Триста кубиков крови

«Повторный курс для актеров без ангажемента. Часть IV. Нетленное призвание мима. Ведет профессор Турра». Вот что было написано заковыристыми буквами на белом куске картона, прикрепленном к двери. А за дверью…

— Итак, господа, в вас должен вибрировать каждый нерв, вскипать каждая капля крови при мысли о тех задачах, которые встанут перед вами пусть не сегодня, пусть в ближайшем будущем. О эта столь часто поминаемая кровь артиста! Не расточайте ее, столкнувшись с преходящими затруднениями, в балаганах и низкопробных кабаре! Берегите эту творческую субстанцию в ожидании великого часа! Помните одно: истинная творческая потенция, кровь искусства, не имеет цены. Quod erat demonstrandum![9]


Сосущий звук был прерван звяканьем. Резиновый жгут, сжавший руку молодого человека, ослабил хватку. На мгновение подкатила не очень сильная боль: крохотную ранку под иглой смазали йодом. Сверху пластырь. Кровать, стоявшая рядом, отъехала почти бесшумно.

— Все в порядке, — сказал дурно выбритый врач своему ассистенту. — По-моему, переливание прошло удачно. — И, бросив взгляд в тронутое синевой лицо молодого человека, докончил. — А вы можете сразу же идти в кассу, господин, господин…

— Бренкен.

— Ах да, господин Бренкен.

Когда молодой человек сунул карточку в окошко кассы, сестра едва заметно кивнула.

— Вы господин Бренкен, актер без ангажемента. Вторая группа крови, так?

— Так.

— Вы сдали триста кубиков. Распишитесь, пожалуйста. Вам причитается двадцать пять марок. Десять, двадцать, двадцать пять. Верно?

Прошло несколько мгновений, прежде чем раздвинулась черная пелена, уже несколько минут висевшая перед глазами молодого человека.

— Не знаю, — ответил он.

— То есть как?

— Я не знаю, — повторил он.

— Чего не знаете? Триста кубиков крови стоят ровно двадцать пять марок. Вот, пожалуйста, две десятки, одна пятерка. Теперь вы видите, что мы заплатили вам за кровь до последнего пфеннига?

— Да, вероятно, вы правы. Триста кубиков — это двадцать пять марок. Все сходится, точно сходится, — сказал молодой человек и негромко хохотнул.

Молодая дама в иссиня-белом сестринском облачении не поняла, к чему относится этот смех. И окошко решительно захлопнулось.

Молодой человек медленно, неверными шагами вышел на улицу. Он засмеялся еще раз, и смех его был таким же бескровным, как все в нем — мозг, руки, ноги, губы.

Загрузка...