Ноябрь, или Гуменщик (ЛП)

28 ноября

О смерти кубьяса Лийна узнала рано утром. Рейн Коростель просунул голову в дверь и сообщил:

— Нынче чертового кубьяса хоронят.

— Что ты сказал? — вскричала Лийна и выскочила из кровати. Рейн вскинул брови и злорадно произнес:

— Да, и не надейся больше выйти замуж за какого-то барского говнюка. Помер твой кубьяс, шею ему, как куренку какому, свернули. Небось, попался по глупости Старому Нечистому, а тот его, голубчика, и прикончил. Поделом ему! Хоть бы всей этой барской сволочи конец пришел!

— Врешь ты все! — выкрикнула Лийна и набросилась на Рейна. Тот схватил ее за руки и усадил на стул.

— Тихо-тихо! — стал он уговаривать ее. — Ты чего? С какой стати мне тебе врать? Честное слово, помер он, и нынче его хоронят. Можешь пойти и удостовериться, я-то не пойду. Он был мужик одинокий, так что ни на какие поминки рассчитывать не приходится. Закопают, споют псалом-другой и разойдутся по домам. Я лучше дома останусь, чего по дождю шататься? Погодка та еще. Хлябь! Что по двору идешь, что по реке бредешь — разницы нет.

Лийна упала ничком на кровать и лежала, не подавая признаков жизни. Рейн поглядел на нее и неловко погладил дочку по голове.

— Ну что ты... — пробормотал он. — Иди поешь.

— Не буду. Оставь меня в покое.

— Ну, попозже придешь, — решил Рейн. — Я для тебя и булку припас и... Лийна, ты слышишь? Я жду тебя за столом. Ну, чего так валяться, он же от этого все равно не оживет. Вечером к нам Эндель зайдет, тогда и обговорим свадьбу...

— Еще чего! — закричала Лийна, вскочила и запустила в отца подушкой. — Убирайся отсюда! Лопай вместе со своим Энделем свою булку, чтоб вам подавиться ею! Уходи!

— Ты лучше успокойся! — сказал Рейн уже сердито. — Никуда тебе от Энделя не деться. Я твой отец, и я решаю. Смотри у меня, чтоб вечером вела себя вежливо и не тявкала, как собачонка. Эндель этого тоже не любит, он мужик основательный.

— Да уйдешь ты наконец?! — завопила Лийна и стала искать, чем бы запустить в отца, но Рейн уже захлопнул за собой дверь, и Лийна слышала, как он, сердито топая, удалился.

Она быстренько оделась и вылезла в окошко. Побежала к церкви и, услышав вскоре звон колокола, поняла, что похороны уже начались. Выходит, отец не соврал. Ханс и вправду умер.

Это показалось настолько невыносимым, что Лийна повернула назад и направилась в лес с твердым намерением утопиться. Через лес протекала речушка, в которой мужики летом ловили рыбу. К ней Лийна и направилась. Неожиданная новость настолько ошеломила ее, что она и не заметила, как Имби с Эрни, которые по обыкновению паслись возле дороги в надежде обнаружить что-нибудь полезное, заметив ее, потихоньку двинулись следом.

— Заметь, она идет прямиком в лес! — сказала Имби. — В такую-то погоду! Интересно, что она там ищет?

— Провалиться мне на этом месте, она пошла свое сокровище проверить! — прошептал Эрни. — В такую собачью погоду в лесу можно только клад искать!

Они шли, не выпуская Лийну из виду.

А та не замечала ничего. Слезы наконец нашли выход, текли по щекам и капали на одежду. Лийна плакала неслышно, она шла по-прежнему прямо и быстро — ни один встречный ни о чем бы не догадался, потому что дождь хлестал, и у любого лицо было бы мокрое. Только у Лийны оно было мокрое от слез.

Она продралась сквозь мокрые заросли и вышла на берег речки. Вода была серая, берега скользкие и топкие. Лийна стала спускаться к воде, поскользнулась и упала. Теперь она была с ног до головы в грязи, но ей было все равно. Кое-как, чуть ли не на четвереньках она добралась до воды. Ветер брызнул в лицо речной водой, вода была холодная. Лийна остановилась на мгновение и уставилась на свою безрадостную могилу.

Но иного выхода не было: Ханса больше нет, а отец заставляет выйти за этого ублюдка. Разве сможет она жить с таким скотом после тех ночей, когда в волчьем обличье слушала любовные излияния кубьяса, и особенно после той, когда они с Хансом сидели в подтаявшем снегу? Лучше уж в речку, пока боль еще свежа и душа готова на безумные поступки.

И она шагнула в воду.

У самого берега было неглубоко, поначалу ледяная вода поднималась не выше колен. Лийна ступила дальше, воды ей стало до чресел. Но тут за спиной раздался дикий крик, чьи-то руки схватили ее за шиворот и вытащили на берег, она свалилась на грязную землю и увидела склонившихся над нею перепуганных Имби и Эрни, Эрни осенил себя крестным знамением, а Имби, вытаращив от ужаса глаза, спросила:

— Деточка, неужто ты решила утопиться? Это же грех!

— А вам-то какое дело? — грубо спросила Лийна и хотела было вскочить и броситься обратно в речку, но не смогла — только перевернулась и зарыдала теперь уже в голос, завывая, как волчица.

Имби и Эрни стояли рядом, тоже вымокшие и грязные, и не знали, что делать. И тут из речки вдруг вышла белоснежная кобылица, оглядела людей и заржала призывно, словно приглашая вскочить на нее.

— Это русалка! — до смерти перепугалась Имби.

Кобылица услыхала слова Имби, кивнула головой и исчезла так же внезапно, как появилась.

— Что-то тут не так! — сказал Эрни. — Поверь мне, старуха, тут где-то и впрямь клад! Только возле кладов случается такое! Подождем, а вдруг нынче тот самый день?

И действительно, вместо белой кобылицы на поверхности воды показалась громадная черная змея. Шипя, она подплыла к берегу и зловеще вперилась в перепачканных людишек. Старикашки задрожали, как трава на ветру, но остались на месте. Они знали, что, прежде чем глаза смертного увидят клад, надо пройти испытания на смелость, поэтому собрались с духом и уставились на змею с воинственным видом. Чудище тут же испарилось, и вместо него появились шесть безголовых собак, они перекувыркнулись и исчезли в кротовой кучке.

Затем явилась мерзкая лягва ростом с корову, угрожая прыгнуть на людей. Но Имби и Эрни осенили себя крестным знамением, и это видение тоже исчезло.

Теперь перед их взорами предстали какие-то особенно ужасные рогатые скоты, которых и назвать не знаешь как, настолько они отвратительны. Но и они не сделали им ничего, только рычали и изрыгали огонь.

А когда и эти страшилища растаяли в черном омуте, из-под земли послышался золотой звон. Старикашки схватились за руки и замерли, затаив дыхание. Лийна, которая все еще лежала ничком, громко всхлипнула. Эрни тут же зажал ей рот рукой и прошипел сквозь зубы:

— Тихо!

Вблизи клада нельзя издать ни звука, иначе он провалится обратно под землю и останется там не меньше чем на тысячу лет.

Звон золота становился все громче. И тогда — о, чудо! — разверзлась земля, и три мешка с золотом изверглись в прибрежную грязь. У Имби просто в глазах потемнело от невероятного счастья, она застонала. Эрни и ей закрыл рот и присел, напряженный, как паук в паутине, одной рукой зажимая рот одной, другой рукой — другой. Однако деньги от стона Имби никуда не подевались, мешки преспокойно лежали в грязи, и теперь Эрни осмелился наконец отпустить женщин. Он осторожно подполз к мешкам и вдруг набросился на них, как волк на овцу. Золото под животом было твердое и приятно давило. Дрожащими руками Эрни принялся развязывать один из мешков.

— Золото, чистейшее золото! — прохрипел он. — Старуха, это настоящее золото!

— Давай пойдем и поскорее зароем его у нас во дворе! — от волнения Имби заговорила высоким, прямо-таки птичьим голосом.

Только тут они вспомнили про Лийну, и Эрни протянул один мешок ей.

— Это твоя доля! — сказал он не без сожаления. — Бери. Замечательное приданое для девушки на выданье.

— О да, девушка на выданье ни о чем другом и мечтать не может, — ответила Лийна. Она поднялась, взяла мешок и стала медленно взбираться вверх по берегу речки, не удосужившись даже обтереть запачканное речным илом лицо.

— Деточка! — крикнула Имби. — Надеюсь, ты раздумала топиться? Прошла у тебя такая охота?

— Да, прошла, — ответила Лийна. У нее и вправду больше и в мыслях не было утопиться, какая-то удивительная бесчувственность охватила все ее тело, она даже холода не ощущала, хотя вымокла до нитки и дрожала. Она побрела домой, волоча за собой неожиданно обретенный мешок золота, улыбаясь про себя, представляя, в какой восторг придет отец, когда увидит сокровище. Самой Лийне это богатство было совершенно безразлично. Ей все было безразлично. Жизнь казалась ей настолько отвратительной, что даже предстоящее замужество с Энделем Яблочко не представлялось таким уж неприемлемым. С Энделем ли, без него — какая разница?

И Лийна решила вместо того, чтобы утопиться в речке, утопить себя в замужестве за Энделем. Она представила себе то отвращение, какое будет изо дня в день испытывать к своей жизни, при этом не сомневаясь ни на минуту, что и жизнь Энделя превратит в ад. Это доставляло ей горькую радость.

Имби с Эрни закопали свое золото в тот же вечер на болоте и оставили стеречь клад болотный огонек.

Мокрый снег все валил и валил, и вся земля превратилась в одно болотное окно.