…даже вся магия мира не стоит того, чтобы продавать за нее свою совесть.
Эмиль посмотрел на меня странно. Как будто я сморозил дичайшую глупость только что.
— Расстреляют… Дикость какая… — проговорил он. — Сейчас не тридцать седьмой, чтобы за такое расстреливали. У вас что там, в Нижнеудинске, какие-то другие правила?
«Вот черт, надо быть осторожнее с тупыми вопросами! — подумал я. — Все-таки не все здесь знают, что я совсем уж новичок». И еще подумал, что надо поговорить с Романом. Состыковать, так сказать, мое представление о мире и местное. Эмиль для такой синхронизации не годится. Слишком простоват.
— Я пошутил, конечно, — отмахнулся я. — Просто никогда раньше мне не случалось иметь дело с КГБ.
— Шуточки у тебя… — скривил губы Эмиль.
— Но я и правда не очень хорошо себе представляю последствия, — развел руками я. — Ведь раз мы сознательно скрываем данные, то это получается… ну, что-то вроде саботажа, разве нет?
— Вот! — энергично кивнул Эмиль. — И я говорил то же самое! Что «тридцать вторая» вовсе не наша собственность. Что на нас возложена определенная задача по ее исследованию. И то, что кроме нас никто туда не ходит, вовсе не делает нас исключительными!
Эмиль на меня не смотрел. Говорил он тихо, но горячо и убежденно. И как будто уже не в первый раз. Потом поднял на меня взгляд.
— Прости, — он поморщился. — Наверное, я не должен на тебя все это вываливать. Голосование решило иначе, и я не имею права…
— Так я же сам начал, — пожал плечами я. — Ладно, пойдем уже в столовую, ты же есть хотел. Лада обещала вечером выдать разъяснения, послушаю другое мнение тоже.
Я хлопнул Эмиля по плечу, и мне на глаза снова попалась плюшка. Нет, ну это самое КГБ был бы совсем уж простачками, если бы не вшил в этот прибор следящее устройство. В этом случае игры младших научных сотрудников в конспирацию становятся совсем уж детскими.
До разъяснений дело вечером так и не дошло. Лада вместе со Стасом укатили в Соловец, а меня взял в оборот Вася-Папай. Потому что несмотря на уже случившийся первый вход в «тридцать вторую», я все еще был зеленым новичком, и меня следовало научить еще массе всего и всякого.
А когда Лада вернулась, я уже и сам подзабыл этот разговор, заваленный новыми знаниями.
Вася специализировался на технике и измерительных приборах. Показывал, как управлять «кукурузиной», похожей на сцепку машинок с американских горок. Ее использовали для входа и перемещения по «тридцать второй» в секторах «омикрон» и «дельта». Но только в том случае, если открывался самый западный вход. Местность там была каменистая, похожая на лабиринты, в остальных ландшафтах низенькая «кукурузина» легко вязла. Управление было простым, даже автомобиль водить сложнее. Особой скоростью эта штука не отличалась, проходимостью тоже, зато увеличивала нашу грузоподъемность. Потому что в зависимости от миссии, к ней можно было подцепить еще несколько «машинок».
Смешная штука. Хоть и очень узкоспециальная.
Потом настала очередь «голубя», довольно бестолкового движущегося механизма, рассчитанного всего на двух пассажиров максимум, а лучше — на одного. Управлять продолговатой платформой на трех колесах было сложно из-за постоянного ощущения, что она вот-вот завалится. Серф, блин, на одном большом колесе и двух страховочных. С двигателем. И управлять этим чудом техники нужно было стоя. Ехал «голубь» медленно, даже пешком быстрее получалось, но Вася сказал, что научиться рулить им мне все равно придется. Потому что… Потом сам увидишь, сложно объяснить.
Вообще автопарк института прямо-таки поражал своим разнообразием. Такое впечатление, что среди создателей машин устроили конкурс «кто придумает самое идиотское транспортное средство», а потом взяли всю эту технику и всем скопом свезли сюда. Мол, у вас там все странно, ребята, валяйте, найдите применение этим вот уродцам. Осторожные расспросы показали, что примерно так все и было. Когда в начале двухтысячных решили приподнять с колен отечественный автопром, объявили десяток премий за «новый взгляд». И кинули в изобретателей разными жизненными благами. Ну и во всех краях-областях тут же возникли гаражи разнообразных моделистов-конструкторов, которые пытались перещеголять друг друга в производстве самых разных движущихся агрегатов. Появились и шарнирные шагоходы, и краулеры, и платформы на воздушной подушке, и модифицированные автомобили всех мастей. Часть «чудиков» из наследия той эпохи осталась только в коллекциях и на выставках, а часть удалось приспособить к делу. Так и появились здесь все эти «голуби», «кукурузины», «саранчи-НН» и прочие «шмыги» с «костылеходами».
Еще меня загрузили тренировками. Как обычной физподготовкой, с прыжками, отжиманиями и прочими упражнениями, так и специфическими, с применением разных технических средств. Кое-какие действия ставили меня в тупик. Например, вибротренажер. Смысл такой — тебя засовывают в сундук, фиксируют руки-ноги-голову эластичными ремнями, и потом вся конструкция начинает дрожать. Мелко и крупно. Иногда даже трясти так, что зубы клацали, но в основном вибрация была почти незаметной, как будто просто гудело что-то.
Еще из странного была световая камера с мигающим цветом разных оттенков, в которой полагалось закрывать то один, то другой глаз, в зависимости от команды. Например, на зеленый можно было смотреть только правым, а на оттенки красного — только левым. И на фиолетовый — открывать оба глаза. А в другой день программа менялась, и правым глазом нужно было смотреть на желтый, левым на синий, а два глаза вместе открывать вообще было нельзя. Если ошибаешься, раздается возмущенный сигнал, и упражнение начинается сначала.
Неделю я жутко уставал от всех этих вещей. К вечеру доползал до своей «каюты» и валился спать, как убитый. Прививка, которую мне всадил чернокожий доктор, меня, конечно, здорово омолодила, но восстанавливать физическую форму пришлось честно. Без всяких там поблажек.
Через неделю я более или менее втянулся, мышцы слегка пообвыклись и перестали болеть так, будто их выжигает изнутри. И я даже стал задумываться о том, что надо бы освоить терминал большого всесоюзного информатория.
Но пока откладывал. Не горит. Всему свое время. А мне и так все нравилось — свежий воздух, осеннее увядание северной природы, тренировки — обычные и необычные, байки от коллег за завтраками-обедами-ужинами… Познакомился с остальными тремя «девятками». «Вереск» отличался тем, что у них все играли на музыкальных инструментах. В «Крабах» были только бородатые мужики, а «Двенадцать» наоборот смотрелось сборищем субтильных школьников и школьниц. В каком-то смысле наша «Нимфа» была самой разношерстной командой. Будто в нее записывали всех подряд фриков, без четких определяющих признаков.
На самом деле, втянуться в этот социум мне было очень легко. Это подразделение института мало чем отличалось от практически любого ЧВК. Народ здесь был простой и конкретный, к опасностям своей работы относился философски и с долей нездорового подчас черного юмора. Кто-то был в обычное время романтическим мечтателем, кто-то корпел над учебниками и тетрадками, чтобы в недалеком будущем заняться наукой как-то иначе, чем таскать из опасной аномальной зоны образцы для исследований, рискуя собственной жизнью и здоровьем. Кто-то писал стихи на досуге. Кто-то письма родственникам. Кто-то любил потрепаться, а кто-то наоборот все больше отмалчивался и предпочитал одиночество.
Вообще я удивился настоящим масштабам этого «лесного убежища». Сначала мне казалось, что оно состоит всего из нескольких небольших зданий, спрятанных среди кустов и деревьев. Жилой корпус, «избушка» медпункта и будка диспетчера. Но оказалось, что «спрятанных» построек здесь гораздо больше. Спорткомплекс, вместе со всеми «адскими машинами» странных тренажеров, гараж и склад были скрыты под землей, а периметр, которого я сначала вообще не заметил, обнесен почти невидимой сеткой высотой в три метра с пропущенным по ней слабым током. Чтобы местная живность не забредала, по всей видимости. И где-то был еще контрольный центр, расположение которого было для меня пока что загадкой.
В общем, я потихоньку втягивался, несмотря на усталость от тренировок. Заводил знакомства и изучал окружающий мир. Влезать во всякие тайны и внутренние интриги не спешил. Хотя успел уже понять, что они здесь есть, несмотря на расслабленное дружелюбие, которое царило в этой части института большую часть времени.
— О, а вот и Клим! — раздался веселый голос Эмиля, когда я смог, наконец выйти после ужина в «кают-компанию». Этакую общую гостиную в жилом корпусе, где младшие научные сотрудники проводили свое свободное время. Болтали, играли в настольные и электронные игры, читали и занимались кто чем. Устроено это место было очень удобно, и спокойно вмещало в себя всех обитателей, с учетом возможных гостей. Передвижными ширмами-экранами помещение можно было поделить на несколько частей, в случае если какая-то из компаний желала затеять шумную игру или посмотреть фильм. Общий свет был приглушенным, кресла и стулья — удобными. А экраны для просмотра легко можно было перемещать в любую часть гостиной. Единственное, чего нельзя было делать в «кают-компании» — это есть. За режимом питания следили очень внимательно, и попытки пожрать во внеурочное время и в неположенном месте пресекались. Воду пить было можно.
Эмиль, Вася и Лада сидели в креслах-мешках вокруг низенького столика и играли в замысловатую настолку, передвигая шашки, которые, в зависимости от положения на поле, светились разными цветами. Поле представляло собой шестиугольник, поделенный на гексагоны. Некоторые были помечены случайными греческими буквами. Правила этой игры я пока что не понял.
— Как себя чувствуешь, Клим? — серьезно спросила Лада, посмотрев на меня сверху вниз.
— Жить буду, — усмехнулся я. — Присяду? Или у вас частная вечеринка?
— Мы почти закончили партию, — сказал Эмиль, склоняясь над полем. Рука его задумчиво зависла над мигающей красным шашкой. Потом переместилась к зеленой. Он двинул ее на три гексагона, шашка сменила цвет на синий. Раздался едва слышимый писк. И цвет сразу трех шашек поменялся, а одна погасла совсем. Эмиль довольно заурчал, как сытый кот, схватил погасшую фишку и бросил к трем другим таким же перед собой.
— Уооо, — недовольно заныл Вася. — Я думал, ты не заметишь!
Я подтащил к столу свободный мешок и развалился в нем. Одним глазом смотрел, как они играют, а сам вспомнил, что вообще-то Лада так и не рассказала мне, что там у нас с нештатными ситуациями.
— Кстати, у нас миссия послезавтра, — как бы между делом проронила Лада. Сдвинула на один гексагон белую светящуюся фишку. Та сразу же сменила цвет на фиолетовый. Лада довольно хмыкнула, и двинула ту самую мигающую красную. Погасли сразу три фишки. Она покивала лысой головой и собрала их с поля.
— Да так нечесно! — заявил Вася. — Я четыре хода готовил эту комбинацию!
— Инструктаж завтра после обеда, — не обращая внимания на Васю-Папая сказала Лада. — Приедет сам Илья Фурцев.
— Надо же, какая честь, — криво ухмыльнулся я.
— А что ты смеешься? — повернулся ко мне Эмиль. — Раз он сам будет инструктаж проводить, значит что-то особенное намечается.
— Необязательно, — покачал головой Вася. Он разглядывал игровое поле, вытянув шею, как любопытная птица. Посмотрел на него правым глазом. Потом левым. Потрогал фишку, меняющую цвет с синего на белый. Вдохновенно поднял глаза к потолку и принялся загибать пальцы, беззвучно шевеля губами.
— Он доктор наук вообще-то, как ему может быть скучно? — с укором сказал Эмиль. — Ну ходи уже давай, что ты там бормочешь?
— Не торопи меня… — угрюмо огрызнулся Вася. Быстро протянул руку к тускло мерцающей желтым фишке и двинул ее на три поля. На гексагон с символом «кси». Раздался возмущенный писк, две фишки рядом замигали красным.
— Ага! — Вася-Папай обрадованно потер ладонями.
— Неееет! — заныл Эмиль.
Вася снова начал двигать фишки. Одну, другую, третью. Раздался писк в другой тональности, и все фишки разом погасли.
— Партия! — Вася оскалился в довольной улыбке и гордо выпрямился.
— Ловко ты… — задумчиво проговорила Лада, почесав затылок. — В ловушку заманил, значит?
— Так это… — решил привлечь к себе внимание я. — Что там про инструктаж? И почему «сам Илья Фурцев»? Что за шишка?
— Завлаб, — сказала Лада с таким выражением лица, будто я должен при этом слове выпучить глаза от удивления и восторга.
— Звучит не очень авторитетно, — сказал я и пожал плечами.
— Эх ты! — Эмиль погрозил мне пальцем. — Историю надо знать! Илья Фурцев был заведующим лабораторным корпусом, единственный выживший после того… инцидента. И теперь возглавляет исследование «тридцать второй». На моей памяти он сам приезжал всего три раза. Перед штурмом «сигмы», операцией «Мама для мамонтенка» и рейдом с тремя переменами.
— «Мама для мамонтенка»? — я фыркнул, чтобы не заржать. — А песенку тоже пели?
— Не смешно было ни разу, — насупился Эмиль. — Я потом с обморожением неделю в госпитале валялся.
— Это же после инцидента «Арктика» было, да? — спросил Вася-Папай.
— Ну да, позапрошлой зимой, — покивал Эмиль. — Тогда еще Карзикозеро вскипело, и к центру его нужно было на льдинах пробираться. А температура воды была минус шестьдесят при этом.
— Сколько? — похлопал глазами я.
— В «тридцать второй» законы физики не всегда корректно работают, — медленно проговорила Лада. — Ты отучайся удивляться уже, Клим. Будешь стоять и орать, что «так не бывает, потому что этого не может быть никогда!», долго не протянешь.
— Кстати… — я выразительно посмотрел на Ладу. — Ты мне кое-что рассказать хотела, но как-то у нас до разговора дело не дошло. Забыла? Или уже неактуально?
— Вот что, Клим… — она посмотрела мне в лицо длинным непонятным взглядом. Лицо ее стало серьезным. — Давай-ка мы завтра с тобой устроим перед завтраком марш-бросок километров на десять. Сдюжишь?
— Как скажешь, начальник, — сговорчиво кивнул я. Ну да, логично. Секретный разговор нужно вести где-то подальше от помещений и обжитой территории, где камеры могут быть натыканы в самых что ни на есть неожиданных местах. Впрочем, я все еще не понимал этой всей секретности, когда у каждого на руке коммуникатор с кучей датчиков. Вариантов тут было два — или плюшки уже были на сто раз проверены и признаны безопасными, или у моих коллег уже настолько замылился взгляд, что они просто не обращают внимания на такую очевидную вещь. Так бывает, я сам неоднократно убеждался.
— Вы осторожнее там, — Вася-Папай подмигнул. — Мне Михалыч сказал, что у Марфуты медвежата подросли, четыре штуки.
— Да ну, чего осенью медведей бояться, — отмахнулась Лада и принялась выбираться из кресла-мешка. — Клим, ты долго не сиди, у тебя будильник сработает в пять-тридцать.
Не удивился. Эту фишку мне Эмиль объяснил и показал, как она работает. Тыкаешь в плюшке в «совместную тренировку», выбираешь компаньонов, назначаешь время, и всем участникам придет уведомление за полчаса, и за три минуты. Я машинально посмотрел на плюшку. Было без двадцати десять. Детское время какое-то, чтобы спать ложиться. Я сегодня первый день как себя условно-нормально после интенсивных тренировок почувствовал, хотелось еще посидеть, байки послушать, в игру какую-нибудь поиграть… Хотя бы вот в эту самую, со светящимися шашками…
Лада рассеянно потрепала меня по плечу и повернулась к выходу. Брови ее удивленно взлетели вверх.
— Роман Львович? — проговорила она. — Как-то неожиданно… Что-то случилось?
— Добрый вечер, товарищи! — громко поприветствовал всех Роман. — Все нормально, без паники. Просто собираюсь ненадолго похитить у вас Клима.