Обнаженная натура

Глава восемнадцатая

Я сорвала с себя перчатки и фартук, отбросила их прочь. И шла спокойно, пока не вышла через наружную дверь в коридор, а тогда пошла как можно быстрее, почти побежала. Я знала, что бежать себе не позволю, но очень хотелось.

Я взволновалась сильнее, чем думала, потому что едва не налетела на Эдуарда и Бернардо, вышедших из другой двери. Эдуард подхватил меня, иначе бы я упала.

— Тебе нехорошо, Анита? — спросил он.

Я кивнула.

— Тела жуткие, — сочувственно сказал Бернардо.

Я замотала головой.

— Тела нормальные. Не в них дело.

Пальцы Эдуарда на моей руке стали тверже:

— Что на этот раз сделал Отто?

Но я молчала, только мотала головой, и почувствовала, как вытекают из глаз первые слезы. Мать твою, это я плачу, что ли?

— Что он сделал? — Я снова не ответила, и Эдуард встряхнул меня. — Анита! Что он с тобой сделал?

Наконец я смогла успокоиться настолько, чтобы посмотреть ему в глаза. И снова покачал головой:

— Ничего.

Пальцы Эдуарда сжались сильнее, почти до боли.

— Это не похоже на «ничего».

Но его глаза, его голос — все вообще заставило меня со страхом подумать, что он может сделать, если всерьез решит, что Олаф меня обидел.

— Честно, Эдуард. Просто обычная его жуть.

Я достаточно успокоилась, чтобы не так напрягаться в его руках. Он тоже ослабил хватку, но продолжал держать меня за руки, рассматривая мое лицо.

— Во-первых, Тед, Анита.

Но голос его и глаза принадлежали Эдуарду в самом опасном его состоянии.

Я кивнула:

— Извини, Тед. Извини. Я только…

Я мотнула головой. Что я должна была сказать? Что Олаф меня так напугал, что я обо всем забыла? Это ни Эдуарда, ни меня не успокоит.

— Во-вторых, тебя не так легко напугать. Что он такого сделал?

Последнюю фразу он произнес тихо и отчетливо, с тщательно сдерживаемой яростью. В этот момент до меня дошло, что Эдуард считает себя виноватым в интересе Олафа ко мне. Да, он поставил нас вместе, но я поняла, что в случае худшего исхода он будет винить себя, и ни бог, ни дьявол не охранят тогда от него Олафа. Конечно, я к тому времени погибну, и погибну страшной смертью, и мне как-то будет все равно.

Вот черт.

— Мы осматривали тело со следами когтей. Какие-то оборотни. Доктор что-то хмыкал насчет того, что может быть и больше подобных тел, но на остальных в основном ножевые ранения.

Эдуард и Бернардо посмотрели мне за спину. Я не стала оборачиваться, не сомневаясь в том, что там можно увидеть.

— Пока он к нам не подошел, я хочу знать, чем он тебя так расстроил, Анита, — сказал Эдуард.

— Не знаю, смогу ли я это объяснить, Эдуард. Патанатом не поверил, что человеческие руки могут оставить такие следы, потому что у меня руки слишком малы. Я попросила Олафа дать мне руки, чтобы показать их размер.

Эдуард меня отпустил и пошел к гиганту.

— Нет, Эдуард. Олаф по ранам на других телах определил многое. Действительно важную информацию. У него давнее знакомство с ножами и пытками, и оно много нам дало. Даже на доктора Мемфиса произвело впечатление.

Эдуард смотрел не на меня, а вдоль коридора. Я заговорила быстрее:

— От этого тела мы не узнали так много, потому что на нем были следы когтей, а это уже моя область. Я разрешила ему мною командовать, Эдуард, больше чем надо было, потому что с тем первым телом он здорово себя проявил. Разрешила ему собой манипулировать, пока не сорвалась. Это не его была вина. Он просто был собой, а я забыла на секунду, Эдуард.

Он посмотрел на меня обнял меня за плечи — так неожиданно, что я напряглась. Он посмотрел на меня, и взгляд это был ни в коей мере не романтичный. Пристальный, сердитый и в самой глубине глаз — с едва заметной примесью страха. Он боялся за меня. Эдуард, который никогда ничего не боится.

Почти никогда.

— Никогда не забывай, кто он, Анита, — прошептал он, наклоняясь ко мне. — Когда забываешь, что монстр — это монстр, он тебя убивает.

И он поцеловал меня в щеку — я поняла, что это из-за Олафа. А в губы он меня не поцеловал — из-за меня и из-за себя. Слишком это было бы для нас дико.

Когда Олаф подошел ближе, стягивая с себя халат, я вскинула на него глаза. Перчатки он уже выбросил. Посмотрел на меня, на Эдуарда, снова на меня, и опять на Эдуарда.

— Что она тебе сказала?

— Что ты не виноват. Что она позволила тебе собой манипулировать, потому что ты здорово работал с другими телами. Что твой опыт в работе с холодным оружием и пыткой оказался полезен.

Вид у Олафа был удивленный, и голос тоже.

— Она не врет.

— А ты думал, что я буду врать? Скажу, что ты страшный и злой человек, и буду просить помощи?

Он обратил ко мне свои глубоко посаженные глаза и кивнул.

— Женщины лгут. Женщины натравливают мужчин друг на друга. Это их свойство.

Я покачала головой и мягко отодвинулась от Эдуарда.

— Я такой фигней не занимаюсь. Я позволила тебе мною манипулировать, и больше это не повторится, но я знала, что этого делать не надо. Я тебе разрешила… влезть мне в голову, зная, что не надо, — Я ударила себя ладонью в грудь так, что стало больно. — Знала, что не надо. И я никого не прошу защитить меня от моей собственной глупости.

— Чтобы понять, что я знаю про оборотней меньше тебя, ушло больше времени, чем я ожидал. Ты могла отказаться допустить меня в зал.

Я кивнула:

— Сама дура.

И пошла прочь, мотая головой. Пошла прочь под заинтересованными взглядами Олафа, Эдуарда и Бернардо. Хватит с меня на сегодня тестостерона.

— Маршал Блейк, можно вас на минутный разговор? — окликнул меня доктор Мемфис.

Я обернулась на патанатома, стоявшего за спиной этих троих. Он все еще был в халате, без перчаток, как Олаф. Черт. Я позволила Олафу меня напугать — второй раз я той же ошибки не повторю. Пройдя мимо них, я показала на гиганта пальцем:

— Ты останешься здесь. Вы двое, присмотрите за ним, чтобы мне не пришлось.

И я прошла мимо них всех, направляясь к доктору. Надела другой халат, другую маску, новые перчатки. Я, черт меня побери, сама посмотрю на эти тела, потому что Олаф прав — я лучше знаю ликантропов, чем все они, вместе взятые. Я узнаю что-нибудь, что позволит нам понять, какая чертовщина тут творится.

— Маршал Джеффрис не вернется? — спросил Мемфис.

— Нет, — ответила я и вошла в двери зала.