Пожилым мужчинам не хватает воздуха

Четыре объектива были нацелены на танцующую пару. Каждая камера снимала свое и, выхватив деталь кадра, переправляла ее на контрольный экран режиссерского пульта. Человек с волнистыми рыжими волосами стоял перед освещенными экранами и внимательно следил за конвульсиями разрубленных тел: нога — голова — колено — две пары ног — лицо — общий вид — две пары ног — два лица — нога — лицо женщины — нога — лицо мужчины.

— Стоп! — негромко приказал рыжеволосый.

Прыщеватый техник, стоявший позади режиссера, нажал кнопку. Оркестр за стеклянной перегородкой тотчас смолк. Женщина в трико, улыбаясь, сделала еще несколько па, кивнула своему партнеру и выпустила его руку. Танцор сел на табуретку у самого края льдисто мерцающей танцевальной площадки и вытер шелковым платком лоб.

— Джек!

Танцор поднял голову.

— Джек, ты мне нужен.

Рыжий сделал знак танцовщице и дирижеру.

— Перерыв на несколько минут, — сказал он.

— Ну как я? — спросила женщина в трико.

— Прелестно, прелестно, — ответил рыжий. — При выходе из шпагата можно даже чуть замедлить темп. А вообще — восторг! — Рыжеволосый приложил к губам кончики пальцев, чтобы выразить свое восхищение, потом нагнулся к мужчине.

— Джек, что с тобой творится? — спросил он.

— А что со мной должно твориться? — ответил тот вопросом на вопрос и судорожно провел по шее платком. На белом шелке остались темные пятна от грима и пота. Рыжеволосый задумчиво взглянул на танцора, потом сказал, обращаясь к женщине:

— Дина, ты, собственно, можешь приготовиться к следующему номеру. Надень казакин и сапожки. Мне хотелось бы посмотреть, как оно получится в окончательном виде. Тебя это не затруднит?

— Конечно, нет, — улыбнулась женщина. — Через десять минут я буду готова.

— О’кей! — сказал рыжеволосый. Он дожидался, пока Дина выйдет из студии. Оркестранты за стеклянной перегородкой собрались вокруг кларнетиста, который извлекал из своего инструмента самые немыслимые пассажи.


Танцор остался в одиночестве.

— Ну как ты, справишься? — спросил рыжеволосый.

— Справлюсь? С чем? — Танцор рывком поднял голову. — И вообще, чего тебе от меня надо? Чего ты суетишься, как старая нянька?

— Я видел тебя на экране. Крупным планом. И сразу же прервал съемку. У тебя было совершенно искаженное лицо. От напряжения. Я не могу выпустить тебя с таким лицом на экран.

— Высказался? — решительно перебил его танцор и встал с табурета. Он был ростом немного выше режиссера и явно хотел показать это. — Ты прохлаждаешься за пультом и смотришь, как мы надрываемся. Лицо, говоришь, искаженное? А могу я, по-твоему, сиять, как на афише, когда мне приходится отплясывать двенадцать минут подряд?

— Дина вот может, — сказал рыжеволосый. — Она-то выглядит как огурчик.

— Дина, она… — замялся танцор. Потом вытер уголком платка переносицу и договорил: — Дина — женщина. Им ничего не стоит хорошо выглядеть.

— Как раз наоборот, — сказал рыжеволосый. — И ты это знаешь не хуже меня.

— Далась тебе Дина! Просто девчонка хочет сделать карьеру под моей маркой и лезет из кожи вон, чтобы удержать за собой место. И все равно не удержит. Знаешь, сколько партнерш я сменил на своем веку? И до сих пор номер веду я, а про них на студии давным-давно позабыли… Именно потому, что их лица нельзя больше давать крупным планом.

— А твое лицо… — мягко начал рыжеволосый, но танцор резко перебил его:

— Да пошел ты! Чем я танцую, по-твоему, лицом или ногами? Вы, на телевидении, вообще делаете не то, что надо.

Режиссер движением головы указал на оркестрантов. Привлеченные перебранкой, те оставили кларнетиста и навострили уши.

— Да, да, совсем не то! — возмущенно продолжал Джек. — Сценки надо давать короткие, в темпе и делать большие паузы. Вот я как привык. Ты же сам крутил два фильма со мной.

— Увы, Джек, это не кино. — Рыжеволосый тоже повысил голос. — Это телевидение. Ты подписал контракт, а вводить паузы я не могу, потому что передача идет прямо из студии. Я не виноват, если ты… — Режиссер так резко оборвал начатую фразу, что даже закашлялся, поглядел на танцора, который снова начал обмахиваться платком, и все же договорил до конца. Договорил без сострадания и без злорадства, равнодушно так договорил: — …если ты стареешь, Джек.

Человек в трико уронил на пол скомканный платок, вытер ладонью красное лицо — он по-прежнему обливался потом — и хмыкнул.

— Ты что, спятил? — небрежно спросил он. — Третье место в списке любимых артистов у подростков. Не у кого-нибудь, а у подростков, понимаешь? Это тебе не клуб прабабушек! Просто ты завидуешь моей славе. Потому что как режиссер ты не поднялся выше этой… этой… лавочки! — Он опять перешел на крик.

Рыжеволосый заговорил снова, и теперь в голосе его слышалось неподдельное участие.

— Да, ты прав, Джек. Ты все тот же кумир, тот же король чечетки. — И он излил на танцора поток банальных комплиментов. При этом он неторопливо провел кончиками пальцев по лицу танцора, и тот застыл в немом изумлении. Рыжеволосый выскреб розовый грим из глубоких складок, которые шли от крыльев носа к уголкам рта, со шрама, который пересекал лоб над правой бровью.

— Ты еще очень молод, Джек.

Танцор больше ничего не сказал. Он поднял платок и пошел к выходу. С полдороги он вернулся, похлопал рыжеволосого по плечу и ушел совсем. Когда захлопнулась тяжелая, обитая кожей дверь, режиссер уже сидел за контрольным пультом перед погасшими экранами.

— Проклятая правда, — сказал он. — Проклятая, голая, подлая прав…

— Вот и я, — перебила его танцовщица.

— У тебя отличный вид, — заметил режиссер. — В сапожках твои ноги покажутся во время танца еще красивее.

— Благодарю за комплимент, — сказала женщина. — Итак, предадимся веселью.

— Но тебе придется танцевать одной. Джек больше не будет.

— Неужели из-за меня? Мне… мне все время казалось, что я за ним не поспеваю.

Рыжеволосый улыбнулся.

— Да нет, обыкновенные разногласия по поводу гонорара. Джек решил вернуться в кино. Грандиозные ревю, широкий экран, стереофон. Мы для него мелковаты.

— Может, он к вам еще вернется через несколько лет, когда вы подрастете?

— Через несколько лет? Ну разумеется, — ответил рыжеволосый.

Загрузка...