Бернардо и Олаф слегка отодвинулись, будто слишком силен был для них накал эмоций. Или они предоставили Эдуарду разбираться с истеричкой. Он по многим причинам был у них неофициальным лидером. Когда делаешь трудные вещи, кто-то должен командовать.
Он минуту посмотрел на меня, потом спросил:
— Ты хорошо себя чувствуешь?
Вопрос был настолько дикий, что я даже не разозлилась — опешила.
— Какого черта ты спрашиваешь?
— Чтобы знать. Если судить по виду, ты на грани срыва.
— Наверное, хорошо. Мне серийный убийца присылает по почте кусок расчлененки. Лейтенант Граймс фактически в упор меня спрашивает, являюсь ли я слугой Жан-Клода. За один только анализ крови у меня можно отбирать значок, но никто со мной на эту тему не приходит говорить. Я уже несколько месяцев живу в цирке с Жан-Клодом и ребятами и скучаю по своему дому. По своим вещам. По уединению с Микой и Натэниелом. С кем бы то ни было вообще. Слишком, черт побери, много мужчин в моей жизни, и я понятия не имею, что мне с этим делать.
— Мой совет по организации твоей романтической жизни тебе не нужен, Анита.
— Пожалуй, нет, — улыбнулась я.
— Но ты не единственный маршал противоестественного отдела, подвергшийся нападению на работе. Я думаю, что если ты не перекинешься реально и нельзя будет доказать в суде, что ты опасна, никто цепляться не будет. Никто же не захочет, чтобы на него подавали в суд за незаконное увольнение или что-нибудь в этом роде. И уж точно никто не захочет, чтобы первой из нас, кто будет отстаивать свой значок в суде, была ты.
— Почему? — спросила я.
— Ты женщина. Ты красивая. Ты миниатюрная. Просто плакатная деточка, которую обижает большое, грубое, злое правительство.
Я посмотрела на него, нахмурив брови:
— Эдуард, я никому не жертва.
— Я это знаю, и ты знаешь, а пресса не знает.
— Ты хочешь сказать, что будь я мужчиной, меня бы уже попросили сдать значок?
— Не обязательно. Но то, что ты девушка, здесь работает в твою пользу, и не надо ворчать.
Я покачала головой:
— Ну, ладно, хрен с ним. Ты думаешь, СВАТ и вправду настоит на том, чтобы идти с нами?
— Если мы выполняем ордер, то да.
— Тогда поездка к тиграм почти бессмысленна. Я в их присутствии не смогу говорить свободно.
— Можем сперва поехать к жрице, но уйти от Граймса и его людей тебе не удастся.
— Вот черт!
— Иметь за спиной столько огневой мощи и техники — почти всегда хорошо. Но тебе, мне или Отто она мешает делать или говорить вещи, которые СВАТ лучше бы не видеть или не слышать. У тебя — из-за секретов, у нас — из-за практических действий.
— Я тоже не теоретик, Эдуард.
— Тед, Анита. Постарайся запомнить и называть правильное имя.
— Хорошо, Тед. Свою долю практической работы я тоже делаю. — Я сделала глубокий вдох и выдохнула очень медленно. — Можем съездить к жрице, пока ждем ордеров. Это даст мне иллюзию, будто мы делаем что-то полезное.
Бернардо и Олаф пододвинулись и оказались рядом. Я и не заметила, что они в пределах слышимости — этот факт достаточно красноречиво говорит, что я отвлеклась больше, нежели позволительно на моей работе.
— Ты какая-то пришибленная, детка, — сказал Бернардо. — Твой неживой бойфренд тебя достал?
— Не называй меня деткой, равно как и другими ласкательными прозвищами. Это ясно?
Бернардо развел руками, будто говоря: да ради бога!
— Твой любовник-вампир тебя расстроил?
Бернардо просто дразнился, а у Олафа прозвучало весьма серьезно.
— Мои отношения с Жан-Клодом никого из вас не касаются.
Он смотрел молча, и даже через темные очки было видно, каким тяжелым и неприятным взглядом.
— Что такое? — спросила я.
Между нами встал Эдуард, в буквальном смысле загородив меня от него.
— Анита, брось. Мы едем к жрице Шермана, тем временем придут ордера. С полицейским сопровождением разберемся в свое время.
Я поняла, что Эдуарду нужно сообщить о некоторых возможных проблемах с тиграми. Но не хотелось, чтобы пришлось что-то объяснять двум другим.
— Есть разговор, Эдуард.
— Говори.
— Наедине.
— Ну только что ты обсуждала наедине, — сказал Бернардо.
— Нет. Это я вышла из себя, а вы оба отошли подальше от истерички, предоставив Э… Теду разбираться. А сейчас у меня действительно с ним личный разговор.
— Мы — твой резерв. Мы не должны знать, что происходит?
— Я расскажу… Теду, и если он решит, что вам нужно знать, расскажу и вам.
Им это не понравилось, но когда они сели в кондиционированную машину на жаре, Бернардо заметил некоторые плюсы. Олаф отошел, потому что выбора не было, но ему просто не нравилось.
И когда мы остались вдвоем на гулкой и яркой жаре невадской пустыни, я рассказала Эдуарду. Рассказала про Макса и его королеву, которые хотят, чтобы я спала с их тиграми. Рассказала, как случайно дала силу Криспину.
Эдуард снял шляпу, потер рукой ленту и надел снова.
— У тебя всегда чертовски интересные проблемы.
— Это жалоба?
— Всего лишь наблюдение.
— Ты теперь знаешь все, что знаю я. Тем двоим тоже нужно сказать?
— Частично.
— Тогда ты им скажи сам, сколько сочтешь нужным.
— А если я им расскажу все?
— Если ты считаешь это правильным, я доверяю твоему суждению.
Он кивнул и двинулся к машине.
— Давай уберемся с солнца, и я им расскажу что-то, пока будим ехать к колдунье.
— Она — верховная жрица викканцев. Не все викканцы любят, когда их называют колдунами или ведьмами.
— Запомню.
— Ты это и так знал.
Он улыбнулся:
— А знаешь, если бы мы и вправду спали друг с другом, Олаф бы отвалил.
Я посмотрела на него тем взглядом, которого эта фраза заслужила.
— Ты же не всерьез?
— Насчет сделать это реально — нет. Донна ни тебя, ни меня не простила бы, а Питер был бы убит. Ну, и вообще это било бы… — он неопределенно повел рукой в воздухе, — неправильно.
— Как с родственником, — подсказала я.
Он кивнул:
— Вроде того. Это в наши отношения не вписывается.
— И что же ты предлагаешь?
— Насколько ты близка с этим тигром Криспином?
— Библейски, — ответила я. Он улыбнулся и покачал головой:
— Он доминантный или слабый?
— Слабый.
— Это не заставит Олафа отступить. Должен быть кто-то, кого Олаф может уважать.
— Ничем не могу помочь. А погоди, он же знает, что я сплю с Жан-Клодом, Микой и Натэниелом. И ты хочешь сказать, что никто из них под его мерки не подходит, а ты подходишь?
— Он не будет уважать никого, кого может посчитать геем, Анита.
— Ну, да. Отто — набитый предрассудками ретроград. Но все они спят со мной, независимо оттого, с кем еще спят. Все равно они девчонки?
— Отто — как многие. Бисексуал все равно гей, если спит с мужиками. — Он вдруг просиял улыбкой, и это был чистейший Тед Форрестер. — Ну, а девушка с девушкой — это просто на одного мужика меньше, чем им фантазируется.
— Неужто и ты так думаешь?
Улыбка Теда стала чуть менее ослепительной, и слегка проглянул настоящий Эдуард, даже в темных очках.
— Анита, здесь я должен быть Тедом. Слишком много вокруг копов, чтобы мне быть самим собой. — Улыбка вернулась на место — широкая улыбка простого хорошего парня. — А Тед знает, что лесбиянки просто не встретили в жизни правильного мужика.
— Хотела бы я познакомить Теда со своей подругой Сильвией и ее партнершей. Можешь мне поверить, ни та, ни другая не думают, что им в жизни нужен мужчина. Ну ни в каком смысле.
— У нас, простых хороших парней, есть свои иллюзии, Анита.
Мы уже почти дошли до машины. Я понизила голос:
— Из тебя такой же простой хороший парень, как из меня… Тед.
— Мне придется быть Тедом, когда с нами будет СВАТ, Анита.
Я уставилась на него:
— Блин.
Он кивнул:
— Не только тебе приходится быть осторожной в присутствии публики.
— Если из-за того, что рядом с нами полиция, нам приходится врать, Эдуард, может, мы не хорошие парни? Не положительные герои?
Он открыл мне пассажирскую дверцу, чего никогда не делил. Я не стала ему мешать, чтобы Олаф видел, но мне было неприятно. Эдуард наклонился ко мне, чтобы Олаф думал, будто он шепчет пустые нежности, но на самом деле он сказал:
— Мы не хорошие парни, Анита. Мы необходимые парни.
Я села, оставив Олафа и Бернардо гадать, что сказал мне Эдуард. А сама я не могла держать на лице улыбку, как он. Не могла подыграть и сделать вид, будто он мне что-то этакое шаловливое шепнул на ушко. Могла только сидеть и прятать глаза за очками, чтобы лучше соврать людям, которые взялись мне помогать.
Я лгу полиции, лгу своим помощникам, только Эдуарду не лгу. Странно, что так всегда выходит, когда мы вместе работаем.
Он объяснил, что королева тигров может попытаться связать меня с кем-нибудь из своих подданных в попытке теснее приблизиться к источнику власти Жан-Клода. Что ж, в общем, правда. Я смотрела прямо перед собой, не снимая очков.
Эдуард повернулся на сиденье, чтобы видеть обоих своих помощников сразу. Начал с объяснения всем нам:
— Я договорился, что ордер будет доставлен сюда, на парковку возле офиса коронера. Пока ждем, можем поболтать.
— Поболтать? — подозрительно переспросил Олаф.
Эдуард начал без предисловий, прямо к делу.
— У Аниты есть любовник среди тигров. Вероятно, он отнесется к ней дружелюбно, так что пусть его.
— Насколько дружелюбно? — спросил Бернардо.
Я засмеялась, не могла сдержаться:
— Ну, скажем… Криспин рвется к общению.
— Насколько сильно рвется? — спросил Олаф, явно весьма недовольный.
Я обернулась так, чтобы видеть их обоих.
— Ребята, вы знаете, что мне нужно кормить ardeur. Ну, вот, Криспин скорее всего сегодня или завтра послужит для меня пищей.
— Как именно кормить? — спросил Олаф.
— Секс, Олаф. Я питаюсь во время секса.
— То есть слухи верны, и ты действительно суккуб? — спросил Бернардо.
— Да, наверное.
— Для питания не обязательно прибегать к монстрам, — сказал Олаф.
— Я уже питалась от Криспина, и он знает, чего ожидать.
— Я был бы рад помочь, — заявил Бернардо.
— Нет, — сказал Олаф. — Если на ком-то из нас она будет кормиться, то это буду я.
Я покачала головой;
— Я знаю, каково у тебя представление о сексе, Олаф. Вряд ли я достаточно долго проживу, чтобы кормиться.
— Для тебя я бы попробовал.
Я уставилась на его очки — своими очками. Попыталась проникнуть взглядом глубже этой бесстрастной маски. Я поняла, что он мне предлагает секс без насилия, и для него это было просто неслыханно. Колоссальный положительный сдвиг для Олафа, но я не хотела быть этим сдвигом. В поисках помощи я обернулась к Эдуарду.
— Ты действительно просто занялся бы с Анитой сексом, не стал бы ни связывать, ни резать?
Олаф кивнул:
— Я бы попробовал.
Эдуард облизал губы, будто нервничая. Впрочем, на такой жаре этому признаку не стоило доверять.
— Я не знал, что ты можешь представить себе секс без насилия.
— Для нее я бы попробовал.
— Эдуард, — сказала я. — Помоги мне отсюда выбраться.
— Это для него огромный шаг. Ты представить себе не можешь, какой огромный.
— Отчасти представляю, но…
Эдуард опустил очки, чтобы я увидела его глаза, и эти глаза мне кое-что сказали. Сказали чтобы я была осторожна, чтобы не испортила. Секунда у меня ушла, пока я поняла, что он нрав. Куда как лучше, что Олаф хочет «нормального» секса, а не полезть на меня как серийный убийца. Это было меньшее то, и я постаралась найти слова, которые не разрушили бы его попытку стать лучше.
— Не знаю, что тебе на это сказать, Олаф. Мне это… лестно, и все равно жутко в то же время.
Если честно, то было просто жутко, но я не хотела, чтобы он думал, будто я отвергаю его идею о том, что секс может иметь какой-то иной смысл, кроме смерти. В том смысле, что если он так подумал обо мне, может найтись еще кто-нибудь, с кем он реально построит отношения. Для меня вообще совершенно дикой была мысль, что Олаф еще может исправиться. Но кого, черт побери, доверила бы я ему затащить в свою постель? Кем, черт возьми, готова была бы рискнуть, учитывая, что он вдруг может на эту женщину наброситься как людоед? Хороших ответов не было, только какие-то странные. Такое чувство, будто я падаю в кроличью нору, только в книжке про Алису никогда не было серийных убийц… хотя можно вспомнить Королеву Червей. Отрубить им головы!