Местом расположения отряда на ближайшие два дня был выбран лесной массив в десяти километрах северо-восточнее Новопетровского, недалеко от дома лесника. Здесь было решено на скорую руку построить зимний лагерь: соорудить шалаши из хвойных веток на 8—10 человек каждый, в них отрыть ямы, где и в светлое, и в темное время суток можно было бы развести костры.
Костры, костры солдатские… Пожалуй, нет на земле никого более влюбленного в костры, чем русский человек. И это, видимо, потому, что никому другому не довелось провести столько дней и ночей у живого огня под открытым небом. В глухомани зарослей и буреломов отвоевывал он метр за метром для пашни и огородов, прокладывал тропы и дороги. Топором и мотыгой корчевал делянки. Под дым костров русский мужик пахал и сеял, валил лес на срубы, слушал в ночном у костров сказки, спасался от стужи.
Вот и теперь в морозном, снежном Подмосковье загорятся костры в шалашах. Они согреют бойцов. Помогут им восстановить силы, чтобы на другой день сразиться с врагом…
Домик лесника оставался запасным местом отдыха и временным лазаретом для раненых, которые непременно появятся после завтрашнего боя. Здесь же было решено готовить горячую пищу для отряда.
Старик-лесник Иван Кузьмич Мельников и его жена Пелагея Ивановна оказались доброжелательными людьми. Они охотно снабдили разведчиков необходимыми инструментами для устройства зимнего лагеря — двумя пилами, тремя топорами, несколькими лопатами, настояли на том, чтобы старшина Кожевников взял три мешка картошки, здоровенную связку лука, стали выпекать лепешки из своих скудных запасов муки. Кроме того, Иван Кузьмич сообщил командованию немало ценных сведений о размещении немецких гарнизонов в ближайших селах, рассказал о заветных лесных тропах, наверняка неведомых противнику.
— Золото, а не дед, — сказал, как припечатал, рядовой Хохлов, — и бабка ему под стать.
В 8 часов утра в доме лесника собрались командиры взводов старшие лейтенанты Алексеев, Брандуков, Васильев и командир хозяйственного взвода старшина Кожевников.
— Товарищ капитан! Командный состав отряда для получения боевой задачи собран, — четко доложил начальник штаба старший лейтенант Ергин, как только в комнату вошли командир с комиссаром.
Командир отряда не спеша развернул на столе топографическую карту:
— Мы расположены в лесу в районе высоты двести пятьдесят один. Будем находиться здесь два дня. Задача на сегодня: используя вьюгу и плохую видимость, организовать разведку. Командиру первого взвода старшему лейтенанту Алексееву — в районе Горки — Савельево; командиру второго взвода старшему лейтенанту Брандукову — в районе Новинки на шоссе Клин — Новопетровское, старшему лейтенанту Васильеву — в районе Зыково и Ушаково. Состав каждой разведывательной группы восемь — десять человек. Главные цели: наблюдением и опросом местных жителей, а главное — показаниями «языков» определить расположение вражеских гарнизонов в округе, нумерацию частей, их численность, размещение пунктов управления, складов боеприпасов и горючего. Начало действий в десять утра. Остальному личному составу под руководством начальника штаба заняться оборудованием места стоянки. Все понятно? Вопросы есть? — спросил под конец Шевченко.
— Есть вопрос, товарищ капитан, — поднялся из-за стола Алексеев. — Как быть, если мы встретим колонну автомобилей с пехотой или обнаружим небольшой гарнизон. Можно ли их расколошматить при удобном случае?
— Вы идете в разведку с небольшими силами и в затяжной бой не ввязываться. Действовать из засад против небольших групп врага, имея в виду захват пленных, штабных документов. Мы только начинаем боевую работу. Надо вначале подробно изучить обстановку, что называется, осмотреться. А тогда уж и «колошматить», как вы выразились.
— Не отдельные гарнизоны, колонны автомобилей с пехотой врага, а его штабы, пункты управления, склады боеприпасов и горючего должны интересовать нас в первую очередь, Николай Федорович, — поддержал командира Огнивцев. — Таков приказ командующего фронтом. А где они расположены, мы пока не знаем. Это должна выявить разведка. Вслепую успешно действовать нельзя.
— Ясно, понятно…
— Если так, то за дело, — сказал Шевченко. — Успеха вам, боевые друзья, боевой удачи, будем ждать вас с богатым уловом.
В назначенный час все группы ушли в разведку. Снежный буран не утихал.
Лыжники Алексеева, за два часа обойдя населенные пункты Медведки и Парфенки, преодолели расстояние в восемь километров и подошли к деревне Горки. Для наблюдения к околице поползли младший сержант Корытов и рядовой Хохлов. Оставив напарника для наблюдения, в готовности в любой момент прикрыть его огнем, Корытов подошел к крайней прилепившейся к опушке леса избе и неожиданно лицом к лицу столкнулся с пожилой женщиной в ветхом полушубке, вышедшей из-за сарая. Увидев человека в белом маскировочном халате, женщина оторопела:
— Ой! Кто вы? Что вам надо?
— Боец Красной Армии, — ответил Корытов.
Женщина обрадованно всплеснула руками, но тут же испуганно отшатнулась, тревожно оглянулась по сторонам:
— Уходите! Ради бога уходите. В деревне полно немцев.
— Спокойно, мамаша, не суетитесь, я здесь затем, чтобы узнать, сколько их у вас, где они располагаются…
Женщина схватила Корытова за рукав маскхалата, завела за угол дома и, украдкой выглядывая из-за него, стала рассказывать, к удивлению младшего сержанта, как заправская разведчица:
— Вот в том доме на бугорке, где раньше был сельский Совет, живут четыре офицера и четыре солдата… Гоняли туда на приборку соседку мою — Профьевну, она своими глазами видела. Рядом с сельсоветом в избе Васильевых, она с железной крышей, — восемь фашистов. Хозяйка сама мне и говорила. Их-то в сараюшку выгнали, а сами как баре… Все, говорит, горницы загадили, нехристи… А всего их тута с полсотни, наверное. Да, не меньше! Намедни ихнее начальство, видать, приехало. Так они все вместе «зикхайю» орали. Точно — не мене полуста. — Женщина всхлипнула: — Житья нет никакого: пьянствуют да безобразют… Девку Мокеевых ссильничали, два дома спалили. А уж животину — всю подчистую вывели.
— Что это за войска, не знаете? — спросил Корытов.
— Ну эти, как их? Что из пушек стреляют. И строют еще что-то, где пионерлагерь был. Это между деревнями Румянцево и Савельево. Машины туда все ездют, ящики какие-то возят… Много машин.
— А в деревне Савельево фашисты есть?
— Говорят, что да, но сколько их, мне неведомо.
Вскоре Корытов и Хохлов вернулись к своим. Младший сержант подробно доложил старшему лейтенанту Алексееву о разговоре с женщиной.
— А какова охрана у них? — спросил командир взвода.
— Со стороны леса охранения нет. Похоже на то, что в деревне Горки и около Савельево, мы туда тоже проскочили, находятся тыловики, занятые на артиллерийском складе. На охрану большого внимания не обращают. Видимо, в Подмосковье их никто еще не щипал.
Прямо зачесались руки у Алексеева. Вот бы сейчас, пользуясь непогодой, ворваться в деревню и проучить наглецов. Но, вспомнив слова командира и комиссара, он остыл, оставил эту затею и решил устроить засаду на дороге, недалеко от деревни Савельево и захватить «языка».
За час группа Алексеева, обойдя стороной населенные пункты, вышла на шоссе южнее Савельева. Дорогу занесло почти начисто, колесным машинам по ней было не пройти, но виднелись свежие следы, по всей вероятности, гусеничного транспортера. Разведчики залегли за забитым спрессовавшимся снегом кустарником и выбрали удобные места для стрельбы. Правильно говорят, что хуже нет — ждать и догонять. Алексеев нервничал. Короткий зимний день быстро угасал, а дорога была по-прежнему безлюдной. «Неужели так никто и не покажется? Экая досада!» Старший лейтенант упрекал себя в нерешительности у Горок. «Надо было там с ходу наделать шороху, — думал он, — «языков» было бы навалом, на выбор…»
Досаду командира взвода усугубил младший сержант Сандыбаев — его боевой товарищ по Велижскому рейду. Он подполз к Алексееву и вполголоса заговорил именно о том, о чем тот в это время думал:
— Товарищ старший лейтенант! Может, вернемся к Горкам? Мы бы там заарканили хоть полдюжины фрицев. А то просидим здесь без толку… В такую погоду сидят эти шакалы по теплым домам и шнапс глушат.
Алексеев сердито посмотрел на Сандыбаева:
— Не ной, Сандыбай. Без тебя тошно. Не здесь, так в другом месте возьмем «языка». Без него в лагерь не вернемся, понял…
Но не успел он договорить, как услышал тихий доклад сержанта Корытова:
— Едут, товарищ командир. На санях едут, а сколько их, пока не различаю.
— К бою! — скомандовал Алексеев. — Без моей команды огонь не открывать!
Прошло несколько томительных минут и сани, которые тащила крупная сытая лошадь то ли белой масти, то ли облепленная снегом, приблизились вплотную к засаде. В них сидели два немца, закутанные в женские шали. На ногах пестрели крестьянские половики.
— Не стрелять! Возьмем обоих живьем! — скомандовал Алексеев. — Корытов, Сандыбаев и Мисник, вперед! Остальным держать фрицев на прицеле.
Продрогшие на морозе фашисты не успели и ухватиться за автоматы, как были оглушены и обезоружены. Ими, как вскоре выяснилось, оказались майор Шмитке, заместитель начальника артиллерийского склада, находившегося на территории бывшего пионерского лагеря, и ефрейтор Фрайденберг, писарь. Из-под соломы, наваленной на сани, извлекли корзинку из ивовых прутьев с разной снедью и двумя бутылками шнапса и кожаный портфель с документами. Среди них была схема расположения склада и его охраны.
— Вот это улов, вот это класс! — от души радовался сержант Корытов. — А ты, Сандыбай, сомневался. А лошадь-то какая, ты только глянь, Алимхан!
А Сандыбаев уже и сам по-хозяйски оглаживал смирно стоявшую лошадь. Она напоминала ему родные степи Казахстана, родной колхоз, где он был конюхом. Алимхан до страсти любил коней и относился к ним как к разумным существам. И сейчас, забывшись на мгновение, он ласково похлопывал лошадь по шее, теребил ее холку, что-то приговаривая на родном языке.
Словно очнувшись, Сандыбаев решительно подошел к командиру взвода:
— Товарищ старший лейтенант, разрешите забрать коня и подарить леснику. Не оставлять же его немцам.
Алексеев чуть было не согласился, но внезапно его осенила какая-то мысль:
— Это хорошо, Алимхан, что ты так любишь лошадей. Молодец, что и про старика вспомнил. Но есть вещи поважнее. Придется лошадку все-таки вернуть фашистам. Вернее, она сама вернется в то место, откуда вышла, где ее конюшня. Верно я говорю, Сандыбаев?
— Все верно, только…
— Помолчи… Хохлов!
— Есть Хохлов, товарищ старший лейтенант.
— Давай-ка сюда корзинку со всем ее содержимым. Так, облупи пару яиц, если хочешь, сжуй их, а скорлупу высыпь в сани. Теперь водку давай. Открой, бутылку вылей больше половины в снег…
— Товарищ старший лейтенант, зачем же добро губить! Давайте я ее путем опробования уничтожу…
— Разговорчики! Делайте, что говорю.
— Ну, сделал, хотя…
— Вот тебе и «хотя». Закрой бутылку пробкой и в соломку ее поставь аккуратненько, чтобы горлышко чуть виднелось и кружечку их алюминиевую рядом брось.
— Ох, здорово, товарищ старший лейтенант, — восхищенно произнес Хохлов. — Вернется, значит, конек без пассажиров. В чем дело? А в санях пузырек недопитый и все такое. Выходит, загуляли майор с ефрейтором и нечего паниковать…
— Вот именно, дошло наконец? Сандыбаев, заворачивай экипаж назад…
А тем временем в разведывательной группе старшего лейтенанта Брандукова события развивались так. Еще при подходе к шоссе Клин — Новопетровское у жителей деревни Тиликтино разведчики узнали, что в доме отдыха Высоково фашисты разместили склад горючего. Не теряя времени, группа направилась к нему и вскоре скрытно подобралась к его ограждению. Младший сержант Кострикин и рядовой Грищенко насчитали за колючей проволокой тридцать больших цистерн, стоявших в земельной обваловке и на открытых площадках.
На двух невысоких деревянных вышках несли охрану одиночные часовые. Спасаясь от мороза, они часто спускались вниз и устраивали пробежки по тропинке вдоль проволочного забора. У въезда на склад белел облепленный снегом небольшой кирпичный домик. У входа в него стоял солдат с карабином. По всему было видно, что там размещался караул, откуда выходили вооруженные карабинами солдаты для смены часовых на вышках. Ближайшие же бараки, в которых могла размещаться обслуживающая склад команда, находились в 800—900 метрах от караульного помещения. Подходы со стороны леса были скрытыми и не охранялись. На складе, несмотря на плохую погоду, было людно: беспрерывно въезжали и выезжали по дороге, ведущей к Клину, бензовозы на колесном и гусеничном ходу…
Обо всем замеченном Кострикин и Грищенко доложили Брандукову, который, помня указания командира и комиссара, нападать на склад днем не стал, так как еще не была известна численность охраны. Одно дело взвод. А если рота, да еще поставленная на лыжи? Можно провалить операцию. Поэтому было решено устроить засаду на шоссейной дороге севернее дома отдыха и захватить «языка».
Меж тем короткий зимний день угасал, быстро надвигались сумерки. Вьюга не унималась. Ветер, крепчая, посвистывал в дулах автоматов, скрипел сухостоем.
Дорогу Новопетровское — Клин, как убедились днем разведчики, гитлеровцы расчищали и содержали в проезжем состоянии. По ней от железнодорожной станции Волоколамск осуществлялось снабжение горючим, боеприпасами, продовольствием немецких частей и дивизий, наступающих на Московском направлении с запада и северо-запада. Однако разыгравшаяся к вечеру вьюга сделала дорогу во многих местах почти непроходимой.
Уже начало темнеть, когда разведчики залегли в засаду у шоссе. Ветер все усиливался, вздымая снежные вихри. Видимость не превышала 100—150 метров.
— В такую погоду хороший хозяин собаку не выгонит из дома, — сказал невесело сержант Ломов. — У нас, в Сибири, зима суровая, но такой свистопляски я еще не видел. Зря сидим…
— Э, не скажите, нужда заставит пироги со сметаной лопать. Глядишь — кому-то да приспичит или на заправку приехать, а то прошвырнуться на предмет выпить и закусить или их офицерье в Клин шастает к милосердным сестрам, — рассуждал рядовой Метальников.
Словно в ответ на его слова, на шоссе мутно вспыхнули и тут же погасли автомобильные фары. Донеслось сердитое, натужное рычание мотора, визг буксующих в снегу колес.
— Вот они, долгожданные, — весело сказал командир взвода. — Берем живьем. Ломов, Метальников и ты, — указал на третьего, — за мной. Остальным — прикрывать нас огнем.
Командир взвода и трое разведчиков перебежками бросились наперерез машине. В азарте они действовали недостаточно скрытно. Их заметили находившиеся в машине и открыли огонь. Бежавший впереди бойцов Брандуков, словно споткнувшись, неловко упал на дорогу. Увидев это, бойцы, находившиеся в засаде, как по команде, разом ударили по машине из всех видов оружия. Автомобиль круто вильнул, съехал в кювет и заглох. Выстрелов из него уже не раздавалось.
Бойцы в первую очередь устремились к командиру взвода. Но он уже вставал сам, морщась и прижимая к левому плечу рукавицу, из-под которой сочились алые струйки крови, расплываясь в багровое пятно, опустившееся почти до пояса.
— Погодите, — остановил он подбежавших к нему разведчиков и нетвердыми шагами направился к машине. Кто-то открыл переднюю дверцу. Из нее вывалился солдат-водитель и ткнулся головой в снег. На заднем сиденье, словно отдыхая, откинулись на спинку два офицера в шинелях с меховыми воротниками, в фуражках с наушниками. Оба были убиты наповал.
— Работнички! — то ли восхищенно, то ли возмущенно, прерывающимся голосом проговорил Брандуков. — Снайперы, мать вашу… Натренировали на свою голову. Хоть бы одного не добили.
— Обстановка так складывалась, — извиняющимся тоном проговорил кто-то. — Ну, и…
— Ну — баранки гну. Думать надо, а не палить почем зря…
— Товарищ старший лейтенант, — перебил Брандукова сержант Ломов, — вас перевязать надо.
— Ладно, валяйте. Да не ты, Ломов, тебе обыскать этих… господ офицеров, забрать документы и так далее. В общем — как учили.
— Машину сжечь?
— Не надо, а то «на огонек» кто-нибудь еще припожалует. А нам это сейчас не с руки.
— Есть!
Не прошло и пяти минут, как шоссе обезлюдело. Лыжники растворились в белесой мгле. Злая вьюга в считанные мгновения загладила все следы и хладнокровно стала наметать сугробы вокруг мертвого автомобиля.
Как позже выяснилось, командир взвода расстраивался напрасно. Изъятые у двух убитых офицеров документы содержали в себе столько ценных сведений, сколько, наверняка, не смогли бы сообщить те, кто их вез. Большой интерес представляла, например, карта с нанесенными на ней обстановкой 2-й танковой дивизии противника и позициями, как они представлялись гитлеровцам, наших войск. Любопытна была копия донесения командира этой дивизии генерала Люббе командиру танкового корпуса. В нем генерал докладывал своему шефу о больших потерях в танках и живой силе, о невозможности вести дальнейшее наступление без свежих резервов, без пополнения запасов горючего и боеприпасов, в чем соединение испытывает острую нужду. Далее в донесении с тревогой говорилось об активизации действий русских перед фронтом дивизии.
В карманах убитых офицеров были обнаружены письма, фотографии, пропуска на военный парад войск рейха на Красной площади в Москве. Позже было установлено, что такие пропуска выдавались ведомством Геббельса для поддержания морального духа всем офицерам, воюющим под Москвой.
В разведке в тот день неудача постигла только группу старшего лейтенанта Васильева. Она прошла более 12 километров на лыжах. Побывала в деревнях Зыково, Ушаково, Никитское, но нигде не обнаружила оккупантов. Гарнизоны этих деревень пять-шесть дней тому назад ушли ближе к линии фронта, подчистую забрав у местных жителей скот, птицу, все съедобное. Уходя на восток, фашисты хвастались, что они идут на последний и решающий штурм Москвы.
Разведчики трех групп вернулись на стоянку глубокой ночью. Добытые ими данные были обобщены и немедленно переданы в штаб фронта. Шевченко, довольный результатами разведки, от души хвалил разведчиков:
— Молодцы, хлопцы! Славно поработали. За один день укокошили несколько офицеров рейха. А какие трофеи захватили! Один пленный майор с его показаниями чего стоит. Правда, не повезло бойцам старшего лейтенанта Васильева. Но как говорится: у бога дней много, будем надеяться…
— Не нам не повезло, товарищ командир, а господам арийцам, — сконфуженно отшучивался Васильев. — Зачем им было искать смерть где-то, если мы могли бы прибрать их здесь. Понапрасну бы и сапоги не трепали.
Шевченко обернулся к Алексееву:
— Что будем делать с артиллерийским складом, Николай Федорович? Доложите ваше мнение.
— Понятное дело, товарищ командир. На воздух его, пользуясь пургой и пока немцы после исчезновения майора Шмитке не очухались.
— И бензосклад фашистов надо спалить, — добавил Брандуков. — Есть хорошие подходы для нападения и погодка — в самый раз, как по заказу…
Тут же было решено дать личному составу хороший отдых, затем продолжить наблюдение за объектами, а в первой половине ночи следующих суток взорвать их и уйти в леса за шоссе Клин — Новопетровское.