Обнаженная натура

Глава шестьдесят четвертая

Кто-то включил в клубе рубильник, залив все здание ослепительным светом. В дешевых стрип-клубах яркий свет не предусмотрен: он выявляет все трещины и облупившуюся краску. Убирает иллюзии и обнажает суть этих клубов: ложь. Ложь о сексе, о его обещании, стоит только чуть добавить денег. Натэниел объяснял мне, что танцоры зарабатывают на жизнь надеждой клиентов на близкий секс. Тут все рекламируется — и ничего не купишь. Под резким верхним светом намазанные алым женщины выглядели так, что если бы даже они продавались, купить не захотелось бы.

Танцовщицу, потерявшую ухо, срочно увозили в больницу с идеей пришить его обратно, если получится — рана была еще свежая. Остальных танцовщиц допрашивали в задних комнатах, потому что в зале между всеми сценами сидели вампиры, закованные в цепи из нового металла, который используют специальные подразделения полиции против преступников из противоестественного мира. Какой-то суперкосмической эры металл. Я еще не видела его в деле, и потому полагаться на него на сто процентов подожду.

Вампиры сидели грустным рядом, неуклюже держа руки перед собой, потому что цепь проходила к лодыжкам и вокруг пояса. Должна признать, что если бы им даже удалось сломать этот металл, вряд ли они смогли бы разорвать цепь и напасть быстрее, чем мы могли бы выстрелить. Может быть, оковы были удачным решением, хотя для этого нужно подойти к задержанному близко и почти интимно, а насколько я понимаю, тут был единственный невосприимчивый к вампирскому взгляду человек, и это была я.

Олаф ходил вокруг закованных вампиров, оставаясь вне их досягаемости, но ходил вокруг — как скотовод вокруг стада, которое думает купить. А может быть, мне это только казалось. Может быть.

Эдуард и Бернардо допрашивали танцовщиц. Почему же со мной остался Олаф? Потому что танцовщицы хищника бы опознали сразу, и даже после целого вечера в заложниках у вампиров многие из них сообразили, кто он, что успокоению их нервов не способствовало. Чтобы от допроса был толк, Олафа надо было куда-нибудь убрать. Почему женщин допрашивала не я? Потому что только я могла подойти к вампирам вплотную и не попасть под их чары. Так что моя специализация вела меня прямо в другую комнату. Но Эдуард сказал что-то сержанту Рокко, он же Каннибал, потому что либо он, либо кто-то из его людей находился при мне неотлучно. Честно говоря, присутствие Рокко меня напрягало после нашей небольшой стычки в СВАТ, но когда он вдвинулся между мной и Олафом — не демонстративно, но так, чтобы великану пришлось меня обойти по широкому кругу, — я просто порадовалась, что мне прикрывают спину.

— Вот что, ребята, сейчас будет так: вас будут выводить по одному в другую комнату и спрашивать, что случилось. Пока нас не будет, не переговаривайтесь: маршал Джеффрис и пара оперативников СВАТ в зале останется, так что ведите себя прилично.

Они все пообещали, как послушные первоклассники. Не было в этом зале ни одного вампира, которого я побоялась бы один на один. Но их тут было десять, а десять — это много. Десять вампиров любого сорта — это уже пугает. Да блин, даже десять человек если на тебя сразу накинутся, ты их всех не свалишь.

Полицейские помогли первому вампиру в цепях пройти в небольшую комнатку за баром — где хранят выпивку. Ему поставили стул, который специально для этого нашли. Я присела возле и увидела перед собой слегка пухловатого мужчину со светло-карими глазами и волосами в тон. Он улыбнулся мне, тщательно пряча клыки. Пытался показаться безобидным, дружелюбным, готовым помочь, но я знала, что из них из всех он самый старый. Я его ощущала в голове как эхо времени. Три сотни лет ему, отдай не греши. Одет он был тщательно, слишком тщательно для этой жары, для города, для того, за кого себя хотел выдать. Светлые брюки, чуть более темная рубашка, заправленная в штаны и застегнутая. Ремень из отличной кожи, такие же туфли. Невзрачные каштановые волосы подстрижены недавно и хорошо. Часы на руке золотые, дорогие. Не «ролекс», поэтому не могу сказать, какие именно, но Жан-Клод научил меня разбираться в качестве.

Я улыбнулась, он улыбнулся в ответ.

— Фамилия?

— Джефферсон. Генри Джефферсон.

— Ну, хорошо, мистер Джефферсон. Так что случилось?

— Вот как на духу, леди: я играл в казино в покер, а он подошел к столу, к самой веревке.

Веревка — это один из столов для крупной игры, где игра начинается с пяти сотен, если не с десяти тысяч или больше.

— И что было дальше?

— Он меня заставил рассчитаться и велел идти с ним. — Вампир поднял на меня глаза, и в них было недоумение — и легкий оттенок страха. — Максимилиан — сильный мастер города. Он нас защищает. Но этот тип просто появился из ниоткуда — и я не мог сказать «нет».

Следующий вампир был намного младше во всех смыслах. Может быть, всего несколько лет как мертв, и едва-едва достиг законного возраста, когда ушел в нежить. На локтевых сгибах — зажившие следы уколов. Давно уже чист, как подсказывала мне интуиция.

— Церковь Вечной Жизни? — спросила я.

Это вампирская церковь, наиболее быстро растущая конфессия в стране. Хочешь узнать, как это — умереть? Спроси у любого члена церкви, который уже продолжился. Они это так называют — продолжиться. У членов церкви медицинские идентификационные браслеты, так что если попадешь в угрожающую жизни ситуацию, — звонишь в церковь, приезжает вампир и заканчивает работу.

У него глаза широко раскрылись и челюсть отвисла — он не сразу вспомнил, что не надо клыки показывать. Потом пришел в себя и попытался сделать то, чему учат старые вампиры молодых: когда говоришь с полицией — изображай человека. Не старайся притвориться человеком, просто не будь вампиром.

— Да, — ответил он, от испуга невольно шепотом. — Как вы…

— Дорожки на руках. Церковь тебя сняла с иглы?

Он кивнул.

— Как тебя зовут?

— Стив.

— Ладно, Стив, так что случилось?

— Я был на работе — продавал на улице сувениры. Знаете, многие любят покупать у вампиров.

— Знаю.

— Но он подошел к киоску и говорит: «Идем со мной». И я пошел. — Он уставился на меня перепуганными глазами. — Почему я это сделал?

— Почему идет с тобой человек, если ты его зачаруешь взглядом? — спросила я в ответ.

Он замотал головой:

— Я так не делаю. Правила Церкви…

— …запрещают вампирский взгляд, но я ручаюсь, что ты это пробовал. Хотя бы раз.

Он смутился.

— Это пустяки, Стив, мне без разницы, если ты с туристками взглядом заигрываешь. А этот вампир — он тебя глазами поймал?

Он снова наморщил лоб.

— Нет, я поклясться готов, что это был не взгляд. Как будто он мне сказал: «Идем со мной» — и я должен был.

— Значит, это был голос?

Стив не знал.

Никто из них не знал, как он это сделал. Они все бросили работу, спутниц, деньги на игорных столах — и просто пошли за ним. Иногда Витторио что-то говорил, иногда просто останавливался рядом. В любом случае они шли за ним и делали, что он говорил.

Девушке было лет девятнадцать на вид, но после Генри Джефферсона она была тут старшей. Двести лет с хвостиком, по моей оценке, и оценка была верной. Темные длинные волосы спадали на лицо, и она моргала, пытаясь их отодвинуть.

Мы уже выяснили имя, звание и личный номер, когда я сказала:

— Сара, хочешь, я тебе волосы уберу с глаз?

— Да, пожалуйста, — попросила она.

Я осторожно отодвинула волосы с широко раскрытых моргающих серых глаз. Она была первая, кто спросил:

— Вы мне смотрите в глаза, люди обычно так не делают. В смысле, я бы не стала вас подчинять или там что, просто копы обучены в глаза не смотреть.

Я улыбнулась:

— Ты еще слишком молода, чтобы подчинить меня глазами, Сара.

Она нахмурилась, глядя на меня:

— Не понимаю… — и вдруг глаза у нее распахнулись, и та легкая краска, что была на лице, сбежала со щек. Не часто случается видеть, как бледнеет вампир.

— Господи! — ахнула она, и в голосе был ужас.

— Что случилось? — шагнул к нам Рокко.

— Она сообразила, кто я такая, — ответила я негромко.

Вампирша Сара разразилась воплями:

— Нет, пожалуйста, не надо! Он меня заставил! Это как человека просто, будто я человек, он меня подчинил, Господи, клянусь вам, я этого не делала! Я не хотела. Боже мой, боже мой, боже мой! Ты Истребительница! Господи, господи, ты же убьешь нас всех!

— Может быть, вам стоит выйти. Я постараюсь ее успокоить, — сказал Рокко.

Ему пришлось перекрикивать ее вопли.

Я оставила его успокаивать истеричку-вампира и вернулась в зал. Там я застала тихий, но горячий спор Хупера с Олафом — в уголке, подальше от задержанных. Все равно охраны оставалось еще достаточно. Проходя мимо, я заметила, что они на меня смотрят — враждебно или перепуганно. Либо они слышали вопли Сары, либо кто-то еще догадался. Впрочем, была еще одна возможность.

Я подошла поближе к двоим и услышала обрывок:

— Вы мерзавец! Никто вам не позволял угрожать задержанным!

— Это не была угроза, — ответил Олаф своим густым голосом. — Я всего лишь рассказывал, что их всех ждет.

— Они и так рассказывают нам все, что знают, Джеффрис. Их незачем запугивать.

Они оба посмотрели на меня и подвинулись, давая мне место.

— Что ты сказал девушке?

— Откуда вы знаете, что девушке? — спросил Хупер.

— Я больше знаю: я могу сказать, которой из них. Вон той маленькой с каштановыми волосами, волнистыми и длинными.

Хупер прищурился на меня:

— Как вы это узнали?

— У Отто есть любимый тип.

— Он с ней говорил тихо, но старался, чтобы другие тоже слышали. Сказал, что он вырежет ей сердце, когда она будет еще жива. Обещал, что сделает это после наступления темноты, чтобы она была в сознании.

Таким злым я Хупера еще не видела. У него мелко дрожали руки, он подавлял желание сжать их в кулаки.

Я вздохнула, заговорила тихо:

— Ты им сказал, кто я?

— Я сообщил, что мы — охотники на вампиров, и что с нами — Истребительница и Смерть.

— Что Блейк — Истребительница, я знаю. А кто такой Смерть? Вы?

— Тед, — ответила я и посмотрела на Олафа неприязненно. — Ты хотел их напугать. Хочешь видеть страх на лицах, да?

Он смотрел на меня и молчал.

— А какое прозвище у вас, Джеффрис?

— У меня его нет.

— Он не оставляет выживших, — пояснила я.

Хупер посмотрел на меня, на него, снова на меня.

— Минутку. Вы хотите сказать, что все эти вампиры будут казнены?

— Это вампиры, связанные с серийным убийцей, которого мы посланы уничтожить, — сказал Олаф. — Они вполне предусмотрены имеющимся ордером.

— Люди у заграждения напали на полицейских, но когда они сказали, что вампир их подчинил, мы им поверили.

— Этим вампирам я тоже верю, — ответила я.

— Это не существенно, — пояснил Олаф. — Они взяли людей в заложники, угрожали жизни людей и состоят в доказанном сообществе с мастером-вампиром, на которого выписан действующий ордер на ликвидацию. Они лишились своих прав. Всех своих прав.

Хупер секунду смотрел на Олафа, потом перевел взгляд на меня.

— Он говорит правду?

Я в ответ кивнула.

— Никто сегодня не погиб, — сказал он. — Я хочу, чтобы это так и осталось.

— Ты — коп. Ты спасаешь жизнь. Мы — истребители, Хупер. Мы ее отнимаем.

— Ты хочешь сказать, что тебе убить этих людей ничего не стоит?

— Они не люди, — напомнил Олаф.

— В глазах закона — люди.

Я покачала головой:

— Нет, потому что, будь они в глазах закона людьми, у меня был бы другой выход. Закон в его нынешней формулировке исключений не делает. Отто прав: по закону они лишили себя права на жизнь.

— Но они были под властью вампира, как та толпа людей!

— Да, но закон не признает такой возможности. Закон не верит, что вампир может подчинить себе другого вампира. Он защищает от власти вампира только людей.

— Ты хочешь сказать, что у этих вампиров нет выхода?

— Отсюда их отвезут в морг, прикуют к каталкам с освященными предметами — а может, хватит этих цепей, не знаю. Но их отвезут в морг, как-то привяжут и они будут ждать рассвета. Когда они впадут в дневной сон, мы их убьем. Всех.

— Закон не оговаривает, что мы должны ждать до рассвета, — сказал Олаф.

Я не могла скрыть гримасу отвращения.

— Никто не делает этого добровольно, когда они в сознании. Только если нет другого выхода.

— Если мы их отработаем как можно скорее, то можем выдвинуться на помощь Санчесу и другим практиционерам.

— Они выходили на связь, — сообщил Хупер.

— Что случилось? — спросила я.

— Дом оказался пуст. Все разгромлено, а Беринг — мы предполагаем, что это Беринг — найден убитым. Причем он уже довольно давно мертв.

— Значит, дохлый номер, извините за невольный каламбур.

— Я думал, они должны только экстрасенсорно разведать обстановку и ждать нас, — сказал Олаф.

— Они ничего в доме не ощутили, радировали нам и лейтенант разрешил. — Хупер обернулся ко мне: — Если окажется, что эти вампиры говорят правду, вы сможете задержать казнь?

— У нас есть некоторая свобода выбора в сроках исполнения ордера, — ответила я.

— Каннибал может прочесть их память.

— Ему придется экстрасенсорно открыть себя вампирам. Это совсем не то, что баловаться с мозгами людей.

— Не существенно, почему они сделали то, что сделали, — прозвучал низкий голос Олафа. — Согласно закону, они будут казнены независимо от причин.

— Нам полагается защищать всех граждан этого города. — Хупер показал на вампиров через плечо. — Насколько мне помнится, они таковыми считаются.

— Не знаю, что вам сказать, сержант. Их не примет ни одна тюрьма, а оставить их на несколько суток прикованных к освященным каталкам нельзя — это считается жестоким и необычным наказанием. Поэтому они должны быть казнены своевременно.

— Так что лучше их просто убить, чем оставить на каталках?

— Я вам цитирую закон, а не делюсь своим мнением. Я бы считала, что их стоит на время положить в гробы под крестами, чтобы и им было безопаснее, и под ногами не путались. Однако это тоже считается жестоким и необычным.

— Если бы они были людьми, не считалось бы.

— Если бы они были людьми, не говорили бы мы сейчас о том, чтобы положить их в ящик и задвинуть в дыру. Будь они людьми, нам не было бы разрешено их приковать к каталке, вынуть сердца и отрубить головы. Будь они людьми, не было бы у нас этой работы.

Он уставился на меня долгим пристальным взглядом, в котором читалось почти отвращение.

— Подождите здесь, я поговорю с лейтенантом.

— Закон есть закон, — заявил Олаф.

— Боюсь, что он прав, Хупер.

Сержант обернулся ко мне, игнорируя Олафа.

— Если бы была другая возможность, ты бы за нее схватилась?

— Зависит от того, что за возможность, но я бы рада была в такие моменты иметь законный выход, не требующий убийства.

— Это не убийство, — возразил Олаф.

Я развернулась к нему:

— Ты сам себе не веришь. Не будь это убийство, тебя бы оно так не радовало.

Он обратил ко мне темные пещеры глаз, и в глубине горел огонек злобы. Мне было наплевать. Я просто знала, что не хочу убивать ни Сару, ни Стива, ни Джеффри Хендерсона, ни девушку, которую Олаф заставил плакать. Но чтобы не дать Олафу быть с этими женщинами наедине, я их убью сама. Но не ночью, не тогда, когда они будут видеть, что их ждет, не тогда, когда они боятся.

— А ты и правда не любишь их убивать? — спросил он с неподдельным изумлением.

— Я тебе говорила, что не люблю.

— Говорила, но я не поверил.

— Почему поверил сейчас?

— Я видел твое лицо. Ты пыталась придумать способ их спасти или уменьшить их страдания.

— Ты это мог сказать с одного взгляда?

— Не с одного, с нескольких. Как облака, проходящие по солнцу одно за другим.

На это я не знала, что сказать. Почти поэзия, блин.

— Эти лица не виновны ни в каком проступке. Они не заслужили смерть тем, что недостаточно сильны и не могут противостоять Витторио.

— Тед сказал бы, что не бывает невиновных вампиров.

— А что скажешь ты? — спросила я, стараясь разозлиться, потому что это лучше, чем ощущение дрожи в животе. Не хотелось мне убивать этих вампиров.

— Я скажу, что вообще не бывает невиновных.

Хупер вернулся с Граймсом. Лейтенант сказал:

— У нас тут есть адвокат, который пытался задерживать казнь в подобных случаях.

— То есть звонок от губернатора в последнюю минуту, как в кино? — спросила я.

Граймс кивнул. Честные карие глаза смотрели мне в лицо.

— Нужно, чтобы нашелся истребитель, который напишет и подпишет мнение, что казнь этих вампиров была бы убийством и не способствовала бы общественному благу.

— Пусть Каннибал прочтет мысли нескольких, удостоверится, что нам не парят мозги, и тогда я подпишу.

— Анита… — начал Олаф.

— Не надо. Вот не надо, и все. И держись подальше от задержанных.

— Ты здесь не главная, — ответил он, и это было выражением возникающей злости. Класс!..

— Она — нет, а я — да, — ответил ему Граймс. — До дальнейшего распоряжения не подходите к задержанным, маршал Джеффрис. Я скажу другим маршалам, что мы здесь делаем.

Они направились в задние комнаты, туда, где находились освобожденные заложники и Эдуард. Олаф сказал вслух то, что я думала:

— Эдуарду это не понравится.

— Пусть не нравится, — ответила я.

— Обычно женщины считаются с мнением своих бойфрендов.

— С ним я разберусь, — сказала я ему и пошла прочь из комнаты.

— Флаг в руки, — ответил он мне вслед.

Я продолжала идти. Сидящие на полу вампиры смотрели на меня так, будто я — Витторио или кто-нибудь, ему подобный. У них в глазах горела ненависть, но из-под нее выглядывал страх. Я его просто чувствовала корнем языка, будто что-то сладкое с примесью горечи, как темный шоколад — чуть слишком темный.

Открылась дальняя дверь, и Каннибал помог Саре, вампирше, через нее пройти. Увидев меня, она снова завопила, надсаживаясь:

— Она нас убьет! Она нас всех убьет!

Вообще-то она была права. Но сегодня, быть может — только быть может — нам удастся их всех спасти.