Новаторы

ЕКАТЕРИНА БАРЫШНИКОВА

В. Прохоров

Это очерк о человеке, имя которого в 1943–1944 годах не сходило со страниц печати. О ней писали «Правда», «Комсомолка», «Московский большевик», множество других газет страны.

В 1921 году у крестьянина деревни Озерки, что на Орловщине, Григория Барышникова родилась дочь. Назвали ее Екатериной.

Григорий Барышников был отличным плотником, ходил в отхожий промысел — рубил избы по деревням, в Орле, Ельце.

В 1929 году узнал Григорий, что в Москве будет строиться завод и плотники там позарез нужны. Тогда-то Екатерина от отца услышала много интересного, что на всю жизнь врезалось в память.

По вечерам при свете керосиновой лампы собирались крестьяне к бывалому человеку Григорию. В избе становилось тесно. Катя вместе с братом забиралась на печку и слушала, слушала — удивительно, словно в сказке!

А отец говорил действительно о диковинных вещах: о том, что на окраине Москвы, на Сукином болоте, строится завод и землекопы находили скелеты с кандалами.

Сам видел, видел собственными глазами и, чтобы никто не сомневался, крестился, хотя в бога не верил.

— При царе там дорога проходила, по ней каторжных водили, вот который из-под конвоя «отвалится» — и в болото, там ему и смерть.

Отец рассказывал о том, как цыгане, которые испокон веков кочуют, коней воруют да на картах гадают, целым табором осели и работают на строительстве.

— Только один сбежал, пьяница. А когда вернулся, цыгане не приняли — прогнали прочь.

Второе, после рассказов отца, воспоминание о строительстве завода связано у Екатерины с пожаром летом 1932 года. Семья Барышниковых только приехала в Москву и поселилась в поселке Кожухово.

Был август, после обеда недалеко от цыганских бараков вспыхнул пожар, загорелся весь фанерный городок. Огонь с минуты на минуту мог перекинуться на завод. Рабочие тесной стеной выстроились на крыше ремонтно-механического цеха. Пламя бушевало, но никто не уходил. Спецовками тушили падавшие искры. Из цехов подавали воду кто в чем мог — в деревянных ящиках, в ведрах. Тут же и детвора, а с ними Катя и ее брат. Сначала взрослые отгоняли детей: не мешайтесь, дескать. Но разве уйдут?

Какая там ни есть, а помощь, где ведерко поднести, где пожарный рукав раскинуть. Рабочие, обжигая руки, растаскивали бревна. Завод был спасен.

В 1937 году, после окончания шести классов, она подает заявление в школу ФЗУ, организованную при Первом подшипниковом.

Через год Екатерина Барышникова переступила порог нового цеха точных подшипников (ЦТП-1).

Помнит она незабываемый день выпуска первой продукции. Как на сборку поступали первые партии колец подшипников и шариков, и сборщицы в белых халатах сортировали по допускам, собирали готовые подшипники Тут же контролеры, лица торжественные, но строгие — ведь они отвечают за точность. Но вот один, другой, третий — вся партия собрана.

После смены стихийно возник митинг. И кто бы ни выступал, в словах каждого чувствовалась гордость за свой завод, за себя.

Стоявший рядом с Екатериной инженер Федосеев спросил ее:

— Ну что, Катя-Катерина, мы ломим, гнутся шведы?

Она улыбнулась и кивнула головой. Вспомнила, как Николай Михайлович приходил к ним в училище и рассказывал о всемирно известной шведской фирме «СКФ». О красочной рекламе на улице Кирова (бывшей Мясницкой — «Весь мир вертится на подшипниках СКФ. Покупайте подшипники СКФ». Отличные подшипники были у шведов. Немалые деньги за них шли за границу. Ну а теперь советские точные станки, механизмы авиационной, судовой и другой техники будут работать на отечественных подшипниках.

Работа в цехе приучала Екатерину и ее подруг к строжайшему выполнению технической дисциплины. Незадолго до первомайских праздников, дело было в 1938 году, произошло чепе, взволновавшее всю комсомолию «Шарика».

Одно из отделений сборочного цеха «гнало план» потихоньку, враскачку в первой декаде и «навались» в третьей. Для облегчения сборку подшипников «1506» производили без втулок. Инженер планово-производственного отдела, которому доверили следить за выпуском этих подшипников, заявил:

— Мне совершенно безразлично, выпускаются ли подшипники со втулкой или без них. Меня главным образом интересует выполнение плана. Выпуск же подшипников без втулок облегчает выполнение задания.

На комсомольском собрании в ЦТП-1 кто-то предложил перевести инженера-очковтирателя рядовым рабочим.

— Это что ж? Позорить наше звание рабочего? — резко спросила одна из комсомолок. — Таким не место на заводе.

И, хотя неблаговидный поступок был совершен не в своем цехе, а в другом, отнеслись к нему комсомольцы так, словно дело касалось их цеха, их бригады. Мелкий, казалось бы, этот эпизод, но сохранился он в памяти Екатерины.

На заводе в то время бытовало мнение: дескать, женщина может быть хорошей станочницей, а вот что касается работы наладчика, то тут уж, извините, — дело это сугубо мужское: «Беда, коль пироги начнет печи сапожник, а женщина налаживать станки».

Одной из первых женщин на 1 ГПЗ Екатерина овладела профессией наладчика, это было в 1939 году. Восемнадцатилетняя девушка — и вдруг наладчик, с этим никак не могли смириться многие ветераны наладки, старые кадровые рабочие.

За ее работой внимательно следили, выспрашивали станочников:

— Ну как ваш наладчик?

— А почище вашего справляется, — отвечали те.

Соревнование со старыми мастерами наладки не легко давалось Екатерине. Не хватало опыта, знаний. После работы она иной раз подолгу возилась со станком, стараясь разобраться во всем до тонкости.

Постепенно у кадровых наладчиков отходило в сторону «ущемленное» чувство достоинства за свою «мужскую» профессию. И они следили за тем, как работает девушка-наладчик, старались помочь ей постигнуть секреты мастерства.

Осенью 1941 года Екатерина собиралась поступить в техникум, хотела стать технологом. А когда началась война, мечту о техникуме пришлось отложить.

После работы, а работать стали по 12 часов, начинались занятия по противовоздушной обороне.

В ночь с 22 на 23 июля, когда вражеская авиация совершила налет на столицу, одним из объектов, подвергшихся нападению, был Первый подшипниковый.

Екатерина вместе со всеми всю ночь боролась с огнем, тушила «зажигалки».

Отец Екатерины работал в пожарной охране завода. Встретив ее утром на заводском дворе, он сказал:

— Молодец, дочка, не стыдно за тебя! — А потом улыбнулся и спросил: — Может, теперь, после этого «крещения», в пожарку к нам пойдешь? С радостью примут.

Екатерина засмеялась.

— Нет уж, отец, пожарником я буду по совместительству.

Екатерина вместе с отцом решила, что останется в Москве. Уже тогда коллективу предприятия приходилось работать с большим напряжением. Многие рабочие в первые дни войны ушли на фронт, значительное количество оборудования было отправлено на восток, в разные города, где создавались новые подшипниковые заводы.

— Оборудования, специалистов не хватало, — рассказывает Екатерина Барышникова, — но мы продолжали работать, трудились даже во время налетов вражеской авиации, которая буквально охотилась за заводом, пытаясь во что бы то ни стало вывести его из строя. Особую ценность представлял наш цех и ЦРД (цех разных деталей) — основные поставщики военной продукции.

Пустели цехи завода, меньше и меньше оставалось рабочих. Одни ушли на фронт, другие отправились в глубокий тыл. Эвакуировали и цех точных подшипников, где работала Барышникова.

— А ты что же, Катя? — спрашивали ее оставшиеся знакомые.

— А никуда я не поеду, в Москву немцев не пустят, а работу и здесь найду. Новый цех создается, автоматы изготовлять — дело новое, а специалистов нет, вот и будем работать.

В октябре 1941 года в опустевшем помещении заводского ФЗУ создали механический цех по производству затворов к ППШ (пистолет-пулемет системы Шпагина). Туда-то и направили Екатерину. Трудно на первых порах осваивать выпуск незнакомой продукции. Нет ни мастера, ни инженера, который знал бы это производство и мог бы объяснить непонятное. Вот здесь-то и пригодился Екатерине ее опыт. Приходилось быть универсалом, выполнять самую разнообразную работу на самых различных станках. Буквально с каждым днем росла программа; особенно трудно приходилось в первые дни. Один-два затвора, больше не получалось, хоть расшибись, — то одно, то другое не ладилось.

— На всю жизнь, — вспоминает Екатерина Григорьевна, — врезался в память день четырнадцатого октября 1941 года… В школе № 474 проходило формирование рабочего батальона Таганского района. Я пришла тогда провожать товарищей, друзей. Много нас было, желающих в те дни уйти на фронт. Но не всех брали, особенно из нашего цеха, производившего оборонную продукцию.

В декабре 1941 года враг был отброшен от Москвы, и Государственный Комитет Обороны принимает решение о восстановлении московских заводов.

8 февраля 1942 года получили решение правительства о возобновлении производства подшипников на Первом ГПЗ.

Трудности восстановления усугублялись тем, что большинство из вновь принятых рабочих были юноши и девушки или домашние хозяйки, которые никогда прежде не работали. Присланные на завод бывшие фронтовики зачастую не имели рабочих специальностей. В числе пришедших на завод были преимущественно люди низкой квалификации (браковщики, подсобные рабочие). Не хватало опытных мастеров, наладчиков, рабочих — станочников, ведущих профессий.

Екатерина, хотя ей шел тогда двадцать первый год, считалась ветераном завода, специалистом-наладчиком. По инициативе старого коммуниста рабочего-токаря Михаила Клинишева решили к каждому квалифицированному рабочему прикрепить по три-четыре подростка. Были и у Екатерины свои подшефные. Они долго не задерживались. Только за три месяца небольшая группа кадровых рабочих обучила 200 человек.

Екатерина Григорьевна хорошо помнит Володю, Виктора, Колю и Женю. Прошло несколько месяцев, и эти мальчишки стали отличными рабочими.

— А вначале что спросишь с них, — вспоминала Екатерина, — «малолетки». «Хрупчиками» их звали. Придут, глазами удивленными смотрят и из кармана сухари достают, по одному «хрупают».

Вчерашние школьники с каждым днем становились серьезнее; а народ они дотошный, во все вникали. А когда в 1942 году на заводе создали два новых цеха, то работала там только молодежь.

Вскоре многотиражка завода называла имена передовых комсомольцев: Алексея Столярова, Олега Обрезкова, Владимира Ляпунова и Екатерины Барышниковой. Они совершенствовали технологический процесс, улучшали организацию труда.

Скупы строчки отчетов того героического времени.

В отчете комсомольской организации находим, что «комсомолка Барышникова добивалась высоких производственных показателей не за счет перенапряжения мускульной силы, а главным образом за счет совершенствования методов работы». Не силой, не числом, а умением, — уже тогда было правилом Екатерины.

В 1943 году заготовительный участок ремонтно-механического цеха № 1 Екатерины Барышниковой на протяжении ряда месяцев работал с перебоями. Чтобы вывести участок из прорыва. Екатерина создает комсомольско-молодежную бригаду. Незадолго перед этим — 22 апреля, в 73-ю годовщину со дня рождения В. И. Ленина — ее приняли кандидатом в члены Коммунистической партии. И создание комсомольско-молодежной бригады было ее первым партийным поручением.

30 июля 1943 года в заводской многотиражке поместили заметку Кати Барышниковой. Она писала, что организовала молодежную бригаду из пяти девушек, недавно пришедших в цех.

«Прежде всего я узнала, где и как они живут, где работали до поступления на завод, что читают, чем интересуются, учатся ли». Краткая была эта заметка, а за ней целая история…

Когда создавала комсомольско-молодежную бригаду, долго присматривалась, кого бы взять, чтобы работать дружно, единой семьей. В отделе технического контроля ей приглянулись две девушки: Тамара Гаранина и Леля Андрианова. Разные они были: Тамара, та более резкая; Лелю отличал мягкий характер, хотя и не без сарказма. Понравились они Екатерине, сама не знает за что, почувствовала — хорошими подругами будут и не подведут.

В ОТК продукцию Екатерины принимали с первого предъявления и всегда в пример ставили.

— Если все так сдавать будут, то зачем контролеры, — говорили обычно мастера.

Так что тут у Екатерины и с Тамарой и с Лелей сразу общий язык нашелся. Но одно дело продукции оценку давать, «критиковать» ее, другое — самому сделать. Тамара с Лелей это хорошо понимали и побаивались перейти рядовыми работницами на станок — справятся ли? А Екатерина посмотрит на руки их нежные и вздохнет:

— Ох, девоньки, нелегко придется вам!

Но Тамара и Леля все-таки имели представление о производстве. А вот что касается остальных членов бригады, то с ними труднее. Юля Рыжова — только со школьной скамьи, завода вообще не видела. Тоня Киселева из ремесленного училища, а учили в то время «скоростными методами». Юра Ермилин, мальчик шестнадцати лет, вчерашний школьник, попал в бригаду к Екатерине не совсем обычно. Его «крещение» в рабочие оказалось неудачным, да об этом он не любил рассказывать.

В первый же день он погрузил стружку в коробку, крановщик зацепил и повез. Юра должен был простое дело сделать — отвезти коробку в положенное место и высыпать. Стал он крючок отцеплять — не получается.

— Майна, вира! — кричит крановщику — словам этим уже выучился.

Наконец отцепил крючок, а стружка не вываливается. Всем телом навалился на коробку, она и перевернулась Юра упал, его завалило стружкой. Вылез. Обошлось благополучно. Но работу такелажника невзлюбил и поэтому, когда Екатерина предложила идти к ней в бригаду, с радостью согласился.

Много пришлось повозиться Екатерине, пока своих бригадников обучила работе строгальщиков. Безобидные «ваннорманы» казались им страшными машинами, с которыми ох как трудно справляться! Но вскоре даже маленькая Тоня Киселева выполняла норму на 250 процентов. Доставалось это нелегко.

Когда получали фронтовой заказ, то не отходили от станков по две, а то и по три смены. Не все выдерживали напряжение, некоторые падали возле станков; их приходилось подменять на час-другой, пока отдохнут на воздухе — при дневном свете. Ведь работали четыре года при электрическом освещении: все окна закрашивались черной краской — светомаскировка.

— А выйдешь на улицу после смены, — рассказывает Екатерина Григорьевна, — голова кругом идет, хватаешься за что-нибудь, чтобы не упасть. Сказывалось, конечно, и недоедание, хотя в 1943 году питались лучше, чем в первые годы войны. На работу бригада приходила до начала смены. Тщательно осматривала каждый станок, каждую деталь и, если находили какой-нибудь дефект, сейчас же исправляли.

Но вот уже скоро о бригаде заговорили в цехе. В первый же месяц бригада Барышниковой в соревновании по заводу заняла второе место, выполнив норму на 280 процентов, и получила звание «фронтовая». В дни, когда из конца в конец нашей страны разнеслась радостная весть о взятии Красной Армией Орла и Белгорода, заводу присудили Красное знамя Государственного Комитета Обороны.

— Хорошо помню тот день, — вспоминает Екатерина Барышникова, — это было двенадцатого августа 1943 года, на общезаводском митинге, в присутствии представителей ВЦСПС, наркомата, городской и районной парторганизаций делегация гвардейской части во главе о генерал-майором Токаревым вручала заводу переходящее Красное знамя Государственного Комитета Обороны. На митинг пришли всей бригадой: я, Леля Андрианова, Тамара Гаранина, Юля Рыжова, Тоня Киселева, Юра Ермилин. А через два дня бригаде вручили переходящее Красное знамя комитета комсомола. Заводские комсомольцы выпустили «молнию»: «Равняйтесь по бригаде Екатерины Барышниковой!»

В августе 1943 года бригада Екатерины Барышниковой выполнила план на 317 процентов и заняла первое место по Таганскому району. Ей были вручены переходящие Красные знамена комитета ВЛКСМ завода и РК ВЛКСМ.

А в сентябре бригада Екатерины Барышниковой заняла первое место среди «фронтовых бригад» Москвы. И все же Екатерине казалось — мало. Тамара Гаранина, веселая, энергичная, доказывала:

— Ну что ты, Катя, хочешь? Дальше некуда! Ты только посмотри, старички и те уж не угонятся за нами, а у них за плечами десятки лет работы! Ты у нас одна ветеран. А меня взять, Лелю Андрианову, Юлю Рыжову, Тоню Киселеву, все зеленые — и станка-то не видали.

Вчерашние школьницы работали не хуже опытных рабочих. Но и этого мало. Что можно сделать еще? Результатом ее раздумий стали всевозможные мелкие рационализаторские предложения: различные приспособления к станкам, новые зажимные устройства.

Как заставить станок работать быстрее и согласовать с его ритмом движения своих рук?

А что, если работать с повышенным режимом, увеличить подачу и тем самым сократить время на обработку каждой детали? Обратилась Екатерина к мастеру, а тот ей в ответ:

— Нам план выполнять, а ты тут со своими опытами — пустое это дело.

Решила не отступать. Подготовили заточенные резцы, изменили режим работы станка. Стали работать с механической подачей сразу на три зуба. Машинное время на обработку детали сократилось в три раза: вместо 2,17 минуты, предусмотренных технологической картой, стали деталь обрабатывать за 0,72 минуты. Ну здесь, кажется, все выжато из техники, тут можно и остановиться. Никто еще в цехе не добивался подобного. Заговорили о ее бригаде на заводе, многотиражка стала писать: «Перенимайте опыт новатора Барышниковой!»

Но и здесь не успокоилась. Стала подсчитывать, что еще можно сделать. На подготовительные операции уходит 0,28 минуты и 0,72 — собственно машинное время, когда станок работает без помощи рабочего и станочник свободен. Значит, в эти доли минуты можно обслуживать другой станок, работающий в том же ритме. Так родилась идея сократить состав бригады и давать ту же продукцию. Но одно дело идея, другое — как эту идею осуществить. Надо все продумать, получится ли. В свободные 0,72 минуты нужно подойти к другому станку, снять с него деталь, закрепить другую, выключить самоход, заправить первую стружку, убедиться, что станок работает нормально, промерить снятую деталь и вернуться к первому станку. Считали, что такой темп работы нереален. И инженеры, и экономисты не на одном заводе все обдумывали, все просчитывали — что они меньше знают, меньше понимают? Они знают, а тебя поставили к станку — знай свое место!

Ясно стало Екатерине — здесь можно кое-что изменить. Станки стоят не так, как нужно. Ведь можно иначе, и будет лучше, и один человек сможет работать за двоих. За двоих — легко сказать. А не приходилось ли тебе и твоим подругам падать у станка?

Екатерина еще и еще раз обдумывала план расположения станков в цехе. Рабочая часть одного станка отделена мотором от станка второго ряда, но почему же? Ведь если повернуть второй ряд станков к первому рабочим столом (суппортом), то один человек сможет работать на двух машинах. А если на других участках в цехе сделать то же самое? А по заводу, по всей стране? Эти мысли не давали Екатерине покоя. Но попробуй-ка убеди мастера. По старинке, по привычке, этак легче, этак спокойнее, так привык работать. Есть от чего в отчаянье прийти! Несколько дней она ходила, словно слепая, все сомневалась, взвешивала. А вдруг ошибусь? Еще и еще раз изготовляла простенькие чертежи. И после работы, усталая, не могла заснуть. Наконец решила подойти к мастеру, хотя знала его характер и вечное «мне план давай, а не журавля в небе». На этот раз мастер внимательно выслушал Екатерину.

— Дело стоящее, но, сама понимаешь, риску много, план горит. Обещаю поговорить с начальником цеха.

— Ох уж эти обещания! — вздохнула Екатерина.

Как быть? Посоветовалась с Тамарой Гараниной. Тамара отличалась резкостью суждений, вот и сейчас высказалась она в своем обычном духе.

— Ну что ты, Катя, одна с ним разговариваешь, бесполезное дело. Надо всей бригадой на него навалиться — тут уж он никуда не денется.

— Нет, Тамара, с ним кашу не сваришь, — со вздохом произнесла Екатерина.

На следующий день Екатерина решила идти к начальнику цеха.

Развернула перед ним свои чертежи.

— Смотрите, Дмитрий Иванович…

Тот долго что-то чертил, пододвинул счеты, начал костяшками щелкать.

— Вот что, Екатерина, расход времени на приобретение новой сноровки рабочего не покроет экономии от сокращения рабочей силы — это раз.

И Дмитрий Иванович щелкнул костяшками счетов.

— Время на перемонтаж нужно? Нужно. Где взять? А план новый дадут, как выполнять будем? Не тебя ли с подругами на носилках выносили, когда трое суток из цеха не выходили, заказ срочный выполняли? Было такое?

— Было, Дмитрий Иванович, — ответила Екатерина.

А начальник цеха знай костяшки откидывает — и во-вторых, и в-третьих, в-четвертых и в-пятых…

— Ну что ж мы имеем, а? А имеем никакой прибыли, одни убытки. Так-то!

Дмитрий Иванович отодвинул счеты.

— Значит, так, Екатерина, кончится война, вот тогда и займемся разными экспериментами.

Вечером в общежитии Екатерину обступили подруги.

— Ну что, была у начальника? — спросили девчата.

— Была.

— И что же?

— По подсчетам Дмитрия Ивановича не выйдет из нашей затеи ничего — овчинка выделки не стоит.

Екатерина хотела выложить душу перед подругами, рассказать все подробно, но помешала Леля, которую отличала чисто женская гибкость в поисках более простого и легкого выхода из трудного положения, сказала:

— Хорошая мысль у меня созрела, девочки. Давайте-ка напишем этакую толстенькую, страничек на пятнадцать-двадцать объяснительную записку. Есть у меня один знакомый товарищ, умеет это делать, разные там экономические обоснования, расчеты. Главное, чтобы «рукоделие» выглядело солидно. Полистают соответствующие товарищи наш фолиант, подержат в руках — «весомо, грубо, зримо»…

А когда потушили свет, Екатерина долго не могла заснуть. Перед глазами стоял все тот же Дмитрий Иванович со своими счетами, а в голове стучало: во-первых, во-вторых, в-четвертых, в-пятых…

На следующий день после работы Екатерина решила сходить к секретарю парткома Шклюкову. Александр Николаевич внимательно выслушал ее.

— За большое дело беретесь, а говорили ли об этом у себя в партбюро?

Екатерина замялась.

— Да нет, как-то не приходилось.

— И в комитете комсомола не приходилось? — спросил Шклюков.

Екатерина утвердительно кивнула головой.

— Вот видите, — продолжал Шклюков, — а вам могли бы помочь.

Екатерина пожаловалась на начальника цеха: дескать, бухгалтерией занимается, подсчетами, а к ее предложению отнесся с недоверием.

— Ну то, что Михайлов подсчитать любит, — это не плохо, да и в консерватизме его обвинять несправедливо. Кстати, со мной он беседовал о вашем деле и положительно отозвался.

— Так что же он меня так сразу ошарашил, словно водой холодной облил: «Займемся экспериментами после войны», — удивленно сказала Екатерина.

— А потому, что дело это большое, серьезное, вот Михайлов и не хочет делать из него фейерверка или пустого барабанного боя. После вашего разговора он в партбюро советовался, с мастерами, говорит «стоит взяться», но боятся за вас, Катюша, народ у вас в бригаде молодой, закалки производственной не имеет, не выдержат.

— За Гаранину и Андрианову я ручаюсь, они не подведут, — горячо произнесла Екатерина.

— Вот это и хорошо, что за подруг своих уверена, — сказал Шклюков, — но во всяком большом деле осечка может получиться, а здесь ее не должно быть. Нужно, чтобы за вами последовало несколько бригад, кого бы вы могли рекомендовать?

— Раю Барановскую и Таисию Гатилину, — не задумываясь, сказала Екатерина, — они никогда не подведут.

— Ну что ж, давайте в комитете комсомола обсудим все, я, в свою очередь, с директором переговорю, а вы ему подробно расскажете.

На следующий день Екатерину Барышникову встретил секретарь партбюро цеха Владимир Есипов.

— Ну и дипломат ты, Катерина!

— А в чем дело? — с недоумением спросила она.

— Как — в чем дело? Мы за тебя тут воюем, ручательства даем, а ты нас стороной обходишь. Нехорошо! С Дмитрием Ивановичем вчера спорили о тебе же. Сегодня к Лосеву, директору, пойдешь, все расскажешь, мы уж договорились. Кстати, там главный инженер. Если что будет не ладиться, сразу же ко мне обращайся.

Директор завода Лосев и главный инженер Громов еще до прихода Барышниковой уже знали о ее предложении. Рассказал секретарь парткома Шклюков, поэтому Екатерине не пришлось вдаваться в детали.

— Как вы думаете, Анатолий Александрович, — обратился Лосев к Громову, — сколько времени потребуется на реконструкцию в цехе?

— За сутки управимся, — ответил Громов.

— Тут, Андрей Геннадиевич, надо видеть перспективу. Предложение Барышниковой — это многие тысячи высвобожденных рабочих на других заводах.

Громов десять лет назад пришел в инструментальный цех токарем, знал, что любое полезное начинание нуждается не только в словесном признании, но и решительной поддержке, и сделал все, чтобы предложение Екатерины получило распространение на заводе.

15 ноября 1943 года Екатерина Барышникова и ее подруги Тамара Гаранина и Леля Андрианова заступили на смену, чтобы втроем давать ту же выработку, что давали вшестером. Весь механосборочный цех пришел взглянуть, как будут работать девушки на двух станках. Пришли и директор с главным инженером.

— Да, уж больно самоуверенна нынче стала молодежь. Чепуха, многостаночное обслуживание на этом участке. Ничего из этой затеи не выйдет, — раздавались голоса.

Их слышала и Екатерина. «Лишь бы не сорваться сейчас, в первые минуты, в первый час», — стучало в ее сознании. Она не сомневалась в успехе, вот только бы подруги не подвели. Станки постепенно набирают скорость. Екатерина мельком следит за движением рук Тамары и Лели; они уверенны и точны — молодцы девочки!

Несколько дней готовилась Екатерина к этой смене: участвовала в перемонтаже станков, спорила, доказывала инженерам, как их лучше установить. Подготовила весь нужный инструмент, приспособления. Только на свой опыт, свои знания не надеялась, не стеснялась спрашивать у опытных рабочих все, что было непонятно, неясно, что вызывало сомнение. И почти от каждого получила какой-то дельный совет, предложение. И тут-то она поняла, как много раньше теряла драгоценного времени из-за неправильной расстановки станков, из-за недостаточной подготовки рабочего места. Теперь как будто все учтено, все взвешено, и все же — волновалась!

Кончился трудовой день. Да, нелегко досталась победа, все тело, руки дрожат. Но на фронте разве легче?

Подсчитали выработку — втроем выполнили программу шестерых на 378 процентов. Это не предел, это только начало. Каждый день приносил новые успехи. 28 ноября бригада Екатерины выполнила задание на 530 процентов. Ноябрьский план был перевыполнен в четыре с половиной раза.

25 ноября на собрании актива коммунистов Москвы и области с докладом «Об очередных задачах Московской партийной организации» выступил секретарь ЦК и МГК ВКП(б) А. С. Щербаков. «Главное и решающее в промышленности — всемерно повышать производительность труда, давать большее количество продукции при том же, а то и при меньшем количестве рабочих».

И как пример привел опыт Барышниковой.

«Надо, — продолжал он, — всемерно поощрять инициативу, распространять ее как можно шире. Сейчас, когда страна напрягает все силы для окончательного разгрома врага, это самое главное, самое важное».

Почин Екатерины Барышниковой уже к этому времени нашел широкий отклик на многих предприятиях столицы.

К декабрю 1943 года в Москве и Московской области насчитывалось 640 комсомольско-молодежных бригад, поддерживавших начинание Екатерины Барышниковой. Эти бригады высвободили 2 тысячи рабочих и работниц. Уже в середине декабря насчитывалось 1777 фронтовых комсомольско-молодежных бригад, которые высвободили 4325 человек. Сведения о сокращении числа работников поступали из Горького, Свердловска, Челябинска, Перми, Вологды…

Последнюю рабочую смену 1943 года бригада Екатерины Барышниковой закончила в 8 часов утра 31 декабря. 15 минут потребовалось на то, чтобы принять детали и подсчитать сменную выработку. Мастер Буровцев приносит рапортичку, в ней итоги работы бригады: Е. Барышникова — 673 процента, Т. Гаранина — 538 процентов, Е. Андрианова — 448 процентов. В среднем по бригаде 558 процентов. Так закончила бригада Екатерины Барышниковой 1943 год.

Движение, начатое Екатериной Барышниковой, позволило к 1 января 1944 года высвободить на заводе 230 человек. Вновь организованный цех мелких серий комплектовался полностью за счет этих рабочих.

Через полгода по стране уже 15 780 бригад высвободили 52 110 квалифицированных рабочих, а через год, 1 октября 1944 года, таких бригад насчитывалось 19 246, а количество высвобожденных рабочих достигло 66 581 человека. Существует такое мнение, что статистика, дескать, скучное дело. Ну а если вдуматься в статистику построенных самолетов, танков, если представить те дивизии, что были вооружены новой техникой за счет высвобожденных рабочих, то тогда станет ясно, что сделала Екатерина Барышникова для Победы.

14 ноября 1944 года Председатель Президиума Верховного Совета СССР Н. Шверник вручил ей орден Ленина.

Выступая в Кремле после вручения награды, Екатерина кратко рассказала о своей работе:

— Вы знаете, как мы работали? Как солдаты, которые шли в бой против фашистов. Мы чувствовали, что каждое наше движение, каждая единица нашей продукции несет смерть тем зверям, которые хотели лишить нас счастья молодости. А мы им назло чувствовали себя, как никогда, молодыми и сильными. Мы поддерживали и ободряли друг друга. Сколько у нас было неудач, как часто опускались руки, как мы нуждались во взаимной поддержке! И если бы не мои подруги, Тамара Гаранина и Леля Андрианова, вряд ли я добилась бы таких достижений, которые правительство отметило высокой наградой — орденом Ленина.

Уже через несколько дней после того, как в центральной печати появилось имя Екатерины Барышниковой, на ее адрес начали приходить письма. Писали буквально со всех концов Союза. Были письма с адресами: «Московский подшипниковый, Барышниковой Екатерине», были и такие, где стояло лаконичное «Москва, комсомолке Екатерине Барышниковой», и ни в одном отделении не удивлялись — адресат был известен.

Однажды почтальон принес письмо, которое разволновало Екатерину. На обратном адресе стоял Нижний Тагил. Да, это писал знаменитый «тысячник» Дмитрий Филиппович Босый, тот, о ком, как о российском чуде, сообщали иностранные газеты. Один из журналистов наших союзников даже статью свою озаглавил: «Тайна сорока норм». Но где им, иностранцам, разгадать эту тайну, хотя и считали они себя «россиеведами».

Дмитрий Филиппович писал о том, как он работает в Нижнем Тагиле, интересовался делами Екатерины и ее бригады.

«Вот у кого учиться», — подумала Екатерина.

Большое это было письмо. И, читая листочки, исписанные мелким, убористым почерком, Екатерина хорошо понимала «тайну сорока норм». Она разгадала ее лучше, чем те иностранцы, что были простыми «американскими наблюдателями».

Зимой 1943 года вела Екатерина переписку и со знаменитой горновой Фаиной Шаруновой с Нижнетагильского завода имени Куйбышева. В своем письме Фаина рассказывала о том, как известный всей стране доменщик Иван Григорьевич Коробов отзывался о ее работе, что она готовится стать доменным мастером.

Когда Родина поздравляла в 1944 году женщин с Днем 8 марта, газета «Правда» писала в передовой: «Высокое мастерство уральской горновой Фаины Шаруновой, знатных сталеваров Сталинграда Марии Липковской и Полины Цыбули, благородная инициатива молодой работницы Московского подшипникового завода Екатерины Барышниковой, дела этих женщин войдут в героическую историю нашей Родины». В ноябре 1945 года в гости к подшипниковцам приехали Алексей Григорьевич Стаханов и Иван Иванович Гудов.

— Давно-давно хотел с вами повстречаться, — говорил Иван Иванович, здороваясь с Екатериной Барышниковой. — Крепко вы тут «стариков» обставляете.

И, смущаясь от этой рабочей похвалы, Екатерина рассказала гостям о своей работе сейчас, после войны. О товарищах, что следуют ее почину.

Еще в январе 1944 года, на десятой сессии Верховного Совета СССР, где Екатерина присутствовала в качестве гостя, она познакомилась с Алексеем Стахановым, Петром Кривоносом, Александром Бусыгиным и Иваном Гудовым. Так что и Стаханов и Гудов были для нее старыми знакомыми. К тому же Гудова она не раз встречала на заводе, а тут узнала, что Иван Иванович чуть было не стал подшипниковцем.

— Первый завод, на который я хотел поступить, ваш был, да вот землячок подкузьмил, вы его знаете — Крысин, он со мной с одного села, а то был бы подшипниковцем.

Почти все присутствовавшие хорошо знали Ивана Петровича Крысина. Екатерина — та больше со слов отца. Крысин был одним из лучших бригадиров-ударников во время строительства завода.

21 октября 1946 года в Московском Доме ученых вручали дипломы лауреатам Государственной премии.

Екатерина Барышникова вместе с другими вожаками комсомольско-молодежных бригад — Александром Шашковым, Виктором Алексеевым, Александром Сметаниным — стала лауреатом Государственной премии.

Осенью 1946 года Екатерина Барышникова заболела — сказалось тяжелое физическое и нервное напряжение военных лет. Почти два года она пролежала в больнице, а потом инвалидность. Еще нет и тридцати, а инвалид, — как мучительно осознавать это! Но не из таких она, чтобы смириться, успокоиться. Помогали книги. А когда перечитывала «Как закалялась сталь» и думала: «Легко восторгаться героизмом таких людей, как Павел Корчагин, который вопреки физическому недугу сумел остаться в шеренге борцов. А если самой коснулось, как поступить? И мысли, мучительные мысли: ты могла при добром здоровье перевыполнить норму, работать втроем за шестерых, а попробуй сейчас, когда врачи говорят — инвалид, найти в себе силы!» Мучительно тяжело сидеть дома; приходят друзья, товарищи рассказывают о заводе, о тех, кого хорошо знала. И, несмотря на инвалидность, Екатерина продолжает учиться, окончила среднюю школу, готовилась в институт. Она много пишет в молодежных, военных газетах, где делится своими мыслями об искусстве: «Вот чего я хочу от советского искусства — чтобы оно было так же высокоидейно, как труд наших рабочих и борьба наших воинов. Чтобы оно показало труд моих подруг и моих сверстниц, каким он был все эти годы. Пусть писатель не боится показать, как нам было трудно. Пусть писатель сумеет показать, как нам было радостно сознавать себя идущими в одной шеренге с бойцами. Теперь, когда солнце победы поднялось над землей, настала уже, по-моему, пора показать на сцене великий трудовой подвиг советского народа, подвиг, совершенный и моими подругами».

В 1952 году Екатерина Барышникова возвращается на завод контролером отдела технического контроля. А через 16 лет она в 1968 году вернулась в свой цех, туда, где трудилась 32 года назад.

В 1969 году на заводе проводили социологические исследования.

«Что вы больше всего цените в людях?» — спросили каждого десятого рабочего.

90 процентов ответили: «Любовь к труду».

«Что вам приносит наибольшую радость?»

78 процентов рабочих назвали «творческий труд и трудовые успехи советского народа». И если так отвечает современный рабочий, то заслуга в этом и таких людей, как Екатерина Григорьевна Барышникова. Ее жизнь — достойный пример для подражания молодежи.

Как-то осенью 1970 года к ней прибежали девчата: «Екатерина Григорьевна, никак вы!» — и показывают плакат из альбома для учащихся, изучающих «Историю КПСС».

В альбоме восемь портретов творцов новой боевой техники и передовиков производства времен Отечественной войны: конструктор артиллерии В. Г. Грабин, авиаконструктор С. Н. Ильюшин, конструктор танков Ж. Я. Котин, авиаконструктор А. С. Яковлев, фрезеровщик Д. Ф. Босый, трактористка Д. М. Гармаш, машинист Н. А. Лунин и контролер ОТК Е. Г. Барышникова.