НИИ особого назначения

Глава 10

— Я Эмиль Коровин, — представился рыжий. — Обычно меня называют Летяга, но пока можно просто Эмиль. Назначен твоим куратором, так что ближайшую неделю-две я за тебя отвечаю, пока не привикнешь.

— Ясно, — кивнул я. — И какой план?

— Сейчас мы дотопаем пешочком до института, оформим тебя как полагается, и рванем на полигон, — Эмиль мотнул головой куда-то, очевидно в направлении нашего будущего движения. Я накинул куртку, попрощался с «настоящим индейцем», и мы пошли.

Зеленую траву посеребрил легкий иней. Желтых листьев на деревьях стало как будто еще больше. Осень. Лучшее время в этих краях. Всегда любил эти места именно осенью. Зимой вся эта красота укрыта снегом. А белое и его оттенки во всех широтах и областях одинаковые на мой вкус. Летом здесь хорошо, но, опять же, буйная зелень мешает увидеть эти все удивительные полутона. И, опять же, не принципиально, в каких именно широтах ты находишься. Зеленое — оно и есть зеленое. А вот весна и осень в Карелии — совсем другое дело. Времена, когда все эти мхи, камни, лишайники и выпуклые текстуры предстают во всей, так сказать, красе…

Правда как-то особенно ловить ворон по сторонам не получалось — рыжий Эмиль рванул вперед с такой скоростью, что приходилось почти бежать, чтобы не отставать. Хотя в росте я ему не уступал, длина ног у нас одинаковая, но подстроиться под его стремительный шаг никак не удавалось.

— Ты же брат Романа Львовича? — спросил он.

— Двоюродный, ага, — кивнул я.

— Отличный мужик твой брательник, — уважительно проговорил Эмиль. — Доктор наук, а никакого тебе лишнего пафоса. Он хотел в «тридцать вторую» сам сходить, но ему медкомиссия не позволила. Слабоват он, да и нельзя таким мозгом рисковать из чистого любопытства. Пусть извилинами шевелит, а мы уж поработаем мышцами на благо науки.

— И то верно, — согласился я. Доктор наук? Однако… На вид так обычный раздолбай, где-то так вообще как студент-второкурсник себя ведет. Я всегда считал, что доктора наук — это такие серьезные седобородые дядьки, к которым на хромой козе не подъедешь. Обычно ведь портреты каких-то таких товарищей украшают школьные классы и холлы всяких научных учреждений. Хотя много я в этом понимаю, ага! Среди моих близких и дальних знакомых не было ни одного доктора наук. Кроме того, здесь имеется некоторый сбой определения возраста… Теломераза, или что там?

Мы прошли небольшую круглую площадь, клумбу в центре которой украшали три флага на высоких шпилях — красный с серпом и молотом, синий с символом атома и синий другого оттенка с белым силуэтом какой-то горы.

Прохожих на улице стало явно больше, и я с интересом разглядывал утренние лица. Они были разные, разумеется. У одних на лице блуждали мечтательные улыбки, кто-то хмурился и сверлил глазами неровный асфальт тротуара, чьи-то лбы расчерчивали глубокие борозды задумчивости. Женщины и мужчины, разного возраста и внешности спешили на свои рабочие места. Обычное утреннее зрелище во всех городах и странах. Но что-то такое здесь было… Неуловимое. Не как будто я в чужую страну попал, а словно бы в детство. Прямо словил то самое давно забытое ощущение, когда ранняя осень, выходишь из квартиры, впрягшись в тяжеленный ранец с учебниками и тетрадками, и шагаешь важно в школу. И другие тоже шагают.

— Сколько джи в центрифуге выдерживаешь? — спросил вдруг Эмиль.

— Не знаю, не проверял, — хмыкнул я. — В космонавты не готовили, в пилоты тоже.

— Понял, значит еще и в бэцэ тебя запишем, — Эмиль свернул в заросший рябиной скверик, и под ногами захрустела щебенка парковой тропинки. — Это Большая Центрифуга. Придется тебе ее тоже в тренировки вписать, иначе тебе в зоны «Каппа» и «Дзета» будет нельзя.

Я ничего не ответил. А что отвечать? Удивляться? Глупо как-то. Понятно, что я новичок, первые шаги делаю в качестве младшего научного сотрудника неясного пока что назначения.

— А у тебя правда есть боевой опыт? — тихо спросил Эмиль, но тут же как будто осекся. — Ты не отвечай, не надо. Наверняка же нельзя ничего рассказывать.

— Правда есть, — сказал я. Вот где-то Роман Львович молодец и доктор наук, а где-то мог бы и поднатаскать меня на общение с аборигенами. Я же не имею никакого понятия о последних событиях, да и о предпоследних тоже. Хорошо хоть название «своего» города запомнил. Нижнеудинск. Матерно звучит, надо заметить. Видать, это место сильно кому-то не понравились, раз его назвали Нижнехерском, считай. Вот начнет меня сейчас этот рыжий детина о чем-нибудь расспрашивать, и что я ему отвечу? Боевой опыт — это вроде как нормально, и даже хорошо. Вот только где, интересно, Советский Союз воевал? Бросил меня на произвол, можно сказать, судьбы. Дальше не придумал, импровизируй. Так себе легенда для внедрения.

Я встряхнулся и собрался. Тем более, что мы явно приближались к первой цели нашего сегодняшнего променада.

Парковая дорожка влилась в широкую аллейку, окруженную с обеих сторон гранитными постаментами с бюстами очкастых и бородатых серьезных дядек. Какие-то фамилии я знал — Бехтерев, Вернадский, Курчатов. Какие-то впервые слышал — Шумкин, Бердышев, Гупало. Явно все они ученые, причем из самых разных областей знания. Идолы великой науки. Аллея славы.

Впереди маячило простое трехэтажное кирпичное здание, похожее на школу или что-то подобное. Типичный такой советский казенный дом. На козырьке входа алел длинный транспарант «Невозможное сегодня станет возможным завтра».

На крыльце кучковались люди. Жизнерадостно так кучковались. Весело болтали, сидели на перилах крыльца, кто-то курил, кто-то смеялся. Ясное дело — пришли на работу пораньше, делятся новостями и идеями, свежие анекдоты рассказывают.

— Минут пять у нас еще есть, — сказал Эмиль, мельком глянув на прибор на своем левом запястье. Здоровенный квадратный монитор, явно какая-то сложная цифровая игрушка. Типа наручного смартфона. Для умных часов великовато. Как-то странно тут обстоят дела с технологиями, вот что. Навскидку окружающая реальность — это какой-то дремучий прошлый век. Ламповый аналоговый мир. Но не везде.

Формальности отняли у нас неожиданно мало времени. Мы миновали квадратный холл, украшенный здоровенным поясным портретом Корнея Романова, поднялись по скромной парадной лестнице на второй этаж, и остановились перед третьей по счету дверью в коридоре с простой и понятной табличкой «отдел кадров». Эмиль без стука распахнул дверь, и мы оказались в крохотной каморке, хозяином которой был внезапно… робот. Металлическое лицо, окуляры глаз, мерцающая диодами щель в том месте, где на человеческом лице должен быть рот. У робота был блестящий хромированный корпус с обозначенными мышцами, как на римских доспехах. И руки-манипуляторы с клешнями вместо кистей. А вот ниже пояса это был прямоугольный ящик, размером с письменный стол.

— Клим Вершинин, поместите правую руку в сканер, — раздался механичечкий голос. И в нижнем ящике с лязгом распахнулось дверца. Как для приема купюр. Я пожал плечами, сунул туда руку. Почувствовал мягкое касание к подушечкам пальцев, потом что-то укололо меня в основание ладони. Раздался писк.

— Процедура окончена, — механически сказал робот.

— И что, это все? — я недоуменно посмотрел на Эмиля.

— А ты ждал чего-то другого? — рыжие брови здоровяка взлетели вверх. — Это если бы у тебя были бумажные документы, пришлось бы побегать по кабинетам. Но ты прошитый, так что все быстро. Ну что, идем?

— Ну да, не будем мешать работать товарищу роботу, — хохотнул я.

Когда мы вышли на парковку, мне пришлось призвать все свое хладнокровие и собранность, чтобы не начать обалдело разглядывать местный «автопарк». Только сейчас я понял, чего мне не хватало в вчерашней и сегодняшней прогулке по городу — машин! Здесь совсем не было машин. Дороги для них были, но никто по ним не ездил. Только пешеходы на тротуарах. И вот сейчас мы шли мимо рядов таких странных механизмов, будто я попал на выставку ретросамоделок. Автомобили были совершенно не похожи друг на друга. В некоторых, особенно грузовых, можно было угадать знакомые очертания зилов и камазов, только каждую из них будто прокачивали какие-то безумные механики. В безумной же автомастерской.

— Нравится? — усмехнулся Эмиль с некоторой гордостью. — Наш директор собрал чуть ли не всю коллекцию экспериментальных машин начала двухтысячных. «Феникса» нигде в Союзе больше нет!

Я выдохнул с некоторым облегчением и принялся крутить головой. «Феникс», в который мне ткнул пальцем Эмиль, был вездеходом на здоровенных, как у белаза колесах. Красный глянцевый корпус смотрелся на них изящным, как спорткар. А сзади у этого монстра имелся «хвост», составленный из блестящих металлических «перьев». Назначение этой конструкции от меня ускользало. Как, впрочем, и нескольких квадратных раструбов на крыше.

Эмиль остановился рядом с пятнистым авто, отдаленно похожим на уазик. На шипастой решетке «кенгурятника» блестели буквы «ОЗО». Что бы это ни значило.

— Долго нам ехать? — спросил я, забираясь на пассажирское сидение.

— Минут сорок, — отозвался Эмиль. Двигатель зафырчал, как только он сел на место водителя. — Дорога так себе, так что пристегнись.

— А что там, учебка какая-то? — спросил я.

— Да нет, какая еще учебка? Мы же не армия, — Эмиль выкрутил руль и аккуратно повел «ОЗО» между рядами машин. — Мы же не армия. У нас индивидуальный подход. Специфика такая, понимать надо.

— А центрифуга и прочее? — спросил я.

— Там же, на месте, — сказал Эмиль. — Тренировки нам все время нужны, так что полигон у нас свой. Когда в «тридцать вторую не ходим», тренируемся. Чтобы… Ну, сам понимаешь.

Я не понимал. Ну, то есть, понимал, но пока не очень. Эти все пространственно-временные флуктуации были пока что чем-то из области научной и не очень фантастики. И центрифуга еще зачем-то. На истребителях нам что ли летать придется? Я заткнул мысленный фонтан тупых вопросов. Какой в них смысл? Скоро все узнаю.

Сначала дорога была неплохая. Нормальный асфальт. Ну, виляет, как и всегда в Карелии. Но потом мы свернули с основной дороги на свороток под аркой деревьев, и вот тут началось. Подвеска у «ОЗО» была, прямо скажем, жестковата. А вел рыжий, не особо огибая торчащие из земли валуны и ямы. Бесстрашно форсировал лужи, в повороты вписывался на полной скорости. Будто задался целью ехать так, чтобы меня максимально швыряло из стороны в сторону.

Хм. Не показалось. Он явно делал это специально. После каждого экстремального виража поглядывал на меня с оценивающим прищуром.

Логично. Куратор же. Прикидывает, что за «мясо» ему досталось. Это нормально.

Мы вывернули из-под сени деревьев на ровный участок. Почти как стол, если не считать разбросанных то тут, то там круглых валунов в высокой пожелтевшей траве. Поблескивали зеркальца воды. Торчали в художественном беспорядке тощие одинокие сосны. Я открыл рот, чтобы что-то спросить, но почти сразу забыл вопрос. Слева над темной стеной леса медленно вспухало серое с темно-зелеными проблесками грибовидное облако. Эмиль не обратил на это явление никакого внимания, а вот я несколько… обалдел.

— Близко к тридцать второй проезжаем, — сказал Эмиль. — Мухоморня маячит. Ды ты не тушуйся, Клим, ты же новичок. Я когда первый раз внутрь попал, чуть в штаны не наложил.

— Мухоморня — это потому что на гриб похоже, или там мухи мрут? — спросил я.

— Грибы потому что, — сказал Эмиль. — Мрут там мухи или нет, мы пока не знаем. Только визуально наблюдали, пройти дотуда не удавалось. А с этой стороны входа нет.

— А почему тридцать вторая? — спросил я. — Где-то есть еще тридцать одна… эээ… флуктуация?

— Нет, такого больше точно нигде нет, — Эмиль оскалил в улыбке два ряда безупречно-белых зубов. — А номер — это из каталога изучаемых явлений. Номер дела, как в милиции, понимаешь? Попадает нашим ученым что-то, чему пока не придумали название, его заносят в реестр и присваивают порядковый номер.

— Слушай, а можно спрашивать о том, как ты сюда попал? — я ухватился за ручку над дверью, чтобы не треснуться башкой об потолок, потому что машину в этот момент подбросило.

— Да какой же это секрет? — сказал Эмиль. — Доброволец, как и все! Я работал на стройке, а тут призыв. Мол, требуются отчаянные ребята на особо опасную работу на передовой советской науки. А я всегда мечтал, но меня интеллектом природа обделила. Зато с физическими параметрами порядок. Вот и ломанулся в первых рядах.

— Давно ты… здесь? — я кивнул головой назад, в сторону растворяющейся в воздухе шапке исполинского гриба.

— Два с половиной года, практически с самого начала, — ответил он.

— И много нас? — я вывернул шею, глядя на поднимающуюся над лесом шляпку нового гриба. Только теперь всполохи были не зеленые, а красные.

— Тридцать пять человек, — ответил Эмиль, бросив взгляд в зеркало заднего вида. — Десять дней назад было тридцать шесть, но Мушкетер погиб. Так что теперь ты тридцать шестой.

Просто сказал. Без надрыва, без драмы. В лице не изменился. Значит, обычное дело. Не он первый, не он последний.

— Долго я буду учиться, прежде чем пойти в «тридцать вторую»? — спросил я.

— Посмотрим, — пожал плечами Эмиль. — Может, неделю, а может и три дня. А может и вообще завтра попадешь. Снаружи особенно-то и не объяснишь, что там внутри такое.

— А что с проживанием? — мы снова въехали в лес. Похоже, финишная прямая — в просвете между деревьями замаячили кирпичные здания и еще какие-то конструкции.

— В общежитии, как и все остальные, — Эмиль замедлил ход, машину перестало швырять из стороны в сторону и вверх-вниз. — Работаем три через два. В Соловец ходит служебный автобус два раза в день. А из Соловца в Петрозаводск — рейсовый. Так что развлечься будет где на выходных.

Машина остановилась перед двухэтажным серым зданием, украшенным сине-белой мозаикой с силуэтом той же самой горы, что и на флаге в городе.

— Ну все, приехали, вылезай! — весело сказал Эмиль. — Сейчас познакомлю тебя с ребятами.

Я выбрался из машины и огляделся. Справа от здания на ровной асфальтированной площадке за невысоким сетчатым забором стояли в ряд белые кубы, похожие на ульи. Чуть дальше возвышался белый шар. На высоком штыре трепахался полосатый «чулок». А под ним — будка на «курьих ножках», в стеклянном фонаре которой сидел человек. Что-то вроде метеостанции, похоже.

— Эгей, Летяга! Пополнение привез? — парень из «фонаря» высунулся по пояс. — Здорово, новичок! Я Костя Пахомов!

— День добрый! — я помахал рукой.

— Сейчас, секунду, дайте-ка я вылезу из этой душегубки… — и парень из фонаря, недолго думая, просто спрыгнул вниз. Высота будки, кстати, была немаленькая, примерно на уровне этажа третьего. — Уф, духота внутри страшная, термостат барахлит. А Витька все обещает наладить. Сколько джи тянешь, новичок?

— А что такое? — насторожился Эмиль. — Каппа или дзета замаячили?

— Ага, — нахмурился Костя. — Туман отполз на север, и проход чистый. Надо ехать, пока возможность есть.

— Сегодня? — деловито спросил Эмиль.

— Сегодня или завтра, — Костя подошел в нам, и теперь я мог его рассмотреть. Он был белобрысым, даже брови и ресницы белые. Но не альбинос, альбиносы как правило выглядят болезненно слегка, а этот наоборот, как и Эмиль — образец силы и здоровья. Одет он был в такие же серые штаны, как и у меня, и черную майку. Под белой кожей перекатывались внушительные мускулы. На левом запястье — такая же квадратная штука, как и у Эмиля.

— Если новичок хотя бы семь тянет, то тогда можно этот рейд нам закрыть, — сказал Костя. — А если нет, то придется «Вереску» отдавать. Нас без девятого так далеко не пустят.

— Тогда придется поторопиться, если центрифуга свободна… — проговорил Эмиль и с оценивающим прищуром посмотрел на меня. — Ну что, Клим, ты готов сразу в бой?