Невеста сумеречной Тени

Глава тринадцатая, в которой я открываю глаза

Я открываю глаза, когда первый луч солнца ложится на лицо. С удовольствием потягиваюсь, разминая затёкшие плечи. Оказывается, в моей спальне очень красивый потолок: позолоченные узоры сплетаются в огромное полотно, то раскрываясь цветами, то превращаясь в очертания диких зверей.

Подождите… Какой потолок? Над моей кроватью натянута ажурная сетка балдахина, разглядеть через неё этот рисунок просто невозможно!

Сажусь в постели, откидывая край тяжёлого одеяла. Спальня совершенно другая: стены обиты панелями красного дерева, массивный шкаф никак не подходит для складирования моих нарядов — они в него просто не поместятся, даже повседневные, — у окна низкий, обитый сукном стол, на котором беспорядочно навалены множество склянок из тёмного стекла, а с краю стоит графин с водой и стакан из хрусталя. В комнате нежно пахнет пионами. Пышные цветы, последние в этом году, красуются в фарфоровых вазах в ногах кровати. Приятно, конечно, но что я здесь делаю?

Спускаю босые ноги на пол, встаю и тут же опускаюсь обратно: накатывает головокружение, желудок будто прилипает к горлу, сердце бьётся, как заполошное. Минуту глубоко дышу, держась обеими руками за край матраса и наклонившись вперёд. Не хватает только заблевать роскошный мягкий ковёр под ступнями.

Память возвращается неохотно, подкидывая эпизоды словно из прошлой жизни. Бальная зала украшена тысячами цветов. Отец дарит самое красивое платье в жизни. Примерка. Илона. Проклятый Тенью…

Я хватаюсь за грудь, ощупываю шею, разглядываю руки, напряжённо прислушиваюсь к ощущениям. Слабость потихоньку уходит, и хоть лёгкое головокружение ещё остаётся, чувствую я себя вполне сносно.

Дверь открывается, в комнату входит Мила с подносом. Видя меня, сидящую на краю кровати, она всплёскивает руками.

— Слава богам, очнулась!

Поднос грохается на пол, миска раскалывается на части, вода выплёскивается на ковёр, но гувернантка совершенно не обращает на это внимания. Подхватив пышные юбки, она вылетает прочь, оставив меня в крайнем недоумении. Похоже, моё состояние было несколько хуже, чем помнится.

Снова встаю на ноги — теперь уже осторожно, и, держась за спинку кровати, подхожу к разбитой посуде. Собрав осколки, беру с подноса чистую небелёную тряпицу, которой аккуратно промакиваю лужу. Тёмно-бордовый ковёр и впрямь на редкость великолепен, жаль оставлять его мокрым, к тому же эти медленные, аккуратные движения возвращают меня к жизни. Чувствую, как сжимаются пальцы, как холодит кожу вода, как коленки упираются в густой мягкий ворс. Пробуждение после казни было резким, а всё случившееся потом закружило в водовороте проблем. Тогда я не успела проникнуться ощущениями вновь обретённого тела, сейчас же упиваюсь ими, будто спала тысячу лет, проснулась и окончательно ожила.

Торопливый стук каблуков, и на пороге появляются маменька с Алисой, позади бежит отец.

— Лия! Проснулась!

— Доченька, какое счастье! Боги, как я рада!

— Ну ты и напугала старика-отца, Лияра!

Их одновременные возгласы оглушают до тошноты. Отпустив тряпку, я плюхаюсь на ковёр. Алиса падает на колени рядом, маменька, забыв свою обычную сдержанность, приземляется по другую руку. Они так крепко стискивают меня в объятьях, что я хриплю:

— Вы меня задушите…

Последними приносятся Мила со Снежей. Замерев в дверях, они дружно утирают слёзы, изо всех сил удерживаясь от рыданий.

— Сколько я спала? — Выворачиваюсь из кольца душащих меня рук. Только сейчас я замечаю осунувшееся лицо отца, тёмные круги под глазами матери, бледность Алисы, а всегда пышная фигура Милы потеряла в объёмах. Снова накатывает слабость, но уже от осознания, как близко я оказалась к грани, если близкие люди успели так измениться.

— Сегодня пятое утро, — отвечает мама. Она поглаживает меня по голове, расправляя спутанные локоны. По её щеке сбегает слезинка, которую она даже не старается скрыть.

— Но что произошло? — хмурюсь я. — Последнее, что я помню — нападение проклятого, а потом совершенный провал.

Все присутствующие начинают говорить одновременно, аж голова трещит, и я взмахиваю руками:

— По одному, пожалуйста!

— Тебя поразила Тень, — берёт слово отец. Он помогает мне встать на ноги, Снежа, заметив поднос, ахает и тут же бросается убирать беспорядок, а Мила подтаскивает кресло поближе, в которое я падаю, обессилев. — Первые два дня ты была очень плоха: господин Рейснер испробовал все возможные способы исцеления, мы даже провели ритуал на родовой крови, но тебе было всё хуже и хуже. Тень питалась твоей жизненной силой, её было никак не прогнать. Я думал, что ты… что мы потеряем тебя навсегда.

Мой всегда энергичный папенька горестно вздыхает, явно вспоминая не лучшие часы жизни.

— И как тогда я… выздоровела? — Хочу сказать «жива», но, видя бледнеющие лица, осекаюсь.

— Его высочество спас тебя, — тихо говорит отец. — Вместе с господином Рейснером они совершили чудо. Магия императорского рода уничтожила Тень. Они очень рисковали — господин Рейснер сказал, что был шанс не суметь, ведь подобное раньше ни у кого не получалось. И тогда бы ты ушла навсегда.

Замерев, я пытаюсь осознать сказанное, уж слишком нереально это звучит. Сдаётся мне, дело вовсе не в Сиянии Хойеров, а в Тени самого Эмиля. Неужели она смогла разрушить саму себя? Раньше я о таком даже не слышала, но познания о магии всегда были моей слабой стороной: это не танцы и не светские разговоры, подобному аристократок не обучают. Решаю при первой возможности расспросить князя, вдруг у этого чудо-исцеления есть какие-то побочные эффекты?

Тем временем отец продолжает:

— Следующие два дня ты спала: как объяснили целители, аура должна была восстановиться. Прости, дорогая, но празднование помолвки пришлось отменить. Вся столица гудит от новостей о нападении, и проводить торжество сейчас слегка неуместно.

Он так горестно смотрит на меня, что я с трудом сдерживаю улыбку. Этот приём — последнее, чего желаю, и слава богам, теперь всё разрешилось само собой.

— Но что я делаю здесь? — Показываю на обстановку вокруг и замечаю, как смущается Мила, как Алиса прячет хитрую улыбку, а маменька неодобряюще поджимает губы.

— Твоя прежняя кровать оказалась… — Отец запинается, смотрит на маму, но та лишь недовольно закатывает глаза. — После того, как его высочество исцелил тебя, вся постель была залита кровью. Великий князь был очень добр, он отнёс тебя в покои рядом со своими, пока не отмоют спальню. И, поскольку он уехал следующим утром, я посчитал, что не стоит лишний раз дёргать тебя с места на место.

— Уехал? Надолго? — ошеломлённо переспрашиваю я. Проклятье! Теперь разговор придётся отложить, а я так надеялась поскорее получить ответы на все вопросы.

— Он в лагере за пределами столицы, — сухо говорит маменька. — И не сообщил о сроках своего отсутствия. К счастью, ты очнулась и сможешь вернуться в свои комнаты до его возвращения. Только слухов о твоей испорченной репутации нам не хватало.

— Инесс, побойся богов! Его высочество спас Лию, рискуя собой, а ты всё ещё пытаешься уличить его неизвестно в чём. — Отец сурово смотрит на мать. Обычно покладистый и во всём соглашающийся с нею, сейчас он разозлённо упирает руки в бока. — Тебе напомнить, как я по чердачной лестнице пробирался к окну твоей спальни, принося цветы? Тогда ты не была такой строгой поборницей нравственности.

Глаза маменьки расширяются, а щёки краснеют. Мы с Алисой переглядываемся, с трудом сдерживая смех, отец же продолжает:

— Если Лияра решит остаться здесь, так тому и быть. — И, сменив тон на участливый, обращается ко мне. — Или ты хочешь вернуться обратно, дочка?

— О нет, я останусь, — отвечаю поспешно, пока он не передумал. — Прежняя обстановка будет навевать тяжёлые мысли.

Под пристальным взглядом матери скромно опускаю взгляд. На самом деле здесь встретить Эмиля будет куда проще, чем когда между нами преграда в полдворца, а увидеть его мне необходимо до зуда в руках. Нужно допытаться до правды об этом «чудесном» исцелении.

— Вот и решили, — удовлетворённо говорит отец, потирая руки.

Мила тут же принимается распоряжаться о переносе всех моих вещей, а родители уходят готовиться к завтраку. Оставшаяся со мной Алиса с улыбкой поглядывает в мою сторону, но не задаёт лишних вопросов, лишь рассказывает о том, как все перепугались, не спали двое суток, и как маменька бросилась обнимать Эмиля, стоило ему объявить, что моя жизнь больше вне опасности.

— Это было ужасно. — Она расчёсывает мои волосы перед только что принесённым зеркалом. — Ты вся была залита кровью, руки князя тоже по локти в своей и твоей крови. Господин Рейснер чуть в обморок не свалился, залечивая его порезы. Что это за ритуал такой интересно?

Я с деланым безразличием пожимаю плечами. У меня есть только один вариант: придерживаться придуманной Эмилем легенды. Собственно, весь последний месяц я только этим и занимаюсь, не привыкать.

Перед завтраком приходит Отто Рейснер. Он приносит флакончик с микстурой и велит пить её каждое утро.

— Это поддерживающий силы настой, ничего необычного, — с улыбкой говорит он, разводя три капли на стакан воды. — Рекомендую принимать его ближайшие несколько месяцев: дополнительная бодрость никому ещё не помешала.

Я покорно выпиваю лекарство. Конечно, можно задавить вопросами целителя: он тоже был в моей спальне той ночью и всё знает. Когда Алиса выходит на поиски куда-то запропастившейся Снежи, чтобы помочь мне собраться к завтраку, я делаю попытку дознаться правды, но терплю ожидаемый провал.

— Об этом вам лучше поговорить с великим князем, миледи. — Целитель аккуратно убирает многочисленные флаконы со стола в чемоданчик, проверяя, надёжно ли заткнуты пробки у каждого. — Тут я не могу вам ничем помочь.

Ругаюсь про себя, но делать нечего, придётся ждать, когда Эмиль изволит появиться во дворце.

Первый знак, что князь в курсе моего состояния, приходит на следующий день. Ранним утром, только я встаю с постели, слуги приносят корзину с белыми лилиями. Между листьев вложен запечатанный сургучом конверт с оттиском орла, держащего в когтях извивающуюся змею, — символом императорского дома. От чего-то тут же дрожат пальцы, и я еле ломаю печать.

На шершавой кремовой бумаге написаны всего три слова: «Желаю скорейшего выздоровления». Растерянно верчу конверт в поисках продолжения, но его нет. Ни подписи, ни пояснений, ничего. Разочарованно сворачиваю записку обратно. Какой-же он всё-таки подлец, мог бы хоть чуточку объясниться! Ничего не стану отвечать, вот возьму и вовсе выкину эту дурацкую бумажку! Рука зависает над корзиной для бумаг, но я медлю. Всё-таки это моё первое послание от Эмиля. Вдруг для чего-то пригодиться? Ищу себе оправдание, а пальцы сами сворачивают записку, запихивая её в крохотную поясную сумочку.

На следующий день приезжает Луиза. Пряча глаза и нервно комкая кружевные манжеты, она передаёт наилучшие пожелания от Катарины. Когда короткий обмен любезностями завершён, девушка некоторое время молчит, собираясь с духом, а потом выпаливает:

— Мне так жаль, леди Лияра! — Она заламывает руки, а её большие голубые глаза расширяются от страха. — Я и подумать не могла, что Илона на такое решится!

Сначала я недоумённо хмурюсь: неужели герцогиня как-то связана с нападением проклятого? Но потом понимаю: Луиза говорит не о Тени, а о действиях самой герцогини Келлер.

— Если бы я только знала, что она такое задумала! — причитает девушка, вытирая набежавшие слёзы. — Простите, ради всех богов!

— Прекратите, миледи, вы тут совершенно ни при чём. — Я успокаивающе беру её за руку, сжимая худенькие пальчики. — Герцогиня просто слишком сильно расстроилась. Уверена, после непродолжительного курса лечения, она вернётся в добром здравии. — И не захочет меня убить ещё раз.

— Вы не знаете? — Луиза утирает слёзы и ошеломлённо смотрит на меня. — Илона не доехала до лечебницы, сбежав из-под стражи. Не представляю, куда она исчезла: прошло уже пять дней, а ни в особняке, ни в поместье Келлер она так и не объявилась. Надеюсь, его высочество сумеет её отыскать, ведь за этим он и уехал из столицы.

Тягучая тупая боль сжимает сердце, но я не показываю вида. Так вот, оказывается, почему Эмиль так спешно перебрался в лагерь: искать свою сошедшую с ума любовницу. Запихиваю горечь внезапной жалости к себе поглубже в душу. Вот ещё, не стану убиваться по князю, хоть и успела нафантазировать за вчерашний день всякие глупости. Ничего я не значу для него — как раньше, так и сейчас, — и поиск Илоны очередное тому подтверждение, ведь для этого личное присутствие вовсе не обязательно.

Следующие три дня тянутся удручающе медленно. Моя слабость ещё даёт о себе знать, и бодрящая настойка не очень-то с этим справляется. Погода с жары сменяется прохладой, небо заволакивает серыми тучами, через которые то и дело прорезываются лучи летнего солнца, и я по полдня провожу с Алисой в саду. Теперь у пруда специально для нас стоят плетёные кресла, накрытые подушками, мы сидим в них, кутаясь в мягкие пледы и разговариваем обо всём и ни о чём. Наговорившись, подруга принимается за вышивку: дельфиниумы и пионы в прозрачной вазе из-под её ловких пальцев выходят почти как настоящие. Я же утыкаюсь в книгу древних сказок, на самом деле под прикрытием страниц разглядывая подаренное Эмилем кольцо. В тусклые бессолнечные дни оно выглядит скромнее, не заливая сиянием всю кисть, но я никак не могу прекратить рассматривать его грани, думая о своём.

Примерно через две недели Катарина должна разрешиться от бремени — и тогда же проклятые снова должны будут напасть на столицу. Но что если я уже приняла на себя этот удар? Что если неудавшаяся атака проклятого на дворец князя и есть то самое событие, после которого в прошлый раз моя жизнь пошла под откос? Может, всё самое плохое уже произошло? Хотелось бы верить, но подлый червячок сомнения по-прежнему грызёт душу.

Я даже Алисе не хочу рассказывать о своих переживаниях. В них столько привязано к Эмилю, что подруга непременно начнёт лукаво улыбаться, сводя всё к обсуждению далекой, но неуклонно приближающейся свадьбы. Я же так путаюсь в собственных чувствах, что думать ещё и об этом совершенно не хочу.

На дорожке за спиной шуршит гравий, слышится звук шагов. Мила что-то говорит, ей отвечает негромкий мужской баритон, и я подбираюсь в ожидании, а сердце вдруг бешено бьётся, грозя выскочить из груди. Неужели всё-таки Эмиль?

С равнодушным видом поворачиваю голову. Острое разочарование пронзает нутро: это не Эмиль. Рядом с Милой идёт Адриан Шмидт. Его русые волосы, остриженные по плечи, забраны в низкий хвост, на поясе с одной стороны висит кинжал, с другой — револьвер. Военный мундир из тёмно-синего сукна подчёркивает атлетичную фигуру.

— Ваше благородие, герцог Адриан Шмитд к вашим услугам, — представляется с поклоном мужчина, а я благосклонно киваю.

— Прошу прощения, герцог, я бы с удовольствием поприветствовала вас, как подобает, но мне сегодня что-то нехорошо, — вру я с очаровательной улыбкой. На самом деле внутри поднимает голову банальная вредность. Притворившись, что не узнала его, спрашиваю: — Вы служите под началом его высочества, верно?

В последний раз я видела герцога Шмидта в день, когда мы с Эмилем разговаривали в беседке парка. Боги, это было месяц назад, а кажется словно прошло сто лет.

— Истинно так, миледи, — кланяется герцог.

— Моя подруга, графиня Алиса Вельтман, — спохватившись, представляю я Алису. Мужчина целует её пальцы, и та заливается краской смущения.

— Вы очаровательны, миледи, — светским тоном говорит герцог, чем вызывает робкую улыбку девушки. — Я не смею беспокоить ваш отдых, баронесса, но порученное мне дело не ждёт.

Откладываю книгу на столик, с интересом наблюдая, как мужчина достаёт из шкатулки свиток с подвешенной печатью и футлярчик поменьше. И что это? Новое письмо от Эмиля? Надеюсь, в этот раз в нём будет чуть побольше слов, а ещё хоть одно извинение, объясняющее его столь долгое отсутствие.

— Его императорское величество только сегодня подписал указ, и я сразу повёз его вам. — Адриан протягивает мне свиток. — Волей императора вам присваивается титул герцогини Тойфер, а также передаётся в дар поместье на берегу озера Риой, площадью две тысячи акров.

Я ошеломлённо разворачиваю тонкую бумагу, невидяще смотрю на размашистую подпись Стефана, трогаю печать. Герцогиня? Вспоминаю чаепитие во дворце, предложение Эмиля и его обещания, предшествовавшие шантажу. Так это всё оказался не пустой трёп? Он правда добился для меня нового титула — да не абы какого, а с хорошим куском земли в одном из самых красивых мест Сиории в придачу?

С трудом удерживаюсь, чтобы не проверить печать на подлинность, но сомнений быть не может. Я теперь герцогиня Тойфер, с ума сойти. То, чего я так долго добивалась в прошлый раз, теперь само приходит в руки. Вот только почему нет удовлетворения и радости? Ведь я так мечтала о титуле, но все эти чаяния сейчас кажутся мелкими и совсем неважными.

Бережно сворачиваю свиток и еле выдавливаю положенные приличием благодарности.

— А это подарок лично от его высочества.

Герцог протягивает мне футляр из красного дерева. Поворачиваю крохотный замочек и откидываю крышку. На бархатной подушечке лежит кулон из крупного с два пальца толщиной изумруда в обрамлении бриллиантов на тонкой цепочке белого золота. Потрясающей красоты украшение не вызывает никакого восторга, наоборот, в душе разливается ядовитый гнев.

— Вы случайно не знаете, когда его высочество возвращается домой? — стараюсь говорить спокойно, но голос подрагивает от злости.

— Завтра перед ужином должен быть здесь, — непонимающе отвечает герцог. На миг мне даже становится его жалко, но я отбрасываю чувство прочь.

— И это всё, что он просил передать? — сдерживая ярость, задаю ещё один вопрос я.

— Боюсь, что так. — Адриан выглядит озадаченным. Ещё бы, он наверняка ожидал радостные визги глупой дурочки, а не подобный допрос.

Ну уж нет, я хорошо усвоила прошлый урок. Тогда Эмиль не дарил мне ничего, сверх положенного приличиями обручального кольца, подчёркивая своё отношение. Сейчас же этой цацкой он одновременно напоминает о молчании и откупается от меня. Ни единого искреннего слова, только сухое исполнение обязательств.

Захлопываю футляр и возвращаю его опешившему герцогу под сдавленные охи Милы. Если бы я могла так же легко отказаться от титула, то непременно сделала бы и это, но увы, подобное расценится как оскорбление императора, а потому у меня связаны руки.

— Я бесконечно благодарна его величеству за оказанную честь, — вежливо говорю я, с трудом сдерживая голос, готовый сорваться на повышенный тон. — Как только моё здоровье поправится, я непременно выкажу ему свою признательность лично. Что до кулона… Верните его князю, пожалуйста. Мне не нужны от него никакие подарки. Простите, герцог, я замёрзла. Алиса, пойдём.

Встаю с кресла, сбросив плед на траву, беру под руку изумлённую подругу и увожу её прочь.

— Ты что творишь, Лия? — шепчет она мне на ухо, когда мы отходим на несколько шагов от пруда, но я молча тяну её ко входу во дворец, кипя от злости.

Какое унижение получать такие вести не лично от Эмиля, а от его верного соратника. Он скинул ему это задание, словно неприятную рутинную работу, которую надо как можно скорее выполнить. Ох как хочется швырнуть эту грамоту прямо в красивое высокомерное лицо и высказать всё наболевшее! Ну что ж, завтра у меня будет такой шанс!