Ноябрь, или Гуменщик (ЛП)

19 ноября

Мороз все держался, и по утрам, если хотелось попить, воду из ведра приходилось вырубать. В избе Карела Собачника вода замерзла даже в кружке, потому что сам Карел ничего, кроме водки, не пил, чтобы хвори не пристали. Возвращался он из кабака поздно вечером и заваливался спать как был — в шубе и шапке. Так что он и не замечал, что изба уже давно не топлена. А не топлена она была потому, что батрак Ян, на котором лежало все хозяйство, старался работать как можно меньше и болтался целый день просто так — ходил в поместье, глазел по сторонам, хлюпал носом за дверью кабака, прикидывая, зайти или не зайти, и не заходил, потому что боялся Карела. Топить печь ему было недосуг, но от холода он страдал, сворачивался в постели кренделем и тихонько скулил.

Вот и теперь, продрогший и посиневший от холода, он поднялся, помахал руками и, пыхтя, направился к столу перехватить чего-нибудь, напитаться, чтобы легче было перенести холод. Карел тоже уже проснулся, наблюдал недовольно за батраком и ворчал, как всегда утром, с похмелья:

— Соизволил-таки проснуться! Ну, понятно, жрать-то оно слаще, чем спать! Да, голубчик, нынче ты у меня накушаешься! Я тебе такого хлебца дам, что двумя руками не удержать!

Ян обрадовался, хотя и засомневался, не шутит ли Карел. Конечно, здорово было бы откусить от громадной ковриги хлеба. Заполучить бы такую, так он сегодня и работать бы не стал, взял бы ковригу под мышку, забрался в какой-нибудь укромный уголок и наелся бы от пуза, так что пуп торчком.

Карел взял со стола хлеб, прижал его к груди и отрезал — такой тонюсенький, прямо кружевной, ломтик, что его действительно можно было удержать только двумя руками.

— Кушай на здоровье! — сказал Карел и расхохотался злорадно.

Настроение у Яна сразу испортилось, он угрюмо принял хлеб, и тот тут же расползся в его руках.

— Разве ты не знаешь: кто хлеб крошит, тому после смерти придется все крошечки до единой собрать! — назидательно заметил Карел. — Ешь по-людски, а не как свинья! А если собираешься есть, как свинья, то убирайся вон из-за стола, помоями питайся!

Ян смиренно попросил немножко каши.

— Каши? — изумился Карел. — Ты забыл, что говорили наши предки: кто хлеб с кашей ест, тому одна дорога — в тюрьму!

Ничего не поделаешь, Ян съел свой хлеб и запил его квасом — квас пить ему не возбранялось. Только раз, когда крышка квасника осталась открытой, Карел изрек очередную премудрость:

— Кто крышку квасника оставляет открытой, тот на том свете щериться будет!

На это Ян не решился ничего сказать. Хозяин, похоже, не в духе, раз стал припоминать дедовские премудрости. Кто знает, каким еще словом он может припечатать или какую ужасную судьбу предсказать? Но Карелу надоело издеваться над бестолковым батраком, да и беспокойство о собственном здоровье напомнило о себе. Он заставил себя встать и сообщил, что отправляется в кабак.

— Смотри у меня, не ленись! — наказал он Яну. — Если всех работ не переделаешь, я тебе вечером ноги узлом завяжу!

Ян, конечно, и не думал никакими работами заниматься. Он обшарил весь дом в поисках съестного, но в кладовке было пусто, как и в подполе, потому что Карел ел и пил в кабаке и не пекся о домашних припасах, а что оставалось от былых времен, то Ян уже давным-давно подчистил. Разжиться было нечем. Но есть очень хотелось, и Ян решил наведаться в поместье и там стибрить чего-нибудь. Поскольку мази, чтоб проникать сквозь стены, у него не было, до молочных рек и кисельных берегов он мог добраться только обычным воровским путем. Так что Ян тут же направился в поместье, заранее предвкушая, как наестся. Но когда батрак подошел к барской усадьбе и остановился в раздумье, сквозь какую щелку или окошко лучше пробраться в кладовую, из-за угла появился камердинер Инц и воскликнул:

— А, Ян! Хорошо, что ты здесь! У барина для тебя работенка есть!

— Недосуг мне сейчас на барина работать, мне хозяин Карел Собачник важное дело поручил, — соврал Ян. Но Инц прервал его:

— Меня это не касается! Раз барон приказал, твое дело исполнять, и вякать тут нечего! Хочешь, чтоб выпороли тебя на конюшне, обалдуй? Немедленно запрягай лошадь и езжай за адвокатом!

— За кем? — переспросил Ян.

— За адвокатом! — повторил Инц и объяснил, откуда Ян должен доставить в поместье этого деятеля. Ян слушал-слушал и как-то разом позабыл про голод. Ах, его посылают за адвокатом! До чего здорово! Ян еще ни разу в жизни не видал их, но покойный Тимофей рассказывал как-то про мартышку по кличке Адвокат, она вроде человека, только меньше ростом, вся мохнатая и с длинным хвостом и вытворяет всякие забавные штуки. Тимофей Адвоката видал, когда воевал в далекой стране, а Ян как негодный к строевой службе из-за своего плоскостопия и думать не мог, что ему выпадет такая удача. Так что он даже с удовольствием запряг лошадь в сани и выехал из ворот.

Ехать пришлось почти час, пока не показался придорожный постоялый двор, где, по словам Инца, адвокат должен был дожидаться возницу. Ян сгорал от любопытства — интересно, станет тот сразу же вытворять всякие штуки или нет? Когда он остановился перед домом, в дверях показалось маленькое волосатое существо. Это был адвокат — невысокого росточка бородач в долгополой шубе и громадной лохматой шапке. Он подошел и уселся в сани.

Сердце Яна заколотилось от радости. Адвокат и впрямь был забавный, весь лохматый, только хвоста не видно. Доехав до леса, Ян остановил лошадь, обернулся назад и восторженно уставился на адвоката. Затем ткнул его кнутовищем и воскликнул:

— Мартышка, а мартышка! Шутки давай шути!

“Мартышка” отвела кнутовище и ничего не сказала. Тем не менее даже это движение доставило Яну радость, он рассмеялся и еще раз ткнул адвоката с воплем:

— Уси-пуси! Уси-пуси!

Теперь и “мартышка” открыла рот и закричала что-то на непонятном языке. Ян хохотал:

— Уси-пуси! Уси-пуси! Ладно, доедем до какого-нибудь трактира, куплю тебе водочки, поглядим, что ты тогда будешь вытворять! И мне охота на твой хвост поглядеть! Привяжем тебе к хвосту жестянку и отпустим. То-то смеху будет!

В прекрасном расположении духа он продолжил путь, время от времени искоса поглядывая на “мартышку”. Она, казалось, была чем-то обеспокоена и чего-то боялась, сидела в санях, как на раскаленных угольях, и вроде намеревалась соскочить с них.

“Нет, дикий зверь — он завсегда в лес смотрит! — размышлял Ян. — Надо приглядеть, чтоб эта тварь у меня не сбежала”.

Он снова обернулся назад и, сделав свирепое лицо, погрозил адвокату кулаком:

— Будешь рыпаться — прибью! Слыхала, тварь этакая!

“Мартышка” присмирела и закрыла глаза руками.

Возле первого же кабака Ян остановил сани и поволок упиравшегося адвоката за собой.

— Иди, иди, давай! Не бойся, я мужик не злой. Я, по правде говоря, зверье люблю. Иди-иди, водочкой угостишься, булки отведаешь!

Адвокат сопротивлялся и стал звать на помощь, но батрак дал ему пинка под зад и втолкнул в кабак.

— Вот дикарь, все рыпается! — ругался Ян. — Смотри у меня, не вздумай кусаться, не то отхожу тебя кнутом!

Он подволок адвоката к стойке и заказал водки.

— Глядите, какая у меня мартышка! — похвалялся он радостно. — Хочешь, хозяин, я заставлю его плясать для тебя?

Корчмарь отнюдь не принял перепуганного господина в мохнатой шубе за обезьяну, он только диву давался, что батрак так обходится с состоятельным человеком. Когда же Ян опустился на четвереньки и стал искать у адвоката хвост, корчмарь незаметно послал за подмогой, потому как уверился, что имеет дело с помешанным.

Адвокат вырывался и пытался убежать, но батрак сунул ему в зубы стакан водки и лапал его лицо до тех пор, пока тот ее не выпил.

Тут батрак развеселился, как ребенок, и воскликнул:

— Ну, мартышка, показывай, что ты умеешь!

Четверо дюжих мужиков вошли в дверь, Ян замахал им призывно:

— Братцы, идите сюда! Сейчас мартышка будет фокусы показывать!

— Вот этот самый! — указал корчмарь из-за стойки, и четверо дюжих мужиков подскочили к Яну, сбили его с ног и связали.

Корчмарь знал немного по-немецки и поинтересовался у адвоката, куда тот держит путь. Двое мужиков взялись доставить его на Яновых санях к месту. Бесчувственного батрака тоже закинули в сани и тронулись в путь.

Карел Собачник за полночь явился домой из кабака и обнаружил окровавленного Яна. Что тому всыпали в корчме, было пустяком по сравнению с тем, что досталось ему от барина, когда тот услыхал от адвоката о неслыханном поведении крестьянина. Яна растянули на скамье и высекли розгами.

Камердинер Инц ходил смотреть на экзекуцию и потом рассказывал Луйзе:

— Толку-то, что его выпороли, дурак от этого умнее не станет. Я смотрел на его лицо — с каждым ударом оно становилось все глупее. И откуда только такие берутся? Он явно не потомок великого Лембиту. Наверняка из приблудышей — от песьеголовых. Кровосмешение — вот что это. Кровь всяких ублюдков. Совершенно чужая порода, к Лембиту не имеет никакого отношения.

Ян простонал всю ночь в холодной избе, мысленно проклиная мартышку, через которую случились такие неприятности.

Эту мерзкую тварь следовало бы освежевать да в котел сунуть! Варить до тех пор, пока мясо от костей не отстанет, и скормить бедным батракам. О Господи, поесть бы! — думал он.

Он глотал свои кровавые слюни и воображал, что это обезьяний навар.

Ночью за окном выли и щелкали зубами волки, и кто-то, наверняка какой-то бес или леший, вопил истошным голосом.