Очищение

Вечер святого Валентина

Вечером 7 февраля весь личный состав роты «Г» собрался вместе в домике клуба «Киванис», за исключением Джерри Лундгаарда и Кристины Экстрем, которых Хэтфилд решил полностью держать в тени и насколько возможно засекретить. Кроме первоначальной тревожной тройки в пляжном домике присутствовали три новых добровольца. Тони Кампизи, невысокий коренастый мужчина лет тридцати пяти, водитель грузовика одной немногих местных лесозаготовительных фирм, которые ещё работали. Пришёл и Ли Вошберн, младший брат Чарли. Ли, более стройный и мрачный по сравнению с братом, как и Зак, был вынужден работать через агентства временного найма и брался за любую работу, которую мог найти, получая ужасающе низкую недельную зарплату. Пришёл и Джесси Локхарт «Кошкин Глаз», молодой мужчина лет тридцати, с длинными растрёпанными каштановыми волосами, худощавый и привлекательный, со слегка диковатым выражением небритого лица и налитыми кровью глазами, но трезвый и нетерпеливый. «Я капли в рот не взял после нашего разговора, Зак», — клялся он Хэтфилду, и тот ему верил.

— Кажется, мы ещё никогда не встречались в таком числе в одно время в одном месте, — сказал Зак. — Дело такое, что все вы должны быть здесь. Кот, держись у окна, слушай и смотри во все глаза за любым движением на улице или какими-нибудь признаками приближающейся машины. Ты вооружён?

Локхарт вытащил из из-под куртки револьвер «Магнум» калибра 9 мм.

— Хорошо, перейдём к делу.

Все, кроме Локхарта, сели за стол. Теперь пришла очередь Экстрема наливать всем обязательные чашки с растворимым кофе. Доннер оказался прав, и все они начали жить на кофе.

— Похоже, первое задание роты «Г» будет сногсшибательным, и нам дали неделю для проработки всех его деталей, — радостно объявил присутствующим Хэтфилд. — Мы хотим в течение 24 часов провести два крупных устранения, причём второе вытекает из первого. Это значит, что мы должны так спланировать и совершить убийство Голдманов, чтобы у нас появилась возможность ударить по фэбээровцам. Я думал об этом и считаю, что лучшим местом для удара по ФБР было бы то же самое место, где мы шлёпнем Джейка с Ирэн. Я основываю всё на предположении, что фэбээровцы, если они действительно появятся для расследования этого отвратительного и чудовищного преступления ненависти, будут вынуждены, по крайней мере, для вида показаться на самом месте преступления и изобразить из себя Шерлока Холмса, ищущего улики и собак, которые не залаяли ночью. Думаю, что лучше напасть на агентов в этом же месте, а не пытаться сделать что-нибудь на станции Береговой охраны, если они покажутся там, у здания суда или у офиса шерифа в центре города и тому подобное. Астория — город девятнадцатого века, приспособленный для лошадей и фургонов, а не для машин. Улицы узкие и заполнены народом. Бегство из этого замкнутого пространства было бы довольно рискованным делом, особенно в дневное время, и ещё я думаю, что атака у здания врага или его объекта пока всё же не в наших возможностях.

Я хочу «сделать» Голдманов лично и с близкого расстояния, из пистолетов, так чтобы ФБР и полиция не заподозрили, что на нашей стороне есть кто-то уровня добровольца Локхарта и с его авторитетом. Мы познакомим их с нашим мальчиком на более крупной дичи, чем пара евреев. Джесс, поэтому я против твоего участия в этом первом задании. Когда эти фибы[15] будут здесь, я не хочу, чтобы они заподозрили, что за ними следит снайпер, и, по крайней мере, не приняли дополнительных мер предосторожности.

Это значит, что мы должны заделать этих жидов на улице, на месте с множеством огневых позиций вокруг него, которое позднее станет ареной для отчаянной стрельбы Кота, скорее всего днём. Наши ребята пару раз стреляли по фибам с дальнего расстояния в Портленде, но, по возможности, я хочу, чтобы агенты думали, что здесь они в большей безопасности и немного ослабили бдительность.

— А почему не поставить блямбу Голдманам у их дома? — спросил Ли Вошберн.

— Да, это одна из возможностей, — согласился Зак. — Хотя это жилой район, поэтому нам придётся где-то ждать, а любопытные соседи всегда могут выглянуть в окна и увидеть, что не должны. К тому же, мы должны где-то оставить машины, и растёт вероятность, что их заметит и запомнит какая-нибудь старушонка с собачонкой и т. п. Я предполагаю, что давно женатые супруги в День святого Валентина, скорее всего, пойдут на ужин, поэтому мы должны выяснить, куда они собираются, и, по возможности, уложить их на этом месте. Эти модные бары яппи в центре затруднят отход. Если дело дойдёт до этого, даже ночью гонка по здешним узким улочкам, коротким кварталам и перекрёсткам с плохой видимостью будет сложной. В конечном счёте, мы будем работать в центре, поэтому надо придумать способ обойти эту полосу препятствий, но пока в этом нет нужды. Кажется, наш славный начштаба добился первого крупного успеха в разведке.

— И мы знаем, куда они пойдут? — взволнованно воскликнул Кампизи.

— В ресторанчик «Риголетто» на набережной, 39-я стрит, места заказаны на 14 февраля в 8 вечера, — ответил Хэтфилд. — Тебе слово, Чарли.

— Удивительно, как можно собирать сведения о других людях, просто сидя и внимательно слушая, — усмехнулся Чарли.

— Каждый из нас должен это проделывать, и постоянно, — вставил Хэтфилд.

— Нам чертовски повезло, и я ничего не собирал и не делал, а просто оказался в нужном месте в нужное время, держа ушки на макушке, — рассказал Чарли. — В последнюю пару месяцев меня перевели на склад «Трудового корпуса» в Танг Пойнт. Вместо того чтобы заниматься делом в Службе лесного хозяйства и находиться в лесах, помогая матери-природе, теперь моя задача в жизни попытаться познакомить «трудную» городскую молодёжь с жизнью в лесу. Рассказать им кое что о лесной промышленности, научить азам работы с деревом, сортировке, установке чокера и умению не отрезать цепной пилой собственную ногу.

Можете догадаться какие у меня так называемые ученики, включая милых молодых бандитов и насильников из Портленда, которых я тоже хочу предложить в качестве подходящих целей, если они пробудут здесь ещё пару недель. В моей группе, кажется, четверо белых ребят. Потом около десятка мекскрементов, которые не говорят по-английски. Они пролезли в программу благодаря любезности целлюлозно-бумажного концерна «Боуотер энд Каскейд Пейпа», которому нужно бесплатно обучать для себя дешёвую рабсилу. И ещё пара молодых ниггеров из Портленда, которые исчезают в лесу и почти всё время курят «травку». Конечно, всё оплачивается из налогов.

— Похоже, что наш список целей разрастается, — заметил Экстрем.

— Ну да, — уверенно кивнул Чарли. — В любом случае, штат также нанял за счёт налогоплательщиков несколько так называемых профессиональных консультантов, в основном юрких мексиканок, лезущих в яппи, из какого-то дешёвого колледжа в Портленде. Мексы появляются в деловых костюмчиках, юбках и блузках, с портфелями для документов, в которых нет ничего, кроме косметики и обеда, и выступают в качестве так называемых помощников в общении, а попросту — переводчиков с испанского. Мне пришлось немного выучить испанский в армии США после вторжения в Венесуэлу, но я никогда не говорил по-испански с этими женщинами или с так называемыми студентами, а они или не знают, что я «абламос эспанёль», или же им это по барабану. Одна из этих девушек, Кончита Рамос, видимо, знакома с Кайлом Вопнером, владельцем и управляющим ресторанчика «Риголетто».

— Я был там разок, — вспомнил Экстрем. — Взял туда мою Еву поужинать и, к несчастью, когда мы уже сели за столик, увидел цены в меню. Максимум, на что хватило денег на моей карточке «Виза», был салат и пара бутербродов.

— Это тре шик[16] «водопой» для нашей демократической элиты, понятно, — подтвердил Хэтфилд. — Одно из тех мест, где, если ты вынужден спрашивать цену чего-нибудь, значит, не можешь этого себе позволить.

— Ну да, — продолжил Чарли. — Вопнер формально не входит в наш список евреев, хотя его имя вызывает у меня подозрения, но он включён в список либеральной швали. Вопнер лебезит перед Голдманами и их соплеменниками, вероятно, потому, что зарабатывает на них. Я бы сказал, что он сам — будущий кандидат хит-парада как расовый смеситель, потому что он явно любит горячих «тамалес»[17]. Он забросил удочку Кончите и, видно, она клюнула. И хвасталась новыми часами и шикарными новыми тряпками, которые, похоже, он и купил ей, да и девки много хихикали и болтали по-испански.

Ладно, вернёмся к делу: на днях сижу я в комнате отдыха и обедаю, а Кончита с другими девушками — за другим столом. Для них я просто ещё один гринго средних лет с толстым брюхом, а нас теперь не замечают. Сомневаюсь, что они даже обратили на меня внимание, или им пришло в голову, что я могу понять, о чём они говорят. Я послушал и узнал кучу сплетен и новостей. Похоже, Вопнер не говорит по-испански, поэтому он попросил Кончиту изложить работникам своей кухни и обслуге свою вечернюю программу на праздник святого Валентина. Большая её часть была посвящена Голдманам. Парочке предоставляется отдельный зал, и, обратите внимание, что они не намерены заказывать блюда из обычного меню.

Голдман заказал специальный ужин на двоих из десяти кошерных блюд, который доставят самолётом, заметьте, из какого-то стильного ресторана в Иерусалиме. Эти особые блюда планируется доставить из Израиля чартерным самолётом «Лир джет» и далее вертолётом из Портленда в наш маленький аэропорт, а затем примчать на такси в ресторан. Здесь Вопнер быстро разогреет еду в своих печах и микроволновке, которые раввин по этому случаю сделал кошерными, и подаст угощение счастливым жидкам. Ну и все декорации, кошерное вино, закуски и много чего ещё, а весь зал уставят букетами роз.

Общая стоимость этого показушного вечера, включая кругленькую сумму самому Вопнеру за использование его ресторана и позволение не есть ту же пищу, что для богатых гоев, больше 60 тысяч долларов.

— Матерь Божья! — ахнул Кампизи.

— Слушай, ты когда-нибудь был на обряде бармицва у богатого еврея? — с брезгливым видом спросил Хэтфилд. — Среди хофюден[18] не редкость, когда они арендуют целые стадионы и тратят сотни тысяч на знаменитых комиков, экзотические угощения и напитки, и всякое странное дерьмо, вроде поездки мальчика, проходящего бармицву, на слонёнке. Евреи — мастера показухи.

— Я никогда в жизни не видел 60 тысяч долларов за раз, — зло произнёс Кампизи. — Моя семья может позволить себе мясо лишь дважды в неделю, и это притом, что мы с женой работаем. Мои мальчики никогда не переступят порог колледжа, потому что у них белая кожа, да и девочек мы не сможем туда послать. Мой отец умер в прошлом году, потому что мы не смогли собрать несколько тысяч долларов на оплату медицинских услуг, и грёбаная клиника нам отказала. Они сказали, что мы вдвоём зарабатываем слишком много, чтобы воспользоваться их программой для бедных. И мать скоро уйдёт к отцу, потому что мы не можем покупать ей лекарства. А если мы сдадим мать в государственный дом для престарелых, то какой-нибудь врач-пакистанец решит, что она живёт слишком долго и сделает ей смертельный укол по закону о качестве жизни пожилых граждан. И вот эти жидовские морды тратят шестьдесят штук баксов на один романтический вечер, ой-вей?! За одно это они заслуживают смерти!

— Хочешь быть вторым в этой операции? — спокойно спросил Хэтфилд. — Нам нужен второй стрелок.

— Я готов, — сказал Тони.

— Хорошо, — заметил Хэтфилд. — С такими новыми сведениями мы составим прекрасный план обоих нападений. Ресторан «Риголетто» расположен на старой площадке консервного завода над рекой в конце 39-й стрит. Я обошёл его днём, и с учётом кривизны подъезда к набережной намерил ровно двести метров от берега, и дополнительные десять по дорожке к реке. Мне нужна вторая машина, то есть Ли и Чарли подождут снаружи дома Голдманов и дадут нам знать, когда те выйдут. Для этого у нас нарочно есть несколько дешёвых мобильников. После окончания двойного «спектакля» телефоны вместе с «э-средствами», то есть использованными нами пистолетами, выбросим в реку. Нам нужна уверенность, что все материальные улики устранены, за исключением машин, которых у нас ещё недостаточно, чтобы их зарыть в землю.

— Джерри Лундгаард устроил, чтобы «юкон» перекрасили после операции, поставили настоящие номера и т. д., - сказал Экстрем. — Джерри привлечёт одного из своих механиков по имени Макенсон, с которым он советует поговорить о приёме в наши ряды. А пока Макенсон будет делать то, о чём его просят, не задавая вопросов. Затем нам нужно будет спрятать «юкон» в том месте, о котором я уже упоминал, но если он будет обнаружен, тогда мы постараемся, чтобы он исчез.

Чарли, ты с Ли возьмёшь старую «тоёту» со стоянки Джерри. Номера будут краденые, но вам они будут нужны только на пару часов в темноте, в городе, где по-прежнему очень мало полиции. Мы думаем, что риск приемлемый. Джерри отправит машину на следующий день по обмену в другое агентство в Сиэтл. Эти дилеры много продают и покупают для поддержки своих текущих запасов, и у одного здесь слишком много «тойот», а у других в Сиэтле и Калифорнии слишком много «ниссанов», вот они и подравниваются. Просто постарайтесь вернуть машину непростреленной.

— Если мы сделаем всё правильно, здесь не должно быть никакой стрельбы, мы проделаем дырки только в Джейке с Ирэн, — пошутил Хэтфилд. — Чарли, как только ты увидишь, что цели вышли из дома, звонишь нам и подаёшь сигнал. Затем Тони и я заводим «юкон» на площадку и на стоянку, занимаем позицию и ждём.

— Мы должны прикончить их до или после большой привозной кошерной пирушки, а? — спросил Тони.

— Перед банкетом, по пути в ресторан. Нам не придётся несколько часов ждать эту парочку с пистолетами в карманах. Кроме того, — мрачно продолжил Хэтфилд, — я не хочу, чтобы хоть одна кошерная крошка, за шестьдесят штук баксов, прилетевшая из Иерусалима, попала в глотки жидов. Я хочу, чтобы эта мерзкая пощечина моему народу осталась там, на столе, остывая и склеиваясь, а розы увяли, и их лепестки попадали на пол. Считайте это символическим действием. День Голдманов завершается во всех смыслах этого слова.

— Лейтенант, у тебя душа поэта! — усмехнулся Ли. — А что, если рядом окажутся люди, которые всё увидят?

— Что ж, тогда они всё увидят, — пожал плечами Зак. — Мы будем в масках, и я выверну освещение задних номеров «юкона», так что в темноте их будет трудно рассмотреть. Скорее всего, будет дождь, ведь сейчас февраль. Или, по крайней мере, будет облачно и очень темно. Одно мне во всём этом не нравится: путь на эту площадку и с неё, через набережную. Я прикидываю, что Голдман будет за рулем своего «линкольн таун кар», верно?

— Он мог бы поехать на ужин святого Валентина на своём внедорожнике, но, скорее всего, нет, по романтическим причинам, — сказал Вошберн.

— О’кей, пока они добираются до ресторана, вы, ребята, переезжаете на 39-ю стрит и ждёте. Прикрываете съезд с дороги на набережную на случай, если что-то пойдёт не так, или они сломаются, а, может, у нас появятся какие-нибудь проблемы, и нам понадобится помощь. Когда мы с Тони увидим «еврейское каноэ» Голдмана, пересекающее набережную к стоянке, то подъедем на «юконе» как раз к краю набережной в готовности к движению, — сказал Зак. — Двигатель не выключаем. Выходим из машины, закрываем её, но не хлопаем дверями, и не делаем ничего, что может их насторожить. Перехватываем цели по пути в ресторан, когда они пройдут мимо машин на стоянке, так что они не смогут пригнуться и за чем-нибудь спрятаться. Стреляем в обоих, трижды, первые пули в грудь, чтобы сбить с ног, и ещё по две в голову для завершения казни. Быстро уходим, но не бежим, возвращаемся к «юкону» и выезжаем на нормальной скорости с набережной, и потом встречаемся в «Шангри-Ла». «Шангри-ла» было кодовым названием одного дома-прицепа, арендуемого для отдыха, на живописном крутом берегу реки около близлежащего перекрестка в деревне «Кнаппа». Лену дали от него ключи, чтобы поставить новый бак для воды, и он сделал ещё одни.

— Звучит достаточно просто, — заметил Лен.

— Ага, но самый простой план может развалиться из-за малейшей упущенной мелочи или случайности, — заметил Хэтфилд. — Нам нужно выработать привычку рассматривать такие планы по многу раз, учитывая всё, что может вызвать заминку или пойти не так.

— Один вопрос, — подал голос Экстрем. — Ты больше не хочешь поставить бомбу-ловушку в голдмановский «линкольн», после того, вы отправите их на большой курорт Катскил на небе? Помнишь, нам предлагали устраивать мины-ловушки везде, где только можно. Я могу дать тебе бомбу в поливинилхлоридной трубе с шестью шашками динамита. Поливинилхлорид лёгкий и не разлагается, с вытяжным детонатором и липкой лентой для крепления трубы к днищу со стороны водителя. Для закрепления другого конца шнура детонатора к двери используется маленький магнит, и когда дверь открывается, шнур втягивает за ушко свинцовую фольгу между контактами батарейки, и — бабах!

— Я думал об этом, Лен, и считаю, что этот раз мы пропустим, — ответил Хэтфилд. — По трём причинам. Во-первых, мы не знаем наверняка, будет ли у нас время сделать это. Во-вторых, не заметит ли кто-нибудь, как мы ставим бомбу, и поднимет тревогу. Нет никакого смысла делать бомбу, которая не взорвётся, чтобы БАТФЕ мог обезвредить её, изучить и проанализировать как улику. И, в третьих, очень вероятно, что первым человеком, который откроет машину, будет местный полицейский, возможно, даже наш знакомый.

Надо помнить, что адъютант говорил о сопутствующем ущербе. Должен признаться, что мне всё ещё немного не по себе взрывать окружающих людей, зевак, белых полицейских и так далее. Кто знает, не обернётся ли всё достаточно противно и достаточно скоро. Но сделай эту шутиху и держи её под рукой. Неизвестно, когда она нам может понадобиться. Теперь об атаке номер два, той, что поместит роту «Г» на карту восстания. Мы обещали Бригаде трупы этих агентов из ФБР. Вот тут, Кот, вступаешь в игру ты.

— Ну, с ними много неясного, Зак, — покачал головой Чарли.

— Согласен, — нахмурился Хэтфилд. — Трудность в том, что здесь мяч больше на стороне противника. Мы предполагаем, что ФБР пошлёт кого-нибудь расследовать злостное убийство из ненависти двух видных граждан-евреев со связями наверху, но не знаем этого наверняка. Адъютант говорил нам, что фибы — психи и параноики, и могут почувствовать, что мы ловим их на приманку. Они даже могут попытаться в свою очередь устроить нам ловушку.

Мы предполагаем, что, если они действительно пришлют кого-нибудь, то, по крайней мере, приедут на место преступления, чтобы осмотреть его. Но точно мы не знаем, что и как произойдёт. Они могут не приехать. Нам, возможно, придётся прихлопнуть каких-нибудь федеральных полицаев, болванов из министерства внутренней безопасности или даже полицейских из уголовки штата, если это будет всё, что нам предложат. ФБР может появиться, но через неделю или даже позже. Я хочу объединить план, основанный на возможности, что ФБР пришлёт агентов и, возможно, группу судмедэкспертов 15-го февраля, но нам, вероятно, придётся ждать, пять раз менять план или даже попытаться провести «поплавок», просто догнав их где-нибудь на улице и расстрелять с ходу. Главное, нам узнать, когда они будут в городе, кто они, сколько их, и на каких они машинах. Я предполагаю, что они сначала отметятся у шерифа, хотя бы из вежливости. Лен, нам крайне нужна Кристина. Сможет ли она выйти в нужный день на дежурство?

Зак, Лен и сама Кристина много раз обсуждали, насколько широко должно быть известно в роте об её приёме в Добрармию. Очевидно, чем больше людей знали об этом, тем больше был риск. Зак решил ограничиться шестью людьми, находящимися в данный момент в комнате, потому что в этой первой операции было невозможно скрыть от членов группы, что у роты «Г» есть человек в полиции. А так как все они знали Кристину, и что она работает диспетчером, пытаться её секретить было бессмысленно. Решили, что если кто-нибудь из этих шести будет арестован, Кристина немедленно исчезнет и скроется в Портленде, Сиэтле или другом месте Родины, воюя в составе местной части Добрармии.

— Без проблем, — сказал Лен. — Одна из диспетчеров ушла в отпуск по беременности, и все расписания дежурств полетели к чертям, так что никто ничего не заметит. Их не волнует, пока коммутатор работает.

— Она твёрдо решила, Лен? Она понимает, что собирается помогать убивать людей? — с тревогой спросил Зак.

— Сотрудников той самой конторы, которая отказалась признать нападение на Крис преступлением ненависти и предупредила её, что, если она не замолчит, то сама будет обвинена в расизме? — уточнил Лен. — Да, она знает, и выглядит гораздо счастливее, чем обычно после того случая. Крис будет там работать на нас, лейтенант. Всё, что она узнает, и мы будем знать.

— Давайте вернёмся к части, где я должен шлёпнуть этих роботов из ФБР, — вставил Локхарт. — У меня до сих пор нет приличного оружия. Надеюсь, мне дадут выбрать из личных запасов мистера Филдса? Мне нравится русская винтовка Драгунова.

— Нет вопросов, если ты хочешь именно её, — улыбнулся Экстрем. — Но перед выбором, ты, возможно, захочешь испытать маленький подарок от командира Койла и парней из Портленда.

— Кот, в обмен на эти дерьмовые пистоли, которые мы послали интенданту Первой бригады, они передали нам кое-что для тебя.

Хэтфилд вышел к своему грузовику и вернулся с длинным ящиком, отделанным коричневым кожезаменителем. Положил ящик на один из столов для пикника и открыл его, показав красную бархатную внутреннюю отделку и несколько тёмных предметов внутри. Глаза Локхарта засверкали от восторга истинного любителя ружей, когда он вынул из ящика длинную, изящную винтовку с чёрным ореховым ложем и прикладом.

— Боже всемогущий! — воскликнул он. — Это же «M-21»!

— Снайперская винтовка на основе старой «М-14», полуавтоматическая, с полным набором для чистки и принадлежностями, — с гордостью сказал Экстрем.

— У нас был курс по ознакомлению с ними в снайперской школе в Форт-Беннинг, и я думаю, что помню его большую часть. Но я никогда даже не мечтал получить её для использования в деле! — проговорил Локхарт, уравновешивая и показывая винтовку. — Старослужащие в снайперской школе просто молились на них. Почти все они к тому времени, когда я проходил курс, были сняты с вооружения. Где, чёрт возьми, они достали эту красоту?

— Понятия не имею, да я и не спрашивал, — ответил Экстрем. — Командир сказал только, у лучшего снайпера нашей бригады должно быть наше лучшее оружие. Набор для чистки, ремень и другие материалы — в нижней части этого ящика.

Кот осмотрел ствол.

— Ух, замечательно! Знаете, я надеялся получить ствол калибра 12,7 мм, может быть винтовку «Барретт БМГ» или «АР-50», и наделать больших дырок в плохих людях, но эта ещё лучше. Малышка расточена под стандартный патрон калибра 9 мм, так что будет гораздо легче доставать к ней патроны. А если я смогу получать первым любые бронебойные патроны, она сравняется с ударной силой калибра 12,7 мм. Или я могу просто насечь свои пули.

Он вынул оптический прицел из гнезда.

— Встроенный инфракрасный ночной прицел. Знаете, в Беннинге нас обучали поражать цели до 800 метров из «М-24», но если я точно помню, некоторые ветераны Вьетнама утверждали, что они попадали из неё на тысячу метров.

— Они смогли прислать шесть магазинов, и мы можем снабдить тебя 9 мм патронами, — добавил Экстрем. — Так как эта винтовка полуавтоматическая, ты сможешь делать несколько выстрелов быстрее и точнее, чем если бы тебе пришлось досылать в патронник каждый патрон затвором, как в «М-24». Эта дополнительная огневая мощь пригодится, когда тебе нужно после первого выстрела срезать головы нескольких врагов.

— Ну да, — сказал Локхарт, поднимая и выравнивая винтовку и глядя через ствол. — В хорошем укрытии с достаточным количеством патронов я мог бы сдержать пехотную роту. Им пришлось бы вызывать вертушки или артиллерию.

— Ты не будешь никого сдерживать, Кот, — сказал Хэтфилд. — Запомни: пали и вали. Не рискуй. Если хоть что-нибудь покажется слишком опасным, я хочу, чтобы ты исчез. Помни общий приказ номер восемь.

— Ладно, есть одна вещь, о которой я хотел поговорить с тобой командир, — продолжил Локхарт. — Когда я был в Ираке, у всех нас были карты или какие-нибудь знаки, которые мы оставляли на врагах, убитых нами, или рядом с ними. Подписывали свою работу, чтобы чурки знали, кто у них на хвосте, как приём психологической войны. Я был «Валет бубен». Интересно, допустимо ли для меня делать то же самое здесь? Конечно, когда я смогу делать это безопасно? Может, оставлять карту на моей огневой позиции, чтобы её находили?

— Разве это не просто раскрытие твоей личности врагу? — усомнился Хэтфилд.

— Слушай, они же не идиоты. За мной уже целый хвост жуткого злобного расизма и мужского шовинизма, да и бог знает, чего ещё, — убеждал Локхарт. — Думаешь, почему, чёрт возьми, никто не берёт меня на работу? Когда вокруг начнут падать убитые, и станет ясно, что это дело рук человека, который знает, как обращаться с винтовкой и прицелом, они сообразят, что тут замешан я, и меня будут искать. Почему бы не заработать политический капитал на моей репутации и моей медали почёта? Я не гонюсь за славой, лейтенант, но думаю, что будет большой поддержкой нашему движению, если люди узнают, что не все мы — неудачники, преступники и невежественные вырожденцы, как нас сегодня изображают в новостях.

— Ты понимаешь, что это превратит тебя в одного из самых разыскиваемых людей на Тихоокеанском Северо-Западе? — задал ему вопрос Хэтфилд.

— Они уже лишили меня всего, — горько ответил Локхарт. — Это грязное общество лишило меня жены, детей, будущего, достоинства и надежды. Добрые честные пули изменят всё к лучшему.

— Тогда начнём с того, что каждый из нас купит по колоде карт «Байсикл» и отдаст тебе бубнового валета, только не забудьте надеть перчатки, когда возьмёте карты. Не стоит нарочно оставлять отпечатки пальцев для врага. Теперь, снова предположим, что фибы появляются у «Риголетто», что тогда с огневыми позициями? Кот, помнишь тот большой холм с видом на 39-ю стрит, поросший густым лесом?

— Ну да, — кивнул Локхарт.

— Как далеко, по-твоему, примерно от линии хребта этого холма до стоянки у яппивилля на набережной по 39-й стрит?

— Насколько я помню, где-то за семьсот, ближе к восьмиста метрам, — пожевал губами Локхарт. — Это в пределах дальности действия «М-21», командир, но, честно говоря, я хотел бы подобраться поближе. Должен признаться, что я всё ещё немного не в форме. Думаю, что смогу сделать это с вершины холма, но в таком важном деле нужно не думать, а знать, что смогу. Во-вторых, угол наклона будет довольно острый, может быть, даже до тридцати градусов в зависимости от выбранной мной огневой позиции. В-третьих, на этой реке часто случаются сильные порывы ветра, а чем больше дальность выстрела, тем больше вероятность, что пулю чуть снесёт. И мы получим не мёртвого фиба, а типа, который только наложит полные штаны. А как насчёт крыш тех домов по 39-й? Если отклонение будет больше пары сантиметров с 250 метров, я съем свою шляпу, да и угол-то будет всего семь — десять градусов.

— Даа…, вот тут в чём проблема, — забарабанил Хэтфилд пальцами по столу. — Это будет место преступления, скорее всего, день, и мы должны предполагать, что всё будет огорожено, и там соберутся как всякие штатные и местные полицейские, так и ФБР. Если мы будем так близко, отход может оказаться трудным. Нам надо не меньше полминуты, чтобы снять тебя с крыши после выстрелов, а, может, и больше, и потом мы должны попасть в машину и смыться. Они, конечно, попытаются выйти на огневую позицию, если смогут понять, откуда были сделаны выстрелы.

— А если один из нас прикроет твой отход хорошим градом пуль из «Узи» или «АК»? — предложил Ли, явно горя желанием выпустить этот град пуль.

— И кто потом прикроет твой отход? — остудил его Хэтфилд. — Нас могут начать преследовать, если заметят, что «юкон» или кто-то из нас скрывается с места преступления. Я знаю здешние дороги довольно хорошо и мог бы оторваться от погони, но если у них вертолёты в режиме готовности, то есть «глаза в небе», то уходить днём от погони на машине я бы не хотел и пытаться. Помните, что я говорил об убийстве белых полицейских: я знаю, что иногда это будет необходимо, но опять же я бы не хотел быть вынужденным пойти на это в данной ситуации. Я хочу, чтобы первая кровь роты «Г» была кровью наших расовых врагов, а не бывших друзей и соседей, и чертовски не хочу, чтобы белые полицейские убили нас.

— Вот что, командир, — сказал Локхарт, — У нас есть ещё неделя. Давай мы с тобой прогуляемся по всей этой площади, и посмотрим, что увидим. Знаешь, у меня есть мысль об использовании крыши самого «юкона» как огневой позиции. Мы должны найти какой-нибудь способ выполнить эту работу.

Вечером в день Святого Валентина Зак Хэтфилд и Тони Кампизи сидели в побитом старом «юконе», стоящем за погрузочной площадкой рядом с 39-й стрит. Вечер был тёмным и облачным, шёл лёгкий моросящий дождь — идеальная маскировка для добровольцев. Мобильный телефон на приборной панели зазвонил. Зак ответил.

— Алло?

— Это «Пицца Луиджи»? — спросил Чарли Вошберн на другом конце.

— Нет, извини, ты ошибся номером, — ответил Зак раздражённым тоном, на случай прослушки. И отключил мобильник.

— Всё в порядке, они вышли из дома. Чарли с Ли следуют за ними. Он даст нам знать, если обнаружит какие-нибудь задержки или изменения их движения, но нам нужно занять позицию.

Хэтфилд запустил двигатель «юкона», включил фары и через минуту выехал на длинную изогнутую набережную по 39-й стрит. Въехал на стоянку на площадке бывшего консервного завода и нашёл одно место, оставшееся свободным, на которое осторожно задним ходом подал машину. Ресторан был переполнен парочками, несомненно, отмечающими день Святого Валентина. Даже сквозь шум дождя оттуда доносились звуки, звон бокалов и голоса.

— Где, чёрт побери, Голдманы собираются поставить машину? — оглядываясь, спросил Тони. — Похоже, здесь всё забито.

— Конечно, мы любезно уступим наше место, — усмехнулся Зак. — Хорошо, у нас пара минут. Проверь своё оружие, один раз, а потом оставь его в покое, пока не придёт время стрелять.

Тони вынул свой 9-мм короткоствольный револьвер, открыл барабан и увидел пять специальных патронов «Чёрный Коготь» калибра 9 мм. И закрыл барабан. Зак проделал то же самое со своим старым полицейским «Смит-Вессоном Магнум» того же калибра. Они оба использовали револьверы, чтобы потом не ползать вокруг в поисках стреляных гильз. В дополнение к «э-средствам» Зак взял свой мощный «Браунинг» в наплечной кобуре под джинсовой курткой, а Тони — «Беретту» калибра 9 мм. В резервной машине у Чарли и Ли были «Калашников» с помповиком 12-го калибра и пистолеты.

— Как ты, Тони? — спросил Хэтфилд, заметив, что руки Кампизи немного дрожат.

Кампизи понял, что Зак имел ввиду.

— Это не страх, Зак. Это злость. Я волнуюсь, что могу всё испортить, не от страха или нервов, а из чисто слепой убийственной ярости. Боюсь, что после того, как я застрелю их, то просто прыгну на них и размозжу их головы рукояткой пистолета в кровавую кашу. Я никогда не рассказывал тебе, как мои родные оказались здесь?

Какие-то богатые евреи-застройщики скупали в Бенсонхерсте квартал за кварталом, чтобы изгнать итальянцев, превращая семейные дома в арендуемые помещения, которые сдавали мексиканцам и пуэрториканцам, а затем выселили и самих латиносов, чтобы построить большое закрытое поселение за стенами для богатых евреев, пидоров и либеральных засранцев яппи. Миллион долларов за участок, на котором обычно стояли четыре дома с владельцами из рабочего класса. Уже тогда с работой для нашего брата — белого было плохо, и единственный дом, который папа смог найти, был в Такоме, где мы и жили, пока там также стало невозможно находиться.

Когда начались нефтяные войны, Форт-Льюис затопил город солдатами-ниггерами, латиносами, шлюхами, наркоманами, притонами и бандитами. Но мы никогда не забывали, что именно евреи изгнали нас из наших домов. Потом я прочитал те запрещённые книги, которые вы с Чарли давали мне, и понял, почему я ненавижу их, и почему их нужно ненавидеть. Никогда не думал, что буду с нетерпением ожидать убийства вроде этого, так долго, чтобы увидеть их кровь и услышать, как они кричат от ужаса. Наверное, в моей крови всё ещё осталась вендетта, от моих предков. Я страшно хочу этого, Зак. Я знаю, что они сотворили только со мной и моей семьёй. А если умножить это на весь мир за три тысячи лет, то просто невозможно всё вообразить.

— У тебя всё прекрасно получится, — улыбнулся Зак. — Только помни, что ты дашь мне выстрелить первым. Я беру на себя старую кошёлку, а ты Джейка. Считай, что это психология. Я убивал женщин раньше, и здесь, и в Ираке, как и Кот, и мы это выдержим. Но считаю, что для собственной самооценки и психологической устойчивости каждого из добровольцев их первый убитый должен быть мужчиной и явным расовым врагом, евреем, ниггером или федералом определённого сорта. Бог знает, какие только страшные превратности войны ждут всех нас в будущем.

Мобильник зазвонил снова. Зак включил его. Дурацкий голос, похожий на детский, спросил: «Ваш холодильник работает?»

«Придурок», — ответил Зак и отключился.

— Они только что свернули на 39-ю стрит.

Зак завёл «юкон», но фары оставил выключенными.

— Револьвер в твоей левой руке, правой будь готов открыть дверь.

Кампизи вынул свой 9-миллиметровый и приготовился. Показались фары «линкольна», медленно катящего к ним по набережной.

— Я подожду, пока он не поедет по этой стороне, ища место на стоянке.

«Линкольн» въехал на площадку со скоростью около 10 километров в час, прокатился по соседнему с ними ряду, потом дважды свернул налево. Зак включил фары машины, и «юкон» освободил место, повернув налево по направлению к мосту.

— Ой, дорогой, смотри, тот славный человек оставляет нам своё место на стоянке! — передразнил Кампизи голоском как у девочки. «Линкольн» скользнул на освободившееся место, фары погасли. Зак включил дворники ветрового стекла: дождь шёл мелкий, но затяжной. Он остановил «юкон» на краю моста.

— Никого на подходе. Лучше и быть не может. Всё в порядке, идём. Маски.

Добровольцы натянули на головы тёмно-синие лыжные маски из шерсти и вышли из внедорожника. Ровным шагом они пошли к смутно видимой паре, идущей ко входу в ресторан, который оказался немного дальше от них, чем ожидал Зак. Им пришлось бы бежать, чтобы догнать пару, но мужчина остановился в хорошо освещённом дверном проёме, чтобы закрыть зонтик. Голдманы оказались идеальными мишенями.

«Боже, прошу тебя, не дай сейчас никому открыть эту дверь», — прошептал Зак беззвучную молитву.

Когда добровольцы оказались в полутора метрах за двумя дорого одетыми людьми, какой-то звук или чувство заставили обоих Голдманов обернуться. Голдманы увидели двух мужчин, появившихся из темноты почти рядом с морем приятного света и смеха, в масках, которые позволяли разглядеть только чёрные впадины глаз, с направленными на них револьверами. Двое мужчин молчали, но Джейкоб Голдман сдавленно выдохнул: «Вы!».

Но все четверо поняли, что Голдман сказал. Голдман не знал и не был знаком с этими людьми, которые собирались его казнить. Они всегда копошились далеко внизу, были частью пейзажа, который он видел из окон своего роскошного автомобиля или шикарного кабинета. Эти животные, которые только по капризу природы внешне напоминали богоизбранных людей, но по уверениям мудрецов Торы были бездушными скотами. И всё же он понял, кто были эти люди, и почему они оказались здесь.

Четыре тысячи лет расового инстинкта в одно мгновение сверкнули космическим ужасом узнавания и знания. Бесконечная драма разыгрывалась снова, древний долг нужно было оплатить ещё раз, и крови — опять пролиться в самой долгой войне в истории человечества. Люди перед Джейкобом Голдманом могли носить римские латы или кольчуги крестоносцев, казачью одежду из кожи и меха или чёрные мундиры СС. Сейчас они были в грубых джинсах и лыжных масках, но, о, ужас, он узнал их. И вот теперь он умрёт, потому что они также узнали его, и знали, за что его нужно убить.

У дощатого моста на берегу в «тоёте» Чарли и Ли Вошбернов стекла окон были опущены. Они услышали выстрелы и сквозь дождь разглядели вспышки дульного пламени. Минуту спустя, мимо них прокатил «юкон», и Зак приветливо махнул из окна поднятым вверх большим пальцем. Чарли развернулся и поехал за ним по 39-й стрит, и дальше по главной дороге, где Зак повернул налево, а сам Чарли — направо. Добровольцам следовало прибыть на «разбор полётов» разными путями.