Бортовой журнал доктора Вайбшнитта

13.24. Когда вспыхнули надписи «Пристегнуть ремни» и «Не курить», ремень не застегнул, сигарету не бросил. Сперва — стюардесса, свеженькая, ароматная, приветливая:

— Разрешите, я помогу вам застегнуть пряжку. К сожалению, при взлете и посадке приходится ненадолго отказаться от курения.

Застегиваться отказываюсь, курить продолжаю.

— Но…

Потом стюард:

— Вы извините, но ваши личные интересы и безопасность остальных пассажиров требуют, чтобы вы застегнули…

Мешают ужасно.

Пилот тихо, но отчетливо шепчет мне на ухо:

— Однажды при посадке у нас подломилось шасси. Самолет стал на голову. Но никто не пострадал, за одним исключением. Погиб тот, кто не любил пристегивать ремни. Когда машина перевернулась, ему проломило череп. И кстати: при вскрытии у него в дыхательных путях обнаружили сигарету, которую этот человек продолжал курить, невзирая на запрет. Вы меня поняли, господин… господин доктор Вайбшнитт?

Пилоту явно сказали, кто я такой. Список пассажиров. Я изображаю полнейшее понимание, застегиваю пряжку. Первый пилот, а также стюард, стюардесса с радостными улыбками помогают мне.

При наборе высоты никаких происшествий. Держу транквилизатор наготове.

13.49. Без сомнения, транквилизатор доктора Вайбшнитта займет почетное место в арсенале успокоительных средств. Недаром я всю жизнь провозился с этим порошком. Нескольких граммов вполне достаточно, чтобы превратить охваченную паникой толпу в группу невозмутимых граждан. Причем буквально за секунду. Рекомендуется принимать в бомбоубежищах, правительственных бункерах, окопах. Целые народы можно утихомиривать с помощью моего транквилизатора.

Более благоприятной возможности испытать новое средство у меня не будет никогда. Замкнутая группа. Восемьдесят пассажиров, шесть членов экипажа. Турбореактивный самолет в небесной синеве, над клочьями облаков. Кран экстренного торможения отсутствует. Выход тоже.

На борту самолета крутят фильм «В самый полдень». С Гарри Купером. Впечатляющая старая картина. Хорошо понимаю положение шерифа, которого все предали в трудную минуту. Вот и со мной так же было, когда я изобрел ожоговую мазь, разрушавшую при нанесении на конкретный участок тела кожу и ткани под ней. Заправилы фармакологии высмеяли меня, а мою мазь назвали извращенным излишеством.

Ничего, с транквилизатором все будет по-другому. Теперь они приползут ко мне на брюхе, вся шайка. Здесь самое подходящее место для апробирования.

Теперь мне даже ясно, каким способом я незаметно подсыплю каждому его дозу.

По данным информации, находимся над Монако. Удивительно, что можно созерцать на экране Грейс Келли — пулеметчицу поневоле, — в то время как она где-то там, внизу, правит гражданами Монако.

14.13. Снова появился зеленый дубонос. Последний раз я видел его три недели назад, в Лондоне. Птица прихрамывает. Подаю ей знак рукой. Дубонос шумно бьет крыльями и движется по кругу. Вскакивает на плечо к смуглой стюардессе. Та ничего не замечает. Дубонос начинает по частям дематериализовываться. Мощный клюв, потом лапы. Когда стюардесса наклоняется ко мне с вопросом, что я буду пить, замечаю у нее на плече темно-зеленое перо из его хвоста. Беру и сую вместо закладки в свой блокнот.

14.18. Иду в буфетную. Прошу какие-нибудь таблетки от изжоги. Когда стюардесса протягивает мне стеклянную трубочку, я роняю ее да еще вдобавок загоняю ногой под кресло. Стюардесса мчится за ней вдогонку. Подносы с чайничками, кофейниками, фужерами остаются без присмотра. Засыпаю в них свой порошок. Поскольку достаточно почти микроскопической дозы, времени хватает с избытком. Стюардесса приносит трубочку. Я благодарю. Иду в туалет. Тщательно очищаю руки от следов порошка, затем протираю лицо лосьоном «Ярдли», который приготовлен к услугам пассажиров. Импортные лосьоны я люблю больше, чем отечественные, хотя по качеству они, может быть, ничем не отличаются друг от друга. Одни только названия чего стоят: «Олд спайс», «Фреш ап», «Эмбасси тонификант», «Кабаллерозо», «Шевалье нуар», «Ли-Танг-Ивори». Мужская свобода и одновременно солидность. Еще раз протираю лицо лосьоном. Возвращаюсь на свое место.

— Не хотите ли воды запить таблетку?

— Нет, спасибо, изжога уже прошла.

— Какой вы напиток заказывали, доктор Вайбшнитт?

— Спасибо, я не хочу пить.

Смуглая и русая стюардессы разносят горячий чай и кофе.

14.27. По времени — пора. Стюард и стюардессы уже отнесли напитки радисту и в кабину пилотов. Для вящей надежности жду еще немного, затем беру «Панч» и на странице юмора читаю: «Взобравшись на трибуну в Гайд-парке, монашка возбужденно толкует о тесной взаимосвязи между страстью заключать пари и потреблением зубной пасты в Новой Зеландии.

— А что вы можете сказать насчет падения рождаемости в Уэльсе? — спрашивает ее какая-то дама в костюме мышиного цвета.

— Это не по моей части, — отвечает монашка, — а если вы мне не верите, готова держать пари. Ставлю свой чепец.

— Ладно, оставьте лучше все как есть, — говорит слушательница и дает монашке четыре шиллинга».

Не могу понять смысл шутки. Переписываю текст. Может, когда-нибудь пойму.

14.32. Поджигаю «Панч», вздымаю его, как факел, и бегу по проходу с криком: «Пожар! Мы падаем! Машина горит!»

Цейлонка в сари вскакивает, барабанит кулаками по стеклу и кричит. «Лихори! — кричит она. — Лихори сунта!» Остальные продолжают сидеть, читают журналы, почти не поднимают глаз.

Смуглая стюардесса подходит ко мне.

— У вас до сих пор изжога?

Не дождавшись ответа, уходит в буфетную.

Я спрашиваю у цейлонки:

— Вы ничего не пили?

— Я только сегодня вечером выпью немного чаю. У нас пост. Рамадан.

— Тогда успокойтесь, — говорю я. — Насчет огня это была просто шутка.

— Вы не джентльмен, — говорит цейлонка и снова садится.

Черные, причудливо обуглившиеся страницы «Панча» величаво плавают в воздухе, опускаясь на подголовники и между рядами кресел.

Стюардессы раздают подносики с едой. Русая откидывает столик перед моим сиденьем и ставит на него подносик. Нам предлагают: бульон по-шотландски из дикой утки с сырными палочками, индюшачью ножку с миндалем, карамельный пудинг с вишнями и тосты с сыром на сладкое.

Цейлонка идет в туалет. Делаю вид, будто хочу взять себе журнал, для чего подхожу вплотную к ее месту и посыпаю транквилизатором лежащий на сиденье платок.

Обрывки сгоревшего «Панча» между тем рассыпались в прах и растоптаны ногами. На белых подголовниках — серый пепел. Никто не протестует. В голове у меня звенит песенка из фильма «В самый полдень»: «Do not forsake me, oh my darling»[28].

Ем, жую, напеваю.

16.02. Пролетаем над Азорами. По расписанию здесь должна быть посадка, но машина сохраняет прежний курс и прежнюю высоту. Русая стюардесса явно пила виски. Я угадываю это по ее дыханию, когда она спрашивает, не желаю ли я купить беспошлинные сигары. Смуглая сбросила прямо в проходе туфли на высоких каблуках и бегает в тапочках. Так удобней, сообщает она. Стюард продает сигареты и французские духи. Под мышками на светлой ткани кителя проступают темные полукружия.

Я сижу как раз над крылом. Иллюминатор здесь снабжен надписью «Emergency Exit — Pull Handle Down — Push Window out!»[29].

19.17. Очевидно, я спал. Часть пассажиров отсутствует. Значительная часть. Осталась примерно треть от тех, кто поднимался по трапу в К… Может быть, машина за те два часа, что я спал, все-таки делала посадку?

Из динамика вместо обычных данных о высоте и географическом положении доносятся несвязные фразы на всевозможных языках:

— …Des silences mettaient en route sur d’invisibles radiaux… puis chaviraient multicolores… Estar con el alma en un hilo… there should be no intention to scare somebody to death… L’immagine presa una volta dall’originale della natura quanto ritraendosi per varie menti trapassa…[30]

Стюард мчится мимо в тренировочном костюме. Я спрашиваю, нет ли у него виски, желательно «Олд смагглер». Приносит мне бутылку «Олд смагглера».

— Цена? — спрашиваю я.

— Здесь больше ничто не имеет цены, — отвечает он.

Иду в кабину пилотов, распахиваю дверь. Хочу изобразить пьяного и полить пилотов из моей бутылки, чтобы проверить действие транквилизатора также и на них. Но на месте первого пилота сидит смуглая стюардесса в купальном халате радужной расцветки и пинцетом выщипывает волосы у себя на ногах.

Автопилот перед креслами неравномерно и тихо покачивается, вперед — назад, вперед — назад.

Не понимаю, что происходит.

— Вы что!.. — восклицаю я.

Стюардесса на мгновение поднимает глаза и кивком выражает полнейшее согласие со всем, что я говорю и делаю или намерен говорить и делать.

Протягиваю ей бутылку.

— Мерси, доктореночек, век не забуду, — говорит она. — Ради тебя я готова надушиться даже виски.

Возвращаюсь в салон. Посреди прохода стоит господин в светлом фланелевом костюме и справляет малую нужду. При виде меня он на мгновенье прекращает свою деятельность, но тут же возобновляет ее.

— Дап-палнительная з-з-заправка, сэр, — довольно бормочет он мне.

Не желаю идти дальше, опускаюсь в пустое кресло возле входа в кабину пилотов.

Начинается новый фильм.

«О том, как Дональд Дак дважды перехитрил Плутона».

Сижу слишком близко. Отдельные детали лезут в глаза: морда Плутона, утиные лапки Дональда Дака. Болят глаза.

2.49. Чувствую себя бодро, как никогда. Размышляю о своем транквилизаторе. Имеют ли события в самолете какое-то отношение к нему? Не велика ли доза? Не возникают ли побочные действия? Это можно проверить только на себе.

5.08. На мгновение в пустом самолете возник зеленый дубонос. Теперь он мог бы без опаски занять место рядом со мной. Но он не повернул ко мне головы и исчез, прежде чем я успел его окликнуть.

5.42. Иду в буфетную, поискать, нет ли чего съестного. Дверь в багажное отделение не закрыта. Открываю ее. Не без труда. Похоже, будто за ней лежит человек. Потом ощущаю давление воздуха: крышка багажного люка свободно хлопает на ветру. Вижу необозримый горный массив. Анды, по всей вероятности.

В самолете много солнца. И очень приятно находиться одному в содрогающемся теле летящей машины. Сажусь там, где мне удобнее, рядом с бесхозными чемоданами «Дипломат», синими полотняными сумками, на пестрые пледы.

Вторично наведываюсь в кабину пилотов. Там вижу лишь халат смуглой стюардессы. Подрагивают белые стрелки на приборах. Отчетливей становятся морщинистые склоны гор.

Остаюсь в кабине. Сажусь в черное кожаное кресло первого пилота. Поскольку кабина позволяет обзор и снизу, чувствую себя так, словно парю в воздухе без машины.

Беспокойство. Теперь транквилизатор нужен мне самому. Опыт. Подтверждение. Бумажный стаканчик с апельсиновым соком. Засыпаю порошок. Много беспокойства — много порошка. Очень много беспокойства, но ведь и порошка я принял очень много. Чувствую, как беспокойство разрушается… я спокоен, я уверен… Надо бы и дубоносу попробовать моего транкви… голова… спокойствие… спокойствие…


Бортовой журнал доктора Вайбшнитта был обнаружен перуанским сборщиком гуано Перфильо Бакласом на острове Хонтролрес, под слоем пеликаньего помета, и в соответствии с правительственным указом доставлять все кем-либо написанное в ближайший полицейский участок доставлен в Гарнескаль. Несколько позже эти фрагментарные записки попали в руки секретной службы в Лиме вместе с зеленым пером дубоноса, вложенным туда в качестве закладки.

Загрузка...