Невеста (СИ)

Глава 17

Во мне проснулась кипучая жажда деятельности, поэтому времени на мысли и раздумья не оставалось. Тропинка сама ложилась под ноги, и спустя десяток минут я уже лезла через невысокий забор дядьки Малахита, чтобы увести из его сарая лошадь.

Кобыла Звездочка была тихим и спокойным животным, которое к тому же и хорошо меня знало, так как я достаточно часто приходила ее кормить, вычесывать и просто выгуливать. К моей огромной радости даже среди ночи лошадь не выказала ни недовольства, ни испуга, а покорно вышла из стойла. Все складывалось удачно — не придется топать до города пешком, а о моральной стороне вопроса я предпочла не задумываться.

Также я стащила у Лиски удобные кожаные сапожки взамен своих тряпичных, ведь не известно, сколько нам с Соколом предстоит пройти, скрываясь от погони, которая, я в этом не сомневалась, обязательно будет, а значит, лучше это делать в удобной обуви, а не старых обносках. На мгновение я почувствовала укол совести, но быстро заглушила ее обещанием, что не только верну сапоги при первой возможности, но и сделаю девушке какой-нибудь подарок.

И вообще — цель оправдывает средства. Я же все-таки жениха спасать иду, а не в соседнюю деревню на танцы собралась!

Тяжелее всего было зайти в собственный дом, где разметав волосы по подушке и нахмурив брови так, что между ними залегла морщинка, спала мама. Стараясь не смотреть в ее сторону, я практически наощупь собрала вещи, которые посчитала необходимыми: теплую тонкую шаль на случай прохладных вечеров, кремень и кресало, смену белья, ложку и мыло, а еще пару медных монет — ровно половину из всех денежных средств, что были у нас с мамой. Что еще брать я не знала, так как никогда еще не покидала деревню надолго, да и набирать кучу вещей не хотела. Вспомнила только, что охотники часто берут с собой веревку, чтобы связывать добычу, но, как правило, она пригождается еще в десятке разных случаев, поэтому кинула в к себе в торбу и ее.

Казалось бы, что я все уже решила и настойчиво следовала к своей цели, но сделать шаг за порог оказалось куда страшнее, чем я думала. Я стояла у двери и мучительно перебирала в голове все причины, почему я должна была это сделать, но на ум приходили только причины обратного. Наконец я схватила за дверную ручку и тут же вздрогнула от прозвучавшего голоса:

— Хорошую же я дочь воспитала, что она решила сбежать, даже не попрощавшись.

— А не хотела тебя будить, — ответила я, понимая, насколько глупо звучит эта отговорка, — тем более я не сбегаю, я хочу спасти Сокола.

Почему-то в тишине и темноте родного дома мои слова прозвучали по-детски глупыми, как заявления пятилетнего мальчишки, что он сможет достать луну с неба. Мама помолчала, наверняка, тоже чувствуя наивность моего заявления, но потом проговорила:

— Я думаю, что ты поступаешь опрометчиво, потому что в тебе говорит твоя юность, которой неведомы страх и умение предвидеть наперед последствия поступков, — она тяжело вздохнула, — но также я знаю, что не смогу тебя остановить, переубедить или заставить передумать, поэтому подойди и обними меня, пообещай, что будешь осторожна и будешь держаться в стороне от неприятностей.

Я не сразу поверила в услышанное, ведь ожидала, что мама станет отговаривать меня, но она в который раз последнее время удивила меня. Я практически бегом кинулась к кровати, обхватила ее руками, уткнулась в теплое плечо носом и всхлипнула — такая нежность к ней и благодарность затопили всю меня. От нее пахло теплом и уютом, домом, детством, беззаботностью и чем-то еще невыразимо-приятным, что мне на какое-то мгновение вовсе перехотелось куда-то ехать.

— Каждую секунду я буду переживать за тебя и возносить богам молитвы, — прошептала мне на ухо мама, поглаживая мои волосы, — мир полон опасностей, пусть высшие силы хранят тебя, — она поцеловала меня и выпустила из объятий.

— Спасибо, — проговорила я, чувствуя, что в любую секунду могу расплакаться.

— Иди, дочка, и знай, что я жду тебя назад,

Я вышла за дверь, когда небо уже начало терять свой иссиня-черный цвет, вбирая все больше сероватых красок начинающегося утра. Солнце еще не показало ни одного своего луча, но природа уже была наполнена ощущением близкого рассвета.

Приделав к седлу Звездочки котомку со своими нехитрыми вещами, я вскочила в седло, тронула ногами бока лошади, и она с тихим всхрапом двинулась вперед по дорожке мимо спящих домов.

Мне казалось, что я совершенно не привязана к здешним местам, соседям и таким привычным мелочам: скрипу калитки в заборе у бабы Ольхи, звяканью цепи, спящего в будке пса Желудя, квохтанию кур и мычанию коров в хлевах и сараях. Но сейчас, когда я покидала деревню, не зная, через сколько дней или недель получится вернуться и получится ли вовсе, мне стало горько, даже дыхание в груди стало тяжелым, давящим.

Но я перехватила узду покрепче, пришпорила звездочку и уставившись в далекую точку перед собой, стараясь не смотреть на проплывающие мимо знакомые до каждого листочка деревья, поскакала туда, где из-за горизонта уже начинали показываться первые лучи светила. Там, на востоке вгрызся каменными ступнями в землю город Твердь.

Уже через несколько часов непрерывной езды на лошади я поняла, насколько глупой и необдуманной была моя затея. С непривычки начала ужасно ныть спина, ноги отекли, а попу я и вовсе отбила о жесткую спину Звездочки. Выезжать раз в пару недель покататься на десяток минут на лошадке по деревенским улочкам или по полю, оказалось совершенно не тем же самым, что сидеть в седле несколько часов кряду.

Да и сама дорога, пролетавшая незаметно, когда мы с подружками и их мамами умащивались на мягкие тюки в телегу к дедушке Клену, и он вез нас в город на ярмарку или на базар, а мы, перешучиваясь и рассказывая смешные истории и последние сплетни, похахатывали и шутливо переругивались, теперь казалась невыносимо долгой и однообразной.

Солнце, выходящее из-за горизонта, нещадно слепило глаза, и с каждой минутой нагревало воздух все сильнее — я чувствовала, что по спине начинают катиться противные капельки пота, а руки, держащие узду, все время хотелось вытереть о подол платья.

А еще хотелось пить. Глупая я не взяла ни фляги, ни хотя бы не подумала напиться воды перед дорогой.

Кроме этого, непривычная к таким длительным прогулкам лошадка тоже начала уставать — если сначала она бежала по ровной натоптанной тропе резво и весело, то теперь все чаще сбивалась на шаг, норовила свернуть с дороги на траву — скорее всего животному просто хотелось есть, ведь я не удосужилась дать Звездочке ни травы, ни сена, перед тем, как отправлять в путь.

В итоге я поддалась на безмолвные просьбы лошади, съехала на обочину поближе к спасительной тени близко растущих деревьев и спешилась, завела лошадь немного вглубь леса, чтобы случайный прохожий или проезжий не мог нас заметить, а затем рухнула в траву, потому что тело гудело, и сил сохранять вертикальное положение просто не осталось.

Звездочка тут же уткнулась мордой в зеленый куст с сочной свежей листвой, а я только блаженно прикрыла глаза, наслаждаясь прохладой и спокойствием. В то мгновение мне казалось, что я не смогу выдержать в седле больше ни одной минуты.

Но хуже мук телесных были муки душевные — стоило мне прикрыть глаза, то ли от слепящего солнца, то ли от усталости, как перед мысленным взором появлялся обнаженный идеально вылепленный торс, сильные руки, которые, я знала это очень хорошо, могли быть ласковыми и нежными, плоский живот с четко очерченным рельефом мышц. Я видела глаза, пронзающие меня насквозь, полные желания, страсти и уверенности. И, что самое ужасное, эти глаза были пламенно-оранжевыми, принадлежащими вовсе не Соколу.

Мысль о том, что я думаю о другом мужчине, пусть даже и боге, испугала и взволновала меня — как это возможно, любить одного, но грезить о другом? Еще и о ком — о страшном чудовище, превращающемся в дикого неведомого зверя, что может одним движением когтей и клыков разорвать меня на несколько частей. О том, кто наверняка не видит разницы в бесконечной череде лиц девушек, что приходят к нему в постель, а затем уходят, чтобы никогда не вернуться. О том, кто живет в мире Нави вместе с демонами, призраками, заблудшими душами и проклятыми духами.

Но сколько я ни старалась вызвать в себе страх и неприязнь к Навьему Царю, у меня ничего не получалось — я чувствовала только обжигающее желание, томление по прикосновениям его тела к моему. Я практически чувствовала жар его кожи, почти ощущала его приятную тяжесть на себе, и терпкий запах, впитавшийся в мои волосы — его запах. А этот голос? «Ты помнишь, что не должна закрывать глаза?» М-м-м… Я слышала эту фразу, как наяву, будто он склонился надо мной и шепчет в ухо: «Не останавливайся».

Все внутри меня скрутилось в тугой комок, дыхание сбилось, а от низа живота разлился огонь, пульсирующий, подминающий под себя другие чувства и желания. Рука сама собой скользнула между ног — поскорее прикоснуться к сосредоточению томления, избавиться от него. Другая рука легла на грудь, чувствуя, как под тонкой тканью платья твердеет от возбуждения сосок.

За моими сомкнутыми веками мелькали образы один шальнее другого — губы Навьего Царя у меня на груди, мои руки, скользящие по его спине, рот, раскрытый то ли в стоне, то ли в крике удовольствия, его язык, выписывающий замысловатые иероглифы у меня на животе, мои пальцы, гладящие его возбужденный член… А наяву мои руки блуждали по моему же телу, сминали платье, царапали ногтями кожу, раздвигали влажные складочки между ног, касались чувствительной горошины, требующей ласки и напора, давления, трения.

Я была уже на самом острие возбуждения, когда достаточно только одного движения бедер, легкого дуновения, едва слышного прикосновения, чтобы упасть в бездну наслаждения, как откуда-то издалека я услышала голос:

— Верба-а-а, — этот зов шел будто из-под земли, из-за неба, сквозь любые преграда прямо в меня, — верба-а-а.

И в этот меня накрыло лавиной неги, блаженства, самого яркого восторга. Тело выгнулось дугой, с губ слетел стон, все внутри сжалось в сладком спазме и вспыхнуло от удовольствия.

Еще не отойдя от волны чувств, обрушившейся на меня, я открыла глаза и села, тяжело дыша. Мне почудился голос или он был наяву?

Оглядевшись по сторонам, я никого не обнаружила, но сердце продолжало учащенно биться и даже не думало останавливаться. Неясная тревога нахлынула откуда-то, заставляя мелкие мурашки бегать вдоль позвоночника. Я снова и снова всматривалась в просветы между деревьями, но все также никого не видела.

Ощущение чужого взгляда, направленного на меня, было таким явственным, что захотелось встряхнуться, сбрасывая его с себя, будто взгляд может быть осязаемым.

Я подхватила лошадь под уздцы и потянула прочь из леса, из-под тенистой прохлады на ярко освещенную пышущую летним зноем дорогу — возможно, там это ужасное ощущение чьего-то незримого присутствия исчезнет.

Так и произошло — то ли мой невидимый наблюдатель не последовал за мной, то ли я, оказавшись на открытом пространстве, почувствовала себя увереннее, но ощущение взгляда, пронзающего мой затылок, исчезло.

Зато вернулись все физические мучения — твердое седло под попой, затекшая спина и плечи, солнце, припекающее макушку еще безжалостнее и жарче.

От нечего делать и чтобы не было так страшно ехать по пустынной дороге, и чтобы не думать о том, какой безумный поступок я совершаю, я начала разговаривать с лошадью:

— Знаешь, Звездочка, еще пару недель назад моя жизнь была такой спокойной, размеренной. Я знала наперед каждый свой день, и могла бы рассказать тебе о том, что произойдет со мной на многие года вперед. Каждый день уборка, готовка, огород, шитье и разные домашние хлопоты. Раз в неделю — посиделки с подружками, раз в месяц шумный праздник на деревне — то свадьба, то рождение ребенка, то сбор урожая, то проводы зимы. И так месяц за месяцем, год за годом. Меня ждала свадьба с Соколом, потом первый ребенок, второй и так — сколько боги даруют. Потом старость и все. Просто и незамысловато. Так, как надо. Так, как у всех. А теперь что? Не знаю, что ждет меня за поворотом. Что будет завтра? Эх…

Лошадь слушала меня внимательно, лишь прядала ушами время от времени и продолжала идти вперед. Думаю, она прекрасно понимала меня. А я наконец-то смогла выговориться, поэтому говорила обо всем на свете: обо всем том, что произошло за последние пару недель, о Соколе, Калине, своем путешествии в Навь — о всем том, о чем не могла поговорить больше ни с кем. Рассказывать животному, которое не осуждает, оказалось очень просто и неожиданно мне стало гораздо легче. Я даже будто бы почувствовала себя увереннее.

Несколько раз на встречу мне попадались телеги, груженные разностями: дровами, тюками, сеном и даже пассажирами. Их возницы поглядывали на меня с удивлением, но заговаривать и спрашивать, о чем бы то ни было, не торопились.

Очень кстати по пути подвернулась небольшая речка, в которой мы со Звездочкой вдоволь утолили жажду. Также несколько раз я останавливала лошадь на привал — отдых нужен был и ей, и моим натруженным спине и попе. Поэтому макушки каменных строений города открылись моему взору, когда солнце уже было далеко за нашими спинами, и моя тень вытянулась в направлении Тверди длинной стрелой, как указателем верного пути.

Я, окрыленная близостью финальной точки маршрута, наподдала пятками по крупу лошади, чтоб она ехала быстрее, но уставшая за день Звездочка лишь всхрапнула, не ускорившись ни на йоту. Поэтому к городским воротам я подъехала, когда на землю начали спускаться первые сумерки.

Я ожидала, что стоит мне приблизиться, как на встречу выйдет стражник или караульный, но, по всей видимости, моего появления у ворот никто не заметил. Я робко постучала по грубо отесанным доскам:

— Эй, кто-нибудь!

Ответом мне была тишина.

— Эй, откройте, пожалуйста, — снова позвала я, но мне как и прежде никто не ответил.

К этому я оказалась совершенно не готова. Я думала, что сложности начнутся с поисками отряда, в который распределили моего жениха, с тем, как организовать с ним встречу, а после — побег. Но то, что я не смогу даже в город попасть, этого я не ожидала.

Готовая разреветься, я начала, что было мочи, стучать в ворота, то руками, то пяткой, выкрикивая просьбы и жалкие угрозы, чтобы меня пропустили. Но город и его стражники просто игнорировали меня.

Звездочка, бывшая таким хорошим слушателем, теперь оказалась совершенно равнодушной к постигшей меня проблеме. Уличив момент, когда я отпустила узду, она тут же сошла с дороги и принялась жевать в траву. Я же в изнеможении опустилась на землю.

И что мне теперь делать? Заночевать неподалеку в лесу, а завтра утром попробовать пройти в город? Быть может, сейчас уже слишком поздно, и ворота закрыли для путников, а завтра они откроются снова? Но это грозит тем, что я опоздаю, и Сокол вместе со своим отрядом уже отбудет дальше, если уже не отбыл. А, быть может, они как раз в эту минуту покидают город через другие ворота.

Точно! А ведь это — идея. У города должны быть еще другие входы, и я могу обогнуть город вдоль стены, чтобы дойти до них и попытаться зайти внутрь.

Откуда-то взялись силы, и я вскочила на ноги. Натруженные мышцы жалобно загудели, но я, кривясь на каждом шагу от боли, все-таки ухватилась за лошадь и подтолкнула ее в нужно направлении. Так и пошла, прихрамывая и опираясь на мягкий пропахший конским потом бок.