Обнаженная натура

Глава двенадцатая

Местом преступления оказался просторный склад, полупустой и гулкий. Или был бы гулкий, если бы не множество копов всех родов и видов, персонал «Скорой» и судмедэксперты, от которых было не протолкнуться. Не так плотно, конечно, как было несколько часов назад, но все равно чертовски много для места, где преступление случилось в позапрошлую ночь. Впрочем, здесь были убиты их товарищи, и все рвались поучаствовать, помочь, а главное — почувствовать, что помогают. Никто не любит чувствовать себя бесполезным, а коп — вдвойне. Ничто так не выводит полицию из себя, как невозможность что-то исправить — такое вот у ребят отношение. У ребят — не в сексистском смысле; я это про всех копов. Все будут ошиваться в поисках зацепок или пытаться как-то найти в этом всем смысл.

Зацепки могут быть, но смысла не будет. Витторио — серийный убийца, у которого достаточно вампирских сил, чтобы заставить вампиров послабее себе помогать. Серийный убийца, который может заражать своей патологией других — не убеждением, а метафизической энергией. Всякий, кого он обратил в вампира, может быть принужден разделить его хобби и участвовать в его извращениях.

Я смотрела на контуры, обведенные на полу там, где лежали тела. Шоу сказал, что потеряли троих, но это было всего лишь слово и цифра. А когда стоишь и смотришь на следы маркера, где лежали убитые, где пролилась кровь, тогда до тебя доходит смысл слова «потери».

Много было и других контуров, отмечавших, где лежали предметы. Интересно, какие именно. Оружие, стреляные гильзы, одежда — все и вся было обведено мелом, зафотографировано, записано на видео.

Пол выглядел как минное поле — столько было на нем пометок, что почти невозможно было пройти между ними. Что же здесь, черт возьми, произошло?

— Перестрелка, — тихо сказал Эдуард.

Я посмотрела на него:

— Что?

— Перестрелка. Стреляные гильзы, разряженные и брошенные стволы. Неслабый бой.

— Если вот эти отметки маркером — стреляные гильзы, то почему нет мертвых вампиров? Невозможно выпустить столько металла в таком пространстве и ни в кого не попасть. Особенно с тем тренингом, который эти парни прошли.

— И даже охотник на вампиров у них в прошлом военный был, — вставил Бернардо.

— Откуда ты знаешь? — удивилась я.

Он улыбнулся:

— Помощница шерифа Лоренцо любит поговорить.

Я посмотрела на него одобрительно:

— Так ты не просто с ней заигрывал, ты еще информацию добывал. А я только что подумала, где ты ее берешь.

— Это был многозадачный режим, — ответил ин. — Я добыл информацию, а девушка симпатичная.

Олаф двинулся через все эти мелкие отметки и знаки, которые оставили криминалисты. Двигался он грациозно, почти элегантно, казался даже несколько нереальным. У меня не получилось бы так пройти, ничего не сдвинув, но Олаф будто плыл. Я почти все свое время провожу с вампирами и оборотнями, которые отлично могут проиллюстрировать термин «грациозно», но все равно движение Олафа впечатляло — и тревожило.

Я бы предпочла увидеть настоящие вещественные доказательства и настоящие тела, но понимала, что их нельзя было оставлять на жаре. Понимала также, что нельзя оставить валяться оружие, а патроны и гильзы надлежит собрать как вещественные доказательства на случай суда.

— Всегда так собирают вещественные, будто обязательно будет суд, — сказал Эдуард, будто прочтя мои мысли.

— Ага, — согласилась я. — Но для вампиров суда нет.

— Для них есть мы, — сказал он.

Эдуард разглядывал место преступления, будто мог увидеть, что отсюда унесли. Я пока не могла. Фотографии и видеозаписи мне дадут больше, чем это пустое место. Тогда я его смогу увидеть, а здесь просто были убраны предметы и запах смерти усилился в жарком воздухе Вегаса.

Тела унесли, но кровь еще не смыли, и другие жидкости тоже, так что никуда он не делся.

Я старалась изо всех сил его не замечать, но когда его уже отметишь для себя, игнорировать становится трудно. Один из минусов такого количества штаммов ликантропии в крови в том, что обоняние у меня иногда переходит в форсированный режим. На месте убийства это удовольствия не доставляет.

Язык густо обволокло запахом высохшей крови, гниющей крови. Учуяв запах, я не могла уже ее не видеть. Она и раньше была здесь, но теперь будто фильтр сорвали с глаз, и я увидела, что пол на складе просто потемнел от крови. Всюду лужи. Сколько бы крови ты ни видел по телевизору или в кино, это все равно не то. Так много крови в человеческом теле, и так много было ее на полу, что казалось, будто черное озеро замерзло здесь на бетоне.

Нам дали что-то типа бахил, и я теперь поняла, что это не просто ради очевидной причины. Без них мы бы потом по всему Вегасу оставили кровавые следы.

— Вампиры не пили крови, — сказал Бернардо.

— Не пили, — подтвердила я. — Просто обескровили людей.

— Может быть, часть крови — вампирская, — предположил Эдуард. — А своих мертвых они унесли с собой.

— В Сент-Луисе он бросил своих как приманку, как ловушку. Бросил их жить или подыхать, и плевать ему было, выживут они или нет. Вряд ли он из тех, кто будет уносить мертвых, раз не заботится о живых.

— А если эти мертвые могли что-то выдать? — спросил Эдуард.

— В смысле?

— Если он не унес мертвых, потому что это достойно, он мог их унести, потому что это разумно.

Я подумала, потом пожала плечами:

— Что могли нам рассказать мертвые вампиры такого, чего мы еще не знаем?

— Понятия не имею, — ответил Эдуард. — Просто предположение.

— Как они устроили засаду на группу СВАТ? — спросил Бернардо.

— Покойный охотник на вампиров имел талант работы с мертвыми? — спросила я в ответ.

— В смысле, был ли он аниматором?

— Да.

— Нет. Отставной военный, мертвых никогда не поднимал.

— Это значит, что они сюда вошли, не обладая способностью чуять вампиров, — сказала я и вынуждена была добавить: — Я знаю, что у них был практиционер — из тех, кто погиб. Но быть экстрасенсом — не значит уметь работать с мертвыми.

— У нас мало обладателей того таланта, что есть у тебя, Анита, — ответил мне Эдуард.

Я посмотрела ему в лицо, но он разглядывал место преступления — или смотрел на Олафа, очень осторожно опустившегося на пол среди бойни.

— Всегда удивляюсь, как вам всем удается выживать, если вы вампиров не чуете.

Эдуард улыбнулся:

— Просто я свое дело умею делать.

— Ты тогда должен уметь лучше меня, раз у тебя нет этих способностей и ты жив.

— Тогда я тоже лучше? — спросил Бернардо.

— Ты — нет, — ответила я, голосом ставя точку.

— Почему же это Тед лучше, а я нет?

— Потому что он это доказал делом, а ты пока что — всего лишь красавчик.

— На прошлой нашей совместной игре я чуть не погиб.

— Как все мы.

Бернардо нахмурился. Я поняла, что мое несогласие поставить его на один уровень с Эдуардом его задело.

— А Отто? Он лучше тебя?

— Не знаю.

— А Тед?

— Надеюсь, что нет, — ответила я тихо.

— А почему ты об этом так сказала — надеешься?

Не знаю, что заставило меня сказать Бернардо правду. Эдуарду — понятно, но этот пока еще не заработал такой откровенностью.

— Потому что если у меня не хватит квалификации убить Отто, я надеюсь, что Эдуард сможет.

Бернардо наклонился ко мне, всмотрелся в лицо пристально. И тихо спросил:

— Ты планируешь его убить?

— Когда он на меня решит напасть, то да.

— С чего он решит на тебя напасть?

— Потому что будет момент, когда я его разочарую. Когда мне надоест быть его сувениром серийного убийцы или когда он решит, что я мертвая буду прикольнее живой, тогда он попробует напасть.

— Этого ты не знаешь, — возразил Бернардо.

Я оторвалась от зрелища высохшей крови и большого ловкого мужчины, лавирующего среди ее островков.

— Это я знаю.

— Она права, — тихо сказал Эдуард,

— И вы собираетесь его убить, но будете с ним работать, пока он не переступит черту?

Бернардо говорил почти шепотом.

— Да, — ответила я.

— Да, — ответил Эдуард.

Бернардо посмотрел на нас по очереди, покачал головой.

— Знаете, иногда я не так боюсь этого гиганта, как вас.

— Это потому что ты — не миниатюрная брюнетка. Можешь мне поверить, Бернардо: когда соответствуешь профилю жертвы, в присутствии этого гиганта начинаешь понимать значение слова «жуть».

Он открыл рот, будто собирался возразить, но не стал. Кивнул.

— Ладно, будь по-вашему. Но если вы не собираетесь убивать его сегодня, давайте работать.

Он отошел от нас, но не к Олафу. Обсуждать убийство Олафа он с нами не станет, но и мешать тоже не будет.

Я не очень могу понять, куда попадает Бернардо на шкале «хороший — плохой».

Иногда у меня такое чувство, что он сам этого не понимает.