Невеста сумеречной Тени

Глава двадцать третья. Интерлюдия. Эмиль

После того, как меня, опутанного Тенью и на всякий случай связанного, бросают в затхлую камеру, я никак не могу вернуть контроль над собственным телом. Чёрные плети магии впиваются в кожу, болезненными иглами сковывают мышцы: ни пошевелиться, ни вздохнуть толком. Призыв Сияния не помогает: вместо привычно откликавшейся силы теперь пустота. Это похоже на чувство, когда забываешь какое-то слово — вроде бы вертится на языке, но поймать никак не выходит.

Делаю последнее усилие, пытаясь подчинить хотя бы Тень. Острая вспышка боли пронзает всё тело, стоит только сосредоточиться на запретной магии, и сознание меркнет, погружаясь в блаженную темноту.

Прихожу в себя, когда некто небрежно выворачивает мне руки. Двое стражников подтаскивают меня к стене, неуклюже заковывают кандалы на запястьях и, подёргав для уверенности соединяющую их цепь, выходят.

Боль отступает. Сначала я делаю неглубокий вдох, ощупывая границы новой реальности. Тело ноет, словно сутки таскался по лесам и полям: неприятно, но терпимо. Я осматриваю руки, ощупываю шею — никаких признаков магии. Тянусь к дару, и новая вспышка резью вгрызается в сердце, рвёт внутренности на части, но стоит только оставить Тень в покое, как боль отступает.

Вывод напрашивается очевидный: Луиза подчинила себе мой дар. Бред, и бред жуткий. Весь его опыт говорит лишь об одном: магия так не работает, пусть даже бы Луиза лично заразила меня Тенью, влив свою кровь мне в сердце. Если б усмирение чужого дара было возможным, он удержал бы Лию, не дал бы ей им воспользоваться, не дал бы убить Илону. Не дал бы испугаться и сбежать к Катарине. И тогда, возможно, всего этого тоже не случилось бы.

С губ срывается печальный смешок. «Хоть себе-то не ври», — мелькает горькая мысль. Отто был прав. Старый друг не раз настаивал сказать Лие правду, но я всегда отмахивался. Я всё решил за неё, ведь мне лучше знать. Глупец.

Прошедшая неделя далась мне куда тяжелее, чем я могу позволить себе показать. Когда я узнал, что Лия сбежала, то первым порывом было поехать в императорский дворец и силой заставить её вернуться. Я даже приказал оседлать лошадь, но остановился на последней ступени лестницы. Из головы не шли её давешние упрёки — и я отступил. Даже напряжённый разговор с бароном фон Армфельт прошёл легче, чем возвращение в свои покои в тот дождливый вечер. В ушах всё ещё набатом били её слова: «Лучше бы он оставил меня умирать».

Прислонившись спиной к сырым камням, закрываю глаза. Сейчас я могу думать только о ней, вспоминать только её. Мы знакомы всего два месяца, а такое чувство, что Лия была рядом всегда. Я отталкивал её и вместе с тем восхищался. В ней как будто есть невидимый стержень, который не могут сломить ни смертельные опасности, ни магия, но ложь, которой я её окружил со дня первого нападения проклятого, надломила даже его.

Сегодня, когда мы остались вдвоём в тишине холла, я впервые заметил горечь в её глазах. Оправданий было недостаточно: Лия ждала совсем других слов. Знать бы ещё — каких?

От нестерпимого желания поцеловать её мягкие податливые губы пересыхает во рту. Хочется заключить её в объятия и никогда больше не отпускать, но именно эта эгоистичная потребность обладать ею привела меня сюда.

Обручальное кольцо по-прежнему во внутреннем кармане мундира. Я достаю его, бережно разворачиваю платок. Лунный свет, пробивающийся в узкое, забранное решёткой окно под самым потолком, отражается от граней бриллианта. Камень напоминает о нашей самой первой встрече. Я не хотел ехать в этот пансион и открывать выпускной бал, но Стефан настоял. «Может, найдёшь себе новую любовницу», — смеялся брат, но всё оказалось куда серьёзнее.

Сейчас, раскручивая воспоминания, словно клубок драгоценной пряжи, можно найти в себе силы признаться: я не хотел отпускать Лию не из опасений, что она раскроет его секрет, а потому что был очарован её бесстрашием. Она не презирала меня за владение Тенью, смело разговаривала со мной, не боялась прикасаться. А в тот вечер, когда пришла в спальню и осталась до утра, я впервые почувствовал себя цельным, словно разорванную Тенью душу скрепили воедино.

Так как же получилось, что всё рассыпалось прахом?

Конечно, я знаю ответ, вот только признание даётся с трудом.

Сколько раз Лия говорила: «Я не твоя собственность!» — и всё равно я считал себя вправе управлять ею, как марионеткой. Так чем я отличаюсь от остальных магов Тени, относящихся с презрением к чужим жизням? Похоже, ничем. А теперь и вовсе бесполезен: без магии, без титула, запертый в темнице, я не сумею спасти даже себя, не говоря о зачарованном брате, пленённой матери и Сиории, оказавшейся в руках двух фанатичек.

Сжимаю кольцо в кулаке от бессильного гнева, нахлынувшего при воспоминании об упивавшейся моей беспомощностью Катарине. Там, в зале, куда-то исчезла тихая, скромная императрица и расцвела безумица, готовая отдать всю страну Луизе, жаждущей мести. Сомнений в том, действительно ли та — наследница рода Адельбергов, не осталось, но как же я пропустил её, спрятавшуюся под самым носом?

Сколько раз им доводилось встречаться, Луиза всегда казалась мне бледной копией Илоны. Лично мы были знакомы мало, за ней не водилось компрометирующих слухов, она никогда не вступала в споры, не участвовала в интригах. Неприметная фрейлина неприметной императрицы. Так неужели и Илона была в девичестве не Фальк, а Адельберг?

Прижавшись затылком к ледяной стене, я хладнокровно перебираю воспоминания о бывшей любовнице, но ничего на ум не приходит. Герцогиня владела Тенью куда менее уверенно, чем Льдом — это я заметил ещё в том заброшенном доме, где она пыталась убить Лию. Да и в чём смысл ждать столько времени, когда Илона могла подчинить меня в любой момент? Нет, что-то здесь не складывается.

Гремит засов, вырывая из тяжёлых мыслей. Я прячу кольцо обратно в карман, когда дверь со скрипом приоткрывается, и в камеру заходит Луиза.

Явилась-таки. Она по-прежнему одета в светлое бальное платье, вот только теперь уже не кажется невинной, скромной фрейлиной.

— Как дела, ваше высочество? — с усмешкой спрашивает Луиза, ставя зажжённый фонарь на стол у стены. — Ох, простите, вы же теперь не высочество.

Её язвительный смех заполняет камеру, и я впервые жалею, что не могу использовать Тень по назначению.

— Не смотри на меня волком, Эмиль. Нам предстоит долгий разговор.

Луиза присаживается на край койки, с жадным интересом оглядывая меня с головы до ног. Самодовольная улыбка не сходит с её лица.

— Что тебе нужно? — спрашиваю холодно. Смотреть на неё невыносимо, и я перевожу взгляд на стену за её спиной.

— Хотя бы поздравлений с тем, как мы ловко обвели тебя вокруг пальца. Ведь даже проверка моей крови на магию не дала результата: а нужно было всего-то подменить склянки. Как ловко мы сработали, да? — не сдерживает хихиканья Луиза. — Ты искал магов Тени в лесах, но забыл проверить дворец.

— Скорее не успел.

— Да-да, утешай себя. — Она покачивает ногой, обутой в изящную туфельку, и торжествующе улыбается. — Неужели у тебя нет вопросов?

Вопросов у меня много, но доставить Луизе удовольствие, выспрашивая подробности? Нет уж.

— Как жаль, — притворно вздыхает та, не дождавшись ответа. — Я ждала этого момента почти всю жизнь — с того самого дня, когда моя бабушка одарила тебя Тенью.

Пожав плечами, я отворачиваюсь от её фанатично блестящих глаз. Какая теперь разница, кто передал мне Тень и как это работает? Луиза просто играет, как кот со свежепойманной мышью, прежде чем оторвать ей голову. Чёрные плети магии впиваются в кожу, разворачивая лицо обратно, и я вдруг остро вспоминаю Лию. А ведь я поступал с ней так же, управляя её телом с помощью магии. Все оправдания бессмысленны: я знал, что это унизительно, а сейчас лишь убедился в этом. От самого себя делается тошно. Как вообще за всем этим Лия сумела разглядеть во мне человека, а не монстра, наподобие Адельбергов?

Луиза кивает на мои почерневшие от магии запястья.

— Не скромничай, спрашивай, ведь тебе осталось совсем немного, — злорадно ухмыляется она.

— Сделай милость, пойди вон?

— Неправильный вопрос.

Её лицо искажается злобой, и в тот же миг Тень вздёргивает меня на ноги. Магия сжимает горло, не даёт сделать вдох, ледяными щупальцами проникает в сердце. Луиза неспешно встаёт, оглаживает юбку. Когда она подходит ближе, уже темнеет в глазах.

— Не надейся на быструю смерть, — сквозь зубы шипит она. Хватка Тени слабнет: теперь она силой удерживает меня у стены, пришпиленного к ней словно бабочку. — Проклятье сожрёт тебя, а я ему в этом помогу руками твоей прекрасной бывшей невесты.

— Оставь её, — только и могу прохрипеть в ответ.

Но Луиза не обращает на мой протест никакого внимания.

— Она так сильно влюблена в тебя, что Катарине пришлось припугнуть её, после того, как ты заявился во дворец. Иначе эта дурочка побежала бы в твои объятия, забыв о гордости. — Луиза презрительно морщится. — Знаешь, это будет даже забавнее, чем мне представлялось. По плану провести ритуал должна была Илона, но приёмная сестричка и тут подвела: сначала втрескалась в тебя, словно кошка в жбан сметаны, а потом сдохла. Я рассчитывала, что она сумеет пристукнуть твою ненаглядную: Катарина даже зельей ей дала, пробуждающее спящий дар, но вот поди ж ты, выкрутилась. И что они в тебе находят, не подскажешь?

Мелькает безразличная мысль: «Теперь понятно, от кого Илона получила Тень», — и тут же исчезает. Лия заботит меня куда сильнее.

— Оставь её в покое, и я сделаю всё, что захочешь, — тихо говорю.

Запрокинув голову, Луиза смеётся, а потом хватает меня за ворот мундира.

— Ты и так сделаешь всё, что прикажу, — шепчет она на ухо. — Иначе я буду мучить Лияру до конца её дней. Поверь, она станет умолять о смерти, как о высшей благодати, но такого удовольствия я ей не доставлю. Цени мою честность, Эмиль.

— Что ты… Что Лия должна сделать?

— Всего лишь убить тебя, что же ещё? — Луиза отпускает ворот и делает шаг назад. — Ты знаешь, как мой прапрадед создал проклятье?

Эмиль качает головой, и она с удовольствием принимается рассказывать:

— Ему нужно было контролировать всех, кому они передали Тень, и это оказался единственный способ управлять любым из новообращённых. Даже сейчас я подчиняю не твою магию, а только само проклятие. Оно как путы связывает тебя с Тенью и с моей кровью. Бабушка рассказывала, что ради создания уз Альберту пришлось убить собственного брата, предать его. Так их кровь связала первого проклятого и главу рода. Сейчас я — единственная наследница семьи Адельбергов и в моих силах усилить эти путы. — Глаза Луизы лихорадочно блестят, она ходит по камере, подметая подолом роскошного платья пыльный пол. — Бабушка начала этот ритуал, передав тебе свою кровь, она ждала годы, пока проклятье окрепнет. Ты очень долго сопротивлялся ему, Эмиль! Так долго, что бабушка умерла три года назад, не дождавшись своего триумфа. Мама и вовсе сгорела в лихорадке ещё при моём рождении. Ваша семейка забрала у меня всё: положение, титул, близких людей. И ты за это ответишь!

Луиза кричит в бешенстве. Она взмахивает рукой, а Тень снова удавкой стягивает мне горло.

— Так сделай это сама, зачем тебе Лия? — хрипло выдавливаю я.

— Думаешь, я не хочу? — зло рявкает Луиза. — Я бы с удовольствием вырвала твоё сердце, если бы это вернуло мне семью! Но бабушка всё продумала. Даже Альберт рисковал, жертвуя братом ради нашего спасения, и если бы у него ничего не вышло, кинжал взяла бы в руки его жена. У них была страховка, а у меня — только один шанс. Чтобы подчинить всех проклятых Сиории, ты должен стать самым могущественным из них, но будешь исполнять только мою волю. Если я проведу ритуал и что-то пойдёт не так… Нет, сначала попробует Лияра.

— Но Тень может убить не только её, но и меня, — замечает Эмиль.

Обряды на крови опасны своей непредсказуемостью — и в том единственная надежда для Сиории. Если Луиза совершит ошибку, проводя его, это спасёт всех.

— Ты забываешь, что есть ещё твой брат, — криво усмехается Луиза. — Теперь я знаю, как не ждать годами, и он подойдёт к проклятию очень быстро.

— Она не сможет меня убить, — продолжаю говорить я. Нужно нести любую чушь, лишь бы отвадить Луизу от навязчивой идеи использовать Лию в своём плане. — Как ты сама заметила, она слишком влюблена.

— Думаешь, не сумеет? — нарочито обеспокоенно спрашивает Луиза, прижимая ладони к щекам. — Ах, и как же я не раньше не сообразила: ей просто нужен повод ненавидеть тебя так же сильно, как и любить. Но постой… кажется, он у неё есть.

Слушать её безумный бред становится всё сложнее, а когда она разражается приступом истерического хохота, то становится похожа на карикатурную злодейку из театральных постановок. Хорошо хоть Тень ослабляет хватку, давая возможность восстановить дыхание.

— О чём ты? — откашлявшись, спрашиваю я. Этот разговор порядком утомляет, как и подвешенное состояние тела. Пусть Луиза уже позлорадствует всласть и убирается, дав время подумать в одиночестве.

— Ты же не знаешь! — радостно улыбается девушка, подходя совсем близко. Она прижимается к моей груди, ласково проводит пальцем по щеке. — Какая я растяпа, совсем забыла сказать: Лия думает, что мы с тобой близки. Очень близки, понимаешь?

В голове словно сходятся кусочки мозаики. Так вот каких слов ждала от него Лия там, в холле дворца! Тут же становится понятно, почему она сбежала к Катарине не сразу, а только через два дня после стычки с Илоной. Всё это время она думала, что предана им не только с Тенью, но и с Луизой. Острая боль, не имевшая отношения к магии, пронзает сердце.

— Ты врёшь, — машинально говорю я, отрицая ужас развернувшейся картины. — Никто на всём свете не рассказал бы ей подобную нелепицу.

— Ну а я её сочинила. — Луиза привстаёт на цыпочки и целует меня в уголок губ. По телу пробегает дрожь отвращения. Каждое её прикосновение похоже на объятия змеи, готовящейся в следующий миг поглотить свою жертву. — Думаешь, я просто так таскалась к тебе три дня подряд? Да все слуги во дворце только и говорят о том, как мы развлекаемся в твоей кровати. Им же даже своими глазами видеть ничего не надо, достаточно растрёпанной причёски, мятого платья и смазанной помады.

— Какая ты дрянь…

— Я бы назвала это находчивостью, — самодовольно улыбается Луиза. — Кажется, Лию больше всего расстроило, что ты взял меня в свою спальню на второе утро после Харского поля. Она чуть в обморок не упала, когда это услышала. Признавайся, у вас что-то было?

— Пойди прочь.

— Я-то уйду. — Тон Луизы меняется на презрительно-холодный. — Но ты хорошенько подумай, как защитить свою ненаглядную. Лия должна вонзить кинжал тебе в сердце, и, если выживет в ритуале, я дам ей свободу. Жизнь за жизнь, всё просто. Когда она придёт сюда…

— Не придёт, — перебиваю её. — Ты сделала ей так больно, что она с трудом переносит моё общество.

— О нет, — отмахивается Луиза. — Поверь мне, как только Катарина расскажет ей про ритуал, она прибежит, утирая сопли. И ты должен сделать так, чтобы её ненависть пересилила влюблённость. Ты ведь хочешь её спасти? — Киваю, и Луиза треплет меня по щеке, словно преданную собаку. — Тогда хорошенько подумай над своими словами. И поскольку Лия уже считает тебя предателем, мы можем прямо сейчас подкрепить вымысел правдой.

Её пальцы проникают за ворот рубахи, царапают шею. Луиза ещё раз целует меня в губы, но я отворачиваюсь. Лучше вся боль Тени, чем её омерзительные прикосновения.

— Боюсь, меня стошнит, — презрительно бросаю ей в лицо, и получаю такой удар магией, что приходится сцепить зубы, давя болезненный стон.

— Как хочешь, — чуть разочаровано говорит Луиза.

Она отходит прочь, и путы, удерживавшие тело у стены, исчезают. Валюсь кулем, но стянутые цепью руки не дают распластаться по полу.

— Подумай о Лие, — уже у самой двери говорит девушка. — Расскажешь ей правду — и она будет умирать очень долго и в страданиях. Соврёшь в последний раз — и, возможно, она будет жить. Выбор за тобой.

Луиза стучит по двери, призывая стражника.

— И последнее, — вдруг оборачивается она, когда снаружи слышится скрежет засова. — Даже не думай повеситься на решётке или ещё что выкинуть в том же духе, иначе исход твоей дорогой невесты будет предрешён.

Луиза уходит, унося с собой фонарь, а я никак не могу встать с ледяного пола. Прижавшись виском к сырому камню, делаю глубокий вдох. Проклятье! Мне совсем не оставили выбора.