Очерки истории Италии. 476–1918 годы

Внутриполитические последствия ливийской войны

Ливийская война вызвала в Италии затяжной экономический и политический кризис. И это было вполне закономерно. В условиях общей слабости, итальянской экономики и на той стадии, которой уже достиг раздел мира и мировых рынков, политика военно-экономической экспансии и колониальных захватов могла привести лишь ко всеобщему обнищанию и к крайнему обострению всех существовавших ранее противоречий и трудностей.

Вопреки крикливым обещаниям буржуазно-националистической прессы, сулившей легкую победу и богатую добычу, война в Африке оказалась чрезвычайно трудной, затяжной и разорительной. Несмотря на формальный мир, война, поглотившая 1300 тыс. лир, продолжалась, требуя все новых и новых жертв и затрат. Местные арабские племена продолжали отчаянно сопротивляться, и итальянские завоеватели едва удерживали лишь узкую каемку побережья. Особенно опасное для них положение сложилось в Киренаике, где местное население, поднявшись на партизанскую войну, нанесло им весной 1914 г. ряд тяжелых поражений.

Затянувшаяся колониальная война серьезно ослабляла итальянскую армию и истощала ее и без того скудные материальные запасы. В то же время война с Турцией и вызванные ею балканские войны надолго расстроили итальянскую торговлю на Ближнем Востоке и на Балканах. Никаких ощутимых экономических выгод Италии ее новая колония не принесла.

Не успели еще итальянские империалисты выпутаться из одной авантюры, как втягивались в новые, все более усиливая борьбу за Албанию и сферы влияния в Малой Азии.

Все эти агрессивные предприятия тяжелым бременем ложились на экономику Италии, опустошали и расстраивали ее казну. Бюджет 1912–1913 гг. был сведен с огромным дефицитом — в 555 млн. лир. Не предвиделось оздоровления государственных финансов и в ближайшем будущем.

Словом, итальянский финансовый капитал вышел из ливийской войны отнюдь не окрепшим. Его новая попытка на поприще большой колониальной политики оказалась явно неудачной.

Правительство, выполняя волю империалистов, взваливало издержки колониальных авантюр на плечи трудящихся. Увеличивались налоги. Неудержимо дорожали хлеб, мясо и другие продукты первой необходимости. Повсеместно и во всех отраслях росла безработица. Прямым следствием экономического кризиса и массовой безработицы явилось резкое усиление эмиграции, которая в 1913 г. достигла рекордной цифры — 873 тыс. человек. Вызванный войной экономический кризис усиливал и без того беспримерную нищету народных масс, порождал чувство тревоги и неуверенности в завтрашнем дне, возбуждал ненависть к господствующим классам и правительству.

Возмущение трудящихся политикой колониальных авантюр, растущей милитаризацией страны и вызванными ими бедствиями прорывалось в многочисленных стачках и демонстрациях протеста, прокатившихся в 1912–1914 гг. Правящие классы отвечали на справедливые требования народа грубыми репрессиями, расстрелами и побоищами. Так, например, в ноябре 1913 г. владельцы знаменитых мраморных разработок в Карраре в ответ на забастовку уволили 12 тыс. рабочих. Тогда же был учинен дикий расстрел толпы голодных крестьян в Роккагорга (на юге Италии), возмутивший всю страну.

Так, на почве тяжелых экономических последствий африканской войны в Италии возник глубокий и затяжной политический кризис, затронувший все слои итальянского общества. Его важнейшими проявлениями были: 1) общий подъем классовой борьбы в стране и связанный с этим раскол в Итальянской социалистической партии и 2) перегруппировка сил внутри правящего лагеря, что нашло свое конкретное выражение в усилении агрессивного национализма и в крахе джолиттианской системы.

Раскол в Итальянской социалистической партии. Съезд в Реджо-Эмилиа (июль 1912 г.)

Развернувшаяся по всей стране борьба против империализма, милитаризма и нищеты привела к более четкому классовому размежеванию и росту сознательности рабочих. Это, в свою очередь, способствовало расколу в верхах социалистического движения

Ливийская война явилась серьезным испытанием для Итальянской социалистической партии. Рядовые социалисты с честью выдержали это испытание. Не поддавшись шовинистическому угару, они решительно осуждали колониальную затею империалистов и протестовали против нее и словом и делом. Что же касается руководителей партии, то среди них наблюдался идейный разброд, колебания, а то и просто предательство. Правые реформисты — одни явно и грубо, другие более тонко и осторожно — защищали и поддерживали империалистическую политику правящих классов. Они пытались сорвать всеобщую стачку протеста против войны.

Вместе с правыми реформистами войну в Ливии поддерживали и анархо-синдикалисты, которые, правда, в то время находились уже вне социалистической партии. Колониальные захваты, утверждали синдикалисты, будут способствовать развитию капитализма, а это, в свою очередь, создаст благоприятные экономические условия для перехода к высшему общественному строю. И не удивительно, что многие из лидеров синдикализма перекочевали в лагерь национализма, а оттуда — к фашизму.

Коренные разногласия между партийной массой и некоторыми социалистическими лидерами по вопросу об отношении к триполитанской войне и явились непосредственной причиной кризиса, возникшего в это время в Итальянской социалистической партии.

Рядовые социалисты требовали немедленного изгнания из партии всех остававшихся еще в ее рядах ренегатов, выступавших в поддержку войны. На XIII съезде социалистической партии в Реджо-Эмилиа (7–10 июля 1912 г.) подавляющим большинством голосов Биссолати, Бономи и некоторые другие лидеры правых реформистов были исключены из партии. Вслед за своими вожаками из партии ушли и остальные правые реформисты. Они основали свою партию, которую назвали «Социалистической реформистской партией». «За этой вывеской, — писал В. И. Ленин, — скрывается на деле «партия» либерально-монархических «рабочих» политиков»[61]. В своем манифесте новая партия заявила, что реформизм есть «прогрессирующее приспособление социалистической мысли к меняющимся условиям». То была формула, оправдывающая любую измену социализму.

Раскол социалистической партии был необходим и полезен. Именно так оценивал его В. И. Ленин. Удалив из своей среды сначала анархо-синдикалистов, а затем правых реформистов, партия «встала на верный путь»[62].

Изгнание из социалистической партии наиболее откровенных соглашателей нанесло тяжелый удар всей «системе» Джолитти, которая, как известно, основывалась на использовании социалистической партии в качестве проводника политики господствующих классов среди рабочих. Отсеченная от социалистической партии, группа «друзей Джолитти» превратилась в «засохшую ветвь». Ее влияние в рабочем классе было ничтожным, и реформистская партия стала в сущности партией мелкой буржуазии, по преимуществу — мелкобуржуазной интеллигенции.

Порвав с правыми реформистами, Итальянская социалистическая партия подтвердила свое враждебное отношение к политике империалистических войн. Антивоенная позиция партии способствовала росту ее влияния среди трудящихся и общему подъему социалистического движения в стране.

Оценивая положительно значение раскола в Реджо, надо, однако, иметь в виду, что и после этого Итальянская социалистическая партия далеко еще не стала последовательно революционной пролетарской партией. Борьба с оппортунизмом не была доведена до конца. В партии осталась значительная группа так называемых левых реформистов во главе с Турати. Эта группа фактически хозяйничала в парламентской фракции партии и пользовалась большим влиянием в руководящих органах Всеобщей конфедерации труда. Новые руководители партии — даже лучшие из них, те, которые были наиболее тесно связаны с массами и питали самую глубокую ненависть к буржуазии, — не обладали необходимой теоретической и политической зрелостью. «Не поняв сущности марксистского учения, они так и не сумели выйти за рамки сентиментальной революционности и «непримиримости» на словах», — говорил о них впоследствии Тольятти. Секретарь партии Ладзари вскоре сполз на позиции центризма. Серьезные политические ошибки допускал и другой видный деятель партии — Серрати. Необходимо принять во внимание и то, что среди итальянских социалистических лидеров не всегда лучшим оказывался тот, кто занимал наиболее «радикальную», наиболее «левую» позицию Одним из руководителей партии, редактором ее центрального органа «Аванти!» после съезда в Реджо стал Муссолини — политический оборотень и авантюрист, беспринципный карьерист и демагог, который в начале мировой войны переметнется на сторону империалистической буржуазии.

Идеологическая и политическая слабость, терпимое отношение к оппортунизму, политически незрелое и неустойчивое руководство — все это обрекало социалистическую партию на колебания и шатания, делало ее неспособной четко руководить борьбой трудящихся на крутых поворотах истории Италии.

Усиление национализма

Одним из крупных внутриполитических последствий войны с Турцией явилось усиление национализма, который с этого времени занял важное место на крайне правом фланге политической жизни Италии.

Национализм — продукт агрессивного империализма. До ливийской войны итальянский национализм был представлен небольшой и рыхлой группой литераторов и перебежчиков от социализма, преимущественно синдикалистов, которая старалась привлечь внимание итальянской общественности к проблемам внешней политики и эмиграции.

Впервые националисты громко заявили о себе осенью 1908 г., когда они приняли участие в кампании возмущения, охватившего Италию в связи с аннексией Австрией Боснии и Герцеговины. В декабре 1910 г. на конгрессе во Флоренции была основана Националистическая ассоциация, а вслед затем, с 1 марта 1911 г., националисты стали издавать свой еженедельник. На конгрессе во Флоренции была принята первая националистическая программа, которая призывала к военному усилению Италии и к завоеванию новых колоний. В соответствии с этой программой националисты повели бешеную кампанию за захват Ливии, усердно помогая хозяевам Римского банка и правительству развязать колониальную войну, которую они потом объявили «своим делом» и «первым триумфом итальянских националистов». Именно в период ливийской войны и вскоре после нее окончательно определяется характер националистического движения и уточняется его программа.

В основе деятельности националистов лежала проповедь и прославление империалистических грабительских войн. Они цинично объявляли войну силой, «обновляющей социальные организмы», в противоположность миру, который они считали силой «консервативной» и даже «безнравственной». Националистические пропагандисты проповедовали, что весь человеческий прогресс, как и развитие отдельных индивидуумов, зиждется на агрессивных войнах. «Захватническая война, — писал один из главных идеологов итальянского национализма Энрико Коррадини, — возрождает территории, поскольку она изгоняет оттуда народы, хищнически истощающие эти территории, и водворяет на них народы производящие». Но война не только «возрождает» и «обновляет» жизнь в покоренных землях, она также способствует разрешению внутренних проблем в самой стране-завоевательнице, так как она дает выход избыточному населению и открывает путь экономической экспансии. Националисты требовали создания «Великой Италии», «новой империи», в которую они бесцеремонно включали Триест и Далмацию, Тунис и Триполи, Мальту и Корсику, Ниццу и Савойю. Причем, как разъяснял Коррадини, в этих странах не должно быть места никаким другим культурам, кроме итальянской.

В порядке идеологического оправдания необходимости агрессивной политики специально для Италии националисты выдвинули теорию о «пролетарской нации». Они изображали «бедняжку Италию» как «великую пролетарку», кругом стесненную и страдающую оттирании наций плутократических. Националисты призывали своих единомышленников учиться у рабочих-социалистов бороться против своего унижения. «Социализм» состоит в том, чтобы наша маленькая и бедная нация догнала или догоняла грабящих много, чтобы и она награбила больше!», — так резюмировал В. И. Ленин суть одной «дрянной книжонки» Коррадини[63]. Националисты громко ратовали за то, чтобы Италия имела «свою войну». «Без нашей войны, — твердил Коррадини, — мы в конечном счете сыграем роль глиняного горшка рядом с горшком железным».

В области внутренней политики националисты выступали как представители самой оголтелой реакции. Они открыто объявляли себя непримиримыми врагами гражданских свобод, демократии, социализма и даже буржуазного либерализма, ратуя за сильную и бесконтрольную исполнительную власть. Они утверждали, что свобода является помехой для того народа, который хочет «завоевать для себя максимальную долю господства над миром». Непременным условием успешной агрессивной внешней политики является «организация и дисциплинирование внутренней жизни страны», а поэтому одной из важнейших своих задач националисты считали борьбу «с разлагающими тенденциями демократических и социалистических партий». С целью пропаганды милитаризма и привития населению шовинистических настроений националисты предлагали коренным образом изменить систему обучения и воспитания, выбросив старые книги, проникнутые «робкой моралью», и заменив их новыми, проникнутыми духом войны и империализма.

Понятно, что с особенной нетерпимостью и злобой относились националисты к социализму и пролетариату. Националисты грубо и клеветнически поносили социализм и рабочее движение.

На почве вражды к рабочему движению, социализму и демократии националисты тесно сблизились с другими наиболее реакционными группировками итальянского правящего класса, прежде всего с клерикалами и правыми либералами.

Экономическая программа национализма сводилась к яростной защите протекционизма и автаркии. На своем третьем конгрессе, состоявшемся весной 1914 г. в Милане, националисты объявили свободу торговли «преступной доктриной», поскольку она открывает двери в страну для иностранной промышленности.

Шумно агитируя за «сильную и смелую» внешнюю политику, националисты вместе с тем избегали конкретных формулировок своих внешнеполитических целей. Они громко выкрикивали свои претензии ко многим государствам — и к странам Антанты и к центральным империям, — не выказывая публично особых склонностей ни к тем, ни к другим. Однако в действительности, как отметил Грамши, их главное направление в области внешней политики было антифранцузским. К Австрии, напротив, националисты относились более сдержанно, являясь в сущности противниками ирредентизма.

Нетрудно видеть, что программа националистов отвечала интересам и стремлениям наиболее агрессивных и авантюристических групп итальянского империализма. Именно этим группам и служили националисты. Национализм выражал новые империалистические требования итальянского финансового капитала, жаждущего рынков и зон влияния. Он призван был идеологически оправдать и подкрепить его агрессивную практику.

Наиболее агрессивные и реакционные элементы итальянского правящего класса увидели в национализме замену джолиттизму, от которого они стремились избавиться. И они очень скоро выразят Джолитти свое политическое недоверие. А его наследники фактически положат программу националистов в основу своей внешней и внутренней политики.

Итальянский народ встретил в лице национализма самого опасного своего врага.

Впоследствии реакционная и агрессивная идеология национализма была полностью перенята фашистами, которые в 1923 г. слились с партией националистов. Многие лидеры национализма — Федерцони, Рокка, Вольпи и другие — стали виднейшими заправилами фашистской Италии.

Избирательная реформа 19112 г. Крах джолиттианской системы

Как было сказано выше, наиболее дальновидные лидеры итальянской буржуазии понимали, что подавить классовую борьбу трудящихся и остановить развитие социалистического движения с помощью одних лишь репрессий невозможно. Они считали необходимым сочетать политику репрессий с политикой скромных реформ и незначительных уступок. Такими мерами они надеялись внести раскол в социалистическое движение, свернуть его с революционного пути и тем самым упрочить положение буржуазного государства. Именно эти цели преследовала политика Джолитти.

Весной 1911 г., накануне ливийской войны, Джолитти предложил осуществить ряд внутренних реформ и прежде всего реформу избирательного права. Надобность в такой реформе назрела уже давно. В Италии действовала устаревшая и одна из самых реакционных в Европе избирательных систем. Избирательными правами пользовалась незначительная часть населения. В частности, права голоса были лишены все неграмотные. А так как Италия была страной массовой неграмотности, то большая часть ее населения была лишена избирательных прав. Так, в 1909 году из 9 млн. мужчин в возрасте свыше 21 года избирателей насчитывалось всего 2930 тыс., то есть около 30 %. Границы избирательных округов давно не пересматривались, и Италия превратилась в страну «гнилых местечек». Выборы происходили в обстановке грубого нарушения самых элементарных гражданских прав, террора и подкупов. Депутаты не получали вознаграждения.

Удивляться тому, что некоторые группы итальянского правящего класса пошли на избирательную реформу, не следует. Переход к империализму отнюдь не исключал — по крайней мере в начале империалистической эпохи — возможности значительного расширения избирательных прав или даже введения всеобщего избирательного права. Наоборот, В. И. Ленин указывал на связь между переходом Италии к империализму и согласием правительства на избирательную реформу[64].

Наиболее дальновидные буржуазные деятели рассматривали расширение избирательных прав как средство укрепления капиталистического государства.

Такова была точка зрения Джолитти. Предлагая избирательную реформу, он преследовал цель укрепить положение итальянского буржуазного государства, расширив его социальную базу и несколько обуздав диктаторские претензии крайне реакционных групп. При этом Джолитти надеялся мобилизовать отсталые, руководимые попами католические массы в противовес голосам, отдаваемым за «непримиримых» социалистов, а также полагал, что всеобщим избирательным правом и «социалистическим» законом о государственном страховании он ослабит оппозицию социалистов против предстоящей колониальной войны в Ливии и поощрит тех из них, которые выступали за сотрудничество классов.

По новому избирательному закону, утвержденному летом 1912 г., право голоса получали все мужчины, достигшие 30 лет, а в возрасте между 21 и 30 годами — все грамотные и те из неграмотных, которые отбыли воинскую повинность. В результате этой реформы количество избирателей увеличивалось почти в три раза — с 2930 тыс. в 1909 г. до 8711 тыс. в 1913 г.

Избирательная реформа, как и другие уступки, сделанные правительствами Джолитти, разумеется, не задевали основ существующего строя. Тем не менее не следует отрицать известного прогрессивного значения самого факта введения почти всеобщего избирательного права. И не случайно, что наиболее реакционным кругам буржуазии и высшей католической иерархии избирательная реформа и другие проявления «джолиттианства» показались слишком опасными и чуть ли не революционными.

Избирательная реформа Джолитти, однако, не оправдала возлагаемых на нее надежд. Состоявшиеся в октябре 1913 г. парламентские выборы, проведенные по новому закону, принесли разочарование правящим классам. Социалистическая партия, выступавшая на этих выборах под лозунгами борьбы против «режима сабли, всемогущества полиции, засилья церкви» и «ненавистной войны», одержала крупную победу, удвоив свое представительство в парламенте (с 25 до 52 депутатов); причем количество голосов, поданных за социалистов, увеличилось по сравнению с выборами 1909 г. почти в два с половиной раза — с 339 до 828 тыс. Особенно большой успех выпал на долю социалистов в промышленных центрах Северной Италии. В Милане и Турине социалисты получили до 45 % всех голосов.

Успех социалистов был тем более показательным, что против них объединенным фронтом выступали почти все буржуазные партии и клерикалы. Не рассчитывая больше на поддержку социалистической партии, которая на съезде в Реджо осудила политику соглашательства, Джолитти, по словам Грамши, делает крутой поворот: блок буржуазии с привилегированной прослойкой рабочих он заменяет союзом буржуазии с католиками. Со своей стороны, Ватикан, все теснее сближавшийся с итальянской буржуазией, охотно пошел на такой союз, направленный против рабочего класса, против социалистического движения.

Клерикалы в этой избирательной кампании приняли особенно активное участие. В предвыборной борьбе они широко использовали массовые католические организации и в первую очередь католические профсоюзы, которые в сущности представляли собой их политическую партию. Не рассчитывая на поддержку избирателями непримиримых клерикалов, агенты Ватикана призывали голосовать за тех «умеренных» депутатов, которые выражали согласие поддерживать программу реакционных партий и католиков и идти с ними против левых партий. В результате 328 депутатов, обязавшихся гарантировать «религиозную свободу итальянским католикам» и противодействовать усилению «крайних тенденций», были обязаны своими мандатами поддержке Ватикана.

Как ни мало выражали итальянские выборы «волю народа», они все же в какой-то мере отразили происходящее в стране классовое размежевание. Об этом свидетельствовало усиление «крайне левой» (социалисты) и «крайне правой» (клерикалы и националисты). Правящие верхи были, конечно, гораздо больше обеспокоены успехами социалистов, чем обрадованы некоторым усилением крайне правых группировок. Их расчеты на «благоразумие» и «умеренность» новых избирателей явно не оправдались. Это ускорило конец джолиттианской системы.

Наиболее воинствующие империалистические группы отворачиваются от Джолитти. Они находят, что их авантюризму и агрессивности более созвучен национализм, чем джолиттизм и устаревший либерализм. Это и явилось одной из решающих причин падения Джолитти и всей его системы. С другой стороны, еще раньше выявилась полная несостоятельность расчетов Джолитти и его единомышленников на поддержку его политики со стороны социалистической партии и рабочего класса.

Потерпев поражение в своей попытке «приручить» социалистическую партию, столкнувшись с политическим недоверием со стороны новой плутократии и нарастающими экономическими трудностями, Джолитти вынужден был отказаться от руководства. 10 марта 1914 г., воспользовавшись незначительным предлогом, он заявил о своей отставке.

Крах джолиттианской системы — важнейшая составная часть переживаемого Италией политического кризиса — является непосредственным результатом ливийской войны, которая стала рубежным пунктом в политической и социальной жизни Италии. Колониальная война в Африке, знаменовавшая собой вступление итальянского империализма на путь «большой» агрессивной политики, ускорила окончательную капитуляцию итальянского либерализма перед агрессивным империализмом и национализмом. Отсюда начинается тот «скорбный путь», который приведет Италию к участию в мировой войне, а затем и к фашизму.

Приход к власти правительства Саландры

Уходя в отставку, Джолитти посоветовал королю призвать к власти лидера правых либералов Соннино. Однако Соннино отказался от сделанного ему предложения, и новое правительство взялся сформировать один из его политических друзей — Антонио Саландра.

Адвокат по профессии, профессор государственного права, Саландра особенно не выделялся ни как политик, ни как ученый. 28 лет он занимал депутатское кресло в центре палаты, примыкая к ближайшему политическому окружению Соннино. Уроженец Южной Италии, Саландра всегда выступал как доверенное лицо аграрного блока, действующего на Юге «в качестве посредника и надсмотрщика капитализма Севера и крупных банков» (Грамши). Саландра зарекомендовал себя как ожесточенный противник социализма и рабочего движения. Он неизменно выступал против каких бы то ни было уступок трудящимся, в частности, против учреждения палат труда, против ограничения рабочего дня и закона о государственном страховании жизни. Во время предвыборной кампании 1913 г. он заявил, что либерализм не допускает даже слабейшего соприкосновения с социализмом. Зато Саландра был одним из усердных поборников тесного сотрудничества между либералами и клерикалами.

Во внешней политике новый премьер полностью солидаризировался с националистами, призывая не ограничиваться захватом Ливии, а расширять колониальные владения Италии дальше. Для этого он считал необходимым создание большой и сильной армии.

По своему персональному составу новое министерство, окончательно утвержденное 21 марта, мало чем отличалось от предыдущего.

В дипломатических и журналистских кругах Рима считали новое правительство недолговечным и предсказывали скорое возвращение Джолитти. Однако Джолитти суждено было вернуться к власти лишь шесть лет спустя, уже после окончания первой мировой войны. Ошибочным было и то общее мнение современников, будто кабинет Саландры будет лишь «продолжением» министерства Джолитти, а сам Саландра — «исполнителем намерений» своего предшественника. В действительности же появление во главе правительства Саландры означало серьезный сдвиг вправо, в сторону неприкрытой реакции.

"Красная неделя". Обострение политического кризиса

Правительство Саландры застало Италию в чрезвычайно сложном и тяжелом положении. Экономический кризис все более обострялся. Разорительные кризиса. последствия все еще продолжающейся колониальной войны в Африке не были преодолены. Предстояло изыскать новые средства на покрытие военных издержек. Намечалось новое увеличение налогов. Недовольство широких народных масс все нарастало. В частности, назревала угроза всеобщей стачки железнодорожников. В Эмилии до крайности обострился конфликт между крестьянами и крупными землевладельцами. Словом, экономический и политический кризис был в самом разгаре.

Новое правительство оказалось совершенно неспособным ликвидировать или хотя бы несколько смягчить этот кризис. Наоборот, своей грубо реакционной политикой, проводимой исключительно в интересах господствующего промышленно-аграрного блока, оно способствовало его дальнейшему углублению — усилению экономических трудностей и росту народного возмущения против существующего строя.

К весне 1914 г. классовая борьба в Италии достигла огромного напряжения. «Разрозненные выступления пролетариата и крестьянства выливаются в. . стихийную попытку объединить различные враждебные государству массовые силы в восстании против реакционного государства»[65]. Эта попытка вошла в историю под названием «Красной недели» (7–14 июня 1914 г.).

По призыву палат труда, являвшихся центрами организаций трудящихся, на воскресенье 7 июня по всей стране были назначены демонстрации и митинги протеста против милитаризма, в частности, против диких порядков в дисциплинарных батальонах и в защиту двоих солдат, осужденных за антимилитаристскую деятельность. Глава правительства, он же министр внутренних дел, отдал распоряжение префектам о запрещении каких бы то ни было антивоенных выступлений, как «направленных к тому, чтобы побудить солдат уклониться от их долга и сделать армию предметом ненависти и презрения граждан».

Однако, несмотря на правительственное запрещение, во многих местах назначенные антимилитаристские демонстрации и митинги состоялись. Один из таких митингов был проведен в помещении республиканского клуба на окраине города Анконы, где перед собравшимися с горячими речами выступили старый анархист Энрико Малатеста и молодой республиканец Пьетро Ненни. По окончании митинга часть его участников направилась к центру города. Военные и политические власти, решив, что манифестанты намереваются проникнуть на главную площадь с целью сорвать состоявшийся там «патриотический» концерт, отдали приказ не допускать демонстрантов к центру города. Исполняя этот приказ, полицейские и солдаты открыли по демонстрантам огонь. В результате трое молодых рабочих было убито, пятнадцать других участников демонстрации ранены.

Весть об этом расстреле мгновенно облетела весь город. Вечером того же дня по призыву местной палаты труда в Анконе вспыхнула всеобщая стачка.

Так началась «Красная неделя».

«Красная неделя» была крупнейшим для своего времени антимилитаристским и антиимпериалистическим выступлением трудящихся Италии. Она явилась ярким проявлением духа возмущения, охватившего итальянский народ, и отражала его огромное недовольство политикой правящих клик и растущим милитаризмом.

Кровавая расправа с мирной демонстрацией в Анконе возбудила бурное негодование и возмущение трудящихся по всей Италии. Во многих местах рабочие и батраки немедленно, не дожидаясь распоряжений своих партийных и профсоюзных руководителей, прекратили работу.

8 июня руководство Всеобщей конфедерации труда и правление социалистической партии под давлением масс вынуждены были согласиться на проведение всеобщей забастовки. Но при этом не было дано никаких указаний ни о целях борьбы, ни о средствах, с помощью которых она должна вестись, ни о ее продолжительности.

Таким образом, с самого начала забастовка осталась без руководства, без программы и носила стихийный характер. Она началась независимо и даже против воли и намерений руководителей социалистического движения.

Несмотря на это, всеобщая забастовка приняла огромные размеры и острые революционные формы. Она продолжалась от четырех до пяти дней. Забастовка охватила все важнейшие промышленные центры Италии. Общее число ее участников доходило до 3 млн. Впервые почти во всех городах в забастовке приняли участие трамвайщики. В некоторых провинциях к движению присоединились железнодорожники. На несколько дней промышленное производство в стране было почти полностью парализовано.

Почти во всех крупных городах — в Риме, Милане, Турине, Флоренции, Неаполе, Бари, Парме и других — происходили вооруженные столкновения между забастовщиками и полицией. С обеих сторон имелись убитые и много раненых.

В дни «Красной недели» получили бурный выход антимилитаристские чувства итальянских трудящихся, их давнишняя ненависть к реакционной военщине — прислужнице империалистической плутократии и монархии.

Правительство Саландры не посмело бросить войска против бастующих. И дело тут было не только в боязни взять на себя ответственность за вооруженное подавление народного движения, но и в отсутствии у правящих кругов уверенности в лояльности армии, особенно солдатской массы.

Всеобщая забастовка грозила перерасти во всеобщее восстание трудящихся против существующего строя. В первые два дня забастовки господствующие классы и правительство охватил страх. С целью смягчить положение правительство Саландры вынуждено было вначале дать некоторое удовлетворение трудящимся.

Но когда стало очевидным, что народное движение, лишенное определенной цели и смелого руководства, начало истощаться, реакционеры пришли в себя и яростно бросились в контрнаступление, готовые развязать гражданскую войну. Против восставших сплотились все силы реакции, от националистов до клерикалов. На второй-третий день после начала забастовки в Риме, Неаполе, Бари и других городах с разрешения властей и под прикрытием полиции стали организовываться шумные контрдемонстрации во славу шовинизма и милитаризма, клерикализма и монархии. Застрельщиками и организаторами этих черносотенных шествий выступали националисты и полицейские агенты, а их участниками были буржуазные и помещичьи недоросли, нанятые католические босяки и просто уличные скандалисты.

Огромную услугу господствующим классам Италии в этот трудный для них момент оказали реформистские вожаки Всеобщей конфедерации труда и их единомышленники из социалистической партии. После полудня 9 июня, даже не посоветовавшись с руководством социалистической партии, руководители Конфедерации отдали распоряжение о прекращении забастовки. Впрочем, парламентская группа социалистов полностью солидаризировалась с этим распоряжением.

Среди рабочих распоряжение о прекращении забастовки вызвало недоумение и многочисленные протесты. Многие местные рабочие организации отказались ему подчиниться. В Милане, Анконе, Неаполе и других городах забастовка продолжалась до 12 июня. В этой связи французский буржуазный наблюдатель Каррэр отмечал, что парламентские и политические вожди социалистов оказались позади своих войск, потеряли руководство над ними и, главное, обнаружили неспособность остановить их.

Всеобщая забастовка была сорвана.

«Красная неделя» послужила доказательством силы пролетариата и всех трудящихся Италии, их готовности решительно бороться против реакционной политики правящего класса. Но одновременно она обнаружила и слабые стороны итальянского рабочего и демократического движения. «Красная неделя» не принесла победы рабочим и крестьянам Италии. Конечно, в тогдашних условиях не могло быть речи о завоевании трудящимися политической власти, о свержении господства буржуазии: но вырвать у господствующей олигархии определенные экономические и политические уступки трудящиеся Италии могли.

События «Красной недели» оказали большое влияние на политику правящих верхов Италии, в которых они вызвали настоящую панику.

Напуганные призраком народной революции, реакционная буржуазия и военщина набрасываются с упреками и бранью на «либеральное» правительство, приписывая ему ответственность за недавние события и обвиняя его «в преступной слабости на почве заискивания перед демагогией». При этом имелось в виду не столько существующее правительство Саландры, сколько правление его предшественника Джолитти.

Июньские события еще более укрепили в империалистических кругах Италии антилиберальные и антипарламентские настроения; усилили тягу к «сильной» власти — к диктатуре.

Таким образом, непосредственно перед первой мировой войной Италия, как и многие другие капиталистические страны, переживала глубокий политический кризис. Причем есть все основания утверждать, что в Италии этот кризис протекал значительно острее, чем в любом другом государстве Западной Европы.

Резкое ухудшение итало-австрийских отношений весной 1914 г. Кризис внешней политике Италии

Одновременно с острым внутриполитическим кризисом империалистическая Италия переживала тяжелые неудачи во внешней политике. Весной 1914 г. наступило новое резкое ухудшение в ее отношениях с Австро-Венгрией. Оно было вызвано главным образом обострением итало-австрийских империалистических противоречий на Балканах, в первую очередь из-за Албании. Кроме того, постоянным источником раздоров, недоразумений между двумя странами была дискриминационная политика австрийских властей в отношении итальянского населения, проживающего в Австро-Венгрии. Инциденты на этой почве следовали один за другим.

Попытки установить сколько-нибудь устойчивое сотрудничество в Албании, предпринятые в 1912–1913 гг., закончились полным провалом. Албания по-прежнему оставалась главным яблоком раздора в отношениях между двумя союзницами.

Причем противоречия между ними в албанском вопросе становились настолько глубокими и очевидными, что дипломатии Тройственного союза оказалось не под силу не только их устранить, но даже скрыть.

В борьбе за господство над Албанией обе стороны, как всегда, не брезговали никакими средствами. Итальянские и австрийские агенты интриговали один против другого в международной контрольной комиссии, оспаривали друг у друга влияние при дворе незадачливого «правителя» Албании немецкого князька Вида. Они вмешивались в междоусобные распри, раздирающие страну, оказывали поддержку предводителям местных феодальных клик, стараясь перетянуть их каждый на свою сторону. Одновременно итальянцы и австрийцы спешили прибрать к рукам экономику, финансы и административный аппарат только что созданного государства.

В 1913–1914 гг. австро-итальянская борьба в Албании велась с переменным успехом. Вначале Италии удалось серьезно потеснить свою соперницу.

Временным успехам итальянцев способствовал самый влиятельный и сильный из местных феодальных правителей Эссад-паша, которого им удалось привлечь на свою сторону. В марте 1914 г. Эссад стал военным министром князя Вида, и, таким образом, Италия получила возможность оказывать непосредственное влияние на политику албанского правительства.

Однако итальянское преобладание в Албании оказалось весьма непрочным и недолговечным. Австрия вскоре сумела взять реванш. В мае 1914 г. на севере Албании началось восстание, поднятое реакционными элементами, за спиной которых стояла Австрия. Австрийцы усиленно плели интриги против итальянского ставленника в албанском правительстве — военного министра Эссада-паши. В результате этих происков Эссад, заподозренный в организации заговора против Вида, был отстранен от власти и арестован. На итальянском военном корабле он бежал в Италию, где ему был оказан нарочито торжественный прием.

В результате этого Австрия в ущерб итальянцам значительно укрепила свое положение. Она, по словам русского представителя в Албании, «совершенно забрала в свои руки князя и албанское правительство, явно нарушив в свою пользу политическое равновесие в Албании». Итальянское влияние было снова оттеснено на задний план. Албания оказалась перед угрозой превратиться в колонию Австрии.

Отступление Италии перед Австрией было закономерным результатом ее экономической и военной слабости. Майские события показали, что, несмотря на свои предшествующие успехи, Италия все еще не подготовлена к успешному единоборству в Албании даже с таким сравнительно слабым противником, как Австро-Венгрия.

Почти одновременно с конфликтом из-за Албании между обеими союзницами назревали трения в Малой Азии. После окончания войны с Турцией итальянский империализм значительно усилил свое проникновение в турецкие владения, особенно в провинцию Ад ал ия, стремясь создать себе здесь сферу влияния. Это стремление всячески поощрялось и поддерживалось итальянским правительством. Итальянские империалисты старались действовать скрытно и быстро, чтобы избежать конкуренции со стороны других держав. Однако действовать одним им не удалось. И тут, в Малой Азии, им пришлось столкнуться с Австро-Венгрией. Австро-Венгрия тоже стремилась получить свою «сферу влияния» в Турции и стала обосновываться к востоку от зоны итальянских интересов. Таким образом, Австрия и здесь становилась соседкой и конкурентом Италии, что, несомненно, было весьма не по душе итальянским империалистам.

Под воздействием поражения в Албании и новых конфликтов с Австро-Венгрией происходит резкое обострение кризиса итальянской внешней политики. Вспышка итало-австрийского империалистического соперничества весной 1914 г. свела на нет результаты того непрочного примирения Италии со своими союзниками, которое наметилось в 1912 г. Среди господствующих классов Италии усиливается разброд и обостряется чувство разочарования в политике союза с австро-германским блоком. Выход из создавшегося внешнеполитического тупика итальянская дипломатия пытается искать на путях нового сближения со странами Антанты. Но сближение с Тройственным согласием означало отдаление от Тройственного союза.