Новаторы

ДМИТРИЙ БОСЫЙ

Г. Дмитренко

Ленинград. Улица Пархоменко в центре Выборгского района. Фабрики, заводские трубы… Рабочий центр…

И вот я беседую с женой Дмитрия Филипповича Босого — Натальей Павловной.

Она причастна к тому, что мы по праву называем подвигом. Это она своими душевными письмами, своей любовью помогала Дмитрию в первые трудные месяцы эвакуации. С ней он делился радостями и трудностями. Ее письмо с сообщением, что она работает фрезеровщицей в блокадном Ленинграде, захватил Дмитрий с собой 12 Февраля 1942 года на рекордную трудовую вахту.

Наталья Павловна достала семейные документы, фотографии.

Отец, Филипп Андреевич, в 1900 году окончил специальное ремесленное училище и вскоре был призван на флот. Служил в Петербурге. Вместе с балтийскими моряками участвовал в Октябрьской революции.

После демобилизации, в 1922 году, Филипп Андреевич работал сначала столяром, затем в текстильном техникуме читал курс стройматериалов. На рабочем посту оставался до самой смерти, а умер он в осажденном Ленинграде 3 февраля 1942 года.

Филипп Андреевич увлекался рисованием, музыкой. На стенках комнаты и сейчас висят его картины. Любовью к музыке он заразил всю семью. Сам играл на балалайке, жена предпочитала мандолину, а Дмитрий — гитару.

Семья жила весело и дружно. Друзей всегда был полон дом.

Это была потомственная рабочая семья.

Работящий, настойчивый, иногда и крутой, Филипп Андреевич сам руководил воспитанием сыновей. Первые трудовые навыки после окончания школы Дмитрий приобрел с помощью отца, с которым проработал два года в качестве столяра. Если Дмитрия секретам мастерства сначала обучал отец, то сам он, став квалифицированным станочником, сделал фрезеровщиком сначала младшего брата Бориса, затем племянника Владимира. Сын Бориса — Дмитрий Босый-младший — в настоящее время тоже фрезеровщик, ударник коммунистического труда, депутат областного Совета.

— По этой семейной теплоте, дружбе, — говорит Наталья Павловна, — больше всего тосковал Дмитрий в годы войны.

Друзья Дмитрия Босого продолжают работу на том же заводе, где трудился он после войны. Это тоже люди удивительные — творческие, с большой внутренней культурой, полные жизненного оптимизма.

«Моя дружба с Димой началась на заводе в 1947 году, когда я пришел после армии в механический цех, — рассказывал Николай Дмитриевич Окунев, зубофрезеровщик, бригадир бригады коммунистического труда, депутат райсовета, член исполкома. На заводе его зовут «королем производства». — Квалифицированных рабочих в цехе было трое — Босый, Прупис и я. Самый старший из нас — Дима. Он был не просто старшим: лауреат и орденоносец, но в его отношении с рабочими цеха этого не чувствовалось. По его предложению мы втроем в 1948 году составили бригаду «Дружба народов», как ее называли в цехе. Она явилась практически бригадой коммунистического труда. Работали на один наряд. Чертежи и приспособления изготовляли и внедряли в производство сами. Благодаря такому творческому содружеству, где каждый был силен в своем деле: Прупис — инструментальщик, Босый — опытнейший фрезеровщик, я — технолог, мы совершенствовали не только свое мастерство, но и обучали молодых. За время совместной работы обучили около 20 учеников.

Несмотря на разницу лет, с Димой было интересно и легко, потому что всегда не только в беде поможет, но и прислушается к твоему совету. Всегда около него были люди. Уважали и ценили за умение работать, за смекалку и постоянное желание делиться всем, что у него было. Особенно это качество ценили те, кто работал с ним в Нижнем Тагиле».

Евгений Иванович Дмитриев, в годы войны работавший мастером на Уралвагонзаводе, продолжает:

«Человечность и душевность — вот что являлось отличительной чертой Дмитрия. Он делился со своими товарищами продуктами. Табак у него всегда лежал на тумбочке открыто.

Те, кто помнит первое время эвакуации, когда не хватало продуктов для отоваривания по карточкам, когда за сверхурочные работы выдавалась только похлебка с хлопковым маслом, поймут всю человечность этих поступков. А о чисто профессиональной помощи, о передаче своего опыта говорить не приходится. Это он делал всегда с большим удовольствием и там, на Урале, и здесь, в Ленинграде».

Удивительно! Прошло более десяти лет со дня гибели Дмитрия Филипповича, а среди друзей он как живой. Дмитрий Босый любил людей, и они платили и платят ему тем же. Каждый год в день его рождения и в день смерти друзья приезжают к Наталье Павловне…

Семья Босых собиралась провести лето 1941 года, как всегда, на даче, в пригороде Ленинграда. Затем передумали. Затеяли ремонт квартиры. В воскресенье братья отправились на Неву. Когда вернулись, дома их встретила озабоченная мать и тихо сказала: «Война!..» Не поверили, думали, что что-то перепутала. Однако ошибки не было. Всей семьей тут же сфотографировались на память. Старшего брата Дмитрия — Владимира — проводили на призывной пункт, двумя неделями позже — младшего, Бориса. Владимир служил в Ленинграде, а Борис попал в кавалерию. Позже писал брату: «Митюша! Служу я в кавалерии, как мечтали мы с тобой когда-то оба, но удалось мне одному. Чувствую себя хорошо. Настроение боевое».

Дмитрий Босый работал фрезеровщиком. Свою трудовую жизнь он начал в 1922 году в возрасте четырнадцати лет. За годы пятилеток стал квалифицированным рабочим, стахановцем.

В конце июня правительство приняло решение эвакуировать завод.

Весть об эвакуации быстро разнеслась по заводу. Седоусые рабочие плакали как дети. Оставлять родной город никому не хотелось. С тяжелым чувством приступили к демонтажу оборудования. Если бы кто-нибудь ранее сказал, что такую работу можно сделать за сутки, его бы сочли хвастуном или сумасшедшим. Но так было.

И вдруг новое распоряжение: «Приостановить эвакуацию. Поставить станки на место». В течение 10 часов все оборудование было снова на местах. Завод начал выдавать продукцию. Работали с подъемом. Однако через два дня, 3 июля, эшелоны со вновь демонтированным оборудованием потянулись на восток.

Для всех в семье было полной неожиданностью сообщение Дмитрия, что его вместе с группой квалифицированных рабочих завода отправляют из Ленинграда. Наташа была ошеломлена этой новостью. Не могла долго сообразить, что собрать в дорогу. Дмитрий считал, что командировка будет недолгой, поэтому пришел к поезду с небольшим чемоданчиком, где были смена белья и летний костюм. На дворе стоял жаркий июль. Как-то не хотелось даже думать о том, что придется вдали от дома встречать зиму. Наташа сама принесла на вокзал теплые вещи и передала их в вагон. Уже на Урале Дмитрий не раз вспоминал их грустное прощание, заботливую предусмотрительность жены.

Состав двигался медленно. Подолгу стояли на разъездах, уступая дорогу воинским эшелонам. 10 июля прибыли в Нижний Тагил.

Ленинградцы сразу же ощутили индустриальную мощь города, огромные заводские трубы, километровые корпуса и краны, краны, краны… И днем и ночью неутомимо трудился этот город заводов.

Промышленность перестраивалась на военный лад. Трудностей было много. В город один за другим прибывали эшелоны с оборудованием. Следовало разместить тысячи станков и механизмов. Жилья не хватало. Ощущался недостаток продуктов питания, одежды, обуви и других крайне необходимых вещей. «На первых порах мы, приезжие, — вспоминает Евгений Иванович Дмитриев, — были недовольны. Нам казалось, что нас приняли плохо, недоброжелательно, что в городе мало порядка. И только позже поняли, какие героические усилия приложили трудящиеся города, чтобы всех разместить, помочь в восстановлении и пуске эвакуированных заводов». Для доставленного из Ленинграда оборудования на территории Уральского вагоностроительного завода отвели неосвоенный пролет длиной в полтора километра. Перед разгрузкой и установкой оборудования пришлось самим сначала прокладывать колею, вывозить горы мусора и щебенки. Особенно тяжело приходилось станочникам. Работали день и ночь. Круглые сутки двигались подъемные краны, лебедки. Через 12 дней заработал автоматно-револьверный цех, еще через 10 дней — самый ответственный, механический.

Война… Ударные вахты, которые проводились все чаще и чаще, называли «фронтовыми». Работали, сутками не отходя от станков. На заводе, появились «двухсотники», «трехсотники», откликнувшиеся на призыв рабочего Горьковского автозавода Ф. М. Букина работать не только за себя, но и за товарища, ушедшего на фронт. Дмитрий вспоминал потом: «Пот катится, бывало, по лицу, туман застилает глаза, руки дрожат от усталости, но, если еще были силы, работали. Выполняли по две, три, по пять норм за смену».

Как опытному фрезеровщику, Дмитрию часто давались самые трудные задания. Особенно при освоении новых деталей.

Цех с трудом осваивал деталь, которую называли «гребенка». Делалась она из поковок. 12 человек изготовляли за смену всего одну. Несколько партий «гребенок» пошло в брак. Тогда дали Дмитрию. Пришлось поломать голову — и «ключ» был найден. Вдвоем вместе с фрезеровщиком Михаилом Алексеевым он обеспечил сборщиков нужным количеством «гребенок».

Письма от родных приходили регулярно. Наташа сообщала, что на фронт ушли самые близкие друзья. Сердце сжимало нетерпеливое и горячее желание бить врага. То, что делал он здесь, казалось второстепенным. «Все люди сражаются, а мы что? Сидим тут, как тараканы на печи…» Мысленно видел себя в строю — то, как отец, моряком, то, как в годы службы в рядах Красной Армии в 1933–1936 годах, пограничником. Тогда был на отличном счету, имел немало поощрений. Чуть было не стал кадровым офицером.

Работа — сон, работа — сон… В монотонной череде дней незаметно проходили недели, месяцы. Пришла осень. Газетные сводки становились все более и более тревожными. Письма от родных стали приходить реже, жена сообщала о гибели друзей и знакомых. Но никогда не унывающая, она писала: «…Я верю, мы увидимся… заживем еще лучше прежнего».

Дмитрий рвался на передовую. Злился на себя, что уехал из Ленинграда. Но понимал: без военной техники войну не выиграешь.

Но когда пришло письмо от отца с сообщением о гибели младшего брата Бориса, Дмитрия охватила мучительная тоска. Внешне он оставался таким же спокойно-приветливым, как и всегда, выполняя норму на 200, 300 процентов. Только разговаривал меньше, а задумывался чаще. Однажды принес заявление и в обеденный перерыв, отдавая парторгу, сказал: «Решил пойти на фронт, чтобы заменить убитого в бою брата. Куда нужно подать заявление?» Седов заявление принял молча. Неожиданно через два дня Дмитрия вызвал к себе парторг ЦК ВКП(б) на заводе Денисов. Дмитрий шел, полный уверенности в правильности своего требования. Доводы казались убедительными: «Хочу с оружием в руках защищать родной город!.. Обидно! Все мои товарищи на фронте, проливают кровь, а я тут, в тылу. Не могу больше прятаться за их спины!»

Денисов молча выслушал Дмитрия. А потом заговорил сам, резко, убежденно, о нужности в тылу таких специалистов, как он, Дмитрий Босый. «Станок — это тоже оружие», — сказал на прощание Денисов.

Удивительное чувство неловкости осталось у Дмитрия после разговора.

Ведь трудностей на заводе хоть отбавляй. Конвейер лихорадило, нерегулярно поступала продукция от заводов-смежников. С трудом налаживалось взаимодействие и внутри завода — между цехами, участками. Однако глазная трудность — нехватка людей. Производительность труда в бригадах, состоявших большей частью из наспех обученных подростков, девушек, несмотря на всю их старательность, была низкой. Завод не выполнял производственную программу, ходил в отстающих. Дмитрий прочитал в газете, что на пленуме обкома партии, а затем на городском партийном активе завод резко критиковали за простои, низкую трудовую дисциплину, плохое использование оборудования. Было обидно, что именно рабочих Нижнего Тагила вызвали на соревнование свердловчане. Чувствовалось, что их, тагильчан, брали на буксир.

Теперь голову сверлила одна мысль: что-то нужно сделать, чтобы заставить станок стрелять по врагу, как многоствольное орудие!

Перед глазами стояло и письмо брата Владимира: «Ты, Митя, пишешь о трудностях. А видел бы ты, как ленинградцы воюют у себя на предприятиях: у нас, браток, рабочий сейчас получает меньше, чем ты, а работает тоже кто двенадцать часов, а кто и вовсе не вылазит с завода, и никто не падает духом. Готовы переносить еще большие лишения, лишь бы не отдать города гитлеровской своре. Хотя Гитлер в своих листовках уже неоднократно требовал от населения сдачи города, но, как видишь, ни сладкие его слова, ни угрозы не оставить от Ленинграда камня на камне не помогли ему и не запугали никого. За Ленинград можешь быть спокоен: он был, есть и останется советским городом». Ленинградцы призывали, требовали от него, Дмитрия, равняться по ним.

«Для Родины, для Ленинграда, для победы мы были готовы на все — на любое дело, на любые трудности, на любые лишения», — писал впоследствии Дмитрий.

На заводах Урала ширилось социалистическое соревнование. Газеты сообщали о рекордах токаря-железнодорожника Ивана Мизенина. За смену он выполнял норму 30 рабочих. К концу года дал семь годовых норм. Бурщик Илларион Янкин выполнил более двух годовых норм, бросив вызов лучшему стахановцу страны по своей специальности Алексею Семиволосу. Поражали выработки медеплавильщика Степайника, сталевара Сорокового.

Были ударники и в Нижнем Тагиле. 5 февраля газета «Тагильский рабочий» сообщила, что токарь-«двухсотник» Дмитрий Смолин предложил новое приспособление, позволившее резко повысить производительность труда. Николай Шевелев обрабатывал одну из деталей не на токарном, как полагалось по технологии, а на фрезерном станке и дал в два раза больше продукции.

Дмитрий понимал, что и он может выпускать большее число деталей.

Свой горизонтально-фрезерный станок Дмитрий знал в совершенстве. Увеличить выработку на нем можно было несколькими путями: правильной организацией ритма работы, изменением технологического процесса, изготовлением приспособлений. Приемы эти были уже им проверены. До войны Дмитрий несколько лет неизменно ходил в передовиках. Приехав в Нижний Тагил, он стал систематически перевыполнять норму. В декабре 1941 года — 200, в январе 1942 года — 300 процентов.

Но теперь этого было мало. А тут и жена прислала письмо, в котором с гордостью сообщала о своей новой специальности. «Родной мой!.. Я должна сообщить тебе большую новость. Поздравь меня: я тоже работаю фрезеровщицей! Ты только представь себе: я, которая боялась шума машин, — помнишь, когда мы были на заводе, как я боялась всего этого грохота, — а теперь сама стою у станка. Признаюсь, мне очень тяжело, ведь я никогда станка близко не видела, у меня болят руки и ноги, но меня воодушевляет то, что и я работаю на защиту нашей Родины…»

Дмитрий прикидывал, как сократить время для обработки деталей. Сначала изменил приспособление для установки, а затем для одновременного зажима трех деталей. Кроме того, стал фрезеровать не одной фрезой, как указывалось в технологической карточке, а тремя сразу. Все это давало возможность выполнить норму на 800 процентов. Но этого было мало. Придумал приспособление, позволившее работать на двух станках.

А что, если увеличить скорость резания? На свой страх и риск попробовал в ночную смену. Получилось. «Хотелось моему станку, — писал Дмитрий, — такие обороты дать, чтобы фашистам тошно стало».

Поэтому, когда парторг завода Денисов предложил ему вместе с 12 другими стахановцами принять участие в вахте, посвященной 24-й годовщине Красной Армии, Дмитрий согласился.

Отбирая лучших, Денисов возлагал на них большие надежды. Нужен был рекорд. Чувствовалось, что нужна искра, чтобы разжечь пламя нового социалистического соревнования. Перелом в настроении работников завода после разгрома гитлеровской армии под Москвой важно было закрепить трудовыми подвигами.

Для обработки Дмитрий выбрал «вилку» — деталь неудобную, как говорили рабочие, но остродефицитную. Ее обрабатывали на вертикально-фрезерном станке, по одной в два приема. Из-за недостатка «вилок» задерживалась сдача готовых комплектов.

В мельчайших деталях Дмитрий продумал, как проведет вахту: станки будут работать на повышенной скорости. Нужно также увеличить подачи, причем необходимо оснастить их тремя фрезами. И наконец, главное — станок сможет одолеть сразу несколько деталей. Для этого следовало срочно изготовить приспособление, которое объединит две сложные операции — фрезеровку среднего паза и детали.

Технологи возражали, считая, что в приспособлении у «вилки» не выдержит щечка. Дмитрий стоял на своем. Начальник участка Фрумкин не возражал, начальник цеха Явец тоже.

Осваивал новую деталь Дмитрий не торопясь, все искал, как к ней подступиться.

Начальник участка рассчитывал, что Босый сможет дать 700–800 процентов к плану.

11 февраля Дмитрий работал в дневную смену. Как всегда, за несколько минут до окончания работы привел в порядок инструменты, станок, затем передал его сменщику. И тут появился Фрумкин с известием, что с утра 12 февраля — вахта.

А у Дмитрия еще не все приспособления готовы, не доведена до конца предшествующая операция. Решение пришло сразу — работать в ночную смену, доделать приспособление и закончить операцию. Иного выхода не было. Фрумкина беспокоило, что Босый должен будет встать на праздничную вахту, отработав накануне подряд две смены. Однако Дмитрий был в себе уверен. Одно приспособление он изготовил собственноручно, другое сделали по его эскизам.

Перед началом вахты в цех зашел Денисов. Поинтересовался готовностью. Дмитрий показал приспособления. Денисов сразу же оценил новизну эксперимента. Почувствовал, что есть и доля риска. Однако вслух сомнений не высказал, а лишь пожелал успешной работы.

Для Дмитрия как-то по-особому торжественно и призывно прогудел гудок к началу утренней смены, как сигнал к броску, к атаке. Включен мотор. Три фрезы подведены к детали. Потекли ручейки стружки. Дмитрий запустил второй станок. Около третьего станка стояла ученица Дуся Яковлева, завершавшая обработку деталей — фрезеровала верхние пазы. Внимательные глаза учителя наблюдали за каждым ее движением. Позднее Дуся Яковлева вспоминала: «В ученицы к Дмитрию Филипповичу я попала, когда он открывал счет мести за погибшего брата. Он учил работать на станке практически. Через неделю допустил меня к самостоятельной работе. Велика была моя радость, когда под его надзором выполнила норму на 184 процента. С тех пор я фрезеровщица». В день вахты она дала 200 процентов нормы.

На первом станке стояли три фрезы, на двух других — по одной. Послушные опытным рукам Дмитрия, они яростно вгрызались в металл, сбрасывая горячую маслянистую стружку. Работа шла без остановки. Движения доведены до автоматизма. Спокойно двигалась между станками его высокая стройная фигура. Наблюдавшим за Дмитрием рабочим казалось, что идет обычная по темпам работа, без особого напряжения. Ненадолго появился Денисов. Вдалеке постоял, чтобы не мешать работе.

Обеденный перерыв Дмитрий провел по заведенному распорядку. Перекусил. Зашел в красный уголок. Просмотрел свежую газету. Без этого уже не мог. Ждал и искал новостей о Ленинграде.

После обеда возобновил работу точно по гудку. Руки привычно меняли детали. Горка готовых «вилок» росла, но он подавлял в себе желание пересчитать их. Скоро пришлось их класть на пол, так как на шкафчике не хватало места. Однако усталости большей, чем всегда, он не ощущал. Поэтому, когда раздался гудок, то подумал: не рано ли? Выработанные детали для подсчета отнесли контролеру ОТК. Дмитрию казалось, что считают долго. И наконец объявили — норма выполнена на 1480 процентов!

Цифра выработки Босого всех ошеломила! Цех ликовал. Затем митинг. Выступали многие — инструктор завкома Федякин, председатель цехкома Богуслав. Все они подчеркивали закономерность небывалого рекорда Босого.

Начальник цеха Явиц сказал, что Дмитрий Федорович «всегда показывал образцы трудовой производственной дисциплины. Это подлинный революционер производства, давно и серьезно работающий в области изобретательства и рационализации». Затем на импровизированную трибуну поднялся Дмитрий. Видно было, что чувствует он себя на трибуне неуютно. И наряд не совсем подходящий. Немногословный, он и сейчас остался верен себе. На просьбу рассказать, как добился такого успеха, сказал: «Приходите — покажу». И добавил: «Завтра выполню не меньше. Мы все должны так работать, чтобы выпустить больше машин, необходимых нашей родной армии». Здесь же, на митинге, Дмитрию вручили премию. В основном продукты. Особенно обрадовали новые сапоги.

Свое слово Дмитрий сдержал. На следующий день, 13 февраля, рекорд был повторен, сменное задание выполнено на 1438 процентов. Месячная норма за два дня. В последний день месяца к слету стахановцев города он дал 1764 процента. К 20 марта был выполнен годовой план.

Во всех цехах завода прошли митинги.

Появились призывы: «Равняйтесь по Босому!», «Работайте так, как работает тов. Босый!» Цифра рекорда ошеломляла и будоражила людей. Не обошлось без скептиков, причислявших к соавторам рекорда и нормировщиков. Однако отдельные рабочие уже брались перекрыть рекорд Босого. Фрезеровщики Александр Дианов, Кузнецов, Нефедов, Изотов, Алексеев, Николаев, Тройников вызвались перекрыть достижение или, как сказал шутливо Дианов, «обуть» Босого. В цех началось паломничество. Рабочие требовательно наблюдали за всеми операциями. Это больше всего радовало Дмитрия, который готов был каждому помочь.

Пример Босого подстегнул. Вслед за 12 первыми на вахту встали еще 139 человек. Револьверщица Чистякова дала 6 норм, столяр Соколов — 9,5, строгальщик Павлов — 5, токарь Львов — 5, фрезеровщик Ефимов — 8, Токарь Яблоков — 9, слесари Голованов и Шуп — по 6,5 нормы, токарь Жизневский — 5 норм. Остальные — по 2–5 норм. С трибуны городского собрания стахановцев 5 марта Дмитрий говорил: «Самое отрадное состоит в том, что десятки людей последовали моему примеру».

К середине марта на заводе уже 32 рабочих выполнили задания на 1000 и более процентов.

Свое обещание догнать Босого Александр Дианов выполнил 21 февраля. Двенадцатилетний стаж станочника помог ему быстро освоить новые методы работы. Вместе с Александром Нефедовым, использовав оригинальное приспособление, они сумели дать по 2831 проценту на каждого. Это было высшее достижение на заводе. Они же и перекрыли его, выполнив 8 апреля свыше 20 норм за смену. Дианов не только сам великолепно работал, но и весь свой участок вывел в передовые. Все рабочие выполняли не менее 200–300 процентов.

Готовясь к рекорду, Дмитрий понял, что без помощи инженеров, технологов не обойдешься. Возникали такие проблемы, которые он сам не мог решить. Правда, во время подготовки к рекорду помогал во всем как искренний друг начальник участка Фрумкин, инженер Карташов, конструктор Ханин. Однако в статье о своем опыте для газеты «Правда» он писал, что, как правило, конструкторы отстают от запросов стахановцев.

«Доходит до анекдотов… Конструкторам следует серьезнее относиться к рабочей мысли и не считать на месяцы, когда дорог каждый час. Я тоже попросил как-то сделать мне одно приспособление — стали сомневаться: а будет ли обеспечено крепление, не будет ли вырываться деталь из приспособления при больших оборотах станка? Дело пустяковое, а разговоров было много. Когда это приспособление было готово и установлено, все сомнения сразу рассеялись. Детали, конечно, не срывались, хотя я вместо одной закладывал 12 сразу.

Если даже сомневаешься в идее стахановца, зачем ему закрывать душу? Почему не попробовать? Ведь технология разная бывает — хорошая и плохая. В технологии многое стареет, и нельзя, чтобы груз старых навыков и привычек мешал росту нового. Конструкторы сомневались, а игра стоила свеч: благодаря своему приспособлению я делал в смену 280 деталей, а без него стахановец Михаил Алексеев давал в смену только 20 штук.

Больше веры в рабочую инициативу! Больше желания работать рука об руку со стахановцами!»

Проблема тесной связи «тысячников» с инженерно-техническими работниками стала предметом обсуждения на страницах печати, на совещаниях стахановцев.

Городской комитет партии в короткий срок сделал предложенный Босым метод работы достоянием коллективов всех предприятий.

13 февраля газета «Тагильский рабочий» под рубрикой «Норма выполнена на 1480 процентов» на первой полосе поместила сообщение о стахановском рекорде Дмитрия. На первой странице была помещена большая фотография Босого. В кожаной тужурке и гимнастерке Дмитрий напоминал питерских рабочих периода гражданской войны.

Газета отмечала, что Босый «положил в Нижнем Тагиле начало движения «тысячников» — стахановцев военного времени, введя в употребление слово «тысячник». Следом на Доске почета появились портреты Александра Дианова, Александра Нефедова, Николая Яблокова и других рабочих.

К апрелю 1942 года на предприятиях Нижнего Тагила насчитывалось уже 107 «тысячников».

24 марта Дмитрий пришел в цех в приподнятом настроении.

В этот день в передовой «Правды» было сказано: «Дмитрий Босый — это творец, новатор, изобретатель. Это высококвалифицированный рабочий, полностью овладевший техникой и двигающий ее вперед. Это фрезеровщик-виртуоз. Таких выдающихся людей у нас в стране немало…»

Дмитрий радовался, что движение набирает силу, ширится.

Известие о присуждении ему Государственной прении наряду с прославленными мастерами — машинистом Николаем Луниным, горняками Алексеем Семиволосом и Нларионом Янкиным, чьи имена гремели по всей стране, потрясло Дмитрия.

Совет Народных Комиссаров впервые с начала войны присуждал Государственные премии. Эти премии быта наградой Родины за огромный вклад в победу. Впервые в числе лауреатов были названы имена рядовых рабочих.

«Правда» писала:

«Особенно значительны премии, присуждаемые в нынешнем году за коренные усовершенствования методов производственной работы. В числе лауреатов тт. Лунин, Янкин, Семиволос, Босый. Эти люди еще недавно были совсем не известны в ученом мире. Они не имеют ученых степеней. Они лишь практики в своем деле. Но в этом своем деле они совершили переворот коренным усовершенствованием методов производственной работы».

Это была высокая оценка заслуг Дмитрия Босого. В самый ответственный и сложный период работы советского тыла, после грандиозной перестройки промышленности на военный лад, решающим условием значительного повышения производительности труда являлось высокоэффективное использование имевшегося оборудования. Важно было пробудить творческие силы новаторов из числа рабочих, инженеров, выявить все резервы, заложенные в станках, механизмах, всемерно сократить путь от момента подачи рационализаторского предложения до воплощения его и широкого распространения, сделать опыт передовиков достоянием десятков тысяч рабочих. Тех рабочих, которые только пришли в цехи заводов, фабрик.

Пришла слава. Зачастили корреспонденты, фоторепортеры… Известность принесла и семейную радость. Из госпиталя прислал письмо брат Борис. А ведь его считали погибшим…

Тогда же состоялась встреча с Мариэттой Шагинян. Беседа была долгой. Поражала Дмитрия та легкость, с которой разговор переходил от дел житейских на сугубо производственные. Чувствовалось, что писательницу интересует все малейшие детали, что она хочет тепло и задушевно рассказать о нем, о его работе. Дмитрий запомнил ее внимательные глаза, когда она наблюдала за ним в цехе. Дмитрий в душе гордился этой встречей, так как знал, что рабочие любили и глубоко уважали эту умную, энергичную женщину за ту ее привязанность к Уралу, которая чувствовалась в каждой статье о людях края, об их тяжелом, но героическом труде. Появившаяся вскоре в «Правде» статья Шагинян глубоко тронула Дмитрия.

Шагинян много раз писала о Дмитрии Босом. Он поразил ее не только профессиональным мастерством, но главное — душевной силой и чистотой.

Вот короткое от 9 марта 1943 года письмо Мариэтты Шагинян, сохранившееся в семейном архиве:

«Дорогой сынок, Дмитрий Филиппович! Спасибо сердечное за Ваш замечательный подарок. Очень была рада познакомиться с Вашим братом, он очень на Вас похож, только глаза у него синие. Вышла книга Рябинина о Вас «Месть Дмитрия Босого». На беду, мы ее не успели сейчас дать Борису Филипповичу, но обязательно пришлем Вам по почте. Я приеду в Нижний Тагил в апреле или в конце марта, привезу хороших книжек для Ваших ребятишек. Желаю Вам здоровья, берегите его. Горячий привет всему Вашему семейству. Мариэтта Шагинян».

Шагинян, будучи далекой от техники, была покорена зрелищем творческого процесса, каким виделся ей труд Дмитрия Босого.

«Фрезеровщик Дмитрий Босый ставил себе простую цель — придумать что-нибудь такое, чтобы ускорить процесс работы на своем фрезерном станке и тем самым помочь делу обороны. Но простая цель стала дверью в необычное. Наши универсально-фрезерные станки Горьковского и Тульского заводов типа 682 и ТУ-2 оказались неисследованной сокровищницей технических возможностей.

Когда вы видите Дмитрия Босого среди станков, где его очень нервные, сильные руки все время движутся, соединяют, осмысливают, опрозрачнивают перед вами рабочие механизмы, вы начинаете постигать очень большую молодость этих механизмов, неисчерпаемые возможности замены в них ряда ручных операций автоматическими, лишь бы рука человека приложила к этому свое приспособление — новую форму фрезы, какую-нибудь державку, закрепляющую деталь в необычном положении, коробку или кондуктор. В математике есть одно замечательное понятие — «векторная величина», оно означает заданное направление, и при его помощи можно отметить не только количество («столько-то»), не только действие, производимое этим количеством, но и «куда» этого «количества», то есть заданное ему направление. Можно, не боясь натяжки, сказать, что Босый при помощи державок и кондукторов придал фрезерному станку векторную величину. Упрощая, автоматизируя, убыстряя или усиливая работу, все эти отдельные улучшения подводят нашу механику к принципиально новому этапу использования и развития станков».

В приведенном отрывке писательница сумела удивительно точно охарактеризовать значение босовского почина. Он лежал в русле гениальной линии технического прогресса — автоматизации. И в то же время открывал перед каждым рабочим возможность до конца исчерпать резервы действующего оборудования, за счет «малой» механизации резко поднять выработку. «Секрет» Босого заключался в том, что он удачно соединял в себе качества и конструктора, и технолога, и производственника. Его новшества давали большой производственный эффект и в то же время существенно облегчали труд.

Прошел год. Рекорды были фантастическими. Один за другим все новые рабочие становились на ударные вахты. Предмайское соревнование дало новые имена передовиков. Обещание перегнать рекордсменов в инструментальном цехе дали токари Чавриков и Жизневский. Вызов персонально адресовался Николаю Яблокову. Тот был токарем-виртуозом и по праву считался первым последователем Дмитрия Босого. В феврале — марте он стал давать 8, 10, а затем 12 норм. Вызов двух опытных станочников Яблоков принял. Всем троим дали однородную работу. К концу смены у каждого лежали груды гаечных метчиков. Яблоков выполнил за смену 17 норм. Чавриков и Жизневский — по 12. Втроем они заменили 41 станочника. 8 апреля фрезеровщики Даннов и Нефедов дали по 31 норме каждый, заточник Высоцкий и фрезеровщик Ефимов — по 21 норме. Став на предмайскую вахту, Босый выполнил 37 норм. Праздник 1 Мая на заводе встречало уже более 40 «тысячников». Увеличилось число «двухсотников», «трехсотников», «пятисотников».

Однако завод в целом никак не мог войти в утвержденный правительством график сдачи продукции. По отрасли он был отстающим. Та же «Правда», которая сыграла такую большую роль в распространении методов Дмитрия Босого, в одной из передовиц писала, что руководство завода, увлекшись отдельными рекордами, мало заботится о повышении квалификации рабочих, о непрерывном росте производительности труда.

Читать эти строки Дмитрию было тяжело. Он видел, что на отдельных участках руководители свыклись с недостатками, считают их неизбежными в военных условиях, своей слабой работой тянут весь завод назад. Одним из отстающих был цех № 14. Цех уже длительное время недодавал ряд важнейших деталей, не поспевал за нарастающим ритмом выпуска боевых машин. Под руководством Ханина группа конструкторов приступила к разработке приспособлений для обработки специальных деталей. Новая оснастка, позволявшая превращать универсальные станки в полуавтоматы, ликвидировала дефицит на ряд деталей. Было переоборудовано около 20 станков. Однако отдельные усовершенствования не спасали дела. В цехе недоставало организованности, некоторым молодым работницам никак не могли подобрать дела, в то время как многие станки простаивали. Рабочие тратили массу времени на поиски простейших инструментов. У инженеров до всего этого не доходили руки. Большую часть времени забирала канцелярская работа. В цехе сменили руководство. Новый начальник цеха, человек волевой, энергичный, начал круто менять порядки. Однако чувствовалось, что ему не хватает поддержки.

Вот тогда-то руководство завода решило направить в цех № 14 группу высококвалифицированных рабочих во главе с Босым, способных оказать коллективу практическую помощь. Разговор в парткоме с Денисовым был короткий: задача ясна — передать молодежи опыт «тысячников».

Дмитрий понимал, что невозможно сделать всех рабочих «тысячниками». Чтобы работать так, как трудились передовики, нужны были большое мастерство, опыт, знания. Не все рабочие обладали этими качествами. Но навести порядок на каждом рабочем месте, снабдить все станки простейшими приспособлениями, набором необходимых инструментов было возможно. «Тысячники» должны были помочь «развязать» в цехе «узкие» места, обучить своим приемам молодежь, убедить сомневающихся в преимуществах своей работы. В цехах было еще много рабочих, искавших причины славы Босого в «ошибках» нормировщиков и учетчиков, в использовании труда учеников и не желавших видеть главного. Дмитрий в своем цехе демонстрировал стабильность рекордов, переходя от детали к детали. После обработки детали «вилка» он дал 1800–1900 процентов на детали «ухо», а наивысших результатов достиг при обработке «коробочки». Обрабатывая сразу 17 деталей, он смог за смену выполнить более 20 норм. И всюду решающую роль играли изобретенные им приспособления.

«Босовский инструмент» — термин, прочно вошедший в употребление на заводе. Набор фрез, сконструированных Дмитрием, специально изготовляли в одном из цехов завода.

Переход на работу в цех № 14 преследовал одну цель — вывести его из отстающих. Придя в цех, Дмитрий сразу же взял на общественный буксир своих новых товарищей. Прошло немного времени, и на многостаночное обслуживание с применением эффективных приспособлений перешли фрезеровщики Изотов, Николаев, Алексеев. Они ревностно следили за каждым его экспериментом, стараясь не отставать. Одновременно Дмитрий обучал молодых. Помогать новичкам было главным условием Босого в личном соревновании с Николаем Ковалевым, стахановцем Челябинского завода.

В школе Д. Ф. Босого за 1942 год получили высокую квалификацию 16 учеников, не считая тех, кому он помог как инструктор стахановских методов труда.

Д. Ф. Босый-учитель — это настоящий педагог, внимательный, терпеливый, требовательный. Сколько заботливого и бережного отношения к начинающему рабочему чувствовалось в его советах: «…иногда бывает достаточно небольшого толчка, чтобы молодой станочник увереннее управлял станком…Когда станешь за станок, присмотришься к человеку, который его обслуживает, да поговоришь с ним, тогда и находишь новые, более эффективные методы труда».

Всех его учеников отличали прекрасное знание оборудования, смелость, стремление к новому. Это достигалось тем, что вдумчиво-спокойный учитель не боялся риска. Осваивая новую деталь, он обязательно привлекал учеников, на практике воспитывая у них нужные качества. Леонид Лысенков, один из самых способных учеников Дмитрия Филипповича, впоследствии, став станочником-стахановцем, вспоминал: «Мне посчастливилось, фрезерному делу я учился у Босого Д. Ф. Это была замечательная школа, в которой я приобрел не только специальность и зрелость, но научился рационализаторски мыслить, заботиться о дальнейшем совершенствовании приемов и методов работы».

Цех с трудом осваивал деталь «четырехзаходный червяк». Токарь седьмого разряда мог за смену дать не более двух деталей. Разработку новой технологии «червяка» Дмитрий начал совместно с М. Б. Ханиным. Босый предложил заменить токарную обработку фрезерной. В ночь на 18 апреля 1942 года в присутствии директора завода Журавлева было испытано приспособление для непрерывного фрезерования.

Теперь надо было проверить, сможет ли малоквалифицированный рабочий эффективно работать на новом станке. Подведя к нему своего ученика Леню Лысенкова, Босый сказал:

— Смотри и любуйся. Благодаря такому приспособлению можно не только «тысячником» стать, но и за полсотни фрезеровщиков поработать.

Потом взял в руки неказистую деталь и продолжал:

— Начнем делать ее на фрезерном станке вместо токарного. Работать будет легче, а «червяк» от этого только выиграет: будет предельно точным.

И тут же стал раскрывать секреты — как подобрать шестеренки, как пользоваться делительной головкой станка. Когда же Леня самостоятельно изготовил первую деталь, результаты были ошеломляющие — 14 минут длилась вся обработка «червяка». 14 минут вместо почти 6 часов!

— Молодец, Лысенков. Сделал отличную пробу, выдержал экзамен, — одобрил учитель.

«Предел ли это? — спрашивал себя Дмитрий. — Может быть, увеличить подачу?» Ханин возражал, боясь, что не выдержит материал фрезы. Когда тот пошел в конструкторское бюро проверить расчеты, Дмитрий сам встал к станку. Обработка нового «червяка» заняла всего 10 минут.

Вот оно, искомое, и найдено! Дмитрий еще никогда, кажется, не был так горд. Более убедительного доказательства эффективности его метода трудно было найти. Это была большая победа. Ее закрепили другие участники «буксирной» бригады «тысячников». Каждый выполнил до 6—10 норм. Через три дня выполнил план весь цех, а затем и завод.

Движение «тысячников», шагнув за пределы завода, Нижнего Тагила, а затем и Свердловской области, уже в марте охватило заводы и фабрики Урала, Поволжья, Сибири и других районов страны. Многие фрезеровщики, токари, сталевары, энергетики, технологи, рабочие десятков специальностей хотели помериться силами с Босым. Новосибирский токарь инструментального цеха завода «Сибметаллстрой» Павел Ширшов вызвал 3 апреля 1942 года Босого на соревнование через газету «Уральский рабочий». Ширшов писал:

«Дорогой Дмитрий Филиппович! Узнал из «Правды» о твоих успехах. Хочу поделиться и своими достижениями. В последние две недели я систематически повышаю производительность труда: 18 марта дал 1090 процентов к плану, затем достиг 1454 и 1818, а на днях за смену выполнил 20 норм. Применяя все новые и новые методы работы на своем токарном станке, я надеюсь добиться еще больших результатов.

Ты на Урале, я в Сибири, ты на фрезерном, я на токарном станке, мы делаем одно общее дело — куем в тылу победу над врагом. Вслед за мной появилось много «тысячников» и даже «двухтысячников»… Я хочу предложить тебе: давай соревноваться, покажем, как много еще могут дать наши станки, если разумно и рационально их использовать, если выжать из них всю силу…»

На одном из авиазаводов фрезеровщик Монаков при помощи сконструированного им, Дмитрием, приспособления и специального набора фрез, обрабатывал одновременно 24 детали. Он заменил 63 строгальщиков, 55 слесарей, 15 фрезеровщиков и 15 разметчиков.

Особенно тронули Дмитрия письма фронтовиков. Его цех шефствовал над одной из частей генерал-майора Федюнинского. Узнав о рекорде Босого, бойцы прислали письмо: «Будем соревноваться с тобой, тов. Босый! Мы на фронте — оружием, а ты — на заводе, у станка, кто чем силен. Соревноваться так, чтобы ни один фашист не ушел с нашей земли живым».

28 мая ТАСС сообщило о рождении движения «тысячников» в Ленинграде. Первым был токарь Косарев. В блокированном городе, после страшной зимы, унесшей жизни сотен тысяч людей, измученные голодом ленинградские рабочие не отставали от своих уральских товарищей.

Движение уже стало массовым. На отдельных предприятиях появились уже десятки «тысячников». В Нижнем Тагиле их насчитывалось 200. в Свердловске свыше 300, каждый заменял нескольких рабочих. С трибуны совещания «тысячники» говорили не только о личном опыте повышения производительности труда, но и об обучении молодежи, помощи отстающим, участии в работе школ стахановцев, в улучшении организации труда.

Рядом с Дмитрием Босым в президиуме сидели лауреат Государственной премии бурщик Иларион Янкин, вагоноремонтник Иван Мезенин, экскаваторщик Ибрагим Самяткин, медеплавильщик Степайкин, сталевары Нурулла Баястов и Ибрагим Валеев, электрообмотчица Раиса Кыштымова — передовые люди не только Урала, но и всей страны, авторы всесоюзных и мировых рекордов выработки.

Среди находившихся в зале участников совещания внимание Дмитрия привлекли двое. Выглядели они как дед и внук. На груди старика — орден Красной Звезды, на блузе ремесленника — медаль. Разговорились. Это были рабочие с Украины. У Григория Яковлевича Лушпая сыновья сражались на фронте, у Васи Барановского партизанил отец. Вася с гордостью сказал, что его выработка — 1000 процентов и он старается работать так, чтобы отец мог им гордиться.

Через несколько месяцев, в годовщину первого рекорда — 12 февраля 1943 года, — Дмитрий выполнил норму на 6200 процентов, изготовил деталей за 27 фрезеровщиков. Всего в 1942 году он выполнил 6 годовых норм, обучив 16 молодых рабочих, многие из которых стали выполнять нормы на 200–300 процентов. В дни Курской битвы Дмитрий подал заявление о вступлении в ряды Коммунистической партии.

В 1945 году правительство наградило Босого орденом Ленина. Через год после победы Дмитрий Филиппович возвратился в родной Ленинград. Напряженные годы войны подорвали его здоровье. В начале 1947 года он переносит тяжелую операцию. Но болезнь ненадолго вывела его из строя. В конце того же года он вновь у фрезерного станка. Началась новая полоса рекордов. Как и в годы войны, опять заработала «школа Босого».

Трагический случай оборвал жизнь этого замечательного человек. Он умер, как жил, протянув руку помощи людям.

Во время прогулки на озере большой волной захлестнуло лодку. Из 12 человек спаслись все, кроме Дмитрия. Он был хорошим пловцом и пришел на помощь ребенку и женщине. Но сердце не выдержало…

Когда мы размышляем о слагаемых победы советских людей в Великой Отечественной войне, мы отдаем дань и смелому новатору-фрезеровщику Д. Ф. Босому, С его именем история навеки связала массовое движение рабочего класса той грозной поры — движение «тысячников».