Обжигающий фактор

Глава 47

Теперь они держались гораздо ближе.

В зеркале заднего вида Марин увидел, как черный «форд» пересекает двойную желтую линию, чтобы обогнать очередную машину и снова пристроиться ровнехонько в двадцати футах за бампером его автомобиля.

Конечно, он всегда знал, что они рядом. Но прежде все было куда как деликатнее — мимолетно попавшийся на глаза наблюдатель, перехваченный отчет о его передвижениях, непонятный щелчок в телефоне. Теперь все станет иначе. Он знал — этого не миновать. Вечно присутствующие стражи никогда более не отступят на почтительно-приличное расстояние.

Улыбнувшись затаенной улыбкой, Марин свернул на тихую сельскую дорогу, что вела к его дому, и чуть прибавил скорость. После того как он свернул за поворот в одной восьмой мили от его дома, наблюдатели исчезли. «Форд» никогда не показывался из-за последнего поворота: без сомнения, останавливался в самой узкой части обрамленной двумя рядами деревьев аллеи, так что Марин не мог бы уехать незамеченным. Внезапно усилившееся общение с выводком Прайса не переставало забавлять доктора.

Припарковав машину перед гаражом, он двинулся к дому. Солнце уже садилось. Сегодня Марин ушел из «СТД» пораньше и битых три часа просто провел за рулем, колеся куда глаза глядят. Работа все накапливалась — отчеты, запросы, теоретические выкладки от работающих удаленно консультантов, — но он уже не мог сосредотачиваться на ней хотя бы настолько, чтобы притвориться, будто работает. Скоро. Уже скоро.

Марин потянулся ключом к замочной скважине, но от первого же прикосновения дверь подалась и отъехала на несколько дюймов назад. Доктор замер на месте и вернулся к жизни, лишь услышав сзади шорох сухих листьев. Обернувшись, он увидел, что к нему подходят двое.

— После вас, доктор Марин, — произнес один из них. Марин даже не обратил внимания, который именно, — голова у него была слишком занята торопливым пересмотром ситуации. Он подозревал, что присутствие людей Лоуэлла станет еще более навязчивым, но не думал, что они зайдут так далеко.

— Сэр, — приглашающе повторил человек у него за спиной.

Марин расправил плечи, выпрямился в полный рост и, натянув на лицо маску абсолютного спокойствия, шагнул через порог.

Ричард Прайс восседал посередине разгромленной гостиной на единственном избежавшем общей участи предмете обстановки — принесенном из столовой стуле с прямой спинкой. Сзади с надменной улыбкой на губах стоял Брэд Лоуэлл.

Шагая к Прайсу, Марин обвел комнату взглядом, на ходу вбирая полный хаос, царивший на месте недавно еще безупречного порядка, и силясь отогнать внезапно закравшееся в душу неприятное ощущение неуверенности. Это что — своеобразное наказание? Нет, Прайс никогда бы не опустился до столь вульгарной и бессмысленной выходки. Тогда что же это такое?

— Генерал Прайс. — В голосе доктора звучала уверенность, которой он на самом деле уже не испытывал. Не слишком ли он перегнул палку? — Добро пожаловать в мое скромное жилище.

Прайс ничего не ответил, даже не шелохнулся, бесстрастно наблюдая, как его люди занимают позиции по углам комнаты.

— Похоже, доктор, во время нашей последней встречи мы так и не поняли друг друга.

Они некоторое время мерили друг друга взглядами. Поскольку Марин не знал точно, что говорить, то решил вообще молчать. Для выработки стратегии ситуация все еще оставалась слишком неясной.

Прайс сунул руку в карман и вытащил оттуда фотографию размером пять на семь дюймов.

— Возьмите.

Обычно Марин не повиновался приказам, но сейчас, пожалуй, настал самый подходящий момент слегка разрядить ситуацию. Кроме того, ему было просто любопытно.

— Это вам что-нибудь говорит?

Марин внимательно осмотрел фотографию. Там изображалась стена, больше всего похожая на стену гостиничного номера. Кто-то всю ее исписал — крупными черными буквами. Марину пришлось поднести фотографию почти к самым глазам, чтобы разобрать отдельные слова.

— Эрик Твен, — произнес он, делая шаг вперед и возвращая фотографию Прайсу.

— Что?

— Эрик Твен, — повторил Марин. — Когда он только попал в Хопкинс, то все время везде писал мелками. Через год там, по-моему, дюйма свободного на стенах не осталось, не исчерканного какими-нибудь разноцветными выкладками. Я-то думал, он это перерос…

— Вы знаете, что значат все эти надписи?

Они значили, что Твен и его потрясающая сообщница подобрались близко. Чертовски близко. Замечательно! Лучшего временного расклада и придумать нельзя.

— Боюсь, не знаю.

Прайс важно кивнул и спрятал фотографию обратно в карман.

— Возможно, я вам помогу. Куинн Барри посещала семьи Кэтрин Таннер и Шэннон Дорси, которых вы, без сомнения, помните. Уехала оттуда она с большим количеством их личных бумаг и документов. Позднее она звонила матери Лайзы Иган и спрашивала, подавала ли ее дочь заявление в Виргинский университет. Как вы думаете, почему?

Марин тщательно взвешивал каждое слово. Прайсу, безусловно, прекрасно известно, что он много лет проработал в Виргинии. Можно ли отрицать и дальше?

— Понятия не имею.

— Не имеете понятия, — повторил за ним Прайс. — Ясненько. Что ж, у меня тут есть еще кое-что, что, возможно, освежит вам память.

Брэд Лоуэлл нагнулся и достал из-за стула Прайса старый металлический ящик. У Марина перехватило в груди дыхание.

— Что-то не так? — издевательски осведомился Лоуэлл, откидывая крышку.

Марин резко шагнул вперед, но сумел обуздать себя. Он попытался восстановить бесстрастную маску, которую носил еще секунду назад, но это было немыслимо. Внутри все словно перевернулось, а когда Лоуэлл запустил руку в ящик и принялся неторопливо доставать оттуда содержимое, к горлу подступила жгучая желчь. Лоуэлл жестоко медлил с каждой новой пригоршней, пропускал тонкую разноцветную ткань меж пальцев, обкрадывая Марина, лишая того, что принадлежало ему одному — мягких, утонченных прикосновений шелка, нейлона и хлопка и воспоминаний, пробуждаемых этими прикосновениями. Цвет их глаз, их запах, их повлажневшая в испарине кожа. Их страх.

Марин словно примерз к месту. Вкус крови во рту заглушил горечь подкатывающей к горлу желчи — он так стиснул зубы, что прокусил щеку. Не выдержав, доктор снова шагнул вперед — судорожно, неуклюже, без всякой грации, сам понимая, что эта суетливость ему не пристала. Однако поневоле остановился, когда охранники вокруг дружно повытаскивали из карманов пистолеты и нацелились на него. Блеф? Теперь он не был так уж в этом уверен.

Наконец все закончилось. Лоуэлл картинно приподнял двумя пальцами и выронил беленькие хлопчатобумажные трусики в мелких розочках, а потом извлек с самого дна ящика плотный коричневый конверт. Вытащил оттуда стопку абитуриентских заявлений и протянул Прайсу:

— Ну что, доктор, теперь понимаете?

Сейчас Марин всем своим существом был сосредоточен лишь на одном: на Лоуэлле. Тот мерил его столь же страстным и напряженным взглядом. Сейчас все могло закончиться. Марин знал, что способен преодолеть разделявшие их пять футов в долю секунды. Он почти физически ощущал, как все произойдет: голова Лоуэлла в ладонях, хруст сворачиваемой шеи, тупая боль пронзающих тело пуль. И все, чего лишил его Лоуэлл, мгновенно вернется. Вернется и снова будет принадлежать лишь ему одному.

Нет. Он еще в силах контролировать ситуацию. Еще не пора спускать себя с поводка. Пока еще не пора. Марин перевел взгляд влажных глаз на Прайса и почтительно кивнул.

— Надеюсь, теперь, доктор, у нас с вами нет друг от друга секретов?

— Никаких.

Прайс явно не поверил, однако удовлетворился тем, что получил подтверждение тому, что удерживает сильную позицию. Знал бы он, сколь шатка эта позиция! Однако пока, пребывая в счастливом неведении, Прайс преспокойно пролистывал стопку заявлений у себя на коленях и разглядывал приколотые к каждому заявлению фотографии!

— Красивые девочки, — произнес он, вытаскивая из кармана зажигалку. Марин стиснул зубы, а Прайс поднес к заявлениям огонек и поджег их. Они сгорели быстро, выпали из руки генерала на пол, наполняя комнату едким запахом пепла и прожженного ковра. Это ничего не значит, твердил себе Марин. Теперь уже ничего. Всего лишь очередной пример энтропии — все на свете в конце концов превращается в хаос.

Следуя за Прайсом вниз по ступеням к дороге, что вела от дома Эдварда Марина, Лоуэлл нажал кнопку устройства у себя под воротником:

— Машину для генерала.

— Мы пойдем пешком.

— Сэр, но…

Прайс махнул рукой, пресекая на корню попытки возразить, и зашагал дальше, пытаясь задавить бушующие в груди эмоции и сосредоточиться. Слишком уж много неизвестных в этом уравнении. Долго ли он еще может допускать, чтобы все продолжалось как есть? Контроль над ситуацией неуклонно ускользал, и генерал прекрасно сознавал это, с самого начала зная, что так оно и будет. Признак истинного лидера — умение безошибочно понять, когда все неудержимо сыплется из рук. Знать, когда пора подводить черту.

Он ускорил шаг, безуспешно пытаясь черпать спокойствие из тихого, недвижного воздуха вокруг, из неспешно сгущавшихся сумерек. Если вся эта история вылезет на свет божий, его покинут, а потом и распнут те же самые люди, кому он так преданно служит. И простые американцы будут только счастливы найти для себя такую жертву. Каждый вечер они возвращаются домой и заползают в теплые, уютные постельки — но и знать не хотят, чего стоит поддерживать этот уют и безопасность. С головой кутаются в блаженное — тщательно культивируемое — неведение, а его поторопятся осудить и покрыть позором.

— Барри и Твен? — спросил Прайс, когда Лоуэлл поравнялся с ним.

— Они очень умны, сэр. Куда изобретательнее и активнее, чем мы предполагали. Практически не оставляют следов и не избирают самые напрашивающиеся пути. Но я подбираюсь к ним и непременно найду.

— Когда?

— Не могу точно сказать, сэр.

— Неизвестно, сколько урона они могут нам причинить. Сколько уже причинили. Их необходимо найти, Брэд. Живыми, если возможно. Если же нет…

Он многозначительно не договорил фразы.

— А Твен?

— Сделайте все, что в ваших силах, чтобы взять его живым. Но это уже не приоритет первой степени.

— Да, сэр.

— А что с Марином? — осведомился Прайс.

— Теперь мы уже не скрываемся, даем ему знать, что мы рядом, — согласно вашим приказам, держимся в зоне видимости. Так ему будет гораздо сложнее скрыться.

— Сделайте так, чтобы это стало невозможно. Не спускайте с него глаз, Брэд. Ошибка обойдется нам теперь слишком дорого.

— Должен ли я понимать, что могу действовать без ограничений, сэр?

— Ничего подобного, — отрезал Прайс, остановившись и ухватив Лоуэлла за руку. — Я прекрасно понимаю ваши чувства и разделяю их, Брэд. Наверное, вы и не понимаете, насколько я их разделяю. Но вы должны отрешиться от них. Вы же понимаете, как он важен для нас? Понимаете?

— Да, сэр.

— Тогда я могу доверить вам то, что должен сказать. И верю, что вы не воспользуетесь моими словами в своих интересах.

— Я всегда выполнял ваши указания в точности, сэр, до последней буквы.

Прайс отпустил Лоуэлла и положил руку ему на плечо:

— Я знаю, Брэд. Знаю…

— Так что именно, сэр?

Прайс тихонько вздохнул. Выбора уже не было.

— Если Марин снова сумеет ускользнуть от вас, выследите доктора и избавьтесь от него.

Лицо Лоуэлла осталось бесстрастно.

— Я понял, сэр.