Глава двадцать первая, в которой я бегу прочь

Следующие два часа я брожу по улицам Вейсбурга. Мила, сначала ходившая следом, пересаживается в коляску с поднятым верхом: мелкий дождь усиливается, превращаясь в ливень. Я иду, куда глаза глядят, не поднимая капюшон. В туфлях хлюпает холодная вода, капли ручейками скатываются по волосам и проникают за воротник, руки превращаются в ледышки, но я не обращаю на это внимания.

Скомканный платок в моей ладони пахнет таким знакомым чистым ароматом, что чудится: Эмиль где-то рядом. Кажется, стоит обернуться, и я уткнусь носом ему в грудь. На миг я желаю вернуться во дворец, найти его, чтобы обо всём расспросить, но тут же останавливаю себя. Я своими глазами видела Луизу, выходящую из его покоев, и каждый раз чувствовала тревогу. Об этом даже слуги шепчутся.

Но самое главное: я не вынесу, если он начнёт мне рассказывать подробности. Заскулю, как вышвырнутая хозяином собака, и буду умолять его остановиться. Сейчас я ещё держусь, не позволяя слезам пролиться, но стоит князю сказать хоть слово, и плотину прорвёт.

Мила была права, распекая меня в то злосчастное утро. Эмиль ведь ничего мне не обещал, не признавался в любви, не клялся в верности. Он забавлялся моей неопытностью, принесённой ему собственноручно на блюдечке, и наслаждался тем, чего ему так не хватало. Как же наивна я была! Думала, что ложь о моём спасении — предательство, но она не идёт ни в какое сравнение с подобным лицемерием. Сам приказывал мне соблюдать внешние приличия, и сам с удовольствием наплевал на них.

Утираю дождевые капли с носа. Замёрзшие пальцы плохо гнутся. Гвардейцы, всё это время следующие за мной, ведут в поводу поникших лошадей, да и сами украдкой хлюпают носами. Мила в очередной раз предлагает поехать домой, но от этих слов сердце болит ещё сильнее. Теперь мой дом — это дворец, и я буду всю жизнь вспоминать, как в этих самых стенах Эмиль раз за разом обманывал меня.

Не вернусь туда. Ни за что на свете. Лучше смерть.

Заношу руку над канавой, чтобы выкинуть в неё злосчастный платок, и замираю. А ведь Эмиль — не единственная особа императорской крови, которую я знаю. Стискиваю тонкую ткань в пальцах. Безумная мысль мелькает в воспалённом, как в лихорадке, разуме, хочу отмахнуться от неё, но вдруг понимаю: это мой шанс.

Возвращаюсь к экипажу, приказывая:

— Во дворец к её величеству!

* * *

Катарина принимает меня через каких-то полчаса. За это время я успеваю чуть обсохнуть и всё обдумать ещё раз. Гудящую над ухом о приличиях Милу выдворяю вон из приёмной, где меня оставляет камердинер. Жду, когда позовут к её величеству, отчаянно убеждая себя в правильности принятого решения. Жить с разрывающей душу болью невыносимо, и если она не поможет мне выбраться из этой ловушки, то я не представляю, как дальше быть.

— Боги, Лияра! Что с вами приключилось? — восклицает Катарина, стоит мне переступить порог малой гостиной. — Вы в порядке?

Императрица жестом отсылает фрейлин — по счастью, Луизы среди них нет — и помогает мне опуститься в кресло у горящего камина.

— Надеюсь, я не помешала. Простите, госпожа, мне просто больше не у кого просить помощи, — простуженным голосом говорю я.

— Скорее снимайте накидку! — Катарина помогает расстегнуть пуговицу на вороте, потому что мои трясущиеся пальцы всё время неловко соскальзывают. — Вы совершенно промокли. Выпейте чаю, согрейтесь.

Она заставляет принять изящную фарфоровую чашку. Я не тороплюсь пить, отогревая руки об её тёплый бок, а Катарина бросает сырой от дождя плащ на диван позади и только после этого устраивается в кресле напротив.

— Не торопитесь, дорогая, — участливо говорит она, пододвигая ко мне вазочку с песочным печеньем. — Вы можете рассказать всё, когда будете готовы.

Её доброта помогает собраться с силами. Делаю крохотный глоток, прежде чем поднять взгляд на императрицу.

— Мне нужна ваша защита, госпожа, — говорю тихо, но уверенно.

— Конечно, всё что угодно!

— Я хочу расторгнуть помолвку с его высочеством.

Катарина поражённо молчит, затем наливает горячего чаю и себе.

— Это из-за Луизы? — вдруг спрашивает она, отпивая глоток. — Простите, если лезу не в своё дело, но она всё мне рассказала час назад.

Я киваю, не в силах произнести правду вслух. Запиваю горечь во рту терпким напитком и жду продолжения.

— Вы уверены, Лияра? Знаю, я сама наставляла вас подумать, всё ли идёт правильно в ваших отношениях с князем, но расторжение помолвки? Понимаю, сейчас вы расстроены, но может всё-таки стоит поговорить с Эмилем…

— Нет, пожалуйста! — взмаливаюсь я, словно она просит сплясать на горящих углях. — Он снова будет угрожать моим родителям, закроет во дворце, заставит смириться. Не Луиза, так какая-нибудь другая женщина появится рядом с ним, и я буду вынуждена смотреть на них всю жизнь. А я не смогу!

— Угрожать? — ошеломлённо переспрашивает Катарина, отставляя чашку на низенький столик. — Боги, Лияра, это очень серьёзное обвинение!

— Он обещал разорить отца, — шепчу я, низко опуская голову. — Сказал, что обвинит его в пособничестве магам Тени, если не приму его предложение. — Катарина вскрикивает, прижимая руки к груди, и я поспешно говорю: — Клянусь, это всё неправда! Но кому поверит император — своему брату или барону фон Армфельт?

— Всемогущие боги, — шепчет Катарина, осеняя себя пятилучевой звездой. — Так Эмиль принудил вас к помолвке? Бедная девочка.

Возвращаю недопитый чай на поднос: руки дрожат, и я боюсь пролить его на дорогой осиденский ковёр.

— Но как я могу помочь? — сочувственно спрашивает императрица, разводя руками. — Как ни прискорбно, я ни на что не влияю. Или у вас есть план?

— Поговорите с императором, — прошу я. — Убедите его расторгнуть помолвку. Эмилю придётся подчиниться, а если с родителями что-нибудь произойдёт, то это станет открытой местью, и я смогу надеяться на защиту его величества! Пожалуйста, госпожа, вся надежда только на вас. Я не вынесу жить с человеком, который так цинично, подло, отвратительно использует меня. Лучше умереть…

— Не говорите так! — вскрикивает Катарина. — Я поговорю со Стефаном, но вы должны понимать: это будет не быстро. Что вы намерены делать сейчас? Вам есть где спрятаться?

Смотрю в её лучащееся заботой лицо, и чёрная рука ужаса, стискивающая сердце, чуть ослабляет хватку.

— Знаю, что и так прошу о многом, но Эмиль не достанет меня только в одном месте — здесь.

* * *

Я не возвращаюсь в княжеский дворец, лишь с Милой оповещаю родителей, что должна прислуживать императрице. Катарина держит меня рядом с собой круглые сутки: я помогаю ей подбирать украшения к завтраку, сопровождаю на послеобеденных прогулках, присутствую при отходе ко сну. Сама я сплю в небольшой комнате по соседству от её покоев. Спальня далеко не так богата, как мои прежние комнаты, но сейчас мне было бы достаточно и тёмного чулана с простым матрасом. Будь моя воля, я бы заперлась в спальне и не выходила вовсе, пока Катарине не удастся уладить всё с императором, но её величество прилагает массу усилий для вовлечения меня в светскую жизнь, и я не смею спорить.

Первые три дня проходят без происшествий: удивлённая маменька приходит поблагодарить Катарину за заботу; в спальню для слуг заселяется Снежа, привезя с собой сундук с моими нарядами; а однажды Луизе получается даже рассмешить меня рассказом о своих безуспешных попытках охладить чай в кружке.

От Эмиля ни полслова — и это повергает меня в сводящую с ума панику. Похоже, он даже не замечает моего отсутствия. По ночам извожу себя воспоминаниями о тех двух днях, когда я была так глупо счастлива, вижу его во снах и просыпаюсь с колотящимся в горле сердцем. Представляю его взгляд при будущей встрече, а грудь сдавливает от страха невидимыми тисками.

Выздоравливающая Алиса присылает полное удивления письмо, на которое я, увы, не могу ответить честно: боюсь, что оно попадёт в руки Эмиля, и мой план побега развалится. Ограничиваюсь обещаниями рассказать всё позднее, в очередной раз чувствуя себя предательницей.

На четвёртый день после обеда, когда я в компании Катарины, Луизы и ещё двух фрейлин пытаюсь сосредоточиться на вышивке, в гостиную входит камердинер.

— Его высочество просит аудиенции, ваше величество.

Всаживаю иголку себе в палец, но даже не ойкаю, лишь вцепляюсь в пяльцы, как в спасательный круг. Боги, что делать? Я одинаково не перенесу его равнодушие и попытки поговорить. Видя моё бледное лицо, Катарина указывает на дверь в столовую.

— Я поговорю с ним, а тебе лучше спрятаться. — Она с сочувствием наблюдает, как я трясущимися руками пытаюсь свернуть ткань.

С благодарностью целую её протянутую кисть и сбегаю в пустую столовую. Хочу закрыться на засов, но, услышав голос Эмиля, вся покрываюсь мурашками. Прижавшись к стене рядом с приоткрытой дверью, замираю, чтобы не пропустить ни слова из их разговора.

— Добрый день, ваше высочество. — Обычно мягкий голос Катарины сейчас звучит уверенно и громко. — Не ожидала вас здесь увидеть: его величество с утра отбыл на охоту и вернётся только поздно вечером. Я думала, вы его сопровождаете.

— Уверен, Стефан без меня справится с куропатками и зайцами. — Эмиль привычно спокоен. — Но я пришёл не ради светской беседы, государыня. Могу я увидеть свою невесту?

Прижимаю руки к груди, боясь, как бы отчаянно колотящееся сердце не выпрыгнуло наружу.

— Сожалею, князь, но леди Лияра сейчас занята, — елейным голоском отказывает Катарина.

— Хорошо, я приду позднее. Когда она освободится?

— Боюсь, не в ближайшие дни.

— Скажите, сколько нужно ждать? Я могу приходить по три раза на дню, если потребуется.

— Кажется, вы не поняли меня, князь. Для вас леди Лияра занята круглосуточно, пока сама не захочет иного.

В комнате повисает тяжёлое молчание. Прикусываю костяшки пальцев, чтоб ненароком не издать ни звука. В гостиной слышатся шаги и шелест парчовой юбки Катарины. Её голос раздаётся совсем близко от двери в столовую:

— Вы не пройдёте туда, князь, а если будете настаивать, я позову стражу.

— Я хочу лишь поговорить с ней. Мне нужно хотя бы пять минут.

— Какое упорство, ваше высочество! — саркастично восклицает Катарина. — Понимаю, вы не привыкли слышать отказ, но сейчас ставите себя в дурацкое положение.

— Я знаю, она там. Если необходимо, вы можете присутствовать при нашем разговоре. — От тихого голоса Эмиля меня бросает в жар. Накатывают непрошенные слёзы, и я запрокидываю голову, стараясь сдержать их.

— Неужели вы не слышите? Я сказала нет.

— Хорошо, — вдруг соглашается Эмиль, но я рано выдыхаю, потому что он продолжает говорить. — Лия, я знаю, ты рядом. Прошу, вернись. Понимаю, я причинил тебе много боли и раскаиваюсь в этом. Я хочу всё исправить и добьюсь своего, обещаю. Если хочешь наказать меня — пожалуйста, я заслужил, но не сбегай вот так. Ты нужна мне.

Зажимаю рот обеими ладонями. Горячие слёзы всё-таки льются по щекам, и я дышу часто-часто, с трудом подавляя всхлипывания. Желаю броситься к нему в объятия, вдохнуть такой знакомый аромат, почувствовать его поцелуи на своём лице, услышать биение его сердца и отдать своё взамен. Но он уже растерзал мою душу на части, разбил сердце, разрушил доверие. Вспоминаю признание Луизы и чуть не вою от боли, разрывающей всё моё существо.

Холодный голос Катарины остужает не хуже ледяного дождя:

— Какие прекрасные слова, не находите, дамы? Вот только вам стоит знать, князь: некоторые поступки лучше никогда не совершать, чтобы не приходилось вымаливать прощение, которое уже не получить. Стража! Проводите его высочество, а то он снова заблудится.

Когда шаги Эмиля стихают, я медленно сползаю по стене на пол. Боги, за что вы так жестоки? Уж лучше обратиться в камень — да всё, что угодно лучше, чем эти разрывающие на части чувства.

Дверь приоткрывается, и Катарина входит внутрь. Она по-простому усаживается рядом, притягивает мою голову на плечо. Я захлёбываюсь плачем, а императрица поглаживает по спине, утешая. Она даёт мне время успокоиться и шёпотом спрашивает:

— Как ты, Лия?

Императрица протягивает носовой платок. Бормоча бессвязные благодарности, я поспешно вытираю лицо. Разрыдалась как пятилетняя девчонка, право слово!

— Простите, госпожа. — Собравшись с духом, я отстраняюсь, но подниматься на ноги не рискую: так сильно дрожат колени. — Пожалуй, вы были правы, когда советовали мне поговорить с его высочеством. Это так глупо — прятаться за вашей спиной. Я должна прояснить всё раз и навсегда.

Катарина обеспокоено заглядывает мне в глаза.

— Ты уверена? Подумай хорошенько, Лия, это всё может быть лишь продуманной манипуляцией. Эмиль — опытный придворный, да и знаток женской натуры он неплохой. — Императрица, краснея, отводит взгляд, но в следующий миг берёт себя в руки. — Я уже разговаривала со Стефаном, но он, как всегда, предпочитает не принимать поспешных решений. Ты вольна уйти, я не собираюсь тебя останавливать, хоть и буду выглядеть по-дурацки в глаза его величества. Пойми главное: если ты уйдёшь, я больше не смогу тебе помочь, дорогая.

Тереблю обручальное кольцо, покусывая губы. Проклятье, и что делать? Сердце рвётся к Эмилю, но разум твердит иное. Надо думать не о том, как облегчить боль истерзанной души, а смотреть в будущее. Смогу ли я каждый день просыпаться рядом с ним, гадая, какая придворная дама побывала в этой самой постели вчера и будет сегодня? Смогу ли забыть всё произошедшее и больше не напоминать, доводя обоих до скандалов? Надо быть сильной. «Признайся, Лия, ты не отпустишь это. Обман с Тенью ещё можно понять, но не шашни с Луизой».

— Так что ты решила? Передумала на счёт помолвки? — осторожно спрашивает Катарина, материнским жестом поправляя мне волосы.

Делаю глубокий вдох и сжимаю руки в кулаки.

— Нет, — хрипло отвечаю я. Голос дрожит, но решение всё-таки принято. — Вы снова правы, госпожа. Один поступок — даже не поступок, просто слова, — против всего, что он сделал. Я больше не могу ему верить.

— Что ж… — задумчиво говорит Катарина, сворачивая мокрый от моих слёз платок. — Значит сегодня я ещё раз поговорю со Стефаном. Дай мне три дня, чтобы убедить его величество, и ты будешь свободна, обещаю.

* * *

Следующие дни я проживаю, как в тумане. Катарина заранее предупреждает меня о встрече с императором, но моих сил хватает лишь на короткую записку Алисе. Надеюсь, что она сможет приехать, иначе я рискую ни слова не вымолвить перед Стефаном.

В решающий день особенно тщательно выбираю платье. Тёмно-зелёное из блестящей парчи, оно идеально подчёркивает золото волос. Смотрю на себя в зеркало и чуть успокаиваюсь.

— Миледи, графиня Вельтман приехала! — сообщает Снежа, врываясь в мою комнатушку.

Бросаюсь к двери и на пороге сталкиваюсь с Алисой.

— Боги, Лия, ты так исхудала! — восклицает подруга, заключая меня в крепкие объятия. — Что происходит? Дворец полон народа, никто не знает, зачем их пригласили на сегодняшний вечер.

По чести, я и сама не знаю, зачем Катарина решила совместить наш со Стефаном разговор и приём придворных. Она обещала, что всё пройдёт тихо — на сколько может быть тихой расторжение помолвки с великим князем Сиории. Наверно, она рассчитывает так уберечь меня от необходимости встречаться с Эмилем один на один. В толпе придворных, где каждый следит за ним не менее пристально, чем за Стефаном, приходится соблюдать приличия.

— Её величество желает отвлечь императора от тяжёлых мыслей, только и всего, — отвечаю я заготовленную ложь. Отстраняюсь и внимательно разглядываю подругу.

За время плена она тоже похудела, прежде румяные щёчки исчезли, а скулы наоборот резко обозначились на лице. Одета она в сдержанное платье цвета штормового моря, и рыжие кудри на его фоне почти светятся.

— Как я рада тебя видеть! Обещай, что будешь рядом: сегодняшний день очень важен.

— Ты меня пугаешь, Лия, — встревоженно говорит Алиса.

Она хочет ещё что-то спросить, но не успевает: пришедший камердинер зовёт нас в главную залу. Сердце стучит набатом, когда мы проходим по богато убранный анфиладе комнат, отвечая на приветствия придворных. Перед распахнутыми настежь дверями встречаем Луизу. В бледно-розовом платье, украшенном кружевами, она выглядит совсем юной.

— Её величество скоро будет, — говорит она, напряжённо оглядывая собравшихся гостей. Обычно мягкое выражение лица застывает маской, стоит ей увидеть в дальней комнате Эмиля, который одним своим появлением заставляет придворных расступаться в разные стороны. — Простите, мне нужно найти госпожу.

Киваю, отворачиваясь от князя. Не могу встретиться с ним взглядом, боюсь, что с таким трудом собранные остатки самообладания улетучатся, стоит посмотреть ему в глаза. Замечаю, как Алиса украдкой кивает Адриану Шмидту, пришедшему вместе с князем. Герцог смотрит на неё ласкающим взглядом, а подруга краснеет от удовольствия.

Когда распорядитель приглашает гостей в залу, я удерживаю Алису на месте: Катарина велела дождаться её появления. Спиной чувствую приближение Эмиля и облегчённо выдыхаю, когда слышу шаги императорской стражи.

Императрица в окружении придворных дам подходит одновременно с князем. Дежурный обмен приветствиями сегодня отдаёт ледяным холодом. Мы с Алисой примыкаем к свите Катарины, когда тихий голос Эмиля раздаётся над ухом:

— Прошу вас на два слова, леди Лияра.

— Вы успеете всё обсудить позднее, — тут же вмешивается Катарина, повелительно указывая мне на место чуть позади себя. — Не будем заставлять гостей скучать.

— Они подождут, — резко отвечает Эмиль. Его ладонь ложится на мой локоть, и я вздрагиваю.

— Одну минуту, ваше величество, — прошу я. Пусть князь поступил со мной жестоко, я не хочу опускаться до его уровня. Не желаю огорошивать его новостями при императоре, пусть подготовится заранее.

— Всё хорошо, Лияра? — уточняет Катарина. Цепкий взгляд её голубых глаз смотрит с насторожённостью. — Ты не передумала?

— Нет, госпожа. — Голос опускается до шёпота, но я уверенно расправляю плечи. — Всего одну минуту.

Помедлив, Катарина кивает. Сделав знак страже, она входит в залу. Алиса непонимающе смотрит то на меня, то на императрицу, и следует за ней. Двери закрываются, оставляя нас с Эмилем одних в опустевшем коридоре.

— Лия, что происходит? Зачем это за представление? — тут же спрашивает князь, завладевая моими руками. — Ты злишься на меня, я понимаю, но дай мне хотя бы всё объяснить.

— Хорошо. Говори, — соглашаюсь я, отступая на шаг назад. Отнимаю руки и сцепляю их в замок за спиной. Нельзя позволить его прикосновениям снова околдовать меня.

Если Эмиль и удивлён столь резкой переменой моего поведения, то виду не подаёт.

— Спящий дар можно разбудить любым нечаянным действием, — тихо говорит он. — Исцеление работает от любви и желания помочь, а любой боевой дар — от страха или гнева. Испугавшись или разозлившись, ты бы сама не заметила обращения к магии, ведь ты бы знала о её существовании. Зелье вместе с твоим незнанием было надёжной защитой. Я не должен был тебя обманывать, знаю, и не перестаю корить себя за эту слабость. Ты имеешь полное право злиться, Лия, но я хотел лишь защитить тебя. Прости меня. Понимаю, что одних слов мало, и я прошу дать мне шанс доказать своё раскаяние.

Он умолкает, а я жду продолжения. Не может Эмиль не понимать, что дело тут не только в Тени, но князь молчит. Последняя надежда сгорает в груди: он не считает интрижку с Луизой достойной даже простого извинения.

— Всё? — дрожащим голосом уточняю я. — Больше ничего не хочешь сказать?

Эмиль непонимающе хмурится, и я решаюсь. Вытаскиваю из рукава припрятанный платок с его монограммой, сдираю с пальца обручальное кольцо. Завернув украшение в ткань, протягиваю его Эмилю. Он принимает свёрток, с удивлением рассматривая край вышивки на тонком батисте.

— Сегодня всё закончится, ваше величество, — говорю я и, прежде чем он ответит хоть слово, толкаю двери залы.

Загрузка...