Невеста (СИ)

Глава 6

Он шептал и шептал разные нежности, признавался в любви и говорил о нашем будущем и многом другом, и я чувствовала, что мне снова становится спокойно и радостно. А потом Сокол начал целовать меня, сначала просто собирая губами с моих щек слезинки, нежно, едва касаясь, затем его губы нашли мои, и поцелуи стали затяжными, волнующими. Он целовал мою шею, скулы, ключицы, опускаясь ниже. С каждой минутой и с каждым новым поцелуем в моей груди нарастало томление. Как цветок, раскрывающийся навстречу солнцу — лепесток за лепестком, так и жажда внутри меня росла, ширилась. А когда Сокол в порыве упоения сжал зубами сквозь одежду мой сосок, чаша цветка с горячим возбуждением перекинулась и ее содержимое стремительно потекло от груди вниз — через живот прямо к самой чувствительной точке между моих сведенных ног.

Сокол снова уложил меня на траву, целуя, обнимаясь, касаясь, лаская. А у меня не было ни душевных сил, ни желания отталкивать его. Мой жених гладил мою грудь, сжимая ее сквозь материю, целовал ноги, терся слегка шершавыми щеками о бедра и внутреннюю сторону ног, заставляя мурашки табунами носиться по всему моему чувствительному телу.

А когда он поднимался выше, чтобы поцеловать мои губы, виски и глаза, я чувствовала, как в мой живот или ногу упирается твердый возбужденный член. Я почти наощупь поймала его рукой, погладила, приласкала, срывая тихий стон с губ любимого. Вверх-вниз, вверх-вниз — такое простое движение, а сколько сладострастия слышалось в стонах парня. Я и сама чувствовала, что все мое тело находится у самого предела какой-то черты, за которую я вот-вот переступлю.

Сокол с глухим рыком потянул вверх мою юбку, ноги сами собой раскрылись навстречу ему, и не было в этом чего-то неправильного. Его рука нырнула между моих разведенных ног, пальцы накрыли влажные складочки, массируя, лаская, то и дело задевая самую чувствительную точку, от которой по телу рассыпались искры. Один палец парня медленно, будто с опаской, как бы не спугнуть, проник в меня. Это было легко, потому что там уже давно было горячо и влажно.

— Хочу тебя взять, — стонал мне в губы Сокол, — хочу брать тебя, брать тебя, брать снова и снова…

Мне нечего уже было ему возразить, так как я и сама этого хотела. Я выгибалась навстречу его пальцам, бедра сами собой поднимались вверх, насаживаясь, принимая.

К одному пальцу добавился и второй, они двигались внутри настойчиво и ритмично, растягивая нежное место, даря новые сладкие ощущения.

В моей голове не было ничего, кроме неистового желания, чтобы эти ощущения длились бесконечно, только бессвязные стоны и всхлипы срывали с губ. Но спустя несколько минут и их уже стало не хватать. По всей видимости, Соколу тоже.

Мой возлюбленный убрал руку — я негодующе замычала, так как ощутила ужасную пустоту внутри, которую непременно хотелось заполнить. Но вдруг я поняла, почему он это сделал — место пальцев занял более крупный орган. Его головка терлась о мои складочки, растирая влагу, заставляя сердце биться все чаще и сильнее. То же движение — вверх-вниз, вверх-вниз, но теперь уже я блаженно закрывала глаза и стонала, повинуясь ему.

Сокол с шумом выдохнул, и я поняла, что сейчас произойдет именно то, чего я так страшилась, чего боялась и ждала. То, возврата чему уже не может быть.

«Неужели вот так? Здесь, на берегу, а не в супружеской постели? Тут, открыто, бесстыдно, в сумерках заходящего солнца, а не робко и стыдливо, скрывшись ото всех за стенами своего дома и непроглядной пеленой ночи?»

— Нет, Сокол, нет, — закричала я, упираясь ладонями в мокрую от пота грудь возлюбленного, — пожалуйста, остановись.

Взгляд парня, который я увидела был ошарашенным и немного сумасшедшим, подернутый пеленой возбуждения, он как будто говорил: «Только не снова!»

Я почти физически ощутила, какую телесную и душевную боль причиняю своим очередным отказом, поэтому, не дожидаясь, пока Сокол опомнится и то ли взбесится, то ли предпочтет игнорировать мою просьбу и просто закончит то, что начал, я невероятным усилием, которому и сама удивилась, опрокинула парня на спину и залезла на него сверху, оседлала, как скакуна, и затараторила, не давая ему действовать и закрыв ему рот руками:

— Соколик, милый, не прямо сейчас, пожалуйста, потерпи еще чуть-чуть. Все будет, обещаю, только не прямо сейчас. Я готова и хочу этого, но подожди.

Я смотрела в его глаза, наполняющиеся негодованием и разочарованием.

— Сегодня, хорошо, сегодня ночью? Милый, Соколик, сегодня буду твоей, но не сейчас, пожалуйста? — причитала я и пыталась увидеть в его глазах отклик.

А потом, повинуясь неясному шальному порыву, одним движением опустилась ниже к самым ногам возлюбленного, обхватила руками стоящий возбужденный ствол и резким хищным движением вобрала его в рот, сколько смогла, услышав долгий протяжный стон.

Солоноватый привкус растекся по языку, я двинула губами, пытаясь приноровиться к ощущению большого «предмета» во рту, чем вызвала новый стон у Сокола. Как ни странно, но мне не было противно или неприятно, наоборот, мне это показалось таким естественным, что стало удивительно, почему я раньше не делала чего-то подобного. А потом я стала экспериментировать — так, как когда впервые касалась члена руками. Я попробовала облизать его, посасывая, слегка прижимая зубами и губами, лаская языком. Каждое мое движение находило отклик — любимый стонал и выдыхал сквозь сомкнутые губы. И чем сильнее были его стоны, тем больше распалялась я и мое желание доставить удовольствие партнеру.

Я почувствовала, как пальцы Сокола путаются в моих волосах, как он гладит, поощряет меня, а потом его рука начала направлять меня, подсказывать, задавать темп. Одной рукой я держалась за основание члена, другой гладила, скользила ноготками по плоскому животу парня, чувствуя напряжение сильных мышц. А мой рот делал что-то такое, что еще сутки назад повергло бы меня в шок: он насаживался, лизал, посасывал, принимал и, без сомнения, дарил наслаждение.

В один момент движения Сокола стали особенно резкими, а стоны затихли, слышалось только ритмичное сосредоточенное дыхание. Секунда — и он перехватил рукой свой член, закрывая ладонью головку и с протяжным стоном откидываясь на земле.

Я с удивлением смотрела, как по телу моего жениха пробегают волны наслаждения, а сквозь пальцы, сжимающие подрагивающий от выплескиваемого возбуждения орган, капает бело-прозрачная жидкость.

— Мы-ы-ышка… — простонал Сокол, открывая глаза, — если б я не знал, что у тебя это впервые, решил бы, что ты много тренировалась.

Я ахнула и в который раз за сегодня залилась румянцем. Вот теперь мне стало по-настоящему стыдно. Но возлюбленный не дал мне времени на выдумывания ответа или на самобичевание, а привлек к себе и уложил головой на плечо, обнял и погладил.

— Уговорила, — проговорил он с усмешкой через некоторое время.

— Что? — не поняла я.

— Ты спросила, можно ли, чтоб ты стала моей ночью, а не сейчас? Я согласен. Как оказалось, ты умеешь… хм… уговаривать. Хоть мне и не понятно, что изменится за несколько часов.

В его словах был и намек, и порок, и усмешка, а мне захотелось провалиться сквозь землю — что со мной происходит? Откуда взялась эта распущенность? Я уткнулась носом в плечо Сокола и зажмурилась — возможно, я открою глаза, а мне все это только снится. Но расслабленный и довольный голос жениха, продолжавший звучать над ухом, говорил об обратном:

— Я очень рад, что ты решила заглянуть сегодня ко мне. Это оказалась очень приятная неожиданность. Я думал, ты так и просидишь до самой свадьбы взаперти.

Его слова заставили меня припомнить, почему я пришла к реке — кровавый след на обрядовой рубашке, на которой я все еще не закончила вышивку. Я ойкнула и села.

— Мне нужно бежать, — потупившись сказала я, боясь поднимать взгляд на Сокола и стараясь не смотреть на его по прежнему обнаженное естество. Я быстро поднялась и пошла назад к месту, где обронила свои вещи. Сзади раздался только всплеск воды — Сокол, не смотря на то, что день уже склонился к вечеру, и воздух стал ощутимо прохладнее, снова нырнул в реку.

Я подобрала рубашку и опустилась на берегу, окуная ее в воду. Парень тоже уже доплыл это этого места и с улыбкой смотрел на меня, отчаянно краснеющую и пылающую ушами.

— Я буду ждать тебе в полночь у старой мельницы, — произнес жених с игривой интонацией, чтобы не дать мне усомниться в том, для чего мне нужно будет туда прийти.

Я кивнула и начала тереть пятно вдвое интенсивнее.

— Смотри, не обмани меня, — Сокол явно забавлялся моим смущением, но его слова были серьезными, — если не придешь, я обижусь. И, кто знает, может быть не приду на свадьбу…

Я вздрогнула и чуть не выпустила из рук стирку, которая, подхваченная стремительным течением реки, могла бы стать приданным для русалок и водяных дев.

— Не смей даже шутить об этом, — строго пожурила я жениха, — это совершенно не смешно.

— А я и не смеюсь, просто говорю, что мое сердце может не выдержать еще одной поломанной надежды, — Сокол действительно перестал улыбаться, хотя я заметила несколько лукавых искорок, мелькнувших в его глазах.

Последний раз ополоснув рубаху, я поднялась. Парень в это время как раз долгим гребком отплыл от берега. Я видела, как струи воды обтекают его тело, обнимают его, ластятся к нему. В груди противно кольнуло, когда я подумала, что кто-то, кроме меня может касаться его, прижиматься, и что он может отвечать на подобные ласки взаимностью.

Что же со мной творится? Не хватало начать ревновать к реке и солнцу!

Я подхватила свои вещи и, не прощаясь, ведь мы еще должны были сегодня увидеться, пошла обратно в сторону деревни. От мысли о том, что произойдет, когда я вновь увижу Сокола, внизу живота свернулся тугой узел.

— Сегодня в полночь, — донесся до меня протяжный зов, и когда я обернулась, то увидела, что парень машет мне уже с середины реки. Я только кивнула в ответ.