Невеста (СИ)

Глава 10

А спустя четверть часа, когда мы наконец пришли в деревню, у меня и вовсе все мысли вылетели из головы, потому что на меня налетела толпа девушек и женщин всех возрастов — начались предсвадебные хлопоты.

Не знаю, что наплела им мама по поводу моего отсутствия, но меня никто ни о чем не спрашивал, наоборот, мое появление с ведьмой было воспринято, как должное.

— По канонам еще до зари нужно было проснуться и начинать приготовления, — наставительно бубнила тетя Яшма, волоча меня куда-то, как плуг, — а ты шастала, не пойми с кем, — она зыркнула на Калину остановившуюся поодаль, — ну да ладно, но теперь придется поторопиться.

— А где Сокол? — задала я волнующий меня вопрос, — мне нужно с ним увидеться!

— Эх, молодость, — мечтательно проговорила Береза, мамина подруга, идущая рядом с нами, неся в руках огромную бадью, — помню, тоже никак не могла наглядеться на Волка, казалось, минута в разлуке, как год, а теперь… — она сморщила нос и не договорила.

— Теперь до свадьбы жениха ты видеть не должна, — погрозила мне пальцем еще одна женщина — Сорока, — не положено.

— Да мне только… — начала я неуверенно, но меня прервали.

— Сегодняшний день посвящен приготовлениям. Не только твоим, но и его. У них с мужчинами свои заботы и обряды. Сейчас, поди, они ему уже наставления о первой брачной ночи наперебой дают, — засмеялась Береза, и ее подхватили другие женщины.

— И вообще, видеться до свадьбы — дурная примета, — поддакнула Лиска, которая тоже была здесь.

Я поняла, что спорить бесполезно, более того — опасно, ведь не рассказав о событиях прошедшей ночи я не смогу объяснить причину своего желания непременно встретиться с Соколом.

Почти каждый год у нас в деревне игрались свадьбы, и у каждого их участника, коими являлись все жители, были свои роли в этом событии, поэтому я, увлеченная своей, не особо задумывалась о том, что происходит в это время с невестой. А теперь я была несколько растеряна и с трепетом ожидала, что будет происходить дальше.

Тем временем мы подошли к бане. Тут меня ждала мама. У нее в руках я увидела ткань тонкого полотна — это была рубаха для купания.

Мама смотрела на меня строго, но при этом ее глаза были полны любви, мне даже на секунду показалось, что она готова заплакать, но вместо этого, она улыбнулась и нараспев прочла слова молитвы за невесту — она просила у богов счастливой судьбы для меня, продолжения рода и жизни в достатке и здоровье.

Я невольно посмотрела на небо, ожидая, что сию минуту грань реальности колыхнется и выпустит в мир божество, услышавшее просьбу матери за дочь. Но небо оставалось непоколебимым и, пожалуй, равнодушным.

Старшие женщины расступились, и меня окружили девушки, которые еще не вышли замуж. Они сняли с меня мою одежду и облачили в протянутую мамой почти невесомую сорочку, распустили мне косу и повели внутрь бани. В предбаннике они тоже разделись, оставшись в нижних рубахах, и мы молча вошли в пахнущее травами и горячей древесиной наполненное паром помещение.

Это молчание казалось мне особенным и каким-то торжественным, а потом девушки запели:

«Ой, да ты Верба, да ты Вербушка,

Ой, да ты верба зелена прикудрявая,

Ой, ты, когда взросла, когда выросла?»

И я отвечала:

«Ой, да весной взросла, летом выросла».

Слова пропевались сами собой, сами собой всплывали в моей памяти.

«Ой, да когда ты, зачем рано наклонилася?»

«Ой, да не сама я наклонилася,

Ой, да наклонили меня снеги глубокие,

Снеги глубокие да ветры буйные!

«Ой, да ты дева, дева, ты зачем рано замуж пошла?»

«Ой, да не сама я замуж пошла,

Забрал мое сердце Сокол, мой Сокол сизокрылый!»

При первых звуках песни одна из девушек, а в комнате было так парко, что я даже не поняла, кто именно, зачерпнула ковшом воды и начла лить мне на плечи, я чувствовала только, как горячая, но не обжигающая жидкость стекает сквозь полотно рубашки по моей спине и ногам на пол. Затем каждая из присутствовавших девушек неоднократно обливала меня водой, задавая в песне вопросы о замужестве, женихе и женской доле. А я отвечала снова и снова, но мысли мои блуждали где-то далеко.

Меня омыли сначала горячей водой и отваром из трав, лили на мою кожу молоко и мед, затем вновь омывали водой, терли мое тело докрасна грубыми ивовыми мочалками, снова поливали водой и вспенивали мыло до густой пены. Волосы также натирали травами и желтком, снова и снова полоскали и выкручивали.

Пар, горячая вода, песня, девичьи голоса, запахи трав и мыла смешивались и дробились в моем сознании, и я уже не могла сказать, сколько времени длится обряд. Я будто прибывала на той самой грани реальностей, готовая в каждую секунду соскользнуть в другой мир.

— Он не будет твоим, — внезапно раздалось над ухом, и я дернулась от неожиданности, оглянулась, но в густом пару никого не увидела рядом. Да и кто это мог сказать? Все заняты песней и омовением. Скорее всего, это последствия тяжелой ночи, и мне просто послышалось — решила я, встряхивая головой. Но едва я смогла уговорить себя, что слова померещились мне, тот же голос произнес, — он никогда и не был твоим.

Сердце болезненно сжалось, вмиг стало неспокойно и тоскливо.

Остальные приготовления прошли, как в тумане: ни обрядовых песен, ни ритуальных слов я уже не слышала, точнее — не слушала, а положенные мне речи произносила заученно-монотонно, лишь краем сознания отмечая, что что-то говорю.

Раньше мне казалось, что этот предсвадебный день будет самым волнительным в моей жизни. Глядя на будущих невест, я представляла себя на их месте — в центре внимания, и думала, что у меня также от счастья и нетерпения будет замирать сердце, теперь же я будто вылетела из своего тела и отстраненно следила за происходящим, только подмечая, что все ритуалы соблюдены, и слова сказаны.

В голове крутилась одна фраза: «не твой и не был твоим, и не будет»… О чем она? О том, что мы так и не стали принадлежать друг другу? Но почему и не будет? Мы же завтра заключим союз навечно. Или фраза о том, что он уже чей-то? Уже. До меня.

Что за голос шептал мне на ухо эти слова? Это кто-то из моих подруг, знающих о Соколе что-то большее, чем я? Если да, то кто? Или это неспокойный дух из Прави хочет мне что-то сообщить? Он предупреждает меня или специально тревожит, обманывает, стараясь зародить во мне зерна сомнения в любимом?

Почему я не могу просто отмахнуться от этой фразы, как от надоедливого насекомого, как всегда отмахивалась от любой лжи, в которую не верила. Значит ли это, что я верю голосу?

Я крутила в голове эти мысли и старалась не думать о том, что тревожило еще сильнее — почему Сокол такой опытный? Почему его руки и губы такие умелые, так легко дарят мне удовольствие, столько всего знают о моем теле?

Что же делать?

Тем больше я об этом думала, тем глубже погружалась в пучину отчаянья. Я чувствовала себя соленым столбом, который ничего не могло порадовать или увлечь. Ни накрытый девушками прямо в банных сенях стол со сладостями и терпким прохладным вином — символами будущей сладкой замужней жизни и хмельного счастья любви. Ни принесенные старшими женщинами дары — деревянная ложка, мыло, игла, детский чепчик, медная монетка, из которых я с закрытыми глазами должна была выбрать что-то одно. Этот ритуал должен был предсказать, что мне особенно удастся в супружеской жизни: буду ли я знатной стряпухой или прачкой, буду ли хороша в приготовлении еды или боги даруют нам много деток, будет ли всегда достаток в доме, — но моя рука почему-то постоянно натыкалась на пустоту, будто кто-то невидимый отводил ее. Я была готова испугаться, но никто даже не обратил на это внимание, поэтому я вернулась к своим мрачным раздумьям.

Из странного состояния меня не вывели даже смущающие и местами скабрезные истории про первые брачные ночи моих старших товарок, в конце каждой из которых женщины разражались бурным смехом. К слову, от воспоминаний о первой брачной ночи мы быстро перешли к совершенно откровенным подробностям и наставлениям, и я сидела красная, как гроздь рябины.

И только, когда опустилась ночь, и женская часть села собралась для гадания, меня выдернул из моих грустных мыслей голос Калины, которая неожиданно для всех шагнула в круг, освещенный пламенем костра. Обычно, она такие мероприятия пропускала, поэтому сейчас ее появление стало неожиданностью. Некоторые из присутствующих нарочито громко зашушукались, а тетя Яшма не удержалась от негодующего фырканья, на которое ведьма даже не обратила внимания. Моя мама, наоборот, поднялась и радушным жестом пригласила ее присоединяться ко всем.

— А ну ка, девочка, дай я тебе погадаю, — проскрипела женщина, направляясь ко мне.

Мы все расположились во дворе нашего с мамой дома. Места было маловато для всех соседок, но женщины поторопились расступиться перед Калиной. Откуда-то из бесформенных складок одежды она достала небольшие прямоугольные картинки, сложенные стопочкой.

— Это карты. Они расскажут тебе твою судьбу, — произнесла старуха и протянула мне картинки, — вытащи три штуки, но не переворачивай, — а когда я подчинилась, добавила, — а теперь верни их обратно в любое место, — она раскрыла картинки веером, и я положила каждую из картинок к остальным.

Среди женщин царила полная тишина — ни они, ни я не видели раньше ничего подобного, поэтому наблюдали с необычайным вниманием, едва не пораскрывав рты. Обычно в нашей деревне гадали на воске, который капали в студеную воду, на цветах и травах, при помощи иголки с нитью или колечка, а загадочные карты были невиданным и незнакомым чудом.

Калина уверенным жестом по-особенному перехватила картинки и перемешала, а затем аккуратно выложила несколько штучек прямо на землю передо мной.

Я увидела пять картинок, которые показались мне мрачными и даже пугающими: мужчина в короне с завязанными глазами, сидящий на троне и держащий в руках странный предмет с чашами; человек с мечом, едущий на золотой повозке, запряженной двойкой странных животных — то ли котов, то ли птиц; парень, висящий вниз головой на одной ноге, окутанный цепями, но при этом улыбающийся странной хмельной улыбкой; рогатое существо, рядом с котором в соблазнительных позах изогнулись две женщины и, наконец, пара — мужчина и женщина, держащиеся за руки и смотрящие друг другу в глаза. Пожалуй, только последняя карты не вызвала у меня чувства озноба и мурашек по всему телу.

От созерцания картинок я перешла к созерцанию выражения лица Калины. За сетью морщин и пасмами седых волос пробегали эмоции — сомнение, удивление, согласие, недоверие, любопытство, усмешка, злорадство и еще что-то трудно уловимое, мною неразличимое. Ведьма подняла на меня глаза, и ее лицо стало непроницаемым.

— Ну, не томи, — раздался голос кого-то из женщин, вызвав презрительную гримасу на лице старухи.

— Справедливость, — узловатый палец указал на первую карту, и все взгляды устремились вслед за ним, а когда палец тут же передвинулся на соседнюю картинку, как нитка за иголкой, потянулись следом, — и колесница. Это ближайшее будущее. Первая карта говорит, что тебе воздастся по заслугам. Боги вознаградят или накажут, как пожелают. Им виднее. Ты не должна пенять им, их слово верное. Скорее всего ты не поймешь их замысла, но должна принять. Вторая карта — дорога, путь, который тебе нужно будет пройти. Или шагами или мыслями. Возможно, покинуть то, что дорого, возможно, понять то, что сложно. Вернее всего — придется сделать выбор, потому что следующая карта, это…

Калина сделала долгую паузу, не иначе как специально, чтобы все шушукающиеся замолчали.

— …повешенный.

Слаженный «ах» разнесся по околице. Я же почувствовала, как краска отливает от лица — сразу на месте парня, висящего вниз головой на картинке, привиделось лицо Сокола.

— Вербу повесят? — раздался сдавленный тонкий голосок кого-то из моих подружек, скорее всего впечатлительной Иволги.

— Нет, — обрезала колдунья, — повешенный — это не предсказание, это символ. Это не то, что может быть. Это образ, который передает суть, — она посмотрела на меня, — это испытания, которые тебе предстоят. И то, преодолеешь ты их достойно или нет, зависит только от тебя. Это не просто задачка, которую нужно решить. Это череда сложных вопросов, которые встанут перед тобой. И ответов на них нет. Есть только ты, которая должна будешь предстать перед самой собой, посмотреть себе в глаза, узнать, кто ты такая.

Я почувствовала, что не смотря на пламя костра было высоким и оттого горячим, по спине прошелся озноб. Я передернула плечами. Слова ведьмы были туманными, непонятными, путанными. Мне показалось, что я совершенно ничего не поняла из сказанного, но, когда захотела переспросить, Калина уже показывала на следующую картинку.

— Четвертая карта — Дьявол. В других странах так называют темное божество, несущее порок и разрушение, заставляющее людей грешить и отрекаться от своих богов. В твоей судьбе он займет очень важное место. Но я не могу сказать, кто или что сыграет в твоей судьбе эту роль. Возможно это будет искушение, которое тебе нужно будет побороть, или могущественный человек, который сможет влиять на тебя и твою жизнь. Я не могу заглянуть так далеко в будущее, так глубоко в суть, поэтому не знаю. Зато ты узнаешь совсем скоро — это грядет, будущее уже совсем близко.

Некоторое время ведьма помолчала, а потом хлопнула себя по коленям, одним резким жестом собрала все картинки в стопку и встала, молча двинулась назад, туда, откуда пришла. Женщины молча расступились перед ней.

Сгорбленная спина Калины уже почти пропала из круга света, когда я окликнула ее:

— А пятая картинка? Что она значит?

— Разве ты не поняла? — сверкнула кривой усмешкой женщина, — это любовь. Именно она тебя ждет, — она уже отвернулась, чтобы уходить, но добавила, — нечеловеческая, неземная любовь…

Еще один «ах» раздался в ночи — женщины и девушки не смогли сдержать возгласа — то ли восторженного, то ли завистливого.

Я же ощутила, как внутри расползается теплая искрящаяся нега — любо-о-вь! Ну, конечно, я люблю Сокола, а Сокол любит меня. Конечно! Как я могла в этом сомневаться? А испытания — в бездну их — справлюсь со всем, что судьба мне готовит, ведь после всех преград и трудностей меня ждет любовь. Уж если я смогла пережить встречу с инкубом, то все остальное мне точно по зубам.

На душе сразу стало легко и светло, а еще удивительно — ведь я имела глупость сомневаться в своем возлюбленном, сама себя накручивала, паниковала! Смешно. Я улыбнулась — теперь после гадания я знаю свою судьбу и ничего не испугаюсь. Не буду верить больше каким-то голосам, буду верить своему сердцу, которое ждет любовь!

А когда моя мама, кажется, тоже воодушевленная хорошим предсказанием (после слова «любовь» все предыдущие Калинины туманные изречения и пророчества про повешенного, темное божество и неведомую дорогу резко позабылись), вынесла горячего вина из наших запасов, то и всем вокруг стало веселее и радостнее.

Женщины затянули шутливую песню про городского жениха, приехавшего сватать строптивую девицу и получившего от ворот поворот, и их звонкие голоса полетели по деревне, вовлекая в жизнерадостный светлый настрой. Я подхватила мелодию, думая о том, что, возможно, Сокол в этот момент ее слышит и узнает мой голос.

Мы разошлись далеко за полночь, и я легла спать счастливая и немного пьяная.

Жаль, что в ту ночь я не обратила внимания на последние слова Калины, сказанные про ожидающую меня любовь — «нечеловеческая», «неземная» — и не придала им значения…