже, миссис Каллахан. Поздравляю с победой сенатора.
— Он еще не победил. Выборы состоятся только через три недели. — Или у него в заднице был хрустальный шар?
Он пожал плечами.
— Все знают, что Первая леди выбыла из игры, ваш человек вот-вот станет лидером свободного мира. Вам, Каллаханам, всегда везет больше всех. Как вы со всем этим справляетесь?
Он хочет узнать прямо сейчас?
— Я думаю, нам просто повезло. Хорошие вещи случаются с хорошими людьми, верно? Я все еще не могу поверить во всю эту неразбериху с Первой леди.
— Конечно, — засмеялся он, — ходят эти безумные слухи о том, что вы все каким-то образом были связаны с этим. Что все это было частью генерального плана вашего мужа по заполучению своего человека в Белом доме для его собственных целей. Первая леди сказала, что у нее есть помощь, но она не знает имени этой женщины. Что вы об этом думаете?
Прямо сейчас он давил не на ту гормональную женщину.
— Должна ли я… позвонить своему мужу, или своему адвокату, или еще кому-нибудь? — Спросила я его, потирая живот.
Прежде чем он успел заговорить, Брукс подошел к нему.
— Миссис Каллахан? Могу ли я что-нибудь для вас сделать? Мне так жаль, никто из нас не знал, что вы придёте сегодня.
— Нет, офицер…?
— Брукс, мэм. Ваша семья помогла оплатить лечение моего бывшего напарника, после прошлогоднего пожара на фабрике в Чикаго. — Он протянул руку и пожал мою. В тот момент, когда его грубые руки встретились с моими, я сжала их, прежде чем отпустить.
— Пожалуйста, не благодарите нас и не извиняйтесь. Я та, кто пришла без предупреждения. У меня была кое-какая информация, которую я хотела передать мисс Моралес. Но офицер Скаттер…
— Скутер.
— Верно. — Я покраснела. — Сказал мне, что он с этим разберется. Мне действительно пора идти, пока мой муж не обыскался меня.
Прежде чем я смогла уйти, златоволосый ублюдок должен был оставить за собой последнее слово.
— Я рад видеть, что слухи о том, что вы вышли замуж за Каллахана ради власти, были ложными. Вы оба выглядите очень счастливыми.
Прикусив язык, я заставила себя улыбнуться еще раз.
— Все эти слухи. Неудивительно, что вы все не можете снизить уровень преступности. Кажется, все, что вы делаете, это сплетничаете. Хорошего дня.
Монте открыл дверь на улицу, когда машина подъехала к тротуару. Я медленно спускалась по лестнице, пошатываясь, а Федель маячил у меня за спиной. Они всегда это делали, и теперь, когда я так много весила, я даже не могла встать с кровати без посторонней помощи. Скользнув внутрь, я сняла шляпу и бросила ее на сиденье.
— Никчемный долбаный хуесос! Я хочу его голову! Я хочу выбивать из него все дерьмо, пока у него не сломается шея, а затем сбросить его в чертов каньон! — Закричала я, дыша через нос и потирая свой живот.
— Мэм, пожалуйста. Мистер Каллахан…
— Клянусь твоей головой, что если ты скажешь мне успокоиться из-за страха перед моим мужем, Федель, я напомню, кто я — не смотря на ребенка. Ты понял меня? — Лиам практически вбил им в голову, что мне нужен не только телохранитель, но и кто-то, кто сохранял бы мое спокойствие.
Он кивнул, взглянув на Монте, как бы говоря: твоя очередь.
— Вы хотите, чтобы я разобрался с офицером, мэм? — Монте оглянулся на меня.
— Нет. — Я хочу быть той, кто разберется с этим самодовольным придурком. Но он не мог умереть, пока нет. — Установите за ним постоянную слежку. Я не хочу иметь дело с еще одним копом-подражателем героя. Прямо сейчас я больше беспокоюсь о том, чтобы наш план сработал.
— Мэм, зачем проходить через все эти неприятности из-за горничной? — Спросил Федель. — Она месяцами ничего не говорила полиции. — По какой-то причине его голос просто до чертиков действовал мне на нервы.
— Мы не можем убить ее, если она под защитой полиции, а ее убийство только выставит нас в дурном свете. Авиела прошла через многое, чтобы помешать нам победить, и через несколько недель у нас будет восемьдесят семь процентов избирателей. Для этого должна быть обратная реакция, и мы не хотим, чтобы они использовали горничную против нас. Так что мы должны сохранить единственный рычаг давления, который у нас есть: ее сына. У нее могут быть работа и ребенок, это так же хорошо, как подкупить ее. Авиела не сможет добраться до нас через нее.
— Но сообщит ли он об этом горничной?
Ухмыльнувшись, я кивнула и уставилась в окно. Я ждала телефонного звонка, который, как я знала, последует после моего визита. Когда Бо позвонил и сообщил нам об амбициях своего напарника, мы решили, что лучше всего убить как можно больше птиц одной пулей. Мы хотели помешать Авиеле предпринять какие-либо действия против нас через горничную, убедиться, что она не сможет убить горничную, и теперь мы дали офицеру Скутеру чертову кость.
— Мэм, Бо на линии. — Монте повернулся, протягивая мне телефон.
— Включи его на громкую связь, — прошептала я, поглаживая живот, когда закрыла глаза. Мне действительно хотелось принять горячую ванну и расслабиться; боли в лодыжках были мучительны.
— Говори, — сказал ему Монте.
— Мэм, вы были правы, Скутер хочет, чтобы горничная работала в доме под прикрытием после того, как она даст показания. Он предложил эту идею Шефу. Должен ли я…
— Помоги им всем, чем можешь, Брукс. До свидания.
— О черт. — крикнул Федель, заставляя меня открыть глаза. Они оба уставились в окно с отвисшими ртами, прежде чем Федель встретился со мной взглядом в зеркале заднего вида.
Выглянув наружу, я почувствовала, что у меня начинает быстрее биться сердце. Там, на входе в наш дом, была массивная синяя вывеска, украшенная уродливыми птичками, погремушками и кроватками.
— Пожалуйста, скажите мне, что там не написано то, что я думаю, — прошипела я, мои ноздри раздувались, пока мы ехали.
Все чертовы женщины с ежемесячных благотворительных мероприятий Эвелин были там со своими фальшивыми улыбками и большими коробками с отвратительно большими бантами. Они будто шли в замедленной съемке, ветер развевал их волосы назад, а их смех достигал моих и без того истрепанных нервов. Господи Иисусе, это был совершенно другой уровень ада!
— Я, черт возьми, убью ее. Нарежу на маленькие кусочки и разбросаю над гребаным озером Мичиган. — Я не могу поверить — Ну, я могла бы поверить, что она сделает это, но, черт возьми, не все это. — Есть какой-нибудь способ добраться до гаража?
— Нет, мэм, — сказал Монте. — Все эти машины стоят на пути, и она заметила нас. — Он кивнул женщине, одетой во все синее, которая махала рукой и улыбалась всем другим женщинам, которых, как я знала, она ненавидела, пока шла к нам.
Я могла справиться со многими вещами, но сумасшедшая свекровь не была одной из них. Но я не могла прятаться в машине, как последняя сука. Будь она проклята.
Дорогой Господь, дай мне силы никого не убить.
Когда я вышла, меня встретила одна из этих кукол с самыми искусственными рыжими волосами, которые я когда-либо видела.
— О Боже мой! — закричала она, и это прозвучало так, словно кошки пытались вырваться из ее горла. — Мелоди, ты огромная! Ты уверена, что у тебя не будет близнецов? Моя двоюродная сестра совершенно серьезно думала, что у нее был только один ребенок. — Она все продолжала говорит: Помню как сказала ей: Сисси, ты огромная! Где-то там должен быть еще один ребенок! И о чудо, у нее была тройня. Ты просто гигант, как ты все еще ходишь на своих каблуках? Я люблю Джузеппе Занотти, но я ни за что не смогла бы носить их, пока ношу ребенка. По крайней мере, не с моим первым ребенком, это ведь твой первый ребенок, верно? Вы с Лиамом, должно быть, так взволнованы, мальчик… — В тот момент, когда ее рука потянулась к моему животу, я схватил ее и посмотрел ей в глаза.
Я хотела убить ее. Она продолжала тявкать. Я даже не знала, кто она, черт возьми, такая, а она разговаривала со мной так, как будто мы были лучшими друзьями. А мы не были ими. Кем она себя возомнила? За кого она меня принимала, что могла вот так просто подойти ко мне?
— Мелоди, моя рука. — Она поморщилась, как ей, черт возьми, и следовало.
— Мел, дорогая! — Эвелин подошла, притягивая меня в объятия, высвобождая мою руку из рук очень счастливой женщины перед нами. — Ты и эта твоя хватка во время беременности. Я клянусь, она могла заставить мужчин плакать. Ты в порядке, Николь?
— Конечно, — воскликнула гиена, — я не какой-нибудь нежный маленький цветок. Я сильнее, чем…
— Спасибо тебе, Николь. Увидимся внутри, у нас есть отличное вино. — Это заставило ее замолчать и заставило бежать, как собаку, почуявшую запах вина.
— Теперь, Мел, прежде чем ты пригрозишь убить меня… — сказала Эвелин.
— Мы выше этого, Эвелин. Сейчас я пытаюсь придумать, куда выбросить твое тело.
Вздохнув, она закатила глаза, прежде чем взять мою руку в свою.
— Мел, я знаю, ты ненавидишь подобные вещи, но это все, что у меня есть. У тебя есть своя империя, ну а у меня — своя. Я занимаюсь общественным имиджем. Я — причина, по которой, если, не дай Бог, вам всем понадобятся свидетели, у нас есть люди. У моего первого внука будет чертов праздник в его честь, и он будет лучшим в штате. Там будет торт, там будут картинки, и там будут детские игры. Ты справишься с этим из чистой любви ко мне, Мел, потому что ты еще не видела меня в бешенстве. Как только они достаточно напьются, ты сможешь уйти, хорошо?
— Я хочу, чтобы Лиам был здесь. Никакого чисто женского дерьма, — ответила я, помахав еще нескольким женщинам, когда они вышли из своих машин.
— Он уже здесь. — Она улыбнулась, провожая меня к двери.
Это были бы самые долгие несколько часов в моей жизни.
ЛИАМ
Все в доме было выдержано в сине-белых тонах: сине-белые стулья, сине-белые хрустальные люстры, краски, подарочные пакеты. Если бы вы могли его разглядеть, он был либо голубым, либо белым. Ей потребовалось шесть часов, чтобы провернуть это дерьмо, пока нас с Мел не было дома. Что означало, что она, должно быть, планировала это неделями, а мой отец держал рот на замке, пока не стало слишком поздно, черт возьми.
В моем доме было больше пьяных домохозяек, чем во всем округе Ориндж; и они сидели одним большим кругом вокруг Мел посреди нашей гостиной.
— Она… не похожа на себя, — прошептал мой отец рядом со мной. Мы были пленниками, неспособными выйти из комнаты, но и не способными приблизиться к проклятому кругу. Так что все, что мы могли сделать, это стоять у двери с нашими синими бокалами для вина и смотреть.
Мел рассмеялась, вытаскивая еще один шерстяной комбинезон, который отлично подошел бы к шерстяному жилету, который она купила раньше, вместе с шелковым шарфом, кашемировыми пинетками и красной флисовой курткой. В конце концов, новорожденные просто обожают тепло. Мел улыбнулась и поблагодарила их, прежде чем посмотреть на меня и показать этот нелепый наряд. Все они свернули шеи, когда повернулись ко мне, ожидая моего одобрения; только когда они отвернулись, карие глаза Мел остекленели от ярости. Ее пытали, но и меня тоже; все, что я мог сделать, это тоже кивнуть и улыбнуться.
— Сколько еще должен продолжаться этот фарс? У меня есть планы на сегодняшний вечер, — прошептал я. Хотя теперь, когда моя мать взвалила это на нее, я сомневалась, что Мелоди захочет пойти.
— Пока у твоей мамы не будет достаточно фото, чтобы заполнить половину детского альбома твоего ребенка, — ответил мой отец. — Какие у тебя планы?
Вытащив билеты из кармана пальто, я протянул их ему.
— «Бьянка и ФФаллиер» Феличе Романи? — прочитал он. — Я не знал, что ты любишь оперу. Она очень красивая.
— Я нет, она да. И с каких это пор ты разбираешься в опере? — Он никогда раньше не говорил об этом хобби.
Он ухмыльнулся.
— Я все знаю, сынок.
— Бре…
— От кого это? — Спросила Мел, осматривая белую коробку в своих руках в поисках подписи или карточки. Никто не ответил, каждая из женщин смотрела друг на друга, комментируя только упаковку.
— Все подарки проверены вручную? — Спросил я отца, отходя от стены, когда глаза Мелоди снова встретились с моими.
— Да, включая этот. Я сам проследил за этим, хотя мы не проверяли наличие карточек, — ответил он.
Каждая из женщин наклонилась вперед, все они умирали от желания увидеть, что было внутри. Я, с другой стороны, не хотел рисковать.
— Может ли будущий отец открыть один из подарков? Или я нарушаю какую-то древнюю традицию? — Я подмигнул им, заставив Мел и мою мать закатить глаза, в то время как женщины захихикали.
— О, почему бы и нет. Верно, дамы? — сказала одна из них.
— Конечно! — ответила другая.
— Это так мило, — сказал кто-то еще. — Вы, ребята, должны сфотографироваться. Верно, Эвелин?
Подойдя к своей жене, я поцеловал ее в щеку, прежде чем медленно взять коробку у нее из рук. Она была набита наполнителем, когда я поднял крышку. Я мысленно подготовил себя ко всему, но то, что там было…
— О-о-о! — заворковали они, когда я вытащил белого плюшевого мишку, одетого в самый лучший черный костюм, какой только может быть у медведя, вместе с цилиндром и маленьким автоматом в лапе.
— Немного жестокий, но такой милый, — сказал кто-то.
— Лиам, дорогой. В кармане пиджака записка. — Моя мама указала, и действительно, прямо перед крошечным красным носовым платком лежала маленькая карточка, на которой было написано всего три слова и буква:
С любовью, мама
— A
— Спасибо вам всем за подарки, — сказал я. — Честно говоря, наш сын ни в чем не будет нуждаться. Теперь я убегу обратно в свой маленький уголок. — Они рассмеялись. По крайней мере, кто-то мог смеяться, когда я вернул медвежонка-бандита Мел.
Она не смотрела на меня. Вместо этого она сосредоточилась на женщинах перед ней.
Выйдя в коридор вместе с отцом, я изо всех сил старался не кричать. Кто-то должен был умереть. Я не был уверен, кто, но я чертовски хорошо знал, что это не будет моя жена, мой ребенок или я сам.
— В моем доме завелся крот. Это уже второй раз, когда она сюда попадает. Я хочу, чтобы его нашли, сейчас же.