Александра Владимировна смотрела на дочь, сидя у её койки. Та, вся в поту, корчилась от боли. И старшая Лазарева вспомнила себя, хотя всё произошло больше двух десятков лет назад. Родильная палата сверкала белизной. Безликие кафельные стены навевали тоску.
— Терпи, теперь обезболить уже нельзя, — сказала она дочери, сама не зная зачем.
Завибрировал коммуникатор. Александра Владимировна поднялась и торопливо вышла в коридор. По правде говоря, ей давно хотелось покинуть палату, было невыносимо ждать и наблюдать за мучениями Ани.
Звонил один из её лаборантов. Странный Анин кристалл продемонстрировал невиданные свойства топлива. Такого минерала не существовало на Земле. Теперь случайная находка превратилась в самый масштабный за последние годы проект Центра Космических Исследований.
Александра Владимировна выслушала короткий доклад, завершила разговор, но обратно в палату не пошла. Она присела в убогое кресло у входа и стала вспоминать, как когда-то сама оказалась на месте дочери. Беременность была случайной и пришлась очень некстати. У тогда ещё юной Александры только-только начался карьерный рост. Детей она не хотела вовсе и потому планировала избавиться от нежеланной обузы. По глупости рассказала матери, а та принялась отговаривать.
— Дура ты, Сашка, — говорила ей мать. — Мало ли чего ты не хочешь, раньше надо было думать.
— Мам, это всё не для меня. Некогда мне. Не могу я с пузом ходить. А работа как же? Да какая из меня мать? Не моё это, — оправдывалась Александра.
— Мужику-то своему сказала?
Она в ответ помотала головой.
— Жалеть потом будешь, глупая.
А после родительница произнесла то, что навсегда изменило судьбу Александры:
— Не убивай. Я сама и выращу, и воспитаю. А ты хоть ночуй на своей проклятой работе.
— Мам, ну что ты говоришь? Немолодая же уже.
— Я сказала. Сама выращу. На это у меня сил хватит. Коли убьёшь, ко мне не приходи. Поняла? — зло выдала тогда мать.
Слово она сдержала, вырастила Аню и воспитала. Права оказалась, не было бы у Александры больше детей, если бы тогда ребёнка убила. Тут и работа, и здоровье — всё к одному. Старшая Лазарева так и не вышла замуж, лишь пара-тройка интрижек за всю долгую жизнь.
Александра Владимировна опёрлась локтями о колени, потёрла виски. Мимо прошла акушерка, остановилась, заметив старшую Лазареву.
— Ну как там наша мамочка? — ласково спросила она.
Александра Владимировна пожала плечами. А та глянула удивлённо и направилась в палату.
В коридоре пахло чистящим средством. Ярко горел электрический свет.
«Что я за мать такая!? — думала Александра Владимировна. — Мало того, что дочерью в детстве не занималась, так ещё и допустила такое».
Сейчас, на старости лет, она чувствовала сожаление и острое желание наверстать упущенное. Только, увы, было поздно, прошедшей жизни не вернуть.
Дверь в палату приоткрылась, выглянула акушерка.
— Александра Владимировна, уже недолго осталось, — сообщила она.
Старшая Лазарева поднялась, прошла в палату. А, женщина наоборот, вышла.
Аня всё также лежала на койке. Нелепая операционная сорочка сбилась набок.
— Как ты? — поинтересовалась Александра Владимировна.
— Больше не могу, — прерывисто выдавила Аня.
— Слушай, только не ори, дыхание собьёшь, а тут дышать важно, ну знаешь сама. И врачей будешь раздражать, а им ещё работать, — наставляла она дочь.
— Мама, — с упрёком выдавила Аня. — Сама разберусь.
Она выглядела измученной, но спокойной.
Александра Владимировна нервничала больше дочери.
В палату вернулась акушерка, зашли медсестра, анестезиолог и хирург. Пришлось посторониться.
Старшая Лазарева занервничала ещё больше. Двойню родить сложнее, что угодно может пойти не так. А с учётом особого происхождения детей — так вообще.
— Александра Владимировна, если останетесь, наденьте халат, — сказала медсестра.
Акушерка что-то говорила про раскрытие.
— Никогда ещё так сильно не хотела скорее залезть на стол, — пошутила Аня, морщась от боли и часто дыша.
Александру Владимировну охватил приступ паники. Она запоздало испугалась.
Медсестра сняла с Ани сорочку и под руку повела к родильному столу. Огромный живот, казалось, был больше хрупкой нагой фигурки. Всё поплыло перед глазами.
— Лучше подождите снаружи, мы сразу позовём, — предложил кто-то, подталкивая женщину к выходу.
Александра Владимировна не стала спорить. На ватных ногах она вышла, прикрыла дверь, опустилась в кресло, в котором до того сидела. В горле пересохло. В тишине больничного коридора её с головой накрыл страх. Казалось, будто за дверью слышатся частое натужное дыхание и приглушённые команды докторов. Александра Владимировна вся напряглась, обратилась в слух. Криков и стонов не было. Ей померещилось, словно сейчас она услышит полные недоумения возгласы. Чудилось всякое, будто вовсе не люди появятся на свет, а невесть кто.
«На УЗИ были дети как дети», — успокоила она себя.
Не помогало. В горле саднило. От волнения тряслись руки. Чувство было таким же, как тогда, когда дочь пропала без вести: страх неизвестности, предчувствие беды.
Александра Владимировна в очередной раз прокляла войну, ненавистного дракона и Анино упрямство.
Ничего не происходило. Минуты тянулись вечно. Женщина поднялась, намереваясь заглянуть хотя бы через щель. В этот момент раздался детский крик.
К лицу дочери прилипли волосы, две косы растрепались. К груди она прижимала красный крохотный живой кулёк. Второго ребёнка пеленала медсестра. Александра Владимировна не могла оторвать взгляда от маленького тела. Глаза малютки были закрыты. Аня подставляла сосок к крошечным губам. Младенец морщился и бестолково открывал рот. Вдруг щёлочки глаз распахнулись, и Александра Владимировна увидела чёрные глаза, совершенно не свойственные новорождённому. В остальном ни чешуи, ни хвоста — просто красно-розовый комок, сморщенный и неказистый. Крохотная ручка легла на белую грудь. Младенец наконец обхватил губами сосок, перестал возиться, закрыл глаза.
Аня посмотрела в упор на мать, по её щеке скатилась крупная слеза.
— Ну, бабушка, хотите подержать? — спросила медсестра.
Александра Владимировна приняла из её рук свёрток в цветастой пелёнке. Ей показалось, что любое неловкое движение может повредить малюсенькое тельце. Она аккуратно прижала ребёнка в себе, всмотрелась в игрушечное личико. Младенец скривил рот и пронзительно заревел. Закричал и второй на руках у Ани.
Александра Владимировна неожиданно для себя почувствовала нежность, как в далёком прошлом, когда впервые взяла на руки Аню. Чувство это затопило её сознание против воли.
«Какая злая ирония, — подумала она. — Ведь в Институте заговорили о экспедиции туда, где появились эти два комочка вопреки всему».
Старшая Лазарева не решила, стоит ли сообщать новость дочери. Её мучали сомнения.
«Лучше ей не знать, по крайней мере пока», — заключила она.