Невеста для Сводного, или Ненависть - это Любовь (СИ)

Глава 6. Лакричные гусеницы

— Дети? — доносится строгий голос Вельвета, и Марк медленно отстраняется, усмехнувшись напоследок.

Отец на него не смотрит, хотя и точно так же давно не видел.

Всё внимание отдано Кларе.

— Я ошиблась, — с полуулыбкой говорит она, отвечая на немой вопрос, — военная академия не выбила из него придурка. Возможно, даже всё усугубила. Но всё же я подарю тебе что-нибудь в честь приезда, братик.

— Я польщён, — улыбается Марк, провожая её взглядом.

Клара упрямо не оборачивается и не вслушивается в тихий, скупой разговор двух мужчин.

Хотя отчасти это продиктовано ударами сердца, до сих пор бухающими в ушах.

Она уже успела забыть, каким может быть напряжение между ней и Марком.

Не звенящим и острым, но неопасным, как в детстве. А таким… когда кончики пальцев покалывают и сложно отвести взгляд при всей, казалось бы, ненависти.

Таким был последний проведённый вместе год.

А потом он уехал.

— Выдыхай, — шепчет Клара сама себе.

Но она прекрасно помнит, каким был и самый последний день.

И даже тогда он не смотрел так, как несколько минут назад. Уверенно, властно, а за этим — отчаянно, стыло.

Клара должна будет спросить его, ничего ли не случилось…

Он, скорее всего, выставит её на посмешище.

Но она готова рискнуть.

Это и означает — повзрослеть.

За окном идёт снег. Будет славным знаком, если он продлится до Урахада. Клара окидывает взглядом слуг, что украшают холл и возятся с ящиками, улыбается кухонному мальчишке и спускается вниз.

Кухня большая и душная, из-за вечно бурлящих котлов. Окошки здесь маленькие и узкие под самым потолком, но глаза биад прекрасно приспособлены к темноте. Может быть, потому, что слуг, подобных им, издавна держали в подвалах и никогда не позволяли выходить. Отчасти из-за того, что их пребывание вне рабочего места считали невозможным и непозволительным. Отчасти потому что они — драгоценная редкость, которую лучше держать подальше от глаз недоброжелателей.

Но это было давно.

Сейчас Дора — одна из кровных слуг в Утёсе, принадлежащая к первому обручу. Она, как и её дочь Вайлет, принесла нерушимую клятву верности. Они одни из самых близких к семейству Харш слуг. Почти семья.

И, разумеется, никто не прячет их в подвале.

Впрочем, кухня до сих пор имеет славу места, где приличным людям нельзя находиться.

Но Клара не приличная, она — эрла Дагарда.

Ей можно всё, что пойдёт на пользу клану.

Сбить спесь с одного подросшего щенка, думается ей, будет как раз кстати.

— Я слышала, ты врезала нашему мальчику, — ухмыляется Дора, энергично взбивающая белки с сахаром венчиком, который застал лучшие времена. — Не боишься, что обидится?

Она высокая и крупная, кожа цвета кофейных зёрен, бархатная на ощупь и несмотря на тяжёлый труд, очень красивая. Никакой шевелюры нет, так что в тарелках никогда не бывает волосинок. Глаза красноватые, руки ловкие и сильные — все четыре.

— Марк не обижается, — замечает Клара мрачно, — он злится.

— А по-моему он очень милый, — тянет Вайлет, шинкующая овощи. Она не родная дочь Доры, её привезли в Утёс совсем маленькую, но старшую кухарку это сделало самой счастливой женщиной Галады.

Клара любит болтать с биадами. Рядом с ними всегда пахнет вкусностями (сейчас особенно), никогда не бывает холодно, и грусти здесь будто не существует. Она растворяется в упорной работе и простых радостях.

— Ну да, милый, — кивает Дора, — помнишь-то, какие он тебе сапожки подарил перед отъездом? — её глаза сверкают в полутьме.

Клара отчего-то вспоминает бурную реакцию Марка на биад, когда он впервые их увидел…

Это был один из редких моментов её триумфа.

И хоть так сильно он больше ничего и никого не боялся, всё же она помнит о каждой его маленькой слабости.

— Тогда в старые сапоги он налил дёгтя. И заговаривал мне зубы так, что я надела оба, прежде чем поняла, что что-то не так.

— Ты клялась убить его, — Дора, сверкнув глазами, подбрасывает и ловко ловит топорик для мяса.

— Ему удалось меня разозлить…

— Но он ведь подарил другие, — напоминает Вайлет, — и ты носишь их до сих пор.

— Я рачительна, только и всего.

Обычно биады зациклены лишь на своём деле. Считается, что они рождены только для этого. Но со временем клан Харш стал относиться к ним так же, как к остальным слугам, и вскоре кухарки начали жить целым замком, а не одной лишь комнатой.

Все ящики уже расставлены у стеллажей, каравану полагается ужин и ночлег, ведь дорога их ждёт дальняя. Зашедший на кухню Орк должен заниматься этим сейчас, но он не упускает возможности перекинуться с Дорой парой тройкой фраз.

Клара наблюдает за ними, смешивая в медном тазике китовью воду и сироп из корней солодки.

У Марка специфический вкус.

Ему нравится лакрица.

Чёрная тягучая конфета, мерзкая на зуб Клары.

А трясучку у него вызывают гусеницы бонго. Жирные, размером с половину ладони. И чёрные. С поблёскивающими боками.

Клара приваривает чёрную жижу, усмехаясь тихонько, наблюдая за тем, как Орк мнёт шапку рядом с Дорой и тихо просит её хотя бы в этом году посмотреть на снегопад. Хоть в Урахад, ведь дело это почти священное.

— Да столько работы, что ты… — отзывается она умилительно и кажется сейчас такой хрупкой, хоть и выше его в два раза.

У Клары замирает сердце: как легко человек может измениться из-за любви.

Как легко она может всё вывернуть и показать с неожиданной стороны.

Вайлет хихикает, они переглядываются.

— А ну не смеяться там, а помогать матери! — Орк хмурится и передаёт Доре какой-то свёрток.

Она не замечает, продолжая упорно работать. Констебль подсовывает ей подарок и так и сяк, но всё без толку.

Кларе становится интересно, как далеко всё это может зайти. Она выливает уваренную жижу в формы. А когда заканчивает с этим, отвлекается на звук будто приглушённого чихания позади.

— О нет, снова?

На столе подпрыгивают мякишные зверьки. Небольшие, будто сделанные из хлеба они напоминают котят и крольчат и кажутся очаровательными.

— Уже третий раз на этой недели! — вздыхает Вайлет.

— Так дайте же им молока, пока не поздно! — Клара оглядывает столы в поисках бидона, но Дора мотает головой.

— Всё вылили, из деревни должны привезти скоро.

— Им лучше бы поспешить… Впрочем, в моей комнате остался стакан… Пойду, проверю. Поставьте гусениц в холодное место.

— Он не испугается конфет, — вставляет Вайлет.

— Я это знаю, — Клара улыбается с озорством и спешит к лестнице.

Мякишные зверьки появляются здесь редко, и они не помогают по хозяйству, как в странах, что находятся ближе к Патриаде. Местные мякиши просто мило чихают какое-то время и начинают пакостничать, если им не дать молока. Их не стоит недооценивать, и потому-то Клара так спешит в свою комнату.

Она пробегает мимо зала, где краем глаза замечает всё своё семейство — Марлен, Вельвета и Марка у камина.

Что за обсуждение втихаря?

Это настораживает, но она не опускается до подслушивания и не забывает о том, зачем шла.

В комнате стакан молока оказывается не тронут, но Эрика нигде нет.

Клара проверяет каждый угол, затем хмурит брови, облизывается и окидывает взглядом свои календарные кармашки у камина.

С виду ничего не пропало, но…

Она заглядывает в тканевые кармашки и в одном из них ничего не находит. На нём вышит солум и ёлка. Это главный день празднования Урахада.

Внутри была фамильная подвеска, которую она собиралась надеть впервые на праздник.

Клара ожидала от ферсвина воровства. В конце концов, здесь было много чудесных вещиц, с которыми ей тем не менее не жалко было расстаться. Но подвеска в их число не входила.

И надо же было подсвинку свистнуть именно её!

— Значит, — произносит она, мрачнея, — Вельвет был прав на ваш счёт.

Хотелось проверить, изменит ли что-то доброе отношение. Без предрассудков. Что же… Клара делает свои выводы, берёт стакан с молоком и вдруг замирает, не к месту вспомнив о том, как Марк прижимал её к стене и вёл рукой к бедру…

Это так непохоже на него.

Она прикрывает веки и как дурочка вздыхает, по крупицам восстановив его позу, взгляд, улыбку. Словно на фотокарточке.

Он…

Он ведь…

Клара чувствует, как сладко свербит догадка под рёбрами и просовывает пальцы в карман, который просто обязан быть на каждом платье эрлы Дагарда, ведь практичность — одна из главных добродетелей.

Она сдерживается, чтобы не вскрикнуть от эмоций, что иногда с ней случается.

Ведь находит бумагу, на которой неровным почерком выведено её имя.