Общественное животное. Тайные источники любви, характера и успеха

Глава 12. Свобода и обязанности

Первые 18 лет жизни Гарольда были последовательным и целеустремленным восхождением. В детстве его опекали, учили, наставляли и приучали к дисциплине. Задачи его были четко очерчены – получать хорошие отметки, заниматься спортом и делать так, чтобы взрослые были довольны им.

Мисс Тейлор внесла нечто новое в его жизнь, соблазнив Гарольда великими историческими теориями – и чем грандиознее они были, тем больше он их любил. Иногда эти идеалы возносили Гарольда так высоко, что было не так-то легко разыскать его в небесах и вернуть на грешную землю.

Учась в колледже, Гарольд сделал еще одно важное открытие. Оказывается, он мог быть интересным. В колледже было две шкалы оценки социального статуса – «дневная» и «вечерняя». Днем студенты имели дело с преподавателями и наставниками и прилагали все усилия, чтобы не уронить свою репутацию в их глазах. В этом дневном мире Гарольд особенно ничем не выделялся. И он сам, и окружающие только и говорили о том, как много им задают.

Но потом вступала в действие «вечерняя» шкала, применявшаяся в нескончаемом вихре студенческой жизни с ее бесконечной иронией и непристойными шуточками. В «вечернем» сообществе «дневные» достижения ценились не особенно высоко, а превыше всего ценилось остроумие.

В этой сфере Гарольд и его друзья были настоящими виртуозами. Они чувствовали себя как рыба в воде в атмосфере иронии, изысканного издевательства, насмешек, постмодернистских розыгрышей и зубоскальства. Ни единого их слова не следовало понимать буквально. Чтобы понять смысл сказанного, требовалось проникнуть под покров иронии, окутывавший каждую фразу.

Гарольд и его друзья первыми узнавали о появлении на «Ютьюбе» самого жестокого и самого забавного ролика. Они с жаром и знанием дела обсуждали фильмы братьев Коэн и культурное значение «Американского пирога». На некоторое время их увлекло движение за открытые исходные коды[81], которое показалось им прообразом новой социальной организации общества.

Они спорили о том, чья слава окажется прочнее – Брэда Питта или Себастьяна Юнгера[82]. Им нравилась музыка, которую было приятнее обсуждать, чем слушать, – интеллектуальный неохаус и старомодный электрофанк. Их захватывало то одно, то другое странное увлечение, которые подчас рождаются в результате непрерывного (и не связанного с учебой) сидения в Интернете. Например, их вдруг страшно заинтересовал радикальный голландский урбанист Ханс Мондерман[83].

Старшие поколения неформальных студенческих лидеров продолжали живо обсуждать статьи Полин Кейл[84] и значение фильмов Ингмара Бергмана, а Гарольд и его друзья искренне считали, что технология отнимет у искусства и культуры их роль катализаторов социальных переворотов и потрясений. Они поочередно увлекались айподами, айфонами и айпэдами, и если бы Стив Джобс запустил какую-нибудь «айвайф»[85], то они, без сомнения, женились бы на ней в первый же день продаж.

Гарольд и его друзья не только первыми подхватывали новые веяния, они столь же быстро к ним остывали, как только новинка становилась достоянием толпы. В восьмом классе школы они перестали носить титановые браслеты, а в колледже начали испытывать стойкое отвращение к вычурной мебели. Они насмехались над парнями, которые ставили себе в комнаты в общежитии автоматы по продаже жвачки, зато Гарольду показалось очень остроумным, когда один из его приятелей раздобыл где-то тележку, в каких стюардессы развозят по салону еду и напитки, и приспособил ее под домашний бар.

Гарольд был профессионалом этого школярского остроумия, но все же пребывал в тени своего товарища по комнате. Подавая заявку на комнату в общежитии, Гарольд написал, что хотел бы соседа, у которого не обязательно высокие оценки, главное – чтобы у него были высокие результаты тестов на сообразительность. И вот, войдя в комнату, он увидел Марка – весь потный, в белой майке, словно Марлон Брандо в фильме «Трамвай „Желание“».

Марк был родом из Лос-Анджелеса. Это был мускулистый парень шести футов двух дюймов ростом, с красивым смуглым лицом, трехдневной щетиной и косматой гривой волос, словно у одного из этих изысканных жеребцов-литераторов из Писательской мастерской университета Айовы[86]. В комнате стоял тренажер «скользящая доска» – вдруг захочется потренироваться ночью. Он приволок в общежитие и собственную кровать, полагая, что молодому холостяку следует крайне серьезно относиться к выбору кровати.

Марк охотно мог пойти на унижение ради потехи – вся его жизнь была чередой плутовских проделок, заставлявших адреналин играть в его крови. Однажды, еще на первом курсе, он решил шутки ради принять участие в боксерском турнире «Золотая перчатка», заявив себя в списках участников под кличкой «Кошерный убийца». Перед поединком он решил не тренироваться – просто почитал блоги о боксе. К рингу его сопровождали девушки в костюмах сотрудников похоронного бюро, несущие гроб. Соперник, настоящий боксер, отправил его в нокаут на 89-й секунде, но к этому моменту Марка уже показали во всех телевизионных новостях.

Он мог участвовать в конкурсе «Американский кумир»[87], а в следующем месяце отправиться на соревнования по кайтсерфингу в компании с владельцем одного из клубов Национальной баскетбольной лиги. В «Фейсбуке» у Марка было четыре тысячи друзей. Ночи напролет он просиживал перед компьютером, набирал тексты, жонглируя возможностями новых знакомств и романов, как клоун в цирке жонглирует пестрыми шариками. Марк – по его же собственному выражению – жил в насыщенном мире, старался набраться свежих волнующих впечатлений и сохранить их в своей памяти.

Гарольд так и не понял, насколько всерьез следует воспринимать Марка. Марк любил клеить повсюду стикеры с саркастическими призывами: «Вперед! Будь мужиком-стервой!» Марк постоянно составлял списки всего на свете: женщин, с которыми он спал, женщин, которых он видел голыми, людей, чем-то его поразивших, и людей, которые добровольно взяли на себя какое-то общественное служение, которого могли бы избежать. Однажды Гарольд обнаружил в комнате номер журнала Men’s Health с пометками Марка на полях статьи о перхоти: «Как это верно!.. Точно!»

Вечный ведущий, с Марком Гарольд превратился в ведомого. Марк был Великим Гэтсби, а Гарольд стал рассказчиком, Ником Каррауэем. Гарольд не переставал удивляться маниакальной энергии Марка и участвовал в его проделках, получая от этого истинное удовольствие.

Писательница Андреа Дондери считает^{304}, что все люди в мире делятся на Спрашивающих и Догадывающихся. Первые никогда не стесняются просить и спрашивать и никогда не обижаются, получая отказ. Они могут напроситься в гости к другу на неделю. Они без зазрения совести попросят вас одолжить им денег, машину, катер или девушку. Они просят обо всем на свете, не испытывая ни малейшего стыда, и не чувствуют себя обиженными, когда слышат «нет» в ответ на свою просьбу.

«Догадывающиеся» терпеть не могут просить об одолжениях и испытывают чувство вины, когда вынуждены ответить отказом на чью-то просьбу. В «культуре догадок», утверждает Дондери, не принято высказывать просьбу, если нет уверенности, что на нее ответят согласием. С другой стороны, в этой культуре не принято также прямо отказывать просителям. Отказ сопровождается извинениями. В этой культуре любая просьба – высказанная или выслушанная – становится эмоциональным и социальным испытанием.

Марк принадлежал к культуре Спрашивающих, Гарольд – к культуре Догадывающихся. Это различие иногда приводило к трениям и неловкостям. Иногда Гарольд даже подумывал о том, чтобы купить какой-нибудь психологический самоучитель – одно из модных руководств на тему о том, как Догадывающемуся стать Спрашивающим. Но руки до этого так и не дошли.

Помимо всего прочего, в свои девятнадцать Марк был просто неотразим. Он был всегда весел, подвижен и забавен. Он был воплощением юношеской жизнерадостности. После окончания колледжа он отправился путешествовать по миру, не задумываясь о том, как он будет строить взрослую жизнь. Еще в отрочестве он решил, что станет Всеядным Арбитром Вкуса. Он займется телевидением, кинокритикой, музыкой, дизайном, модой или чем угодно еще, чтобы излить свое изысканное чувство прекрасного на благодарный мир.

– Слушай, Высоколобый Умник, – сказал он однажды Гарольду незадолго до выпуска (Марк всегда называл его так), – давай снимем на пару квартиру на то время, что я буду путешествовать?

И следующие несколько лет Гарольд делил квартиру с компаньоном, которого на самом деле как бы не было вовсе. Комната Марка пустовала месяцами, потом какой-то попутный ветер вдруг заносил его в город, и он появлялся, принося с собой рассказы о европейских девчонках и о других своих приключениях.

Тем временем Гарольд защитил магистерскую диссертацию по мировой экономике и международным отношениям и начал готовиться к тому, чтобы с блеском пройти собеседование в любой компании. Вместо того чтобы изображать подобострастие, почтительность и скромность, он вел себя так же, как обычно, – непосредственно и не слишком-то почтительно. Это нравилось уставшим от интервью работодателям – или, по крайней мере, тем из них, с кем он действительно хотел бы работать.

После колледжа Гарольд какое-то время посвятил работе в организациях, чем-то напоминавших «Корпус мира»[88]. Он поработал в «Инициативном комитете общественных перемен», в «Фонде глобального самосознания» и в «Общем деле», пока не оказался в «Участии» – благотворительной неправительственной организации, которую учредила какая-то стареющая рок-звезда.

Устав от частных благотворительных фондов, Гарольд прошел следующую фазу – занялся журналистикой. Ему довелось поработать в «Общественных интересах» и в «Национальных интересах», в «Американских интересах» и в «Американской перспективе», во «Внешней политике» и во «Внутренней политике». Во всех этих политических журналах Гарольд редактировал полные оксюморонов статьи о великих стратегических идеях: о «практическом идеализме» и «моральном прагматизме», о «кооперативной односторонности» и «точечной многосторонности», об «однополярной оборонной гегемонии» и тому подобных вещах. Писали все это главные редакторы, которые слегка свихнулись от слишком частых посещений Давоса.

Стороннему наблюдателю профессия политического редактора могла показаться очень заманчивой, но на деле эта работа часто заключалась в поиске ненужных справок и другой бессмысленной рутине. В колледже Гарольд рассуждал на семинарах о творчестве Толстого и Достоевского, дискутировал о вечных вопросах Добра и Зла, а теперь он проводил бóльшую часть рабочего дня, стоя у большого редакционного ксерокса.

Мало-помалу, стоя возле копировальной машины, гипнотизировавшей его призрачным зеленоватым отсветом, Гарольд начал понимать, что превращается в бессловесный придаток этого тупого устройства. Организациями и журналами, где пришлось работать Гарольду, рулили пожилые пузатые дядьки, у которых было гарантированное рабочее место и вес в обществе. А молодые сотрудники, подобные Гарольду, были нужны только для бесконечной проверки фактов и поддержания определенного уровня сексуального оживления в редакции.

Родители начали всерьез тревожиться за сына: после окончания колледжа прошло уже несколько лет, а он продолжает, можно сказать, перебиваться случайными заработками. С точки зрения самого Гарольда все выглядело гораздо сложнее. С одной стороны, он пока не чувствовал потребности найти свою колею и начать жизнь по-настоящему взрослого человека. Собственно говоря, взрослым пока не стал ни один из его однокашников. Они вели еще более безалаберную жизнь, чем Гарольд. Кто-то «немного преподавал», кто-то был фрилансером, а кто-то и вовсе подрабатывал барменом. Практически все эти ребята с завидным постоянством переезжали из города в город. Города становились для них своеобразными ступенями карьерной лестницы, местами, где они пробовали себя в самых разных ипостасях. Поняв, чего они стоят, они снова меняли город.

38% молодых американцев^{305} говорят, что хотели бы жить в Лос-Анджелесе, но лишь 8% их более взрослых соотечественников разделяют это желание. Друзья Гарольда могли на год осесть в Сан-Франциско, а после этого неожиданно вынырнуть в Вашингтоне, и все в их жизни менялось, кроме адресов электронной почты.

С другой стороны, Гарольду отчаянно хотелось понять, чему же он посвятит свою жизнь. Он мечтал найти призвание, которое положит конец неопределенности и придаст смысл его существованию. Он жаждал обрести нить, которая связала бы воедино события его жизни, вызывавшие у него раздражение своей отрывочностью и отсутствием видимых причинно-следственных связей. Гарольд мечтал, что в один прекрасный день ему явится некий всезнающий Учитель, усадит его рядом с собой и не только укажет ему, как жить дальше, но и объяснит, зачем Гарольд пришел в этот мир. Но пророк Моисей так и не явился. Собственно, он и не мог явиться, потому что открыть свое призвание можно, только занявшись делом и примеряя, насколько оно соответствует вашим склонностям. Надо не бояться пробовать и ошибаться, пока одна из проб не окажется удачной.

Между тем жизнь Гарольда все меньше ему нравилась. Он становился интеллектуальным снобом. Он пока еще ничего не достиг сам, но тем не менее был уверен в собственном умственном превосходстве. Он полюбил комедийные шоу, в которых молодые и амбициозные ведущие высмеивали различных знаменитостей, состоявшихся профессионально, но весьма убогих с точки зрения интеллектуальной.

Мало того, Гарольд одновременно стал бесстыдным подлизой. Он вдруг стал находить удовольствие в том, что посещал коктейли, на которых старался произвести благоприятное впечатление на своих начальников. Он открыл для себя простую и незатейливую истину: чем выше поднимается человек по социальной лестнице, тем больше лести требуется ему для сохранения душевного равновесия. И Гарольд стал записным льстецом.

Гарольд обнаружил, кроме того, что льстивая подобострастность перед начальником днем вовсе не мешает льстецу на все корки крыть того же начальника вечером, сидя с друзьями в баре. Гарольд искренне удивлялся тому, что люди, которые в колледже были изгоями, не имели друзей и служили вечным объектом насмешек, теперь стали многообещающими молодыми продюсерами, украшением Голливуда. Мир зрелых людей представлялся Гарольду загадочным и извращенным.

Гарольд принадлежал к поколению, в жизни которого появился новый, неведомый раньше период – время исканий. Раньше считалось, что в жизни человека есть четыре возраста: детство, юность, зрелость и старость. Теперь таких возрастов стало по меньшей мере шесть: детство, юность, время исканий, зрелость, активная жизнь на пенсии, старость.

Время исканий продолжается около десяти лет, до достижения зрелости. Наступление зрелости отмечается четырьмя вехами: отъезд из родительского дома, вступление в брак, рождение детей, достижение финансовой самостоятельности. Если мерить по этим критериям, то зрелости к тридцати годам достигали в 1960 году 70% американцев, а в 2000 году – всего 40%. В Западной Европе, где эта тенденция обозначилась раньше^{306}, этот процент еще ниже.

Возникновение этого нового человеческого возраста подтверждают цифры и статистические данные, которые собрали Джеффри Йенсен Арнетт, Роберт Уатноу, Джозеф и Клаудиа Аллен и Уильям Гэлстон.

Молодые люди во всем мире рано начинают совместную жизнь со своими сексуальными партнерами, но при этом оттягивают время вступления в брак^{307}. В начале 1970-х годов 28% американцев^{308} имели добрачный опыт совместной жизни с партнером; в 1990-е годы таких было уже 65%. С 1980 по 2000 год во Франции, в Германии, Нидерландах и Великобритании возраст вступления в первый брак вырос на пять-шесть дет. Это совершенно поразительное явление, если принять во внимание скорость, с которой произошли эти изменения. В 1970 году лишь 20% американцев в возрасте до 25 лет никогда не состояли в браке. В 2005-м таких было уже 60%.

По данным Уатноу, молодые люди из развитых стран тратят все больше времени на среднее и высшее образование. В среднем выпускнику колледжа 2000 года потребовалось на 20% больше времени на получение диплома, чем выпускнику 1970-го.

Эти изменения обусловлены рядом взаимосвязанных феноменов. Продолжительность жизни увеличилась, и у людей теперь есть больше времени на устройство своей жизни. Экономика стала гораздо более сложной, и это привело к большему разнообразию карьерных возможностей, но из-за этого людям теперь требуется больше времени на окончательный выбор профессии. Общество стало более сегментированным, и людям требуется больше времени для того, чтобы найти подходящую для себя психологическую нишу. Кроме того, женщины теперь получают полноценное профессиональное образование и тоже хотят работать с полной занятостью. В 1970 году только 26% женщин в США работали 50 недель в год, в 2000-м таких женщин было уже 45%. Многие из этих женщин вынуждены (или хотят) отложить замужество до того времени, когда они получат профессию и утвердятся в карьере.

И, наконец, у молодых людей сформировалось двойственное отношение к взрослости. Как полагает Арнетт, они хотят стабильности и надежности положения взрослого человека, но не желают погружаться в трясину повседневной рутины. Они не хотят ограничивать свою свободу и отказываться от своих мечтаний.

Все эти изменения наложили глубокий отпечаток на взгляды Гарольда и его сверстников относительно дальнейшего течения их жизни. Люди предыдущих поколений считали, что молодой человек должен сначала остепениться, жениться, а уж затем вместе с супругой строить их общую социальную жизнь и утверждаться в окружающем мире. Но сегодня в кругу Гарольда придерживаются иных взглядов. Сначала – самореализация. А уж потом помолвки и свадьбы.

Гарольд и его друзья вовсе не были бунтарями. В общем и целом, они желали вступить в устойчивые браки, иметь двух детей и собственный дом в пригороде, а также стабильный доход. Современные молодые люди чаще, нежели представители предыдущих поколений, считают, что родители должны жертвовать личным счастьем ради счастья своих детей. При этом современный молодой американец рос, как правило, в обстановке большего материального благополучия, чем его родители, поэтому он более уверен, что способен реализовать свою мечту. 96% американцев в возрасте 18-29 лет согласны с утверждением «Я уверен, что со временем добьюсь в жизни того, чего захочу^{309}». Молодые люди, как правило, абсолютно (иногда вопреки очевидному) уверены в своей уникальности и в своей необычайной одаренности. В ходе проведенного в 1950 году опроса подросткам задавали вопрос: «Считаете ли вы себя важной личностью?»^{310} Тогда положительный ответ дали 12% респондентов. В 1980 году таких было 80%.

Несмотря на твердую веру в то, что в конце концов все будет хорошо, Гарольд не мог не чувствовать, что сегодня живет в каком-то размытом и не вполне структурированном мире. Так как «возраст исканий» возник совсем недавно, связанные с ним ритуалы не успели оформиться в законченные структуры. Гарольд не принадлежал ни к одной религиозной конгрегации (современные молодые люди посещают церковь намного реже^{311}, чем их сверстники 1970-х годов). Этническая самоидентификация Гарольда была неопределенной и не имела для него значения. На его мировоззрение не влияли ни местные газеты, ни высказывания какого-либо признанного лидера, поскольку всю информацию он черпал в Интернете. На него не повлияли и какие-либо грандиозные исторические события, сравнимые по масштабу с Великой депрессией или Второй мировой войной. Гарольд не испытывал даже недостатка финансовых средств. Средний американец в возрасте от 18 до 34 лет получает от родителей около 38 000 долларов в год, и Гарольд тоже был совершенно уверен в том, что родительская помощь во всяком случае даст ему возможность платить за жилье^{312}.

В социальном ландшафте, в котором обитал Гарольд, было на удивление мало направляющих путей. Иногда ему казалось, что он подсознательно ждет, когда какие-нибудь мнения, привычки и цели окончательно структурируют его разум. Социальный критик Майкл Бароун говорит^{313}, что «Америка массово штампует довольно посредственных 20-летних, но весьма впечатляющих 30-летних». Бароун утверждает, что трудности и необходимость принимать самостоятельные решения, с которыми человек сталкиваются в третьем десятилетии жизни, помогают выковывать новый и лучший тип личности.

Гарольд, впрочем, не был в этом так уверен, так как бóльшую часть свободного времени проводил в гостях у приятелей, где, сидя на продавленном диване, рубился в Call of Duty. Но он, по крайней мере, испытывал временами настоящее удовольствие, а кроме того, у него была Группа.

В промежутке между жизнью с родителями и жизнью с женой Гарольд жил с Группой. Это была компания друзей, находившихся в таком же подвешенном состоянии, как и сам Гарольд. Друзьям было от 22 до 30 лет. Основное ядро группы составляли его однокашники по колледжу, но постепенно в компанию влились и новые друзья, так что теперь численность Группы достигла 20 человек.

Раз в неделю они (во всяком случае, большинство) вместе обедали, иногда к ним присоединялся и Марк (если его в это время как раз занесло в город). Они часто играли в софтбол или волейбол. Они вместе отмечали День благодарения и Рождество – всегда в ресторане, где собирались члены Группы, не имевшие возможности отметить праздник дома, в кругу родных и близких. Друзья одалживали друг другу деньги, отвозили друг друга в аэропорт, помогали при переездах и вообще оказывали взаимные услуги, какие в более традиционных обществах обычно оказывают друг другу члены большой семьи.

Гарольд был уверен, что его Группа сплошь состоит из сплошь талантливых, почти гениальных, людей. Кто-то сочинял стихи и музыку, кто-то завершал медицинское образование, кто-то преуспел в живописи и графике. А у тех, кто занимался скучной, рутинной офисной работой, были интересные хобби. Одни летали на воздушных шарах, другие занимались экстремальными видами спорта, а третьи обладали таким интеллектуальным потенциалом, что реально могли претендовать на победу в телевизионной «Своей игре». В Группе существовал негласный запрет на «инцест» – флирт и романы внутри Группы не приветствовались, если только речь не шла о действительно серьезных отношениях.

Разговоры с друзьями были главным развлечением Гарольда в тот период его жизни. Члены Группы могли часами болтать в кафе, в баре или на вечеринке. Они обсуждали диалоги из «Студии 30»[89], жаловались друг другу на начальников, давали советы тем, кому предстояло собеседование, а также обсуждали чрезвычайно серьезные и животрепещущие вопросы: например, прилично ли человеку старше сорока лет появляться на людях в кроссовках, кроме как на спортивных занятиях.

Они обожали предаваться ностальгическим воспоминаниям, вызывая в памяти разные детали жизни в колледже. Они посылали друг другу то, что они называли «филосограммами», – короткие псевдоинтеллектуальные эсэмэски такого приблизительно содержания: «Не является ли нарциссизм моей самой интересной чертой?» Они раздавали друг другу «ваффи», словно в романе Кори Доктороу[90], награждая друзей, которые бескорыстно, не ради денег, делали какие-то умные, талантливые или просто приятные вещи. Массу времени они посвящали обсуждению таких основополагающих вопросов: кто из них достаточно умен или безжалостен, чтобы пробиться и уцелеть в реальном мире.

Последние несколько лет ученые пристально изучали и анализировали деятельность социальных сетей. Выяснилось, что почти все на свете заразительно. Если ваш друг страдает ожирением, то и у вас есть риск прибавить в весе. Если ваши друзья счастливы, то и вы, скорее всего, будете чувствовать себя счастливым. Если ваши друзья курят, то, вероятно, будете курить и вы. Если друзья одиноки, то и вы, возможно, будете страдать от одиночества. Николасу Христакису и Джеймсу X. Фаулеру удалось показать, что на решимость человека похудеть друзья влияют сильнее, чем супруги.

Но, если уж быть до конца честным, то Гарольду нравилось проводить время в Группе именно потому, что в ней ему не приходилось думать о том, приносит ли это ему пользу или нет. Участие в Группе было самоцелью и вознаграждением само по себе. Все то время, когда Гарольд общался со своими друзьями, он чувствовал себя по-настоящему живым, а это и было наивысшей и самой ценной наградой. Они могли часами оживленно болтать. Часто во время своих встреч они танцевали.

В большинстве культур имеются ритуальные групповые танцы. Современное американское общество почти покончило с этим ритуалом (если не считать сквэр-данса[91] и нескольких других народных танцев). Теперь танцуют парами, а сам танец часто становится прелюдией к сексу. Но когда собиралась их Группа, то они танцевали все вместе. В баре или на квартире у кого-нибудь из друзей в какой-то момент вдруг возникала толпа танцующих – толпа, не разбитая на пары и не выполнявшая какие-то правильные танцевальные движения. В этой толпе все просто двигались, хаотично выбирая и меняя партнеров – неважно, парня или девушку. Все свободно перемещались в толпе, переходя с одного ее берега к другому. Это был танец «ни о чем». Здесь не ухаживали и не соблазняли. Это было лишь проявление счастья от того, что все они вместе.

В один прекрасный день (точнее, на исходе вторых суток после того, как Марк в очередной раз неожиданно свалился Гарольду на голову) в размеренную жизнь Гарольда вмешалась судьба. Гарольд, Марк и еще несколько их друзей сидели в спортивном баре и смотрели финал Кубка мира. До конца матча оставалось несколько минут, когда Марк толкнул Гарольда плечом и сказал:

– Слушай, не хочешь дернуть со мной в Лос-Анджелес? Станем телевизионными продюсерами…

Гарольд удивленно воззрился на друга, потом снова отвернулся к экрану.

– Ты что, серьезно? Ты хорошо все обдумал? – спросил он.

– А что тут думать? Это мое призвание, моя судьба. Я создан для этого.

Игра на экране продолжалась. Друзья шумно болели, а Марк принялся вполголоса излагать Гарольду план их будущей жизни. Для начала они снимут какую-нибудь расхожую чепуху – какие-нибудь там рекламно-информационные ролики или полицейский сериал, заработают денег и будут несколько лет с удовольствием их прожигать. Потом сделают что-нибудь более приличное, получат еще больше денег, купят себе дома в разных прекрасных уголках мира и будут получать еще больше удовольствия. После этого можно будет сделать что-нибудь по-настоящему великое для канала «Эйч-Би-О» и изменить мир. Главное, говорил Марк, это то, что мы заработаем кучу денег и будем абсолютно свободны. Нам не придется всю жизнь корпеть над каким-нибудь одним проектом или одной-единственной идеей. Это будет неограниченная свобода.

Самое забавное заключалось в том, что Гарольд ни минуты не сомневался в том, что у Марка все получится. Гарольд однажды назвал Марка «гением синхронизированной со всем миром поверхностности». Иными словами, Марк был именно настолько поверхностным, насколько этого требовал рынок. Марк никогда не пытался вникнуть в суть вещей и совершенно не был склонен к экспериментам. То, что нравилось ему, нравилось и миру. То, что он не любил, не любил и мир – во всяком случае, та его часть, которая смотрела телевизор в вечерний прайм-тайм и ходила в кино по субботам.

Тем не менее Гарольд уперся.

– Так жить нельзя, – коротко ответил он. Друзья заспорили. Это было продолжение спора, начавшегося много лет назад – с тех самых пор, как Гарольд поселился в одной комнате с Марком в общежитии колледжа. Это был спор свободы и долга, спор о том, какая жизнь счастливее – жизнь абсолютно независимая или жизнь на прочном основании.

Марк высказал свою точку зрения, Гарольд свою, и ни один из них не сказал, в общем, ничего нового. Марк рисовал картину калейдоскопа ощущений – путешествия по всему миру, погоня за новыми волнующими приключениями. Он сравнивал эту радостную картину с миром тяжелого монотонного труда, когда ты годами ходишь на опостылевшую работу; вечером возвращаешься домой к опостылевшей жене и привычно напиваешься, чтобы заглушить чувство тихого, беспросветного отчаяния.

Гарольд занял противоположную позицию. Он рисовал картину любви, дружеских отношений и устойчивых прочных уз – обеды со старыми друзьями, воспитание подрастающих детей, завоевание достойного места в городе или общине. Он противопоставил эту жизнь дешевой мишуре пустых развлечений – случайного секса, ненужных приобретений, показной роскоши и печальной, одинокой старости.

Это очень старый спор – спор между фильмами «В дороге» и «Эта прекрасная жизнь». Но данные, которые добыла к сегодняшнему дню социология, подтверждают, что прав в этом споре Гарольд.

В последние годы психологи и социологи провели немало исследований, целью которых было выяснить, что именно делает человека счастливым. Обычно социологи спрашивают людей, счастливы ли они, а потом сравнивают ответы и объективные показатели качества жизни. На первый взгляд метод кажется не слишком надежным, но с его помощью ученым удается получать стабильные и убедительные результаты.

Во-первых, исследования показывают, что зависимость чувства счастья от уровня благосостояния очень сложна. Богатые страны в целом «счастливее» бедных стран, так же как богатые люди, как правило, чувствуют себя более счастливыми, чем бедные, но эта зависимость не так уж ярко выражена; она зависит от того, как определить понятие счастья, и по поводу этого специалисты ведут между собой ожесточенные споры. Например, Кэрол Грэм пишет в книге «Счастье в разных странах мира» о том, что нигерийцы ощущают себя не менее счастливыми, чем японцы, несмотря на то, что ВВП на душу населения в Японии в 25 раз выше, чем в Нигерии. Доля счастливых жителей Бангладеш вдвое превышает долю счастливых граждан России. За последние 50 лет уровень материального благосостояния американцев стремительно вырос, однако американцы не стали чувствовать себя более счастливыми. С другой стороны, в Соединенных Штатах увеличился и разрыв между бедными и богатыми, но и этот рост уровня неравенства также не сделал американцев^{314} – даже бедных – намного более несчастными.

Крупный выигрыш в лотерею вызывает у человека всплеск счастья^{315}, но через некоторое время это чувство улетучивается без следа. Степень счастья, которое испытывает человек, которому удалось вырваться из низшего социального класса и перейти в средний, существенно выше, чем у человека, который перешел из среднего класса в класс преуспевающих богачей. То есть подъем кривой счастья становится не таким крутым. Максимальную степень счастья люди испытывают не в среднем возрасте, когда достигают наибольших успехов в профессиональной жизни и максимума доходов. Наивысшим это чувство бывает на третьем и на седьмом десятке жизни – то есть в начале карьеры и по ее завершении. Люди, придающие большое значение своему материальному благосостоянию, менее счастливы, чем те, для кого оно менее важно.

Следующий вывод ученых позволяет утверждать, что большинство людей – плохие пророки, так как они сами зачастую не знают, что именно может сделать их счастливыми. Людям свойственно переоценивать важность работы, денег и недвижимости и недооценивать роль, которую играют в нашем ощущении счастья теплые интимные узы или благополучно решенная сложная задача. В среднем американец считает, что если он заработает на 90 000 долларов в год больше, чем он зарабатывает сейчас, то сможет «исполнить все свои мечты»^{316}. Но жизнь учит, что это далеко не так.

Если корреляция между количеством денег и степенью счастья сложна, то зависимость степени счастья от уровня социальных связей, наоборот, очень проста. Чем глубже и устойчивее социальные узы человека, тем он счастливее. Люди, много лет состоящие в браке^{317}, более счастливы, чем холостяки. Согласно данным одного исследования, семейные узы добавляют к жизни такую же долю психологического комфорта, как дополнительный доход в 100 000 долларов в год^{318}. Согласно выводам другого исследования, принадлежность к кругу друзей, с которыми вы встречаетесь хотя бы раз в месяц, производит столько же счастья, что и удвоение годового дохода^{319}.

Люди, сохраняющие верность своему сексуальному партнеру в течение года, счастливее тех, кто за год сменяет несколько партнеров^{320}. Люди, имеющие много друзей, меньше подвержены действию стресса и дольше живут^{321}. Экстраверты в среднем также живут дольше интровертов. Согласно исследованию Даниэля Канемана, Алана Б. Крюгера, Дэвида Шкаде и других, наибольшее счастье приносит активное социальное поведение^{322}: сексуальные связи, общение с коллегами после работы, ужин с друзьями. Самое вредное повседневное поведение – это пребывание в одиночестве. Одиночество, как правило, делает человека несчастным. Больше всего предрасполагают к ощущению счастью социально активные профессии^{323}: корпоративный управляющий, парикмахер, врач, медсестра, социальный работник. Профессии, не располагающие к счастью, либо извращенно социальны (проститутка), либо недостаточно социальны (машинист или оператор какой-либо машины).

Рой Баумайстер подытоживает эти выводы следующим образом^{324}:

В их бесконечном споре о ценностях жизни Марк ссылался на фильмы и песни, прославлявшие свободу и вечные скитания. Гарольд возражал, что все эти фильмы и песенки – всего лишь плод маркетинговых стратегий, рассчитанных на несмышленых подростков. Взрослый человек должен желать двух вещей, необходимых для счастливой и осмысленной жизни. Во-первых, счастливой супружеской жизни. Если ты счастлив в браке, то совершенно неважно, сколько профессиональных неудач тебе придется пережить. Ты все равно будешь счастлив. Если же брак неудачен, то не имеет значения, насколько высоко ты поднимешься по карьерной лестнице – это все равно не сделает тебя счастливым.

Кроме того, продолжал Гарольд, он хочет найти для себя такую профессию или хобби, которые потребовали бы напряжения всех его способностей. Он живо представлял себе упорный труд, направленный на достижение конкретной цели, неудачи и триумфы на этом пути, который ценой пота, крови и слез приведет его к успеху и признанию.

Гарольд осознавал, что две этих цели противоречат одна другой. Брак может отвлечь его от призвания, а призвание будет отнимать у него время, которое он мог бы провести с близкими. Гарольд не имел ни малейшего представления о том, как выпутаться из этого противоречия. Но тем не менее он желал именно этих двух вещей – и обе они были несовместимы с жизнью бродяги, которую восхвалял Марк. Гарольд вырос в культуре, в течение сорока лет прославлявшей крайний индивидуализм, самодостаточность и личную свободу. Но он чувствовал, что нуждается в том, чтобы принадлежать к сообществу, ему нужны социальные связи, активное и плодотворное общение. Он не мог проявить лучшие черты своего характера, всю мощь своего интеллекта в одиночку. Он мог сделать это только в сотрудничестве и единении с другими людьми.

Жизнь полна странных неожиданностей. Бывает, что человек месяцами тщетно ищет работу и вдруг в один прекрасный день получает сразу два превосходных предложения. Бывает, ты годами ищешь родственную душу и вдруг неожиданно видишь человека, к которому тебя неудержимо тянет. На следующий день после разговора с Марком, после того как Гарольд ответил ему отказом и отсек для себя одну возможность, он получил неожиданное предложение. Перед ним открывались совершенно новые перспективы.

Предложение содержалось в письме, которое пришло по электронной почте. Это было приглашение на обед от женщины по имени Эрика – знакомой одного из друзей Гарольда. Эрика писала, что ищет человека, который смог бы помочь ей в организации ее нового бизнеса, и она слышала, что он, Гарольд, возможно, как раз и есть такой человек. Гарольд поискал Эрику на «Фейсбуке» и обнаружил фото хрупкой привлекательной женщины, в чертах лица которой смешивались Латинская Америка и Азия. Гарольд еще не знал, согласится ли он с ней работать, но был точно не против познакомиться. Он написал, что с удовольствием принимает приглашение на обед и что его очень интересует перспектива совместной работы. На самом деле в его мозгу уже переливались всеми цветами радуги пузыри романтических фантазий.