Глава IX. Развитие капиталистических отношений (XVIII в.)

Войны первой половины XVIII в.

Политическая слабость Италии проявилась в полной мере в первой половине XVIII в., когда на ее территории почти без перерыва бушевали четыре войны. Крупные европейские державы, оспаривая друг у друга гегемонию в Европе, рассматривали итальянские государства как своего рода разменную монету, которую произвольно делили между собой. Они превращали Италию в огромное поле боя, на котором решались судьбы всей Европы. И итальянские государства были совершенно беззащитными перед алчными устремлениями своих могущественных соседей.

Единственное государство Италии, которое вело самостоятельную и активную политику, была Савойя. Она всегда примыкала к тому лагерю, который имел наибольшие шансы победить. Благодаря выгодному географическому положению, боеспособной армии и дипломатической ловкости правителей Савойя сумела извлечь для себя выгоды из этой борьбы.

Уже во второй половине XVII в., по мере политического ослабления Испанского королевства, его влияние в Италии стало уменьшаться. Вместе с тем независимые государства Италии все больше попадали в сферу влияния Франции. Этому в свою очередь противились Австрия и Англия, которые стремились не допустить гегемонию Франции в Европе. Первое наиболее серьезное столкновение между ними после Тридцатилетней войны была так называемая война за испанское наследство (1701–1714).

В результате этой войны все европейские владения Испании перешли в руки империи, в том числе Миланское и Мантуанское герцогства, Неаполитанское королевство, остров Сардиния и испанские владения в Тоскане. Савойя, которая в этой войне участвовала сперва на стороне Франции, а затем переметнулась на сторону Австрии, получила королевскую корону, остров Сицилию и несколько расширила свои владения на западе за счет Франции и на востоке за счет Миланского герцогства.

В 1720 г. Испания возобновила войну, чтобы восстановить свое прежнее господство в Италии, но не добилась успехов. Тем не менее политическая карта Италии была опять перекроена: Савойя отказалась от Сицилии в пользу Австрии, которая присоединила ее к Неаполитанскому королевству и взамен этого отдала Савойе Сардинию. Савойское герцогство стало впредь называться королевством Сардиния.

Венским миром 1735 г. закончилась война за польское наследство (1733–1735), которая опять-таки в значительной мере велась на территории Италии. На этот раз Австрии пришлось отказаться от Неаполитанского королевства и Сицилии, где утвердилась испанская ветвь Бурбонов, и взамен этого присоединила к своим итальянским владениям Парму и Пьяченцу. Савойя несколько расширила свои границы.

Италия вновь была вовлечена в европейский конфликт во время войны за австрийское наследство (1740–1748). На этот раз друг против друга стояли Австрия, которую поддерживали Англия и Россия, и коалиция, в которую входили Пруссия, Франция, Испания и ряд германских княжеств. Королевство Сардиния несколько раз меняло фронт, оказываясь каждый раз в лагере победителей. Во время этой войны, впервые за долгие годы, итальянцы сказали свое собственное слово: после того как австрийцы заняли Геную (1746) и в течение четырех месяцев подвергали население неслыханным унижениям, генуэзский народ восстал. В результате героической, самоотверженной борьбы генуэзцев австрийское войско было вынуждено отступить. Аахенский мир (1748) не внес сколько-нибудь значительных изменений в политическую структуру Италии. Только Австрия была вынуждена отказаться от некоторых небольших территорий в пользу Сардинии и от Пармы и Пьяченцы, которые перешли в руки испанских Бурбонов.

На этом кончился длительный период войн и наступило полстолетия мирной жизни для Италии. Только на острове Корсика еще бушевала война. В 1755 г. корсиканцы, вторично в течение XVIII в., восстали против генуэзского владычества. Не будучи в состоянии подавить восстание своими силами, Генуя уступила остров Франции. Несмотря на отчаянное сопротивление корсиканцев, Франции удалось упрочиться на острове (1769).

Таким образом, в огне длительных войн значительно изменилось соотношение политических сил в Италии.


Упадок Италии в первой половине XVIII в.

Кончилась эра испанского владычества. Только Парма и Пьяченца, а также королевство обеих Сицилий (Неаполитанское королевство и Сицилия) — формально свободные государства — находились под влиянием Испании. В Ломбардии установилось господство Австрии. В Тоскане же, где в 1737 г. умер последний представитель династии Медичи, утвердилась Лотарингская династия, родственная Габсбургам и их непосредственная ставленница. Остальные итальянские государства, за исключением королевства Сардинии, никакой самостоятельной политической роли не играли. Раздробленная Италия по-прежнему находилась под иноземным владычеством.

Политическая слабость Италии отражала тот глубочайший социально-экономический упадок, который Италия переживала в первой половине XVIII в. Никогда еще уровень промышленного производства и сельского хозяйства не был таким низким, никогда еще нищета народных масс не достигала такой степени.

В одной Венеции производство шелка уменьшилось за XVIII в. от 18 000 кусков в год до 1200 кусков. В Лукке, где когда-то работало 3000 ткацких станков по производству шелка, в XVIII в. осталось всего 300. Венецианские кружева вытеснялись продукцией из Алансона и Шантийона, майолика из Фаэнцы фарфором из Саксонии и Севра. Тяжелый упадок переживали венецианская металлургия и судостроение; ее зеркала не находили больше сбыта во Франции. Флорентийское сукноделие середины XVIII в. могло обеспечить работой лишь 1000 человек.

Важнейшими препятствиями для развития промышленности были строгая цеховая регламентация, отсутствие капиталов, крайняя узость рынков сбыта, иностранная конкуренция.

В связи с этим в плачевном состоянии находилась и торговля. Венеция, которая вплоть до XVIII в. рассматривала Адриатику как свое внутреннее море, должна была скрепя сердце разрешить австрийским кораблям плавать по нему под своим флагом. Она не могла препятствовать возникновению порта Триеста, который пользовался покровительством австрийского правительства. Внутренний рынок был по-прежнему очень узким как из-за небольших размеров итальянских государств, так и из-за возрастающей нищеты народных масс. Развитию внутренней торговли мешали таможенные преграды, государственные монополии, а также небольшое количество дорог и их плохое состояние.

Печальным было состояние сельского хозяйства, особенно в Папском государстве и в тех районах, где бушевали войны. Количество необработанных и заболоченных земель постоянно увеличивалось, урожайность снижалась.

Крестьянство жило в ужасающих условиях; нередко оно было вынуждено ютиться в пещерах и шалашах. Крестьяне массами покидали свои места жительства. Не лучше жилось и трудящимся города: всеобщее обнищание и бродяжничество были и здесь характерным явлением. Беспорядочное финансовое хозяйство итальянских государств, коррупция, казнокрадство чиновничества усугубляли бедствия народных масс. Хуже всего было положение в Папском государстве. Современники сравнивали его с турецким и утверждали, что папское правление настолько плохо, что трудно представить себе худшее.

Количество людей, ведущих паразитарный образ жизни, в первую очередь священников и монахов, постоянно возрастало. Французский путешественник де Бросс писал, что ⅓ населения Папского государства состоит из священников, другая треть из людей, которые не работают, а последняя треть из лиц, которые вовсе ничего не делают.

В этих условиях антифеодальные настроения народа все усиливались. Активные выступления крестьянства имели место в Пьемонте, в Сицилии, в Тоскане и в других частях Италии.

Голодные массы трудящихся Генуи и других городов неоднократно выражали свой протест нападениями на таможенных чиновников, разгромом лавок и складов продовольствия. А крестьяне и ремесленники Сардинского королевства, требуя, чтобы знать и духовенство платили публичные налоги, угрожающе заявляли, что «наступило время, чтобы эти парики были бы причесаны нашими руками».


Развитие капитализма второй половине XVIII в.

Во второй половине XVIII в. Италия стала постепенно выходить из того состояния оцепенения, в котором она находилась на протяжении последних двух веков. Появлялись новые элементы капиталистического производства. Этому в значительной мере способствовал более чем сорокалетний период мирной жизни.

Разоренные массы трудящихся представляли богатый рынок наемной рабочей силы, а в руках буржуазии начали концентрироваться крупные денежные средства, приложение которых в промышленность сулило значительные выгоды.

Подъем капиталистической промышленности имел место главным образом на севере Италии: в Ломбардии и Тоскане. Там появлялись централизованные мануфактуры, на которых работало до 300–400 человек. В 1787 г. в Милане насчитывалось уже 17 785 рабочих, занятых в мануфактурах. В 1791 г. там было 40 шелкопрядильных и 15 сукнодельческих мануфактур, 27 предприятий по изготовлению бумаги. Одновременно появлялись мануфактуры по изготовлению чулок, ситца, платков, восковых свечей, зеркал и других изделий.

Во Флоренции за 1769–1779 гг. было произведено шелковых тканей на сумму в 437 618 скуди[30], а за 1787–1793 гг. — на 664 888 скуди.

В Сардинском королевстве возникали новые текстильные и стекольные мануфактуры. Не случайно количество населения Турина увеличилось с 65 809 в 1745 г. до 90 613 в 1797 г. В Неаполе были организованы новые государственные и частные мануфактуры. Но здесь, где феодальные традиции были особенно сильными, рост капитализма происходил значительно медленнее.

Капиталистические отношения проникали и в деревню. Повышение цен на сельскохозяйственные продукты во всем мире создавало благоприятные условия для капиталовложений. Крупные арендаторы стали отказываться от феодальных способов эксплуатации и переходить к применению наемного труда, стали применять новые методы хозяйствования, начали сеять новые культуры. В долине реки По с 1750 по 1780 г. площадь посева риса увеличилась на 46 000 пертик. В одной только провинции Ломбардии, где в 1758 г. было 821 415 пертик (1 пертика = 0,07 га) необработанных земель, в 1768 г. осталось таковых только 203 817. Производство шелка-сырца в Тоскане увеличилось с 16 758 фунтов в 1769–1779 гг. до 246 038 фунтов в 1787–1793 гг.

Некоторое значение для развития экономической жизни имела помощь, которая была оказана ей государством через различные привилегии, ссуды, а главным образом через законодательство.

В Ломбардии и Тоскане в течение второй половины XVIII в. была ликвидирована крепостная зависимость крестьян и неотчуждаемость землевладения. Значительным ограничениям подвергалось церковное землевладение. В Ломбардии был введен единый налог на все недвижимое имущество, независимо от сословной принадлежности его владельцев.

Одновременно с этим были в ряде городов ликвидированы цехи; правительства освобождали торговлю зерном от всяких ограничений. В Тоскане были отменены внутренние таможни, они сохранились лишь для крупнейших городов. Аналогичные таможенные реформы были проведены и в Ломбардии.

Была прекращена деятельность откупщиков налогов. Тосканское правительство занималось строительством новых дорог и ремонтом старых, осушением болотистых земель.

Итальянские правительства встали на путь реформ не случайно. Наиболее дальновидные представители дворянства сознавали, что отсталость и нищета Италии могут иметь пагубные последствия для всего существующего строя. Это явно выражалось во все учащающихся случаях разорения дворянства и, главным образом, в угрожающем поведении народных масс.

Но реформы не затронули основ существующего строя: ни феодальное землевладение, ни феодальная эксплуатация, ни феодальные привилегии не были ликвидированы. Больше того, реформы были встречены наиболее отсталой частью господствующего класса с явной враждой. Она в конце концов добилась частичной их отмены или ограничения.

Таким образом, повсеместно сохранились крупные препятствия капиталистическому развитию, и только с большим трудом новые экономические силы пробивали себе дорогу.


Просветительное движение

В эпоху поднимающегося капитализма происходит складывание буржуазной нации. В Италии, где процесс образования буржуазной нации натолкнулся на препятствия в виде иностранного гнета и политической раздробленности, во второй половине XVIII в. ширится национальное движение, проявившееся на первых порах как движение общественно-культурное. Его носителями были так называемые просветители: писатели, ученые, юристы, учителя, политические деятели. По своему объективному содержанию движение было буржуазным, но оно могло развиваться, только опираясь на растущее недовольство народных масс, и в свою очередь способствовало дальнейшему развертыванию классовой и национальной борьбы. Большое влияние на деятелей итальянского просвещения оказывали французские просветители, все же корни этого движения находились в самой Италии.

Поднять итальянский народ из того состояния глубокой нищеты, в котором он находился, освободить его от умственной темноты и моральной подавленности, открыть ему путь для свободного развития — основные цели просветителей. Одновременно с этим они направляли свое оружие против косности и рутины, в которой застряли итальянская литература, наука и искусство, они возбуждали интерес к героическому прошлому итальянского народа и красоте народного языка.

Уже в 1723 г. моденский ученый Муратори начал~публикацию источников по истории Италии под названием «Rerum italicarum scriptores». В этом же году неаполитанский юрист Пьетро Джанноне опубликовал четырехтомную «Историю неаполитанского королевства» — обвинительный акт против церкви и ее засилия в области гражданской жизни. В 1725 г. неаполитанец Джамбатиста Вико, одинокий и непонятый, издал свою «Новую науку», в которой сформулировал учение о закономерности исторического развития общества и показал, что история является продуктом деятельности самого человечества.

В 1754 г. Антонио Дженовези в Неаполе вступил на первую в Европе кафедру экономики и торговли. И каково было удивление слушателей, когда он начал читать свои лекции на итальянском языке! В 1753 г. во Флоренции была основана Академия георгофилов, ставившая себе целью изучение аграрного вопроса. В 1758 г. в Венеции Гаспаре Гоцци опубликовал «Защиту Данте», в которой он возрождал культ величайшего писателя страны.

Крупным подъемом нового общественно-культурного движения ознаменовались 60-е и 70-е годы. Увеличивалось количество периодически издаваемых газет и журналов, открывались светские публичные школы, театры. В 1768–1772 гг. Карло Денина опубликовал исторический труд «Революции Италии» — одну из первых общих историй итальянского народа, а Джироламо Тирабоски в 1778–1781 гг. издал свою многотомную «Историю итальянской литературы». Публиковались биографии выдающихся деятелей Италии, собрания сочинений наиболее известных писателей. Археологи открывали развалины Геркуланума и Помпеи, основывали музеи, в которых сосредоточивались наиболее выдающиеся памятники античности. Возникали все новые кружки и общества литераторов, писателей, ученых. В Милане, например, небольшая группа единомышленников, во главе которых стояли братья Пьетро и Алессандро Верри, регулярно собирались для обсуждения наиболее злободневных и наболевших вопросов экономического, политического, правового и морального характера.

В 1764–1766 гг. они издавали журнал «Кафе». Особенности этого журнала заключались в том, что он был задуман не для узкого круга специалистов-литераторов или ученых, а для широких масс читателей, «для всех», как говорили его издатели. Журнал вел беспощадную борьбу с педантизмом в литературе и шарлатанством в науке, разоблачал тунеядство аристократии, старался ознакомить читателей с достижениями науки и с новинками литературы.

Одним из наиболее активных участников журнала был юрист Чезаре Беккариа (1738–1794). Далеко за пределами Италии гремела слава его книги «О преступлениях и наказаниях». Впервые опубликованная в 1764 г. в Ливорно, она была вскоре переиздана и переведена на многие иностранные языки. Беккариа утверждал, что все люди свободны от рождения и равны перед законом. Причиной широкого развития преступности, по его мнению, было тяжелое положение народных масс в условиях феодального общества. Ни применение пыток, ни смертная казнь не могут искоренить преступность, а только ликвидация феодальных привилегий и коренные реформы.

В Неаполе Антонио Дженовези и Гаэтано Филанджери выступали с резким обличением итальянской действительности и феодальных порядков. К ним присоединили свои голоса представители других государств: Помпео Нери в Тоскане, Джан Ринальдо Карли в Ломбардии, маркиз Карачоли в Сицилии и многие другие.

Чрезвычайно тяжелое экономическое положение Италии и вопиющая социальная несправедливость заставляли обратить внимание на вопросы социально-экономического характера, в первую очередь на состояние сельского хозяйства и положение крестьян. Как французские физиократы, итальянские просветители считали сельское хозяйство основой благосостояния страны. Они рисовали яркие картины материального и морального упадка деревни. Основной причиной этого зла они считали наличие огромных земельных массивов в руках немногих лиц, в противовес которым миллионы нищих крестьян ютились на жалких клочках земли или вовсе были лишены ее. Филанджери писал: «Имеются собственники, которые измеряют горизонтом свои владения, но слишком много народу по сравнению с ними не имеет ни земли, ни работы». Беккариа и Дженовези, Филанджери, Верри и многие другие требовали предоставления крестьянам земли. «Землю крестьянам, землю тем, кто ее обрабатывает!» — воскликнул аббат Точи из Урбино. Одновременно с этим они требовали освобождения крестьян от личной зависимости. Они выдвигали лозунг: «Свободный человек на свободной земле!»

Но это, по мнению просветителей, только первые шаги на пути поднятия благосостояния народа. За ним должны были следовать упорядочение налоговой системы, внедрение прогрессивных методов обработки земли и, наконец, освобождение торговли от всяких ограничений. Острым нападкам подвергались монополии и экономические привилегии, таможенные преграды и цеховые ограничения.

Просветители разоблачали бездеятельность, тупость, расточительность и безнравственность феодальной аристократии и их многочисленных прихлебателей, паразитический образ жизни духовенства и монашества. Им противопоставлялись трудолюбивые и бережливые буржуа, пример которых объявлялся достойным подражания. Как некогда гуманисты, просветители провозглашали: неважно, откуда ты, важно кто ты; имя, одежда не имеют значения, а только достоинство, разум, воля.

Одной из важнейших предпосылок успешного развития итальянского общества была, по мнению просветителей, ликвидация безграмотности и умственной отсталости, которые царили в деревне и в городах. Они резко критиковали догматические методы иезуитского преподавания. Пьетро Верри называл иезуитское воспитание унизительным, а иезуитские коллегии сравнивал с галерами. Просветители требовали школьной реформы и, в первую очередь, значительного расширения сети публичных школ.

Знакомя народ со славным прошлым Италии, они внушили ему уверенность в свои силы и вдохновляли на борьбу за национальное единство и независимость. «Если бы Италия была подвластна одному единственному государю, никто не признал бы разумным обременять торговлю одной провинции с другой», — отметил Алессандро Верри. Ему вторили Беккариа, Карли, Пьетро Верри и многие другие, гневно клеймя иностранный гнет и местный сепаратизм, которые разъедают и ослабляют итальянский народ. «Пройдет немного лет, и Италия будет одной единой семьей», — пророчески утверждал Пьетро Верри.

Но, несмотря на свои смелые прогрессивные взгляды, итальянские просветители не были революционерами. Все свои надежды они возлагали на просвещенных монархов, на реформы сверху. Они верили, что золотой век наступит при содействии королевской власти.

Всему просветительному движению в целом недоставало того размаха, который был ему присущ во Франции. Оно было нерешительным и непоследовательным. Сказались слабость буржуазного развития Италии и влияние векового политического и церковного гнета. И все же итальянские просветители второй половины XVIII в. были предшественниками революционеров XIX в., предвестниками грядущих революционных событий.


Литература и искусство

Если непосредственное воздействие просветителей на народные массы было относительно невелико, то гораздо более действенным был голос писателей, произведения которых (комедии и трагедии, сатиры и эпиграммы) были доступны и понятны народу. На смену академически строгой и вычурной литературе, узко ограниченной в рамках формальных условностей, господствовавшей в первой половине XVIII в., пришла новая литература, черпавшая свою тематику из повседневной жизни и отражавшая наиболее злободневные ее проблемы. Эта литература говорила ясным и простым языком, близким, понятным и доступным итальянскому народу.


Рис. 46. Карло Гольдони

Одним из первых представителей новой литературы был Джузеппе Парини (1729–1799), сын мелкого лавочника из Ломбардии. Гнев, возмущение, презрение к окружающему миру, ограничивающему свободу человека, пронизывает все творчество Парини. В своей сатирической поэме «День» он с глубокой иронией отзывается о высшем обществе, бичует его пороки, его чванство и безделие и противопоставляет ему трудолюбие народа. Парини ясно и громко провозглашает идею социального равенства.

Быть может, это ложь, но говорят,

Что день придет — свободным каждый станет.

И будут неизвестны

Слова — и знать и чернь.

Те же чувства, но еще более откровенно, высказывал крупнейший писатель того времени, автор многочисленных пламенных тираноборческих трагедий Витторио Альфиери (1749–1803).

Альфиери отказывается от прежде столь распространенной вычурности стиля и высказывает свои мысли (а именно они для него — главное) живым, энергичным и ясным языком. Он резко изобличает двойную тиранию абсолютного господства королей и папы, под гнетом которых подавлены справедливость, нравственность, правдивость и свобода. «Там, где властвует один над всеми, не родина моя а место, откуда я родом». В то же самое время Альфиери предвещает близкое пробуждение итальянского народа:

Наступит день, вернется этот день,

Когда бесстрашно встанут итальянцы

На смертный бой...

Но для этого, по его мнению, надо сначала возродить сознание народа, и только тогда он сможет завоевать и сохранить свою свободу без гнета государей.


Рис. 47. Тьеполо. Ринальдо и Армида

Альфиери умер одинокий, озлобленный, но вера его в грядущую свободу итальянского народа не была поколеблена:

Быть может, я умру, но это будет,

Уверен я, что рухнет власть злодея,

И память обо мне средь вольных граждан не исчезнет.

Влияние трагедий Альфиери было огромным. Они зажигали патриотические чувства и ускорили развитие национального самосознания. Его эпиграммы и высказывания стали народным достоянием.

Литература Италии заговорила новым языком не только устами Парини и Альфиери. До сегодняшнего дня не сходят со сцены мирового театра бессмертные комедии венецианцев Карло Гольдони и Карло Гоцци. Гольдони противопоставил манерности и условности старого театра жизненную правду. Он был создателем бытовой комедии буржуазно-демократического характера, в которой правдивость в изображении людей сочетается с народностью языка. Гоцци же, консерватор по своему мировоззрению, возродил в своих комедиях фантастически-сказочные мотивы, столь популярные в народном творчестве. Его комедии-сказки, прославляющие самые лучшие человеческие чувства — любовь, преданность, дружбу, пользовались огромным успехом у рядового зрителя Венеции. Гольдони и Гоцци в равной мере положили начало новой итальянской драматургии.


Изобразительное искусство

Искусство Италии XVIII в. в гораздо меньшей степени чем литература, отражает новые веяния зарождающейся буржуазной культуры. Оно еще всеми нитями связано со своим прошлым. Художники по-прежнему служили дворянским кругам и старались угождать их вкусам, соревнуясь во внешней эффектности, пышности, в стремлении к театрализации и идеализации образов. Их произведения по большей части остались лишенными внутренней жизни и подлинного содержания. Однако среди них возвышается фигура венецианца Джованни Баттиста Тьеполо (1696–1770). Тьеполо воплотил в своем творчестве традиции переживающего упадок барокко с элементами нового стиля рококо, декоративную пышность аристократического искусства с чертами реализма, а также все лучшие традиции венецианской школы живописи.

Уже при жизни Тьеполо пользовался широкой славой; иностранные государи приглашали его к своим дворам. Огромными фресками Тьеполо разукрасил плафоны и стены дворцов и церквей Венеции, Милана, Вероны, Вюрцбурга и Мадрида.

Тьеполо — непревзойденный мастер монументально-декоративной живописи, обладающий виртуозной техникой. Своими фресками, особенно плафонными, он сумел иллюзорно расширить ограниченное пространство помещений до бесконечности. Независимо от того взяты ли сюжеты из христианского предания, из античной мифологии или истории — все они пронизаны огромной жизнерадостностью, оптимизмом, безудержным весельем. Все его композиции воздушны, свободны, глубоко эмоциональны, проникнуты динамикой. Красота и грация щедрой рукой рассыпаны в них.


Рис. 48. Тьеполо. Триумф полководца Мания Курия Дентата

Не менее выразительны и эмоциональны его жанровые картины, портреты, а также его рисунки и офорты.

Искусство Венеции XVIII в. представлено также замечательными мастерами пейзажа: Антонио и Бернардо Каналетто, Франческо Гуарди. С документальной точностью они изображали благородную красоту венецианской архитектуры, залитые светом площади и каналы, пронизанный сырым туманом воздух города лагун.

Если даже искусство Италии XVIII в. еще мало отражало прогрессивные тенденции своего времени, вся деятельность ученых, писателей, экономистов, историков и прочих участников нового общественно-культурного движения во второй половине XVIII в. возбуждала национальное самосознание итальянского народа и подготавливала почву для национально-освободительной борьбы XIX в.



Загрузка...