О политической науке. Избранные произведения

АЛЬТЕРНАТИВА ДРОБЛЕНИЮ ЛЕВЫХ СИЛ — ДВИЖЕНИЕ К СОЦИАЛЬНОЙ ДЕМОКРАТИИ[151]

Ф.Б. Наступление правых стало очевидным фактом. Оно с бесспорной силой проявилось на IV съезде народных депутатов СССР. Правых можно называть реакционерами или консерваторами — так или иначе, курс нашей политики меняется на глазах. Прежде всего, в политике внутренней, но в перспективе, наверное, изменится и вовне. Реакционные силы подталкивают президента к установлению военного режима типа генерала Ярузельского, затормозившего реформы в Польше на 10 лет, но не предотвратившего прихода к власти Леха Валенсы. Я полагаю, главной причиной происходящего является ошибка, допущенная на XXVIII съезде КПСС. Уже тогда определились два крыла внутри партии: правые, кто верит до сих пор в идеологию коммунизма, и левые, кто стоит на социал-демократических позициях, кто говорит о возвращении к нашим истокам, но применительно к новым обстоятельствам жизни.

Устав КПСС как будто позволял уже тогда формировать внутри партии различные платформы и течения. Они не назывались фракциями, но тем не менее такая возможность была зафиксирована. Левые не воспользовались этой возможностью. Да, была принята платформа демократического социализма, однако организационного оформления на этой платформе не произошло. Напротив, до и после съезда организационно оформились правые, создав Российскую компартию, которая заняла явно консервативные, а во многих отношениях реакционные позиции. И в последнее время эта партия стала перетягивать на свою сторону всю КПСС. И в этом, по моему мнению, главная причина происходящего на наших глазах поворота.

С.Ш. Думаю, видеть ошибку лишь в том, что на XXVIII съезде КПСС не произошло организационного разделения на левых и правых, было бы слишком поверхностно. Если говорить о возвращении к истокам, то нельзя в истоках видеть лишь Октябрь, надо обращаться к Марксу. И тогда сказать, что современная социал-демократия на марксистской основе — это бессмыслица. Это будет неконструктивная партия, которая не имеет будущего, которая никогда не научится сочетать экономическую эффективность с социальной защитой.

В 1967 году, когда я впервые приехал в Париж, меня поразила одна анкета. Вопросы в ней были такие: кто хотел бы, чтобы премьер-министром был коммунист? «За» оказалось чуть больше процента опрошенных. Министром иностранных дел? Полтора процента. Министром обороны? Меньше двух процентов. Министром труда? Пятьдесят пять процентов «за»! И это в революционной Франции, с традициями Жореса, накануне потрясений 68-го года! Этот опрос отразил представления народа: коммунисты не созидатели, они разрушители. Умнейшие из них, как Берлингуэр, понимали, что они не созидатели, что они не могут работать конструктивно, но другие рвались на министерские посты, иногда получали их и немедленно доказывали, что не могут справиться с обязанностями так, как надо обществу.

С.А. Я изучал социал-демократию в том виде, как она утвердилась на Западе, и понимаю ее как баланс между свободой, в том числе экономической свободой действия, и социальной защитой. Ведь социальная защита не может быть беспредельной, иначе она задушит свободу и даст новый рост бюрократии. Искусство социал-демократии, собственно, и состоит в поддержании устойчивого равновесия между личной свободой и социальной защитой членов общества, в действиях тончайшими методами законотворчества и учета общественных интересов. При этом едва ли не главная характеристика социал-демократии — отсутствие в ее политической линии некоей заданной свыше идеи, какой-то грандиозной конечной цели, к которой все одинаково обязаны стремиться. Социал-демократия сугубо реалистична и конкретна, я бы сказал, прагматична, и этот ее реализм диктует, собственно, линию общественного согласия.

Ф.Б. Я полностью согласен с вашей теоретической оценкой социал-демократии и не намерен возвращаться даже к плехановскому периоду ее истории. Весь мир изменился, нет того капитализма, о котором писал в девятнадцатом веке Маркс. Я имею в виду социал-демократию в современном смысле, о которой говорит Сергей Сергеевич, но провожу различие между социальной демократией и социалистической демократией — той платформой, которая сформирована КПСС. Под социалистической демократией опять имеют в виду строительство социализма по какой-то заранее подготовленной схеме. Это, как показал весь наш опыт, абсолютно бессмысленное, бесплодное занятие. Социализм, о котором столько спорят и о котором нередко говорит всуе наш президент, так и остается весьма неопределенным понятием. О социализме надо судить не по тому, что писали о нем ученые мужи прошлого — начала нынешнего века, а по конкретному опыту. То, что было у нас, — то и есть социализм.

В СССР, в Китае, в Восточной Европе социализм свелся к трем характеристикам. Это государственная собственность в экономике, однопартийная тоталитарная власть, господство единой марксистско-ленинской идеологии. Другого социализма не было и нет в природе, и мечтать об ином бессмысленно. Поэтому я говорю не о социалистической, а о социальной демократии.

Что такое социальная демократия, нам показал западный опыт. Это движение современного цивилизованного общества, которое основано на современной технологии, которое наследует и продолжает традиции парламентаризма, которое держится на рыночных отношениях и при этом (в качестве нового элемента, рожденного, в сущности, только после Второй мировой войны) включает в себя огромный блок социальной защиты рабочего класса и неимущих слоев. Этот блок нашел отражение в законодательстве Швеции, Германии, Франции, в меньшей степени Соединенных Штатов. При этом важно, что социальная демократия — это прежде всего демократия, а уж потом социальная защита.

С.А. Я полностью присоединяюсь к тезису о том, что альтернативой сегодня может быть только социальная демократия. Именно так должен быть расшифрован термин «социал-демократия», который приобрел уже у нас одиозный оттенок. Но я считаю, что все же нужно вернуться к истокам, под которыми понимаю не просто Маркса и не просто идею коммунизма, но Маркса как важный элемент гуманистического мышления и коммунистического движения. Маркс должен быть истолкован в этом смысле, потому что Марксова идея преодоления отчуждения работника от результатов его труда, идея перехода к позитивному гуманизму — это действительно общемировая идея.

С.Ш. Сергей Сергеевич, скажите, может ли недобрый человек, холодный эгоист, который всех называл ворюгами и жуликами, который не любил любого инакомыслия, — может ли он быть гуманистом? Не верю я в это. Ни Маркса, ни Ленина нельзя подозревать в гуманизме.

С.А. В истоках их идеи могли быть гуманистичными. Но в конкретной политической борьбе, в атмосфере популизма сильнее проявлялись те черты характера, о которых вы говорите. И от преодоления отчуждения мысль могла перейти к насилию, к диктатуре пролетариата и прочему, что вылилось потом в идеологию левокоммунистического радикального движения.

Ф.Б. Я хотел бы поддержать Станислава Сергеевича. Что касается Ленина, то его реальная роль состояла в том, что он, подобно Бисмарку, железом и кровью сохранил империю от развала. Все остальное — коммунизм во всем мире, социализм в новой стране — пустые и опасные иллюзии. Маркс же был хорош в той степени, в какой он наследовал просветительские течения прошлого. Но Маркс был ужасен, когда он выдвинул собственную концепцию насильственного переустройства общества, доведенную до идеи диктатуры. Мы увидели, что это вылилось в диктатуру партии, то есть части общества (а по существу, группы лиц) над всеми остальными. И диктатуру вождя в итоге. Идея насилия, которую продекларировал Маркс, деформировала все то хорошее, что было в марксизме.

С.А. Но она не вытекала из исходных позиций. На мой взгляд, причина этой деформации лежит в популизме — явлении, которое мы до сих пор недооценивали. Мне кажется, что современные течения, начиная от позднего Маркса и, к сожалению, до гитлеризма и многих нынешних, вплоть до существующих в нашей стране, ориентаций, коренятся именно в страшном явлении популизма. Ведь главная идея последнего — быстрыми, решительными, насильственными методами перейти к счастью всех без исключения людей.

Ф.Б. Здесь я полностью согласен с вами и вижу главную опасность сегодня в стремлении — будь то верхов или низов — решить все проблемы с помощью насилия. Я же убежденный сторонник эволюционизма, структурных реформ. Именно они были эффективны на протяжении всей истории человечества. А революции, сверху или снизу, лишь меняли политическую элиту, но обошлись в десятки миллионов жизней. Я против диктатуры, чем бы ее ни пытались оправдать — сохранением Союза или наведением порядка. Диктатура рано или поздно обернется разрушением демократии, избиением людей и нищетой.

Капитализм, социализм — эти понятия мало что дают для понимания нашего мира. Есть современная цивилизация и цивилизация прошлых веков. Больше половины человечества живет в условиях современной цивилизации: заводы, машины, фермы, телевидение, продукты, товары и т. д. Экономическая и политическая свобода. Мы же живем в нецивилизованном обществе, каким бы определением мы ни пытались это прикрыть. Ни еды, ни жилья, ни духовной близости. Раньше говорили: во всем виноват Сталин. Это он испортил (деформировал) социализм. Но вот уже 38 лет без Сталина. Разве жизнь стала лучше? Правда, он расстреливал в застенках миллионы людей. А теперь стреляют на улицах. Вот так социализм — голубая мечта трудового человека!

Мы должны вернуться к просветительской, либеральной, гуманистической платформе, к тому, что у нас получило признание как система общечеловеческих ценностей.

С.Ш. Но при этом придется сказать, что вся платформа так называемого гуманного демократического социализма — это блеф, который говорит о том, что наша партия не научилась и никогда не научится слушать голоса своих членов. Я, например, с самого своего выступления на февральском Пленуме ЦК КПСС и вплоть до последних писем Генеральному секретарю говорю абсолютно о том же самом — о том, в частности, что мы не поставили вопрос о разногласиях между «революционной» и «оппортунистической» социал-демократией. Мы не поставили вопрос о том, возможно ли выйти из кризиса в рамках существующей общественно-политической системы. Вместо этого «гуманный демократический социализм», аморфнее термина нельзя придумать, и как член ЦК я не согласен с этой резолюцией. Негуманного, недемократического социализма просто не бывает.

Теперь давайте разберемся, не лукавим ли мы с социальной демократией. Первое. Я, как математик, должен пользоваться все-таки точными терминами. Этимология слова «социал-демократия» содержит понятие «социалистическая», а не «социальная». Второе: нам действительно нужна организация. Без организации правые нас добьют, и хорошо, что Алексеев, Бурлацкий, Шаталин, Иванов, Петров, Сидоров стали это понимать. Шеварднадзе верно сказал: демократы разбежались. Организация своя нам жизненно необходима, но не левая как противопоставление правым, а левоцентристская.

Ф.Б. Об этом, о левом центре, и речь. Сейчас идет борьба за центр — идет она и справа и слева. Преуспевают правые, и именно потому, что левые не только не организовались, но даже не определили свою платформу.

С.Ш. Самое страшное пока не это. Самое страшное — если левые окажутся переодетыми правыми. Тогда повторится трагедия, которую пережили наши деды в 1917 году.

Ф.Б. Пора извлекать уроки и из шестилетнего периода перестройки: что было правильно, что с точки зрения социал-демократического подхода было безусловной ошибкой. Я полагал с самого начала, и много раз об этом писал, что первым шагом перестройки должна была быть реконструкция сельского хозяйства. Надо было начать с аграрной реформы, хотя бы с того, что было сделано в Китае: перейти на семейную форму аренды, а в перспективе — на фермерское хозяйство и малые кооперативы. Сейчас народ был бы сыт, не было бы очередей и пустых магазинов. Но у нас возникла колоссальная асимметрия между политическими и экономическими реформами. И это была первая глубокая ошибка перестройки.

С.А. С точки зрения, как вы сказали, социал-демократического подхода это действительно ошибка, но ошибка тактическая. Стратегическим звеном должна быть реформа отношений собственности вообще, а не только в сельском хозяйстве. Если перестройка не будет ориентирована на собственность, мы получим стратегическую ошибку, которую уже невозможно будет исправить.

С.Ш. Очень верно, по-моему. Но если речь зашла об ошибках перестройки, то скажу, что само это слово нечестное и бессмысленное. Что мы перестраиваем? Деформированный социализм? Сталинский социализм в гуманный? Но в СССР социализм ведь и не был никогда построен! Так что мы словом «перестройка» сами себе морочим голову.

Надо отдать должное Горбачеву: он понял, что так дальше жить нельзя. Он умный, нормальный, демократичный человек, мы все достаточно знаем нашего президента, его плюсы и минусы. Но как жить дальше? Он понять не мог, и упрекать его за это нельзя. Для этого, кроме полной оценки системы, нужно полное изменение сознания. Человеку, выросшему в комсомольско-партийной номенклатуре, трудно так глубоко измениться. Но можно.

Ф.Б. Моя последняя книга, «Вожди и советники», направлена против выходцев из комсомольско-партийной элиты, но я не считаю, что президент является представителем этой генерации. Это куда более глубокий и сложный человек. И если он хочет по-прежнему представлять центр, ему необходима реальная сила не только справа, но и слева.

С.А. Тем не менее главный источник его противоречивых действий, о которых мы говорим, я вижу в том, что он — бывший секретарь обкома партии. Это страшная вещь — концентрация абсолютной власти на определенной территории и при этом абсолютная же подчиненность вышестоящему. И некоторые лидеры современных модных движений ведь тоже были секретарями обкомов партии или деятелями того же уровня власти и тоже были одержимы мучительным стремлением к абсолютной власти вообще.

Ф.Б. Поэтому я и называю период, о котором речь, революцией областных партсекретарей. Мы пережили именно эту революцию. И она завершилась.

Но в ее разгаре была сделана вторая крупная ошибка, и мы должны ее назвать. Это — попытка вернуться к ленинской модели политической системы. И здесь, я должен прямо сказать, дурную роль сыграли советы Анатолия Ивановича Лукьянова. Мы спорили накануне XIX партконференции (вы, участники этого спора, помните), какой должна быть политическая система. Пришли к выводу, что надо взять мировой опыт представительной демократии. Не мудрить, не искать опять решения на советских путях, ибо эта карта сыграна, да еще с отвратительнейшими последствиями для нашей страны.

И тут, вместо того чтобы организовать нормальные выборы парламента (пусть он называется Верховный Совет или как угодно еще), прямыми всеобщими выборами избрать президента (в то время, кстати, Горбачев прошел бы на «ура»), четко провести разделение властей и принять Декларацию прав гражданина — вместо этого всего предприняли попытку вернуться к 1924 году. И даже модель скопировали с 1924 года, вплоть до совпадения количества депутатов! Но ведь та модель «народного представительства» была приспособлена к диктатуре, которая называлась пролетарской, и она функционировала лишь постольку, поскольку была одна партия, которая пронизывала все системы, все республики и, по существу, всем командовала. Мысль о ленинском ренессансе оказалась, как видим, абсолютно непродуктивной. Вместо представительства всего народа мы получили, по существу, кальку с родового, общинного управления — когда собираются соплеменники, а наш староста, подобно учителю в церковноприходской школе, дирижирует залом и разве что не бьет линейкой по рукам.

А что происходит в республиках, где родовой принцип вообще стал главным? Не принцип гражданский, не принцип народный, а принцип нации, рода, по существу, определяет там основы демократии. Это противоречит всему демократическому опыту двадцатого столетия. Но только сейчас начинают поговаривать, что пора подумать о том, чтобы создать нормальную представительную демократию.

С.Ш. Да, это была ошибка, но она мне кажется следствием более фундаментальной причины. Причиной была борьба за 6-й пункт Конституции, за тоталитарную коммунистическую идеологию. Раз ты начинаешь эту борьбу, ты просто должен создать именно такие вот Советы. В этом смысле вы правы — это была глубочайшая, фундаментальная, коренная ошибка.

С.А. Но при этом, как видите, нет оснований винить в создавшемся положении традиции, истоки социал-демократии. Настоящая демократия идет от экономики, от собственности.

С.Ш. Без экономической свободы никакой другой свободы вообще не будет. Также считаю возможным соединение социал-демократизма с верой в Бога.

Ф.Б. Третья ошибка перестройки — партия, где только-только сложились разные течения, опять была централизована и постепенно стала возвращаться к той КПСС, какой она была в хрущевские и брежневские времена. Почему? Жупел фракционности. На передний план вышел страх перед расколом. В итоге организационно оформилось мощное консервативнореакционное течение в виде РКП, а левые и левоцентристские течения рассыпались. Причем люди, которые придерживались идей социал-демократии, оказались перед жестким, невыносимо трудным личным выбором: либо оставаться в этой партии и выполнять то, что идет из ЦК (а Полозков сидит в здании ЦК КПСС и уже перетянул на свою сторону очень много аппаратных деятелей), либо выходить из партии. Очень многие вышли, мы с вами не выходим, и возникло положение, при котором 40 % коммунистов либо не платят взносы, либо реально не функционируют как члены организации. Чаще всего они-то и есть представители социал-демократического течения в КПСС. И если не будут приняты какие-то серьезные организационные, я бы даже сказал, стратегические шаги, эти люди выйдут из партии и рассеются среди многочисленных ныне мелких политических образований. А идея внутрипартийного плюрализма, заявленная Горбачевым, уйдет в песок.

С.А. Нужно исходить из реалий. КПСС в настоящее время нужно рассматривать как главную организационную силу в стране, объединяющую наибольшее количество образованных людей. Те, кто вышел из КПСС (хотя вышло немало лучших в интеллектуальном отношении людей), оказались рассыпаны, не организованы. Поэтому я считаю, что в перспективе станет неизбежной организация параллельной партии, параллельной структуры, но на данном этапе начинать следует с платформы внутри КПСС. Именно сейчас, когда многие колеблются, выходить ли им из партии или оставаться, их надо объединить пока внутри организации. Если это не получится, тогда не будет другого пути, кроме создания новой, собственной социал-демократической партии.

С.Ш. Никогда КПСС не пойдет на то, чтобы создать внутри себя какие-то фракции. С этой иллюзией надо покончить. В чем трагедия происходящего? Из КПСС часто уходили популисты. Скажу сразу, что я решительно не отношу к популистам Ельцина, Попова, Собчака. Популисты бросали партбилеты, чтобы злом бороться со злом, хотя ушли, я согласен, очень многие интеллектуальные люди. Однако из партии не ушли пока те, кого народ считает нравственными, умными, серьезными людьми, стержнем нашего Отечества.

Ф.Б. Я назвал бы среди них Яковлева, Шеварднадзе, Бакатина, Назарбаева и многих других руководителей республик, которые твердо стоят на тех же позициях.

С.Ш. Кстати, о республиках. Перестройка показала, как много там ярких умных личностей, которых мы имперски недооценивали. Интеллектуальнейшие люди, пример которым — Назарбаев, Каримов и другие. Образованные, активные, умеют сотрудничать и спорить… Вот с такими людьми можно выйти из партии, чтобы создать новую организацию. Если, конечно, они согласятся.

Ф.Б. А я стою ближе к позиции Сергея Сергеевича. Я считаю, что надо предпринять попытку создания платформы, направления, не покушаясь даже на устав, который был сконструирован, конечно, в аппаратных коридорах. Но ведь левое течение в партии представлено и в первичных парторганизациях, и среди забастовочных комитетов, среди интеллигенции, аппарата управления, правоохранительных органов. Всех, кто разделяет наши взгляды, мы должны призвать объединиться внутри партии на четко сформулированной платформе. В то же самое время надо формировать и за рамками партии социал-демократию как более широкое общественное движение, к которому примкнут многие имеющиеся уже малые партии. Это движение позволит объединить усилия тех, кто остается внутри КПСС, с находящимися вне ее рамок. Это может быть очень широкое демократическое движение, в котором при желании найдут себе место партии и движения не только России, но и всех республик, всех борющихся за суверенитет регионов страны. Мы не претендуем на власть, подобно консерваторам и радикальным демократам, мы претендуем на влияние, на то, чтобы реформы отражали интересы народа и требования современного производства.

Почему я не стал бы сейчас выдвигать идею выхода из КПСС? По трем причинам. Первое — традиции. Людям, находящимся в партии по многу лет, десятилетий, трудно рвать с нею. Второе — этические соображения. Стало выгодным выходить из партии, многие делали карьеру через выход, через популизм, через митинговые страсти. Третье — соображения практические, организационная структура, значение которой прекрасно понимали все. Столь необходимая для партии…

с. ш. и для борьбы за власть, подчеркну, потому что парламентская партия создается все-таки для цивилизованной парламентской, но борьбы за власть, а не за влияние.

Ф.Б. Необходимую в любом варианте организационную структуру легче сейчас создать внутри партии, объявив, что первичные партийные организации, а может, и какие-то районные, областные, республиканские, объединяются на платформе социальной демократии. Я полагаю, что у нашего президента достаточно ума, здравого смысла и опыта, чтобы понимать, что он нуждается не только в правых, но и в тех, кто будет предлагать ему альтернативу социал-демократического характера. Иначе он станет не просто заложником, а инструментом в руках реакционных сил.

С.А. Пожалуй, не следует употреблять слово «фракция». Мне кажется, достаточно объявить платформу, не выдвигая условий ее институционализации внутри партии в виде особого подразделения, противостоящего РКП. Логика жизни сама потом подскажет, во что превратиться этой платформе: то ли она всю партию перетянет на себя или хотя бы большинство, то ли неизбежным станет выход меньшинства в организованном порядке.

И второй момент: есть люди в КПСС, которые сейчас не выделяются из нее даже во фракцию, а для социал-демократии они очень ценны. Вот на платформу подобные люди, мне кажется, могли бы перейти.

С.Ш. Я сам умею и люблю создавать организации, знаю их силу. И знаю наверняка, что в рамках одной организации, в стенах одного райкома нас задушат немедленно. Тогда как, выйдя из партии, мы получим твердую конституционную поддержку, не забывайте этого. Мы ведь объявили многопартийность, и Конституция СССР защищает наше право на собственную организацию.

Что же касается этики, скажу, что, когда играешь в этику, ты неэтичен. Нельзя только из-за ложно понятой этики не выходить из какой-то организации. Если бы компартии было трудно, если б она боролась за идеалы, которые ты разделяешь, тогда ты не имеешь морального права ее покидать. Сейчас этого нет. Сейчас компартия борется за то, чтобы все повернуть к прошлому. Почитайте некрологи. Первым подписывается генсек, вторым — Янаев, третьим — Ивашко, четвертым — Павлов, пятым — Лукьянов, далее — Политбюро по списку, секретари ЦК КПСС — по списку, а потом — первые замы. Приехали с перестройкой, здравствуйте!

И тут я должен сделать важное уточнение. Я против коммунизма, против коммунистической идеологии. Но если кто-то будет призывать к притеснению коммунистов, к дискриминации, а тем более к мести или расправам, я с этим буду бороться так же жестоко, как с притеснениями социал-демократов или любых других людей. Цель нашего движения — Я, Личность, все данные ей от Бога права.

Ф.Б. В этой связи я предложил бы практические идеи. Первая — обратиться к тем, кто еще остается в коммунистической партии, к первичным и другим организациям с призывом принять участие в формировании движения. Вторая — собрать организационную группу, которая сформулировала бы платформу, альтернативные идеи во всех сферах — экономической, политической, социальной, культурной и так далее. Третья — на этой платформе созвать «круглый стол» социальной демократии…

С.Ш. И пригласить на него наших друзей из Австрии, Швейцарии, Франции, Швеции…

Ф.Б. Да, безусловно. И там обсудить вопрос: оставаться в КПСС или выходить? Оба варианта имеют свои преимущества. В одном случае мы опираемся на имеющуюся организацию и получаем 20, 30, 40 % ее нынешних членов, в другом заявляем себя согласно Конституции и получаем поддержку закона. В любом случае мы должны апеллировать не только к интеллигенции, но и к квалифицированным рабочим.

С.Ш. И к армии, МВД, КГБ — там тоже немало людей в такой же, как мы, ситуации. И обязательно к республикам, ко всем региональным партиям, от националистических до коммунистических.

С.А. Мы должны обозначить в качестве основного пункта не строительство социализма, а созидание правового гражданского общества, которое сообразно реальным потребностям жизни вбирает те или иные элементы социалистического идеала.

Ф.Б. В сущности, основные идеи платформы провозглашаются уже всеми. Это парламентская демократия, переход к рыночному хозяйству и смешанной собственности (включая, безусловно, частную собственность), это плюрализм — политический, культурный, идейный. Это и то, чего не было никогда в

России, — либерализм, права человека в центре всей политической системы. Это, наконец, вхождение в современный мировой рынок на правах части цивилизованного сообщества, участие во всех видах его деятельности.

С.А. Я вижу задачу социал-демократии, задачу всей интеллигенции в созидании такого общества, которое может впитать в себя общемировые ценности социал-демократии. Что ни говори, а идея социализма — великая человеческая идея. Но мы не сможем ни на шаг продвинуться к ней, как я уже говорил, без нахождения баланса между социальной защищенностью и свободой. Мы даже сейчас ссылаемся на социальную защищенность советского человека, когда пытаемся оправдать ошибки вождей. Но не говорим о порожденных ею бездеятельности, безынициативности масс населения, о страшно расплодившейся бюрократии, о превратившейся в самостоятельную силу системе распределения товаров и прочих благ. Баланс, при котором социальная защищенность не душила бы личную свободу и инициативу, а, напротив, высвобождала бы духовные силы личности, такой баланс должен стать, по-моему, во главу угла нашей платформы.

С.Ш. Я добавил бы — не менее трудный баланс между социальной справедливостью и экономической эффективностью. Мы ведь сейчас рассматриваем их как понятия противоборствующие, тогда как на самом деле это комплиментарные, взаимно дополняющие понятия. Ведь вот, к примеру, у шведов появились основательные сомнения: а не переборщили ли они со своей социальной справедливостью (или защищенностью, что, по сути, то же самое), коль эффективность хозяйства падает и все труднее становится получать средства для социальных программ?

Ф.Б. Социалистическая идея — это идея равенства. А равенство имеет свои пределы, если мы не хотим разрушить основы современного общества.

И еще одно важнейшее соображение. Отвергая унитарную коммунистическую идеологию, мы не можем предлагать взамен другую унитарную, хотя бы и социал-демократическую. Страна изменилась. Социал-демократии предстоит действовать в качественно ином поле, где проявился такой сильнейший элемент, как национальное самосознание множества народов. Можем ли мы предложить такую платформу, которая в равной степени удовлетворяла бы и молдаванина, и русского, и литовца, и грузина, и узбека, и украинца?

В этой связи вспоминаю, что в Европейском парламенте рассаживаются не по странам, а по партиям. Дефект нашего демократического развития начался на I Съезде народных депутатов СССР, когда всех посадили по республикам и регионам. Хотя в каждой республике, в каждом регионе есть люди, которые верят в коммунизм и даже сталинизм, и есть люди, которые думают совершенно иначе.

Так вот, сейчас, когда уже имеется опыт борьбы за национальную независимость, есть определенные завоевания на этом пути, можно и нужно формировать интегральные движения, которые проходят через все республики и регионы, причем на плюралистической основе. Коммунистические, социал-демократические, движения «зеленых», какие угодно еще — все они способны объединять людей из разных мест страны и, что немаловажно, давать им выход к единомышленникам в других странах мира. Мы не претендуем на то, чтобы наши идеи стали господствующими, но мы будем добиваться, чтобы они заняли свое место в плюралистической системе политики, идеологии и культуры.

С.А. Кстати, объединение социал-демократов внутри КПСС позволит использовать уже существующие интегрирующие структуры, созданные и развитые компартией во времена ее могущества. Но не меньшие, а гораздо большие, я полагаю, ценности остались в более отдаленном прошлом КПСС, во временах русской социал-демократии, — ее духовность и интеллигентность.

Ф.Б. В этом тоже один из резонов тому, чтобы вначале попробовать объединиться внутри партии, не выходя из нее.

С.Ш. Готов обсудить, хотя отношусь к этому скептически. Одним из пунктов будущей платформы обязательно должно быть отношение к проблеме сохранения Союза. Я считаю, что одной из лучших находок программы «500 дней» была идея экономического союза. Любви по расчету, как я написал в открытом письме Горбачеву.

С.А. Экономический союз — идея фундаментальная, но я добавил бы: экономический союз в правовых формах, обеспечивающих его нормальное функционирование. Через такой союз, и только через такой союз, пойдет добровольная и эффективная интеграция обновляющейся страны.

Ф.Б. Последние события в Прибалтике, пролитая кровь показали, что политика правых не только преступление, это ошибка, за которую придется платить веками отчуждения народов Прибалтики, да и не только этих народов. Зато общий рынок в рамках прежнего Союза республик — это концепция, с которой, по-моему, согласятся решительно все, от прибалтов до жителей Средней Азии и Дальнего Востока. Более того, она стала бы основой нашей интеграции с Европейским сообществом.

С.Ш. Безусловно. Первый шаг — республики и регионы, второй — Восточная Европа, третий — страны Запада и Юго-Восточной Азии.

Ф.Б. Поэтому серьезнейшая ошибка допускается сейчас, когда пытаются республики силой загнать в политический союз, игнорируя их естественные экономические интересы. Конечно, для такой огромной страны с многонациональным населением идеально подошла бы двухпартийная система, как в США, например коммунисты и социал-демократы. И первым шагом на этом пути могла бы стать организация социал-демократической платформы в КПСС и альянса социал-демократии вне партии.

Итак, в чем суть предлагаемой альтернативы?

Во-первых, решительный отказ от сползания к новой партийной диктатуре на основе правоцентристского блока, переход к парламентской и муниципальной системе. Во-вторых, и незамедлительно, отказ от попыток насадить Советский Социалистический Союз путем насилия, а тем более танков и пуль, и переход к формированию экономического сотрудничества как базы будущего союза суверенных республик. В-третьих, восстановление программы «500 дней» в качестве инструмента перехода к рынку и правовому гражданскому обществу. В-четвертых (и сейчас это главное), начало объединения партийных организаций в рамках КПСС на платформе социальной демократии и широкого альянса социал-демократических сил за пределами КПСС как базы двухпартийной системы в будущем.

Чтобы создать это новое движение, нужно только одно — следовать своим взглядам, избавиться от страха и холопства. Время действий настало.

С.Ш. А я хочу напомнить слова французского писателя Андре Жида: «Доверяйте тому, кто ищет истину, а не тому, кто ее уже нашел»…

Эта публикация получила широкий отклик. В редакцию поступило более ста писем как от отдельных читателей, так и от целых коллективов. Многие предлагали приступить к созданию социал-демократической партии, а некоторые — незамедлительно организовать внутри КПСС самостоятельную структуру, параллельную коммунистической. Я вероятно, сделал самую крупную ошибку, поскольку не решился приступить к созданию такой организации. Тем временем из ЦК Компартии России пришло грозное предложение «рассмотреть вопрос о членстве в партии Ф. Бурлацкого». В ответ на это я издал приказ по редакции запретить в газете деятельность любых парторганизаций. В отличие от других реформаторов я не вышел из КПСС, а приостановил свое членство.

В этой статье получила развитие мысль, высказанная мной в статье «О социальной демократии», опубликованной ранее в «Литературной газете». В ней я попытался провести различия между «социалистической демократией», которая ставит целью построение социалистического общества, и «социальной демократией», которая ограничивается защитой интересов трудящихся классов и не выдвигает никаких взятых из головы планов построения коммунистического либо социалистического общества.