Невеста (СИ)

Глава 14

Первой мыслью, когда я проснулась было воспоминание о ужасно реалистичном, но странном сне, в котором я будто бы попала в покои самого Навьего Царя и пила с ним вино. Еще не открывая глаз я подивилась своей наглости и смелости — и приснится же такое — в жизни я бы наверняка и двух слов не смогла бы связать рядом с таким мужчиной, да к тому же богом. Еще и напилась.

А потом до меня долетели звуки незнакомых голосов, и я резко открыла глаза — я была где угодно, но точно не дома!

Я лежала на огромной кровати, потрясающей своими размерами — на таком ложе поместилось бы еще с десяток таких девушек, как я, а если постараться — то и дюжина. Над ложем был балдахин из полупрозрачной ткани, сквозь который я видела окно, точнее узкую щель от плотных штор, через которую проникал свет. Неужели я столько проспала, что уже день?

Из-за двери снова раздались голоса, в одном из которых я точно узнала голос Навьего Царя. Значит, это точно был не сон! Какой стыд!

Неужели я проснулась в кровати Навьего Царя? Он меня сюда принес? Зачем? С опаской заглянув под одеяло, которым я была укрыта, я с облегчением поняла, что спала в той самой одежде, в которой и была, когда вчера вечером уходила из дома. Значит ли это, что моя невинность не пострадала или можно уже требовать ведовских сил? Я прислушалась к своим ощущениям, но не почувствовала ничего необычного.

Я выбралась из-под одеяла и на цыпочках пошла на звук голосов, заглянула в едва приоткрытую дверь и увидела ту самую комнату, в которой была вчера, тот самый трон, на котором восседал тот самый бог. У его ног сидели две обнаженные девушки — рыжая и блондинка, но не те же самые, что были вчера. Они сидели смирно и неподвижно, сложив руки на коленях, и смотрели на четвертого присутствующего — мужчину, которого я могла бы назвать купцом из-за одежды и особенных ужимок, присущих представителям этой профессии.

Мужчина стоял перед троном склонившись, явно получая от Навьего Царя выволочку за какой-то проступок, потому что он явно был в ужасе — мелко дрожал и приседал, а бог, наоборот, был зол — хмурил брови, рокотал своим пронзительным голосом, который теперь походил на рык.

— Свободен! — грозно прорычал Царь, на что купец подобострастно закивал и, подхватив полы широкой одежды, быстро посеменил на выход. Едва за ним закрылась дверь, бог откинулся на спинку трона. Две девицы тут же обвили руками его ноги.

— Господин, вам помочь расслабиться? — пропела мелодичным голосом одна из них.

— Что вы хотите, чтобы мы сделали? — спросила вторая.

Я отпрянула от двери, чтобы не видеть и не слышать того, что будет происходить там, чего захочет мужчина от на все готовых девушек. Но до меня все равно донесся голос Царя, сказавший совсем не то, что я предполагала:

— Уходите. Будет нужно, я позову.

Раздался разочарованный двухголосый выдох, но спорить с богом никто не осмелился и очень скоро я услышала, как хлопнула входная дверь. Интересно, эти девицы так и ходят везде обнаженными?

Не успела я додумать эту мысль, как услышала властный приказ:

— Иди сюда.

Я замешкалась, ведь, возможно, он адресовался не мне, а в соседней комнате был еще кто-то, кого я не заметила, но еще один окрик рассеял мои сомнения:

— Верба!

Пряча глаза и не зная, куда деть мешающие неловкие руки, я вышла из спальни, лихорадочно соображая, что мне делать или говорить. Но первым заговорил бог, при чем его голос был грозным, не предвещающим ничего хорошего.

— Отоспалась? Протрезвела? — прорычал он, а я поспешно закивала, потому что от внезапного страха свело горло, и я не смогла выдавить ни звука, — тогда рассказывай, почему и, главное, как ты очутилась вчера в моих покоях?

Я стояла перед Царем, немея от ужаса — как я могла вообще вчера с ним разговаривать и поминутно не лишаться чувств под пронизывающим взглядом этих глаз? Сейчас же, не подзадоренная половиной бутылки крепленого вина, я чувствовала, как у меня подкашиваются ноги, когда бог небрежно, будто бы вскользь, посматривает на меня. Я смотрела на совершенные скулы, хищный изгиб бровей, губы, искривленные скрытым недовольством и теряла возможность связно мыслить.

— Д-дело в том, — начала я, заикаясь, так как не знала, как правильно объяснить свою просьбу и решила рассказать обо всем по порядку, — что у меня есть, то есть был, то есть, все еще есть, но как бы уже нет, то есть он вообще-то есть, но просто ушел, точнее его забрали, но он все еще мой, хоть и не до конца, до конца у нас так и не дошло. Ой, то есть я не это имела ввиду, про конец, то есть я не про тот конец, я про другой, точнее, если по правде, я и про тот, и про другой конец, концы. То есть ни про тот, ни про другой…

Я лепетала какой-то ужасающий бред, чувствуя себя полной идиоткой, и чем больше говорила, тем большей чушью это мне казалось, но остановить поток слов, льющийся из меня, я не могла, как ни старалась. У Царя же с каждым моим словом лицо вытягивалось все сильнее, пока он со страдальческим выражением лица не закрыл глаза, сделав глубокий вдох.

— Честно скажу, когда вчера ты была в стельку пьяная, общаться с тобой было на порядок приятнее, — после некоторого молчания произнес бог, а я заметила, что в его голосе уже нет прежней злости, скорее усталость, — давай по порядку. Кто там у тебя есть?

— Жених, — выдохнула я, радуясь, что могу ответить на вопрос и не выглядеть при этом идиоткой.

— Потрясающе, — скривился бог, — и его забрали, так?

— Да, — подтвердила я.

— Куда?

— В войско, — отвечать на простые вопросы оказалось гораздо проще, чем пытаться объяснить, почему я оказалась здесь, и описывая все перипетии последних дней, приведшие меня к решению стать ведьмой.

— А я здесь причем?

— А вы должны лишить меня невинности, — почти нетерпеливо выпалила я, ликуя, что наконец-то можно перейти к сути дела, ведь если уже прошла целая ночь и наступил день, то я потеряла просто уйму времени, отсыпаясь, и продолжаю терять драгоценные минуты на разговоры, когда уже должна во всю спасать своего возлюбленного.

У Царя лицо вытянулось еще сильнее и с трудно читаемым выражением лица он переспросил:

— Должен?

— Конечно, — подтвердила я.

— Что-то не припомню, чтобы это входило в круг моих обязанностей, — задумчиво произнес мужчина, барабаня пальцами по подлокотнику кресла и старательно хмуря брови, хотя я ясно видела, что он снова смеется надо мной.

Не помня себя от негодования и возмущения из-за того, что надо мной снова насмехаются, я выпалила:

— А голые девицы, ползающие у вас между ног, значит, входят?

Я произнесла это и осеклась, потому что Навий Царь резко вскочил с трона:

— А ты не забываешься, девочка? — прорычал сквозь зубы бог и двинулся на меня. Это движение было неотвратимым, как гроза, и таким же разрушительным. Я почувствовала, что все внутри меня сжимается и невольно начала отступать спиной вперед от приближающейся угрозы.

— Что-то в последнее время мои подданные распоясались, — продолжал тем временем Царь, глядя на меня, как кот на мышь, в тот момент, когда уже вдоволь наигрался с добычей и настал момент кровавой жертвы, — одни делают вид, что не поняли приказ, другие, что слишком тупы, чтобы вообще приказ понять, — бог говорил явно не обо мне, а каких-то других своих делах, но я чувствовала, что с минуты на минуту все негодование на нерадивых подчиненных обрушится именно на мою скромную персону, — а некоторые так и вовсе ни с того ни с сего оказываются экспертами в области моих служебных полномочий.

В это мгновение мое путешествие вперед спиной окончилась, потому что я уперлась лопатками в стену, Навий Царь же нависал надо мной скалистой громадой, как каменный утес нависает, над крохотной бухтой, готовый в любой момент всей своей мощью обрушиться вниз. Я попыталась шмыгнуть в сторону, но сильная рука, опершись о стену преградила мне путь, вторая рука отрезала и ход в другую сторону. Оранжево-огненные глаза уставились на меня, будто ожидая ответа.

— Я не ваша подданная, — пискнула я, зажмуриваясь, потому что ясно понимала, что вот-вот терпение бога закончится, и мне будет несдобровать, но и промолчать я не могла.

— Да, я знаю, — на удивление спокойно проговорил Царь, — ты пришла лишиться невинности…

Я ощутила горячее дыхание у себя на шее, почувствовала тепло, исходившее от мужчины, который стоял сейчас совсем близко от меня. Мне даже показалось, что я слышу пряный и терпкий аромат его волос и кожи, похожий на ветер, дующий в степи, на дурманящий запах трав, прогретых летним солнцем, на что-то такое, чему я не знаю названия, но мучительно хочу вдыхать снова и снова.

Мужчина придвинулся еще ближе ко мне, и я почувствовала, что сердце мое стучит так быстро, что груди становится больно.

— А что, твой жених сам с этим справиться не сумел?

Я распахнула глаза, задохнувшись от негодования и возмущения таким несправедливым суждением про моего возлюбленного:

— Конечно, сумел, то есть не сумел пока что, сумел почти, чуть-чуть не досумел, и наверняка сумел бы, если б хотел, точнее, он хотел и даже очень хотел, я это знаю точно, сама видела, и сумел бы и еще бы как — ого-го, он у меня все сумел бы так, как никто…

Я осеклась, увидев насмешливый взгляд желто-оранжевых глаз.

— Все сказала? — хищно оскалился бог, — я сейчас покажу тебе, что такое настоящее «умение».

Сильные руки сомкнулись у меня на талии, пальцы почти до боли впились в мое тело, сковывая, будто оковы. Но эта неволя была сладкой, томной, порабощающей, но освобождающей, ей захотелось поддаться, сдаться без боя.

Мягкие, но настойчивые губы коснулись моей шеи там, где трепещет жилка, и я не смогла сдержать стона — бог наверняка пользовался каким-то страшным колдовством, подчиняя меня, ведь от обычного поцелуя не могут так замирать сердце, так кружиться голова, так дрожать ноги. Я готова была растаять в крепких объятиях. Кожа мужчины была горячее моей, почти опаляла своим касанием, и я просто дрожала во властных руках не-человека, который и пугал, и восхищал меня, заставлял трепетать и забывать себя.

Я ощутила, что подол моего платья начал скользить вверх, оголяя ноги, почувствовала, что кожи бедер коснулась чужая кожа, вызывая мурашки по всему телу. Я слышала тяжелое учащенное дыхание. Чье оно? Мое или его?

Пряный аромат мужчины затуманивал мои мысли, сознание отключилось, на смену ему пришел древний, как само мироздание, зов плоти, заставляющий действовать, полагаясь только на чувства, не задумываясь о том, правильны ли поступки, разумны ли. Мои руки сами собою обхватили сильные плечи, двинулись, изучая перекатывающиеся под кожей мышцы.

Ключицу опалило дыханием, я почувствовала поцелуи на шее, на плечах, настойчивые, продолжительные, пробующие меня на вкус, испытывающие мою стойкость. Цепочка поцелуев потянулась ниже, прямо через ткань платья требовательные губы нашли мой сосок и сжали, заставляя меня выгнуться и прижаться к незнакомому, но такому желанному мужчине.

«Что же со мной происходит?» — думала я, не узнавая себя, но не находя сил отстраниться от таких нужных мне ласк.

Внезапно оранжево пылающие глаза оказались рядом с моими, я увидела внутри черноты зрачков желание, жажду — и его, и свою — отраженную. Я поняла, что сейчас он меня поцелует. В губы. И что это будет что-то значить, что-то важное, что-то другое, не такое, как прежние его касания. Мои губы сами собой разомкнулись, ожидая, что через мгновение попадут в плен страстного поцелуя, но оно не наступило, так как в дверь постучали. Я услышала, как скрипнули петли и раздался тонкий голосок:

— Господин…

— Пошла вон, — рыкнул бог, и я вздрогнула оттого, сколько злости было в этих словах, на секунду подумав, что они обращены ко мне.

— Но… — послышалось от двери, однако рассмотреть говорившую я не могла, так как весь обзор закрывала мощная тяжело вздымающаяся мужская грудь.

— Вон пошла.

Дверь хлопнула. Мужчина вновь поймал мой взгляд, как в силки птичку, но что-то изменилось, что-то неуловимое, тонкое исчезло, пропало. Царь потянул ворот моего платья вниз, оголяя мои плечи, вместо губ целуя каждый сантиметр кожи, показывающийся из-под ткани.

— Нет, — выкрикнула я внезапно даже для самой себя, упираясь ладонями в плечи целующего меня бога, — нет, — повторила уже чуть спокойнее, скорее для себя, чем для мужчины, потому что он уже отстранился от меня и смотрел мне в глаза со странной смесью недоумения и негодования.

— Вы, — я запнулась, вдруг понимая, как странно называть на «вы» человека, точнее не-человека, который только что целовал тебя, прижимал, ласкал, но и сказать «ты» богу, Царю и невесть кому там еще, чьего я даже имени не знаю — немыслимо, — вы должны понимать, что я вас не люблю.

— Серьезно? — негодование во взгляде мужчины сменилось насмешкой.

— Совершенно серьезно! И прекратите немедленно надо мной насмехаться, а не то… — я замялась придумывая страшное «а не то», и к своему ужасу совершенно в этом не преуспевая, — а не то…

— А не то… — подначил меня бог.

— А не то я уйду!

Навий Царь притворно, но весьма правдоподобно ужаснулся:

— Ну что ты, я этого совершенно не могу позволить. Во-первых, выход отсюда только один — в Навье Царство, а тебе определенно туда выходить нельзя. Разве, что мы можем выйти в смежную комнату — в мою спальню…

— А во-вторых? — хмуро буркнула я, понимая, что моя угроза оказалась абсолютно недейственной. О чем я вообще думала, пытаясь угрожать богу? Хорошо хоть, что это его забавляет, а не злит.

— А во-вторых, только я здесь решаю, кто, когда, куда и зачем выходит и входит. Кстати, об этом. Продолжим?

Навий Царь взял мою руку, поднес к своим губам, коснулся поцелуем кончиков моих пальцев, каждого по очереди, а затем взял в рот один из них, обхватил, пососал. Я почувствовала, как его язык касается моего пальца, ласкает его. От этого казалось бы невинного движения, пол качнулся у меня под ногами, и я чуть не упала, но сильные руки удержали меня.

В следующее мгновение я ощутила, что мои ноги оторвались от пола, а сама я уютно устроена на руках у бога, стремительно куда-то перемещающегося. Место назначения я узнала спустя несколько секунд — мы оказались в спальне, той самой в которой я проснулась этим утром.

Там царил мягкий полумрак, в котором жаждущие глаза бога, прожигающие меня насквозь, казались особенно яркими.

Мужчина уложил меня на подушки, а сам замер у края кровати, медленно расстегивая пуговицы на тонкой рубашке. Я завороженно следила за его пальцами и млела от желания и ужаса. Два противоречивых чувства боролись во мне, стуча набатом в голове и заставляя мучительно кусать губы.

С одной стороны я видела перед сбой воплощение девичьей мечты — потрясающе красивого мужчину, с той маленькой оговоркой, что он вовсе не человек, с пламенным взглядом, от которого дрожат колени, уверенного в своей силе, в своем праве, и эта уверенность не пустая, не имеет ничего общего с чванливым самодовольством. Как можно такого не желать? Как можно не трепетать при мысли о близости с ним?

С другой же стороны, я всегда знала, что моя судьба — это Сокол. Нас сговорили еще в детстве, когда был жив мой отец. Мы всегда знали, что однажды женимся. И я любила его. Так было всегда. Так почему же мне так хочется принадлежать другому? Почему глядя на то, как мужчина, чьего имени я не знаю, пусть даже он тридцать раз бог, раздевается передо мной, я не бегу прочь, сломя голову, а продолжаю завороженно наблюдать за тем, как падает на пол его одежда — предмет за предметом — и жду, когда он начнет раздевать меня?

Спустя пару минут и миллион мятежных мыслей, пронесшихся у меня в голове, Навий Царь стоял передо мной абсолютно обнаженный, серьезный, хищный. Я не видела ни тени усмешки, которая обыкновенно мелькала за гранью его зрачков.

Одним слитным движением, столь быстрым, что я почти не поняла, что произошло, он навис надо мною, опираясь обеими руками с двух сторон от моей головы.

— Я возьму тебя так, что ты никогда этого не забудешь.

Он сказал это просто, без лишней напыщенности, и я поняла, что именно так и будет — едва ли я смогу забыть то, что вот-вот должно случиться. Стон сам собой сорвался с губ, а в следующее мгновение я услышала, как трещит моя одежда, разрываемая сильными руками. Не успела я даже ойкнуть, как ощутила всем телом жар мужского тела, его приятную, такую нужную мне тяжесть.

Навий Царь прижал губы к моей шее, одной рукой накрыл грудь, другой ловко схватил оба моих запястья, закидывая их мне за голову. Я почувствовала, как его колено протискивается между моих стиснутых коленей, и я, не помня себя, не сопротивляясь, не борясь, бесстыдно раздвигаю ноги.

— О, боже, — прошептала я, потому что желание стало так велико, что его невозможно было держать в себе.

— Да, это я, — ответил мужчина, лишь на секунду отрываясь от поцелуев и ласк, его рука скользнула вниз: вдоль талии, слегка коснулась выемки пупка, но продолжила движение и замерла только на самом краю сокровенного места, в котором так горячо пульсировала жажда прикосновений.

Губы его были горячи, они скользили по моей коже, целуя, тревожа. Поцелуй замер на моем соске: он то сжимал, то касался этой вершинки едва ощутимо, то почти кусал, то отрывался на миг, затем снова обхватывая то пылко, то нежно. Я слышала дыхание на своей коже, которая стала внезапно чувствительнее в сотню раз, я видела, как пляшут тени вокруг нас, а может быть, это просто кружилась голова. Я вновь ощутила эту странную пустоту внутри, которую нужно чем-то заполнить, унять болезненную незавершенность.

— Посмотри мне в глаза, — почти приказал хриплый голос, и я не могла ему не подчиниться.

Навий Царь нависал надо мной, опершись одной рукой, в то время, как вторая рука скользила вдоль нежных складок между моих ног, задевая ту самую горошину — сосредоточие всех моих плотских желаний. Легкие касания пробирали меня до мурашек. Я чувствовала, что там все влажно и горячо. Мне хотелось закрыть глаза и отдаться урагану чувств, влекущему меня, но я смотрела в пламенеющие глаза и читала в них такую же жажду.

С каждой секундой касания мужчины становились все настойчивее, все требовательнее, и когда я была уже готова умолять о прекращении этой сладкой пытки, я почувствовала, как в меня медленно вошел его палец.

— М-м-м… — кажется, мы простонали это в унисон.

От острого ощущения удовольствия, мои веки сами собой закрылись, за что я тут же получила маленькое наказание — бог укусил меня за мочку уха:

— Смотри мне в глаза, Верба!

Его палец начал движение внутри меня — вглубь и обратно, еще чуть глубже и назад, затем по кругу, как будто маня за собой, и снова вглубь, сильнее, напористее, затем снова нежно, а через мгновение — властно, чередуя движения, словно это танец, с котором быстрая музыка и движения сменяются более плавными, за которыми снова следует ритмичная азартная часть.

— Я хочу увидеть тебя на вершине удовольствия, — прошептал мне на ухо голос за секунду до того, как мое тело выгнулось дугой от нестерпимого, сокрушительного, сметающего на своем пути все мыслимые преграды, наслаждения.

— Да-а-а…