Огненная вьюга

28. ДЕЛО БЫЛО ПОД КЛИНОМ

Отряд прибыл на шоссе за три часа до рассвета. Командиры взводов с ходу начали занимать указанные на рекогносцировке позиции. На правом фланге расположились алексеевцы, в центре — брандуковцы, на левом фланге — третий взвод. Его командиром после гибели старшего лейтенанта Васильева был назначен старшина Шкарбанов.

Проследив за расположением пулеметных огневых точек, начальник штаба подошел к командиру:

— Товарищ капитан, у меня возникла одна мысль.

— Слушаю вас.

— Завтра предстоит сложный бой. Старшина Шкарбанов отважный командир. Но у него нет еще достаточного опыта. К тому же он совсем недавно во взводе и не успел изучить подчиненных…

— Это вы к чему, Федор Николаевич?

— Я прошу разрешения быть до конца боя в третьем взводе… Чтобы помочь Шкарбанову.

Вместо ответа капитан Шевченко крепко пожал Ергину руку.

До рассвета оставалось еще более двух часов, когда в снежный окоп, где расположились командир и комиссар, спустился старший лейтенант Брандуков:

— Товарищ капитан, — доложил он командиру отряда, — группа подрывников для устройства завала на шоссе и минирования готова. Разрешите направить ее на шоссе?

— Да, пора. И на дороге тихо. Отдыхает немчура…

— А может, после засады Алексеева немцы не решаются посылать в ночное время небольшие колонны и одиночные машины? — высказал предположение Огнивцев.

— Возможно, и так. Но с рассветом они наверняка попрут на юг из клинского «мешка», — сказал Шевченко. — Сумеем ли мы их надолго удержать, вот в чем вопрос.

— Ну преодолеть завал из столетних сосен на заминированной местности под нашим огнем отнюдь не просто, — отозвался комиссар.

— Так-то оно так, Иван Александрович. Но на их стороне артиллерия, танки. Да и пехоты невпроворот. А у нас только пулеметы и автоматы, — хмуро сказал капитан.

— Ну и что ж! Нам же летчики помогут. Ты ведь знаешь…

— Все знаю. А вдруг непогода! Самолеты не смогут подняться с аэродрома. Тогда что? — продолжал Шевченко.

— Поживем — увидим и будем принимать решение по обстановке, Александр Иосифович.

— Нет, дорогой мой комиссар, тогда будет поздно. Надо сейчас продумать возможные варианты, предполагая худшее. Я пройду к шоссе, посмотрю, как усилить завал, а ты с начштаба проверь каждую огневую точку, позицию каждого бойца. Прикиньте с Ергиным систему огневого взаимодействия между взводами, возможности маневра огнем по обе стороны завала. В общем — помозгуйте, повторяю, имея в виду самое худшее. И бойцов так же настройте. А то будут на свою соображалку надеяться и принимать решения… «по обстановке».

Произнеся последние слова с явной подначкой, капитан Шевченко по-дружески хлопнул Огнивцева по плечу и растворился в предрассветных сумерках. Комиссар с минуту смотрел ему вслед, в который раз уже восхищаясь своим другом и досадуя на себя за мелькнувшую мимоходом мысль о мимолетной непонятной духовной слабости командира перед главным боем рейда.

Прошло с полчаса и на шоссе один за другим прогремело более десятка взрывов. Огромные сосны и ели надежно перегородили дорогу. Затем саперы, которых возглавил командир отряда, заложили у завала и на дороге противотанковые и противопехотные мины и тщательно замаскировали их.

Шевченко вернулся на свой снежный НП. Он то и дело запрашивал выдвинутых далеко на фланги наблюдателей, не видят ли они приближающихся машин. Но во всей округе царила тишина, не наблюдалось ни одного огонька.

Шевченко задумался: такое тяжелое положение у противника под Клином и столь слабое движение на шоссе… Что это? Совсем выдохлись немцы, что ли?

Звездная, морозная ночь медленно отступала перед рассветом. Из засады уже отчетливо просматривалась шоссейная дорога. Но на ней по-прежнему было пустынно. Только грозно громоздился завал, слегка припорошенный легоньким снежком.

Зазуммерил телефон. Связист протянул трубку:

— Вас вызывают, товарищ командир.

— Ну, что там? — схватив трубку, спросил Шевченко.

— Появились машины со стороны Клина, — доложил один из наблюдателей.

Шевченко глубже надвинул на лоб шапку, подморгнул Огнивцеву:

— Ну вот и «гут морген». Первые ласточки, вернее, вороны. — И в трубку: — Следите за танками и артиллерией, колоннами с пехотой.

Прошло не более десяти минут и до десятка грузовых автомобилей, нагруженных различным имуществом, подошли с севера к лесному завалу. Водители и сопровождающие машины офицеры вышли из автомобилей и довольно спокойно начали осматривать поваленные на дорогу сосны и ели. До них, видимо, еще не дошел смысл происходящего — так тихо было вокруг. Да им ничего и не оставалось, кроме как беспомощно глядеть на завал и ждать помощи.

Но вот два офицера решили преодолеть завал. Хватаясь за сучья, они стали забираться на его вершину. Но тут же громыхнул взрыв. В воздух взлетели обломки ветвей, клочья сапог и мундиров. Это сработала одна из мин.

Взрывом словно вымело из машин гитлеровцев. Они залегли в кюветах и открыли беспорядочную пальбу из автоматов и карабинов. Над лесом взвились, словно взывая о помощи, ракеты.

— Вот и начался наш рабочий день, — сказал Огнивцев.

— И вроде неплохо, — отозвался Шевченко.

По снежному ходу сообщения прибежал Брандуков:

— Товарищ капитан, разрешите их чесануть зажигательными из пулеметов, пока не подошли большие силы.

— Запрещаю! — отрезал командир. — Без приказа огонь не открывать.

— Правильно! — поддержал Огнивцев. — Нам не следует себя преждевременно обнаруживать. Вот подсоберется перед завалом побольше фашистов, дождемся авиации, вот тогда вместе и ударим.

Снова зазуммерил телефон. Командир нетерпеливо схватил трубку:

— Колонна? Большая? Докладывайте точно. Так… Так… Отлично.

Тотчас раздался сигнал другого аппарата. Выслушав доклад, капитан Шевченко бросил комиссару, беря в руки бинокль:

— С севера и с юга к завалу подходят две колонны до двадцати машин в каждой.

Вскоре их увидели и с наблюдательного пункта отряда. На юг из Клина шли грузовики с чем-то заполненными кузовами, затянутыми брезентом. На север же спешила колонна автомобилей с пехотой, штабной автобус, четыре кухни и две санитарные машины.

— На Новопетровское откатываются машины тыловых подразделений, — сказал Шевченко. — Ценности для нас они не представляют. А вот колонна на Клин заслуживает внимания.

— Это почему же? — спросил Огнивцев.

— По-моему, это пехотный батальон, брошенный на прикрытие какой-то бреши в обороне…

— Не скоро он попадет на передний край, — заметил Огнивцев. — Да и попадет ли вообще. У них нет ни танков, ни артиллерийских тягачей.

— Подождем, посмотрим, что они будут делать дальше.

…Головные машины маршевого батальона подошли к первым деревьям завала. Из их кабин вышли на шоссе три офицера и начали что-то обсуждать, размахивая руками. До десятка солдат, высаженных с первой машины, полезли на завал, таща за собой стальной трос и пытаясь набросить его на комель толстой сосны, чтобы оттащить ее. Но глухо лопнули несколько взрывов противопехотных мин, и несколько солдат повалилось на ветви. Остальные шарахнулись назад. Вновь в небо взлетели три красные ракеты. Опять зов о помощи.

Воцарилась тягостная напряженная тишина. Над лесом выглянуло желтое холодное солнце. Засада молчала. Ошеломленно молчало и шоссе. Но вдруг оно зашумело, загорланило, раздались какие-то команды. Солдатам, уловил переводчик, разрешили до подхода техники греться пробежками, не сходя с дороги.

Скопление машин у завала росло. С двух сторон от него стояло уже более двухсот автомобилей. Ярость Шевченко вскипала всесильнее. Ему не терпелось скомандовать отряду «Огонь», но пока не появлялась обещанная авиация да и размеры «пробки» еще не удовлетворяли разведчиков. «Еще, еще подползайте, гадюки поганые, — шептал Шевченко, кусая губы. — Мы вам покажем Москву…»

А самолетов все не было. Что с ними стряслось? Почему не летят?

Успокаивал как мог комиссар, хотя сам уже почти потерял надежду на их прилет:

— Ничего, потерпим. Все будет в порядке. Это же приказ Жукова.

И вот обострившийся до предела, настороженные слух уловил радостно колыхнувший сердце гул. Воздух надсадно зазвенел, вначале легко, потом тяжелее, массивнее и вот уже заполнил все небо.

— Летят, родные, летят! Что я вам говорил! — восторженно воскликнул комиссар, разом забыв сиюсекундные сомнения.

В воздух взмыли ракеты целеуказания и тут же раздалась команда:

— К бою!

Первой появилась шестерка истребителей. Они молнией пронеслись над скоплением вражеских машин, поливая их огнем из пушек и пулеметов. Вслед за ними над дорогой закружила девятка бомбардировщиков. Засвистели бомбы, дрогнула, затряслась, будто пыталась что-то сбросить с себя, земля. Многие машины от прямых попаданий разлетелись на куски, другие загорелись. Между ними ошалело метались солдаты и офицеры, но укрыться им было негде. Паника и неразбериха на шоссе, кажется, достигли предела. Самолеты, сбросив бомбы, развернулись над лесом и обрушили на колонны огонь пушек и пулеметов.

Шевченко поднял над головой ракетницу. Красная звездочка расцвела над пригорком.

— По фашистам огонь! Огонь!!

Грянули дружные очереди из пулеметов и автоматов. И по тем, кто пытался удрать из-под Москвы, и по тем, кто шел им на помощь. «Та-та-та-та», — неслось по заснеженному лесу. «Так-так, так», — отзывалось эхо.

Над полем боя пронесся краснозвездный «ястребок». Он прострочил из пулеметов дорогу, сделал «горку» и приветственно покачал разведчикам крыльями.

Самолеты ушли. Затих и огонь с пригорка. Шоссе оцепенело. Только слышался треск горящих машин да грохот рвущихся в них боеприпасов.

Но вот фашисты стали приходить в себя. Первым начал активные действия маршевый батальон. Пехотинцы во главе с офицерами выскакивали из кюветов, из-под машин на дорогу, пытались тушить горящие автомобили, откатывали подальше уцелевшие, стаскивали в одно место трупы, оказывали помощь раненым… Невероятно, но факт, что все были настолько ошеломлены и подавлены бомбежкой, что словно забыли о десантниках.

Шевченко, наблюдая в бинокль за происходящим, обратился к Огнивцеву:

— Авиация выполнила задачу. А мы только наполовину. Однако обстановка складывается в нашу пользу. Фашисты, потрепанные летчиками и нашим огнем, пока еще не очухались.

— Что решил?

— Подождать, пока все вылезут на дорогу, и дружно ударить снова. Однако в затяжной бой ввязываться не будем…

Но тут Шевченко увидел, что к разгромленным у завала колоннам со стороны Новопетровского подошли три легких танка, два мощных тягача и несколько автобусов, в том числе и санитарных.

— Это еще что за явление? — спросил комиссар.

— По-моему, это специальный отряд для расчистки дороги и ликвидации создавшейся на ней пробки. Пока эти «спецы» еще не осмотрелись как следует, надо поддать немцам жару, — возбужденно проговорил командир.

И вновь по врагу ударили пулеметы и автоматы. Искры трассирующих пуль жалили фашистов, прижимали к земле. Вспыхнуло еще несколько автомобилей. Однако на этот раз гитлеровцы немедленно открыли ответный огонь. В сторону лыжников полетели зеленые ракеты целеуказания и несколько фашистских пулеметов разом ударили по позициям десантников. Бой начал принимать организованный характер, невыгодный для разведчиков. Враг обладал подавляющим численным превосходством, а его танки были неуязвимы для разведчиков. Фашистские танкисты, разобравшись в сложившейся ситуации, начали обстрел осколочно-фугасными снарядами опушки леса, где проходила позиция разведчиков. Несколько из них разорвалось вблизи снежных окопов. Среди бойцов отряда появились убитые и раненые.

Оценив обстановку, Шевченко решил отвести отряд в глубину леса. На НП был вызван Шкарбанов. Вместе с ним прибыл и старший лейтенант Ергин.

— Положение, товарищи, сложное, — начал Шевченко. — Оставаться здесь больше нельзя. Отряду приказано отойти в глубь леса. Задача третьего взвода — прикрыть отход, все время мешая огнем расчистке противником завала.

— Есть, товарищ капитан! Взвод задачу выполнит, — отчеканил старшина. — Разрешите идти?

В разговор включился Огнивцев:

— Самим на рожон не лезть. Людей беречь. Возникнет угроза окружения — немедля отходить. Так, командир?

— Ясно, товарищ комиссар! — вскинул руку к ушанке старшина.

— Разрешите уточнить мое место, товарищ капитан, — обратился к Шевченко старший лейтенант Ергин.

— А вы как считаете, где вам целесообразнее находиться?

— Считаю необходимым остаться во взводе Шкарбанова до конца. Может случиться так, что самое трудное для третьего взвода будет еще впереди.

— Согласен, — ответил командир. — Действуйте.

Отряд скрытно от противника начал отход в лес. Третий же взвод занимал прежнюю позицию. Танки противника прекратили стрельбу. Умолкла и пехота, очевидно, полагая, что «партизаны» не выдержали интенсивного обстрела и отступили. Тягачи и высаженная с грузовых автомобилей пехота подошла вплотную к завалу и попыталась растащить поваленные деревья. Прогремело несколько взрывов. Но работа по расчистке дороги продолжалась.

Шкарбанов обратился к Ергину:

— Товарищ старший лейтенант, может, пора? А то упустим время и немцы сумеют устранить препятствие.

— Погоди. Пусть их побольше соберется… в кучу.

Словно выполняя пожелание Ергина, к завалу подошло еще около двадцати вражеских солдат. Они дружно принялись цеплять стальные тросы за поваленные сосны.

— Вот теперь пора, — сказал Ергин и подал команду: — Огонь!

Четыре пулемета и пятнадцать автоматов дружно ударили по оккупантам. После минутного замешательства гитлеровцы открыли ответный огонь. Под его завесой немцы продолжили расчистку завала. Видно было, как ретиво командовал здесь высокий офицер в кожаном пальто с меховым воротником. Он и привлек внимание рядового Махоркина. Боец взял фашиста на прицел своей снайперки и нажал на спуск! Промах! Пуля только сбила с офицера фуражку. А может, она и сама свалилась, когда тот наклонился с концом троса к бревну.

— Ах, дьявол! Но погоди, второй раз не промажу.

Махоркин прицелился более тщательно и, затаив дыхание, произвел выстрел. Офицер, прижав обе руки к груди, рухнул.

— То-то, — удовлетворенно буркнул Махоркин, — в другой раз на рожон уже не полезешь. А вот еще один ретивый… Ну и тебя туда же, к адольфовой маме. На тебя одной пули хватило. А ты… Ты куда лезешь, сучий потрох? — вскричал боец, беря на прицел третьего «активиста». — Не суй нос козе под хвост, паршивец… Вот так-то.

К завалу полз с сумкой санитар. Видимо, кто-то из троих офицеров был еще жив.

— Ну, черт с тобой, ползи, — выругался Махоркин. — От тебя вреда немного. А вот этому плюгавому юнцу штаны подкрасим, чтоб знал, что такое Россия.

Он поймал в оптический прицел фигуру бегущего к завалу щуплого солдата и выстрелил. Тот свалился на бок, ухватился за голень.

— Вот так-то… Скажи спасибо, что на тот свет не отправил.

Меж тем фашисты опомнились, сгруппировались и повели наступление на позицию взвода. Растянувшись в охватывающую цепь, они с трудом лезли по глубокому снегу в гору. Их подгоняли, размахивая пистолетами, офицеры. За пехотой, стреляя на ходу, поползли и легкие танки. Но, пройдя с полсотни метров, они безнадежно застряли в сугробах и уже не могли вести прицельный огонь. Позиция разведчиков оказалась в мертвой зоне. Но тут с дороги ударили несколько пулеметов. Их огнем в третьем отделении были убиты два разведчика. Получил рану в плечо старшина Шкарбанов. Умолкла винтовка Махоркина, раненного в голову.

Обстановка для бойцов складывалась гибельная. На позицию взвода наступало до роты солдат противника. Часть из них пошла в обход высоты справа. Пулеметы врага, расположенные на дороге, продолжали интенсивный обстрел.

— Товарищ старший лейтенант, — прижимая рукой раненое плечо, обратился к Ергину старшина Шкарбанов. — Пора отходить, а то несдобровать.

— Согласен. Поддадим только огоньку по этим паразитам, чтобы они носы в снег воткнули и полежали так, пока мы до леса дотопаем.

Взвод открыл дружный огонь по врагу, а затем быстро снялся с позиций и, укрывшись за обратными скатами высоты, встал на лыжи и устремился в лес.

…Атакующие взобрались на высоту около получаса спустя после ухода оттуда разведчиков. В окопах они обнаружили лишь пустые гильзы от пулеметных и автоматных патронов да пустые консервные банки из запасов «НЗ».

— О, мой бог! — воскликнул офицер, возглавлявший атаку. — Что же я скажу командиру батальона!

…Взвод старшины Шкарбанова догнал отряд на плешивом пригорке, поднимавшемся среди густых лесов как сахарная голова. Вид у бойцов был довольно странный. Все стояли в одной позе — опершись на лыжные палки и, как по команде, повернув головы в одну сторону. Одни были без шапок, другие завернули их клапаны, прижав к ушам ладони.

— Товарищ капитан, — начал было доклад старший лейтенант Ергин, но Шевченко остановил его энергичным жестом руки:

— Тихо, слушай… Все слушайте!

С севера со стороны Клина, где вчера вечером еще заметно разливалось зарево далекого пожара, редкие порывы ветра временами доносили утробный грохот. Не частый, но тяжелый, будто где-то в землю забивали огромные сваи.

— Наша артиллерия, — протянул кто-то зачарованным голосом.

— Наши!.. Наши идут! Ур-ра! — прокатилось по высотке.

Радостное чувство охватило и командира.

— Определенно это наши, — сказал он Огнивцеву. — И уже не так далеко.

— Да, километрах в пятнадцати громыхает, — ответил комиссар. — День, два и будут здесь. Жалко, не все бойцы дождутся встречи с ними. Вон у Шкарбанова еще двое погибли.

Помолчали минуту.

— Где похороним их, комиссар? — спросил Шевченко. — Как ты считаешь?

— У ближайшей деревни, чтоб могилы не затерялись. Нельзя в глухом лесу оставлять. Кто к ним придет? И сейчас, и после войны. Я думаю — надо бы нам специальную карту завести и отмечать на ней места захоронений всех погибших в боях и умерших от ран.

— Ты прав, Иван Александрович, — сокрушенно покачал головой Шевченко. — Сколько таких могил в лесах под Велижем осталось. Их теперь и не отыщешь ни за что. Помнишь старшину Ковезу? Настоящий герой был. А похоронили его наспех, в глухом лесу.

…Уже было темно, когда отряд прибыл на свою стоянку. Оставшаяся там команда для охраны неприкосновенного запаса патронов, взрывчатки, продовольствия и ухода за ранеными радостно встретила лыжников. Но задерживаться здесь не стали, а, забрав всех с собой, направились в деревню Власково. Здесь колхозники приготовили десантникам горячий ужин и в каждой избе определили места для ночлега бойцов в тепле.

Радист отряда застал командира, комиссара и начальника штаба за чаем в одном из домов в центре деревни. Протянул капитану Шевченко листок радиограммы.

— Вам срочная из штаба фронта.

Командир отпустил радиста, поднес листок поближе к коптящему огоньку керосиновой лампы и вслух прочитал:

— Вот это здорово! — воскликнул комиссар. — Поздравляю, командир!

— И тебя, комиссар, и тебя, начальник штаба. Выходит, неплохо мы повоевали.

— Получается так. Видать, летчики обо всем доложили, а то и сфотографировали нашу работу. Надо сегодня же представить отличившихся к наградам.

— Может, отложим это до возвращения домой? — спросил Ергин.

— Ни в коем случае, — горячо возразил Огнивцев, — откладывать нельзя. Сегодня же нужно обсудить кандидатуры наиболее достойных с командирами и отправить представления по радио. И, конечно же, назвать их имена всему личному составу! Это очень важно.

— Быть посему, — согласился капитан Шевченко. — Через часик соберемся и обсудим. Заодно доведем до командиров содержание телеграммы, нацелим их на переход в новый район.