Отъезд Оливии в Бат прошел для Мэтью незамеченным. Он так давно не общался с ней, что её отсутствие стало для него скорее благом, чем неприятностью. Дом стих, и он остался совершенно один, не считая похожих на тени слуг. Попытки посетить его со стороны бывших друзей он пересёк, приказав всем говорить, что его нет и никто не знает, когда он будет. Его душил город, он смотрел в окно и задыхался от количества экипажей и людей на улице. Ему казалось, что кто-то придёт, и ему нужно будет вести светскую беседу, улыбаться, говорить что-то ненужное. Ненужное никому, особенно ему.
Был ли у него хоть один друг в Лондоне? Филд, с которым они соперничали, сколько он себя помнил? Или... Вопрос повис в воздухе, и на него был только один ответ.
Нет.
Когда-то давно его любили два человека. Мать и отец. Он знал, что любили. Отец, хоть и был старым занудой, всегда давал ему денег, а морали читал потому, что хотел ему добра. Сейчас Мэтт убедился, что добра, хотя раньше ему казалось, что не добра. Не так давно слова отца казались ему пустым сотрясением воздуха. О грехе, что ведет в пропасть. О каре, что постигает грешников. Ну и в чём отец был неправ? Кара постигла грешника, и он остался один, обагрив руки кровью друга, а душу испачкав грязью измен и оттолкнув от себя и общество, и единственную женщину, которую он любил. И которая когда-то готова была на мезальянс, чтобы только принадлежать ему.
Мать тоже любила его. Красивая, обворожительная, она умерла от последствий греха, неудачно вытравив из утробы его брата или сестру. Грех свел её в могилу, казалось бы в назидание её сыну. Но нет. Мэтт видел только ложную красоту, в которую рядится грех, и не хотел принять очевидного: грех убивает. Грех убил его мать и её нерожденное дитя. Грех убил и Филиппа, и убьет его самого...
Спустя неделю Мэтью не выдержал пытки городом, и его желание выйти из дома так, чтобы его никто не видел, стало невыносимо. Он сел на коня и отправился в поместье, потому что ничто не держало его в Лондоне. По пути он остановился в небольшой деревушке, где заметил высокий шпиль церкви. Тут его никто не знал. И он никого не знал.
Мэтт никогда не любил церковь и редко ходил к службе. Но сейчас желание выговориться и получить хоть какое-то сочувствие стало невыносимо. Он переступил порог дома Божьего, веря, что у Господа для него найдется утешение. Он был грешен, но раскаялся в грехе. И ад его настиг ещё не земле, без ожидания того дня, когда он умрёт.
Священник выслушал его. Этого было достаточно, чтобы немного приободриться. Выражение лица пожилого викария показалось Мэтью слишком уж добрым, будто он специально делал его таким, а на самом деле испытывал к нему отвращение. Мэтт понимал его. Он сам испытывал к себе отвращение!
В поместье дела пошли немного лучше, чем в Лондоне. Мэтью мог целыми днями кататься по полям на коне, и это хорошо сказывалось на его состоянии. Физические нагрузки заставили его очнуться, выплыть из черноты, в которой он прибывал после дуэли.
Как получилось, что пуля вошла Филиппу прямо в сердце? Он ведь не целился, просто поднял пистолет и выстрелил наугад. Он был уверен, что промахнется. Но он не промахнулся. Филипп умер на месте, ещё до того, как Мэтью добежал до него, чтобы кричать и звать его по-имени, не веря, что такое вообще возможно. Секунданты увезли его в дом к Тайлору, который привел его в чувство, отхлестав по щекам и вылив в лицо стакан воды. Тайлор сумел замять эту историю, и Мэтью не спрашивал, как. Ему было всё равно, и он был готов понести любое наказание, и был разочарован, когда понял, что наказания не будет.
Почему у Филиппа было такое бесстрастное спокойное лицо? Мэтью навсегда запомнил стекленеющий взгляд друга, и это выражение лица, будто он смотрел на морские волны или звезды, будто испытывал не боль, а чувство какого-то высшего удовольствия. Мэтт ловил себя на мысли, что тоже желает умереть с таким лицом. Лицом человека, который во всём прав.
Воспоминания душили его, но Мэтью старался гнать их, уверенный, что если он сумеет измениться, Господь поможет ему. Как, он не знал. Вернуть Оливию он даже не пытался и не верил, что это возможно. Но, если пройдет много лет, а он постарается очиститься, Господь сумеет снять страшный грех убийства с его души.
К Аманде он не поехал. Она приехала сама и ждала его в гостиной, когда он вернулся с верховой прогулки.
- Мэтью, ты ужасно выглядишь, - заявила она, подходя к нему вплотную и проводя рукой по его щеке.
Мэтью вздрогнул от этого прикосновения. Ему очень нужна была её поддержка. Её любовь. Даже просто прикосновение к руке было бы благом. Но он отступил, не желая больше касаться её и иметь с ней что-то общее.
- Прости меня, Аманда, - опустив голову, произнёс Мэтт, - но между нами больше ничего не будет.
Она удивлённо подняла брови. Её лицо выражало недоумение, но через мгновение искренняя улыбка тронула её пухлые, красивые губы.
- Как пожелаешь, Мэтт,- тихо произнесла она, направившись к двери...
Аманда ушла, оставив его в полном одиночестве. Последняя нить, связывавшая его с прошлым, оборвалась, больно лопнув где-то в сердце. Наверное, он должен упомянуть в завещании её младшего сына, подумал Мэтью. И её саму. В конце концов, она всегда была добра к нему, а ребёнок... А ребёнок ни в чем не виноват.
Идея про завещание долго вертелась у него в голове. Чувствуя, что теряет нечто важное, он постоянно думал о смерти. Если бы не страх перед адом, он бы пустил себе пулю в лоб. Но, если пока он жив, у него есть шанс искупить грех, то после смерти шанса уже не будет. Он позвал нотариуса и долго диктовал свою волю. И сын Аманды тоже стал его наследником без упоминания имени. Огромное состояние, что принёс ему брак с Оливией, Мэтью завещал в приданое своей дочери. И при жизни он не станет пользоваться им. Пусть Глория станет богатой невестой и попытает счастье, а он обойдется без этих денег, что довели его до девятого круга ада.
Оставив себя без состояния Оливии, Мэтт понял, что дела его идут хуже некуда. В последнее время он не занимался хозяйством, и всё было глубоко запущено. Если оставить всё, как есть, то вскоре он окончательно разориться. Оливии нужны будут платья для выездов, лучшие лошади, экипаж, и откуда он всё это возьмет?
Амбарные книги были его наказанием с тех пор, как умер отец. Но ничего не оставалось, как засесть за них с перерывами на поездки на коне. Голова болела от одного вида цифр, но вскоре Мэтью понял, что осилил эту науку. Он сумел разобраться в сметах, в отчетах, и неожиданно это оказалось достаточно интересно. Как увеличить доходы? Мэтт отправился к соседу,лорду Денверу чьим именем он когда-то прикрыл свою измену и который увлекался сельским хозяйством. Разговоры затянулись за полночь, но наутро Мэтью знал, что нужно делать.
- В Бате будет большая выставка, лорд Нортвуд, - рассказал ему сосед, - если вам интересно, то поезжайте туда, заодно посмотрите, что новенького придумали из техники. Сельское хозяйство - это целая наука.
Мэтт был согласен. Это наука. И он должен посетить выставку. Его смущало только то, что в Бате находилась Оливия, но он постарался выкинуть её из головы, потому что мысли о ней были слишком болезненны. Вряд ли Оливия пожелает посетить выставку сельского хозяйства. Бат велик, и он не собирается гулять и пить воды. Он будет занят другими делами, и они, конечно же, не пересекутся. Он постарается держться от неё подальше, чтобы... Чтобы не натворить новых глупостей. Мэтью закрывал глаза при одной мысли о такой встрече. Оливия уехала, чтобы не видеть его. И она имела на это полное право!